 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Григорий ПаськоИсправление "горбатым"
Пожалуй, со времен "Записок из Мертвого дома" Достоевского российская пенитенциарная система изменилась не слишком сильно. Во всяком случае, ее основа - подавление человека вместо его исправления - осталась прежней. (Честно говоря, я не знаю, можно ли вообще исправить человека.)
Мне довелось отбывать часть накрученного мне срока наказания в колонии строгого режима. Поэтому я считаю, что имею право высказать свое, пусть даже субъективное, мнение на этот счет.
Что собой представляет строгий (или на "фене" - "горбатый") режим? В Уголовно-исполнительном кодексе РФ записано, что осужденным в колонии строгого режима разрешается расходовать на приобретение продуктов питания 40 процентов минимального размера оплаты труда, иметь три краткосрочных и три длительных свидания в течение года, получать четыре посылки или передачи и четыре бандероли в течение года. Собственно, это и есть главные отличия от двух других видов режима - общего и особого.
Здесь я бы обратил внимание на то, что законодатель, формулируя норму закона, заранее поставил себя в позицию обвиняющей стороны, стороны предвзятой и явно обладающей психологией чиновника советских времен. Иначе с чего бы это он записал "разрешается" вместо "имеет право"? Ведь по приговору человек лишен свободы передвижения, а не свободы, скажем, приобретать продукты питания. Наказание, как записано в Уголовном кодексе, имеет целью восстановление социальной справедливости и исправление осужденного. Неужели кто-то всерьез и до сих пор полагает, что можно исправить человека лишением его возможности общаться с семьей?
В последнее время мне часто доводится слышать фразу: "Законы у нас хорошие..." Смею утверждать, исходя из личного опыта, что Уголовно-исполнительный кодекс и Закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений в Российской Федерации" - отвратительны и античеловечны. Зачастую они не соответствуют и даже противоречат тем декларативным нормам, которые записаны в Уголовном кодексе РФ и особенно - в Конституции Российской Федерации. Я уж не говорю о нормах международного права. Один из ярких примеров: статья 37 Конституции РФ гласит: "Принудительный труд запрещен". В то же время статья 103 УИК РФ констатирует: "Каждый осужденный к лишению свободы обязан трудиться..."
В колонию строгого режима может сразу попасть человек, впервые осужденный. Там он, вопреки еще одной декларативной норме закона, содержится вместе с рецидивистами, а не с такими же, как и он, впервые осужденными. В УИК записано [1] [1 Статья 8.], что "уголовно-исполнительное законодательство основывается на принципах законности, гуманизма, демократизма, равенства осужденных перед законом, дифференциации и индивидуализации исполнения наказания...". Но в чем состоит гуманизм и демократизм? Я, к примеру, этого так и не понял. Может быть, в том, что разрешено три свидания в год с женой и детьми? Или равенство состоит в том, что одним зекам свидания разрешают три раза в год, а другим, за соответствующую мзду, три раза в месяц? А что такое дифференциация и индивидуализация? (Я не встретил ни одного сотрудника колонии, который смог бы без запинки произнести эти два слова. Представьте себе, как хохотали некоторые, когда я им разъяснил значение этих слов.) Дифференциация, видимо, в том, чтобы человека, имеющего два высших образования, заставить работать столяром, плотником и грузчиком одновременно. При этом диспетчерами на производстве, библиотекарями, завхозами и прочее ставить только тех, кто проявил личную лояльность к администрации колонии.
Статья 9 УИК гласит: "Исправление осужденных - это формирование у них уважительного отношения к человеку, обществу, труду, нормам, правилам и традициям человеческого общежития". Формирование "уважительного отношения к человеку" начинается еще в вагоне "столыпина", когда конвоиры по 5-6 часов не выводят в туалет, при выводе лупят дубинками по спине (чтоб пошевеливались), когда псы хватают зубами за руки-ноги (чтоб рефлекс не потерять). Продолжается формирование в карантине, где угрозами, матами-перематами человека ломают с первых же минут пребывания в лагере.
Один очень уж ретивый капитан пытался доказать зекам, что они носят длинную прическу. При этом он ни разу не сослался на норму закона, в которой говорилось бы о том, какой именно длины должна быть прическа. То есть неконкретная норма закона - а это в наших законах встречается сплошь и рядом - дает повод не очень умным и честным лицам трактовать ее как угодно, в нужную для себя сторону.
Примеров несоответствия законодательства здравому смыслу можно привести немало. И правозащитники приводят их в своих докладах предостаточно. Но - воз и ныне там. Почему? Потому что это выгодно сотрудникам системы УИН, а особенно - рудиментарному ее придатку, так называемым "оперативным работникам". Не секрет ведь, что именно оперработников (их называют "кумовьями") используют для оказания давления на подследственных в СИЗО и на осужденных в тюрьмах и лагерях.
Деятельность и полномочия этих оперативников предусмотрены статьей 84 УИК РФ. В ней сказано, что задачами оперативной работы в ИУ являются обеспечение личной безопасности осужденных, предупреждение готовящихся преступлений и нарушений порядка, содействие в выявлении преступлений, совершенных до прибытия в исправительное учреждение.
На деле получается, что личную безопасность для заключенного оперативник может обеспечить только путем помещения его в одиночную камеру штрафного изолятора. Бесконечно долго держать осужденного там нельзя. Значит, безопасность гарантируется лишь на определенное время. Да и ШИЗО на самом деле - не абсолютная гарантия: убить могут где угодно и когда угодно. Подчас это происходит не без ведома оперов.
Предупреждение преступлений - тоже эфемерная задача. Зеки в лагере очень редко решаются на что-либо серьезное. Они знают, что в этом случае им добавят срок "на полную катушку". А вот опера для отчетности нередко сами (при помощи своих "стукачей") придумывают преступления и нарушения и подают эти "сведения" начальству в виде рапорта о раскрытом или предупрежденном правонарушении. Именно так, когда я случайно порезался на производстве, опера пытались наскрести доносов и бумажек для возбуждения в отношении меня уголовного дела "по факту членовредительства". И ведь наскребли бы, останься я в лагере!
Настоящий цирк получается, когда оперативники "выявляют преступления, совершенные до прибытия осужденных в ИУ". Происходит это так. Оперок заходит в отряд с "дипломатом" чая и сигарет. (Иногда, говорят, и с наркотиками.) И по очереди вызывает желающих сознаться "в совершенном преступлении". Желающие находятся. Это, как правило, самые малоимущие, у которых нет помощи ("подогрева") с воли, а курить и чифирить очень хочется. Им на ходу сочиняют "деляну", придумывают обстоятельства якобы совершенного преступления. За основу при этом берется какой-нибудь "висяк" в каком-нибудь РОВД. Дело чаще всего закрывают по истечении срока давности или по другим основаниям. Оперок ставит себе галочку и уходит. До следующего раза. Я знаю одного осужденного, который "сознавался" в убийстве несколько раз. При этом за основу своих "преступлений" он брал ... сюжеты американских боевиков.
Очевидно, что оперативные работники - инородное образование в системе ГУИН, и избавляться от него нужно немедленно.
Есть в российской исполнительной системе (речь не столько об УИН) одно отвратительное явление: наличие ведомственных приказов и инструкций, появляющихся как бы вдогонку существующему федеральному закону, как бы в целях разъяснения (для идиотов, что ли?) норм закона. При этом нередко положения самого закона искажаются до неузнаваемости. У этих ведомственных приказов-инструкций есть одна забавная "фишка": они, как правило, носят гриф "секретно" или "совершенно секретно". Самое страшное, однако, даже не само наличие этих противозаконных актов, а то, что суды используют их для обоснования обвинительных приговоров. (Хотя это прямо и категорично запрещено Конституцией РФ.) [1] [1 Статья 15, ч. 3.]
У уголовно-исполнительной системы тоже есть свой "конек" - правила внутреннего распорядка (ПВР) в исправительных учреждениях. Именно на них, а не на закон ссылается администрация лагеря, предъявляя свои требования к осужденным. При этом сама администрация регулярно нарушает закон. К примеру, краткосрочные свидания никогда не бывают дольше двух часов, хотя по УИК положено четыре часа. Другой пример: согласно УИК, продолжительность рабочего времени осужденных к лишению свободы устанавливается в соответствии с законодательством России о труде. В КЗоТе записано, что "нормальная продолжительность рабочего времени <...> не может превышать 40 часов в неделю". Стоит ли говорить, что в лагере она превышает эту установленную норму, а рабочая неделя - не пятидневная, а шести- и даже семидневная?
Хотелось бы обратить внимание и на иезуитские формулировки в правилах-инструкциях, да и в законах тоже. К примеру, в ПВР о различного рода построениях говорится: не менее сорока минут. В то же время о прогулках сказано: не более одного часа. Казалось бы - мелочь: не менее, не более... На деле же сотрудники администрации рассуждают (и свои рассуждения активно внедряют в жизнь) так: если не менее сорока минут, значит, час - тоже нормально. А если дело касается отдыха заключенных, прогулок, свиданий, они рассуждают иначе: если не более часа, значит, и двадцати минут достаточно.
Иными словами, неконкретные формулировки позволяют недобросовестным представителям государства, по сути, обворовывать осужденных. (И без того, кстати, униженных условиями содержания до животного состояния.) В таком случае, чем государство, ворующее остатки прав заключенного, лучше самого заключенного, сидящего за воровство курицы или мешка картошки? Да ничем. И даже хуже, потому что прикрывается законом.
Правда, у меня есть подозрение, что законодатель сознательно создает неконкретные нормы закона, оставляя лазейки, возможности для неоднозначной трактовки тех или иных положений.
О несоответствии российского уголовно-исполнительного законодательства международным конвенциям в области прав человека и говорить не приходится. Разнокалиберных нарушений с российской стороны - сотни, а то и тысячи. Достаточно вспомнить условия содержания и материально-бытовое обеспечение заключенных в СИЗО, тюрьмах и лагерях. Но и в этих случаях законодатель застраховал себя туманно-стыдливой формулировкой закона: часть 4 статьи 3 УИК РФ гласит, что рекомендации международных организаций по вопросам исполнения наказаний и обращения с осужденными реализуются Россией "при наличии необходимых экономических и социальных возможностей". Правомерен, на мой взгляд, вопрос: если у вас нет в наличии возможностей, то какого, извините, черта вы полезли в калашный ряд? И еще: деньги на десятилетние войны с собственным народом имеются, а на человеческое содержание зеков, выходит, их нет.
Тоталитаризм проявляется не только в отсутствии свободы слова, политическом однообразии, насаждаемой идеологии...Он еще и в навязчивых попытках приукрасить ложь, обрядить ее в одежды правды: глядишь, не сразу заметят. Интересно, что действительно замечают не сразу и далеко не все. Или не хотят замечать? По принципу: мне что, больше всех надо?
Конечно, законы надо менять. Приводить их в соответствие с нормами международного права. А для начала вычеркнуть из них такие формулировки, которые позволяют федеральным органам исполнительной власти принимать свои, подзаконные, нормативные акты. В том числе и по вопросам исполнения наказаний.
...Однажды в газете "Иностранец" я прочитал интересные рассуждения об абсурдности некоторых приказов. Вот цитата: "Абсурдные приказы имеют смысл инструмента власти: поставить распоясавшегося подчиненного на место <...> Абсурдные занятия могут иметь и смысл кары, поскольку нет большего наказания для существа разумного, чем лишенная смысла деятельность. Но существам разумным свойственно приспосабливаться. Приспособиться к абсурду можно, лишь приняв его за норму..."
Получается, что если абсурд возведен в норму, скажем, закона, то к нему не можно, а даже нужно приспособиться? А может, все-таки лучше изменить норму? И как долго абсурд может оставаться нормой?
В правилах внутреннего распорядка в ИУ записан запрет осужденным иметь копировальную бумагу, красные и зеленые карандаши, всякой одежды больше двух пар, одежду, похожую на "гражданскую"... Абсурд? По-моему, да. По мнению составителя правил - норма. Дело в том, что законодатель и "законоприниматель" на одни и те же вещи смотрят из разных окопов. И оба страшно не доверяют друг другу. Этакая скрытая форма гражданской войны. На самом деле на зонах и в тюрьмах у зеков есть и бумага, и карандаши цветные, и одеколон... А в той колонии, где мне довелось быть, есть еще и деньги. Спросите: зачем они? А вот зачем. Раз в месяц по громкой связи на весь лагерь звучит команда: имеющим деньги можно отовариться в магазине. Имеющие идут и отовариваются. Стоящие рядом с магазином "кумовья" переписывают пришедших в тетрадки. И все спокойно расходятся. Таким образом государство в лице сотрудников администрации всегда имеет повод придраться к заключенным и даже наказать их за нарушение закона: ведь иметь деньги строжайше запрещено. Но государство никогда не признается в том, что оно сознательно провоцирует людей на нарушение закона и даже поощряет их в этом. И овцы сыты, и волки целы.
Этот пример я привел в доказательство очередной формы лжи: законом запрещено, а на деле - разрешено все. Ложью исправить преступника невозможно. Ложью его можно только убедить в правильности его нелюбви к законам и государству.
Говорят, недавно российский президент предложил парламентариям пересмотреть ВСЕ российские законы на предмет их соответствия друг другу и реальной действительности. Мне интересно, с каких начнут и сколько десятилетий на это уйдет. Лично мне уже очень не хочется абсурдность и нелепость некоторых из них доказывать своей судьбой.