 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Олег ТруновСИЗО как "аргумент" следствия
(Реплика)
После вступления в действие нового Уголовно-процессуального кодекса РФ система следственных органов быстро адаптируется к новым правилам, упорно не желая отказываться от привычного содержания обвиняемых под стражей. Не будем останавливаться на тех уловках, к которым прибегает милиция для удержания человека под стражей более разрешенного законом срока, а обратим внимание на то, с какой целью это делается и какие преимущества системе дознания дает возможность "закрыть" человека.
Первый контакт вновь арестованного с персоналом изолятора (при обыске, медицинском осмотре, дактилоскопии, фотографировании, пребывании на так называемой "сборке") создает очень достоверную иллюзию полного отрыва от внешнего мира.
В первые дни пребывания в ИВС или СИЗО допросы, пусть даже проводимые с участием адвоката, порождают в сознании и душе арестованного бурю страстей, причем тем большую, чем меньшую вину чувствует арестованный. Условия изолятора подавляют возможности мыслить логически, умаляют волю к сопротивлению и веру в торжество справедливости. Эти первые допросы ведутся следователем таким образом, что волей-неволей даже невиновный человек (допустим и такой случай!) начинает понимать, что при неблагоприятном стечении обстоятельств он может получить срок. Даже если адвокат уверенно говорит о том, что доводы следствия необоснованны, доказательств недостаточно и собраны они с нарушением процессуального закона, сам факт лишения свободы и заключения в камеру оказывает столь сильное психологическое воздействие, что состояние арестованного можно считать эквивалентным состоянию аффекта. Давление обстоятельств и ситуации оказывается решающим в течение всего периода психологической адаптации арестованного к своему новому статусу и условиям жизни.
Ни следствием, ни законом не предполагается адаптационного периода, который бы позволил заключенному обрести душевный покой и дать логичные, хорошо обдуманные, объективные показания. Для человека, впервые переступающего порог тюремной камеры, на протяжении всего периода наиболее важных допросов и следственных действий основной заботой становится его положение в камере и естественный страх перед уголовным сообществом. И в этой ситуации меньше всего он опасается дать неверные показания!
У всех заключенных, особенно у "первоходов", поначалу существует психологический комплекс зависимости от следователя, надзирателей и т.п. Им кажется, что, если они скажут то, что требует следователь, их немедленно отпустят, и кошмар заключения прекратится.
Со временем это ощущение проходит. Заключенный адаптируется к тюрьме и начинает понимать, что любые обещания и уловки следователя направлены против него. Тюремная камера и сообщество становятся для него домом и опорой. Только теперь он способен в достаточно полной мере реализовать данное ему Конституцией право на защиту. Тем не менее суды считают наиболее достоверными именно первичные показания, при получении которых - и это очевидно - давление на подследственного было максимальным. Тот ужас неизвестности, который обрушивается на вновь арестованного, нельзя расценить иначе как преднамеренное и циничное давление следствия на человека с целью заставить его опорочить себя, дав показания, далекие от истины. В таких условиях не требуются даже побои!
Основной целью советской и постсоветской пенитенциарной системы являлось и является всяческое подавление личности человека, в нее попавшего. Следователю остается только, спекулируя на слабостях человеческой натуры, умело используя имеющиеся в его распоряжении рычаги манипуляций, тем или иным образом ввести заключенного в заблуждение, выгодное для следствия.
В условиях сотрудничества органов следствия с администрацией тюрем можно сломить дух даже наиболее "строптивых" и опытных заключенных: переводом из одной камеры в другую каждые 2-3 дня, содержанием здоровых заключенных в камерах, предназначенных для больных, начиная от "дурдома" и заканчивая камерой ВИЧ-инфицированных. Помимо этого, администрация, по просьбе следствия, для подобных заключенных через свою агентуру может создать в камере атмосферу нетерпимости и нервозности. Известны случаи, когда в течение года заключенный переводился из камеры в камеру более 50 раз!
Отдельно стоит сказать о давлении на заключенных системой доставки их в суд, что особенно ощутимо, если непрерывный судебный процесс тянется годами. После очередного судебного заседания и трех- пятичасовой тряски в битком набитом автозаке заключенный попадает в камеру в лучшем случае в 21-22 часа. Собирать же заключенных для отправки в суд начинают в 3-4 часа утра. И так изо дня в день! Судебное следствие постепенно превращается в фарс со спящими подсудимыми в главной роли. Можно ли после этого сказать, что обвиняемые не подвергаются давлению со стороны суда? В случае, если позиция защиты не совпадает с мнением суда, судья задает такой темп слушания дела, что подсудимые не в состоянии даже следить за развитием судебного разбирательства. Возможно ли, годами выезжая для проведения судебного следствия с короткими суточными передышками, сохранить волю к сопротивлению?
Декларируемый в Конституции принцип презумпции невиновности нарушается уже тогда, когда человека помещают в тюрьму. Условия содержания в наших СИЗО, несмотря на продолжающиеся и начинающиеся ремонты, нельзя назвать иначе, как непригодными для жизни. Сама система содержания заключенных в СИЗО больше похожа на систему пыток.
Учитывая вышеизложенное, можно ли считать, что следствие и суд не оказывают давления на подследственного и подсудимого самой системой предварительного заключения? И можно ли считать, что соблюдены принципы правосудия, что показания получены законно, а приговоры действительно справедливы?