 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Георгий ЦелмсАрест по суду
(новые правила и старый произвол)
Год назад (14 марта 2002 г.) произошло историческое событие, почти не замеченное широкой публикой: Конституционный суд России удовлетворил жалобу нескольких граждан, которые сочли, что их арест, произведенный с санкции прокурора, есть грубое нарушение Конституции. И действительно, вот уже почти девять лет наша Конституция провозглашает, что "Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению" (ст. 22). Но все эти годы провозглашенное Конституцией право грубо нарушалось. И вдруг Конституционный Суд отреагировал.
Злые языки тогда говорили, что "спохватиться" суду помог заместитель главы президентской администрации Д. Козак, который, будучи куратором судебной реформы, хотел ввести эту норму с 2002 года, а не с 2004-го, как наметили законодатели. Россия на то и Россия, чтобы все реформы исходили в ней исключительно по приказу высшей власти...
Арест по суду считается чуть ли не главным победным итогом судебной реформы. Как уверяют нас, введение только одной этой прогрессивной нормы закона непременно приведет к снижению числа арестантов (по данному позорному показателю мы прочно удерживаем лидирующее место в мире). И уже сделано торжественное заявление, что "с произволом при аресте покончено".
Главный аргумент: чуть не вдвое сократилось количество арестов. Отныне ведь выбор крайней "меры пресечения" происходит публично, гласно, при участии самого кандидата в арестанты, его защитника и т.д.
Цифры вроде бы это подтверждают. Так, например, за два месяца прошлого года было арестовано всего 36 тысяч человек. Раньше такова была месячная "норма". Однако торжествовать явно рано. Так если за первый месяц после вступления в силу нового закона по решению суда лишено свободы 13 тысяч, то за следующий месяц - уже 23 тысячи. Количество арестованных по новому закону хоть и медленно, но постоянно растет. Похоже, суды успешно осваивают прокурорскую практику и в самое ближайшее время мы выйдем на те же показатели, что и прежде...
Помня о том, как часто нас обманывали, подсовывая нам в демократической оболочке всякие пакости, посмотрим на перемены внимательнее. И поможет нам в этом заслуженный юрист России Сергей Пашин.В 1993 году он начинал судебную реформу, потом работал судьей. И когда не находил в обвинении убедительных доказательств, нашей традиции вопреки, оправдывал подсудимого. За что в конце концов и был вынужден расстаться с судейской мантией.
- Сама по себе эта конституционная норма конечно же во благо гражданам, - говорит С. Пашин, -но анализировать последствия ее внедрения необходимо в контексте нового УПК, который я как-то назвал "гибридом водопровода и канализации".
Определенный опыт ареста по суду у нас уже есть. Я имею в виду административный арест (до 15 суток), когда судья, частенько не вникая в суть дела и даже не взглянув подсудимому в глаза, легко идет навстречу оперативникам, позволяя таким образом им "прессовать" арестанта. Если еще учесть, что в наших судах преобладает явно обвинительный уклон, особых надежд питать не приходится.
Кроме того, согласно новому УПК, если судья сочтет представленные ему улики недостаточными для ареста, он может продлить задержание еще на 72 часа. Понимай так: если операм и следователям не хватило двух суток задержания для "изобличения правонарушителя" - вот вам еще трое суток. Работайте - старайтесь. А ведь, казалось бы, элементарно: нет оснований для ареста - выпускайте задержанного немедленно на свободу.
Согласно УПК подсудимый может отвести судью, рассматривающего дело по существу, если, скажем, тот же судья давал согласие на его арест. И это абсолютно справедливо, ведь дав санкцию на арест, судья уже убежден в виновности арестанта. С этой своей убежденностью, а точнее предубежденностью, он и будет судить. Но мотив подобного отвода судьи как бы законсервирован. Ведь судейское сообщество не располагает необходимым количеством судей. Работы-то прибавилось.
Кстати, увеличение судейского корпуса происходит за счет прокурорских работников, оставшихся после передачи их "арестных функций" не у дел. И уже одно это усиливает обвинительный уклон отечественной Фемиды.
Сотрудник Фонда гражданских свобод Юрий Александров, который пенитенциарную систему знает не понаслышке, так как немало лет проработал в колониях, а теперь защищает права заключенных, видит, насколько далеки от реальности внешне вполне "цивилизованные" нормы нового закона:
Действительно, новый УПК предусматривает, что постановление об аресте должно приниматься с учетом многих факторов - состояния здоровья, социального статуса обвиняемого и пр., - а не только тяжести обвинения, как было по старому УПК. Раньше, если за вменяемое преступление полагалось не менее двух лет заключения, санкция на арест давалась почти автоматически, хотя и в старом УПК предписывалось учитывать, может ли подследственный убежать, помешать следствию и так далее. Сейчас же одной тяжести совершенного преступления недостаточно. Но судья всегда "по внутреннему убеждению" может любого человека счесть склонным к побегу, к воздействию на следствие... Так чаще всего и происходит.
Вроде бы сегодня у суда есть выбор. И наряду с арестом существует освобождение под залог или даже домашний арест. Причем суд решает, каким конкретно он должен быть. Запретить, скажем, покидать свое жилище после 22 часов или запретить встречи с определенными лицами... Контроль за этим возлагается на органы внутренних дел. Но судьи прекрасно знают, что сегодня для милиции это непосильная задача. Не приставишь же на круглосуточное дежурство к дому арестованного милиционера. Вот и не применяют такую "меру пресечения". И, думаю, нескоро еще будут применять.
В европейских странах человека, находящегося под домашним арестом, "окольцовывают" электронным браслетом - на пульте управления всегда видны все его перемещения. У нас же на подобную "роскошь" конечно же нет денег. Кстати, тут мы подошли к важной проблеме, когда право дано, а реализовать его человек не может. Наше законодательство вроде бы пытается соответствовать международным стандартам, а в итоге получается как со "сталинской" конституцией - права только декларируются.
Добавлю к этому, что у судьи, принимающего решение, арестовать или не арестовать подозреваемого (обвиняемого), очень мало о нем информации. Да, судом запрашиваются кое-какие справки - с места жительства, с места работы...В случае если кандидат в арестанты успел (сумел) обзавестись защитником, тот раздобудет парочку положительных характеристик. Но главными информаторами суда остаются работники дознания и следствия. А уж они-то стараются изо всех сил. В такой ситуации нетрудно представить себе, какую меру пресечения выберет судья. Да и вообще арестовать всегда спокойнее. Не убежит, не скроется. И всегда под рукой у следователя. А если потом вдруг окажется, что арест был применен незаконно, нетрудно решение отменить. За напрасный арест у нас, как правило, никого не наказывают. А вот если освобожденный "по подписке о невыезде" даст деру, судье неприятностей не избежать...
Произвол при аресте отнюдь не ограничивается решением, лишать ли свободы человека до суда или нет. Произволом густо пропитана вся дорога задержанного и обвиняемого. Расскажу в этой связи историю злоключений Вячеслава Григорьева, в прошлом эксперта ООН, депутата Моссовета первого (демократического) созыва, шестидесятитрехлетнего человека с безупречной репутацией. Когда его арестовали в первый раз (по обвинению в мошенничестве, которое ныне почти рассыпалось и скорее всего так и не дойдет до суда), ему сразу же дали понять, что "арестант - это пыль лагерная".
Оперативники и работники изолятора временного содержания Люблинского РОВД столицы, годящиеся ему в сыновья, а то и во внуки, "тыкая", кричали на него, угрожали дубинкой: "Мордой к стене!", "Ноги шире!", "Только пикни!" И мать, мать, мать...
Григорьева заставили раздеться догола, десять раз присесть, затем заглядывали ему в задний проход... Делалось все это отнюдь не по злобе, а потому что так принято и положено. Здесь, за решеткой, ты не ученый, не пожилой, заслуженный человек, а зек, зек паршивый, преступник.
Вроде бы все знают, что только суд имеет право назвать человека преступником, но здесь действует другой принцип: раз попал сюда, значит, виновен, значит, ты уже пыль лагерная. "Презумпция невиновности" на русский, как известно, не переводится. А ведь Григорьева взяли не на воровской малине, а когда он выходил из здания Арбитражного суда, где не без успеха оспаривал предъявленные ему обвинения. Даже в камере, среди отпетых уголовников, он не испытывал подобного к себе отношения. Там и с возрастом его считались, и со знаниями. Особенно юридическими.
Естественно, Григорьев потребовал положенного ему по закону адвоката. И - естественно - ему отказали.
Обыскивали его без понятых, в опись изъятого не включили найденные в кармане деньги. Впрочем, он опись подписал, так что сейчас ничего не докажешь. Надо отдать должное силе духа этого человека - он не впал в бессмысленную истерику, подчинился до поры грубой силе.
К моменту ареста Григорьев длительное время находился под следствием и аккуратно, как положено, являлся на допросы. Но следователь ГУВД Московской области В. Шамков, очевидно, решил, что за решеткой Григорьев станет более покладистым и даст "признательные показания".
Подобного мотива ареста УПК не предусматривает. Посему следователь мотивировал изменение меры пресечения якобы тем, что Григорьев воздействует на свидетелей. Никаких доказательств этого ему не потребовалось. (Тогда еще действовал старый УПК).
Спустя 50 дней пребывания на нарах Григорьеву удалось добиться решения суда о незаконности ареста, что в нашей практике равно чуду. Прокуратура опротестовала это решение, но вышестоящая судейская инстанция оставила его в силе. Свершилось еще одно чудо, и Григорьева выпустили. Однако злоключения его отнюдь не кончились. Дело в том, что Григорьев осмелился обратиться в суд с жалобой на незаконный арест. Вскоре он узнал, что "жаловаться опасно для вашего здоровья".
Вторично Григорьева арестовали на другой день после того, как он отнес жалобу в прокуратуру на работников милиции. Заодно прихватили и его жену Мишину. (В рамках уголовного дела по фактам мошенничества она тоже привлекалась в качестве подозреваемой.)
Официальное объяснение ареста было сенсационным - оказывается вот уже полгода Григорьев числился в розыске. Не являлся якобы на вызовы к следователю. В то время как его разыскивали будто бы по всей России, он неоднократно разговаривал со следователями милиции, с работниками прокуратуры, и есть тому неопровержимые доказательства. Протокол судебного заседания зафиксировал, например, что Григорьев и его следователь полемизировали в зале суда в самый разгар "розыска". Кстати, ни одной повестки, вызывающей Григорьева к следователю, ему не вручали. Расписки об этом нет.
И еще: если Григорьев стал вдруг беглецом от правосудия, то при чем здесь Мишина? Ее взяли в качестве заложницы?
Вполне логично предположить, что следствие по делу о мошенничестве зашло в глухой тупик, его предельные сроки вышли - вот следователи и придумали побег.
Впрочем, наверняка была и еще одна веская причина всему этому безобразию: как уже говорилось, Григорьев никак не хотел смириться с допущенным произволом и старался привлечь к уголовной ответственности всех тех лиц, которые были причастны к его первому незаконному аресту. Когда московские спецназовцы в масках ночью вломились к нему в квартиру (он в то время проживал у жены), разбив стекла лоджии и снеся дверь, они, повалив его на пол и избивая, приговаривали: "Это тебе за клевету на милицию! Будешь знать, как жаловаться!"
Избили Григорьева до полусмерти. Прыгали на его грудной клетке, молотили дубинками, пинали ногами по голове. Напрасно молила их семнадцатилетняя дочь Мишиной.
Может, Григорьев оказал сопротивление стражам порядка? Но такое фантастическое объяснение не посмели привести даже сами эти стражи. Да они и не привыкли обычно давать какие-либо "разъяснения" по подобным поводам.
Теряющего сознание пожилого арестанта отволокли в машину и отвезли в Савеловское ОВД. Там дважды пришлось вызывать "скорую". Рентген зафиксировал перелом двух ребер. (Последствия черепно-мозговой травмы сказались позднее.)
А теперь предлагаю читателям вспомнить телевизионные картинки из многочисленных документальных "криминальных сериалов" ("Криминальная Россия", "Очная ставка", "Вне закона", "Внимание: розыск!" и пр., пр.), а также криминальные кадры в новостных программах. Редкое задержание обходится без жестокого мордобития. И тележурналисты, комментируя события на фоне окровавленных, в синяках лиц "преступников", объявленных таковыми без суда, никогда не высказываются по этому поводу. Или по правовой безграмотности, или в знак благодарности, что разрешили снимать.
Так что произошедшее с Григорьевым отнюдь не редкость. И телевидение с успехом внедряет в наше сознание, что избиение при задержании - это норма...
Все месяцы заключения Григорьев чувствовал себя очень плохо. И чем дальше, тем хуже. Как только его и Мишину выпустили (помогли этому напор правозащитников, депутатов Госдумы, а также плачевное состояние здоровья Григорьева), они сразу же обратились к врачам. Григорьевым срочно занялись нейрохирурги. В мозгу в результате травмы образовалась гематома величиной в 160 кубических сантиметров, и она стремительно увеличивалась. Еще бы неделя-другая, и медицина оказалась бы бессильной.
Факты были бесспорными. И Савеловской прокуратуре пришлось возбуждать уголовное дело. За три месяца с момента его возбуждения Григорьеву удалось-таки навязать себя для допроса.
Состав преступления был налицо. Однако следователь Савеловской межрайонной прокуратуры Литвиненко после нескольких месяцев бездействия вынес постановление о прекращении уголовного дела "в связи с отсутствием состава преступления" (!).
В распоряжении следователя вроде бы были неопровержимые улики: справка о вызове "скорой" в ИВС, зафиксировавшая перелом ребер, заключение судмедэксперта А. Луковкина, в котором утверждалось, что "повреждения были причинены в результате ударов тупыми твердыми предметами...таковыми могли быть кулак, ноги, обутые в ботинки", а также показания свидетелей (жены и дочери Григорьева, которые присутствовали при избиении). Кроме того, имелись весьма красноречивые рапорты участников операции по захвату "опасного преступника, который может быть вооружен и оказать сопротивление". (Такую ориентировку они получили на пожилого ученого.)
Эти свидетели, они же участники, естественно, отрицали факт избиения, но при этом нет-нет да и проговаривались. Один сообщал, что жена задержанного почему-то бегала по комнате и обзывала сотрудников фашистами и садистами, говорила: "Зачем вы так его сапогами?" И просила вызвать "скорую". Другой рапортовал, что когда он вошел в квартиру, в кухне (там все и происходило. - Г.Ц.), услышал шум борьбы. Третий и четвертый в один голос признавали, что задержанный никакого сопротивления не оказывал. То есть понятно, что это была за "борьба". Пятый поначалу отрицал, что Григорьева выносили на руках (скорее всего выволакивали. - Г.Ц.), но потом вдруг уточнил: "Вернее, сейчас я вспомнил, что выносили мы вчетвером". Так его уточненное показание удалось привести в соответствие с показаниями его коллег, что "поскольку Григорьев отказался подниматься с пола и идти в машину, его вынесли на руках". Восемь бравых милиционеров не могут иначе справиться с пожилым человеком? Им удобнее нести его с третьего этажа? Деталь: перед "выносом" с Григорьева почему-то снимают наручники... Да не мог скорее всего идти Григорьев сам! Вот и вывели его, как написал один спецназовец, "за руки и за ноги".
Но происхождение столь серьезных травм все-таки надо как-то объяснить. И объяснение находится. Оказывается, Григорьев, когда его выносили, так сопротивлялся, что пришлось его с трудом заталкивать в машину. При этом, очевидно, и сломались два ребра. А позднее потребуется помощь нейрохирурга. Кстати, один из участников операции (Терехов) покажет, что отказался заталкивать Григорьева в машину, так как "она была слишком тесной". Видно, состояние Григорьева было столь плачевно, что Терехов скорее всего побоялся (посовестился?) соучаствовать в преступном деянии. Если побоялся, то напрасно - следователь никакого криминала здесь не обнаружил. "Факт умышленного причинения телесных повреждений Григорьеву сотрудниками милиции не нашел подтверждения", сделает вывод Литвиненко и прекратит уголовное дело.
Впрочем, его более опытный начальник, заместитель прокурора Владимир Штыров, поначалу это прекращение не утвердит. И потребует от Литвиненко провести еще ряд следственных действий, что тот послушно выполнит. Точнее, сымитирует действие. Например, заменит рапорты допросами, но при этом не задаст допрашиваемым ни одного вопроса. И проведет очные ставки, которые не снимут ни одного противоречия. Главной своей козырной картой следователь Литвиненко, прекративший дело вторично, очевидно, счел ошибку Григорьева относительно обуви спецназовцев. Григорьев утверждал, что его избивали ногами, обутыми в черные ботинки, а на спецназовцах были черные кеды. Надо ли тут что-то комментировать?
На сей раз заместитель прокурора Штыров сочтет прекращение уголовного дела вполне мотивированным.
Рассматривая несколько десятков листков - плод почти полугодового расследования юриста второго класса Литвиненко - я задавался вопросом: что это такое? Малограмотность "второклассника"? Бессовестность халтурщика? Иди же неодолимое желание не сдавать своих? Вероятно, на все три вопроса можно ответить утвердительно. Однако малограмотность и халтура выдают с головой тенденциозность следователя. А если он чуть подучится, понатореет, это обнаружить будет намного труднее.
Сейчас Григорьев в суде пытается доказать, что второй арест его и его жены был столь же незаконным, как и первый. А объявленный якобы розыск (причина изменения меры пресечения) - не что иное, как фальсификация. В связи с этим приведу интересную подробность. Недавно на пенсию был отправлен заместитель прокурора Московской области П. Вилков, тот самый, который в свое время санкционировал этот арест. На пенсию (не в тюрьму!) ему пришлось уйти после ряда скандальных публикаций в прессе. В них, в частности, рассказывалась история "солнцевского" криминального авторитета Примакова, которого задержали за разбой, он при этом оказал оперативникам вооруженное сопротивление. С легкой руки Вилкова уже через три часа после задержания бандит был выпущен, дав подписку о невыезде. И, конечно, тотчас же ударился в бега. Бегает он до сих пор. И это в биографии Вилкова не единичный случай...
Какие бы замечательные статьи ни вписывали законодатели в УПК, само по себе это не ограничит произвол, если должным образом не будет работать институт адвокатуры. У нас сегодня на всю Россию адвокатов меньше, чем в одном Нью-Йорке. Спрос, как говорится, порождает предложение. А спрос у нас чрезвычайно низок, точнее, низка платежеспособность населения - большинству услуги адвокатов не по карману. В особенности это касается несовершеннолетних правонарушителей - малолеток. От многих из них родители отказались. Да и те, кто и хотел бы помочь своему грешному дитяти, чаще всего не в состоянии этого сделать. Вот и получается, что самые беззащитные остаются без защиты.
Расскажу в этой связи о посещении СИЗО N1 г. Курска - камер для малолеток. Этот следственный изолятор, а точнее его новый корпус, прославлен на всю страну. Была даже публикация, назвавшая этот изолятор коммерческим. Происхождение подобной "утки" вполне объяснимо - изолятор действительно поражает воображение: условия содержания заключенных здесь соответствуют стандартам! Пока не европейским, а только российским. Но и это для нас невиданная роскошь. На каждого зека, например, приходится, как положено по закону, не менее четырех квадратных метров площади. В остальных же СИЗО России - лишь два, полтора, а то и меньше.
Образцово-показательный корпус изолятора (чистое белье на койках, холодильник, телевизор, нормальный клозет) населяют в основном женщины и подростки. В хороших условиях конечно же сидеть лучше, чем в плохих. Но еще лучше - вообще не сидеть. И это во многом зависит от адвоката. Из-за правовой незащищенности и юридической безграмотности многие попадают сюда зря.
Заходим к подросткам (5-6 человек в камере) и задаем всем один вопрос: давно ли встречались со своим защитником? К некоторым адвокаты похаживают часто. Родители их сумели заплатить требуемый гонорар, и адвокаты его честно отрабатывают. Но у абсолютного большинства юных арестантов адвокат "назначенный". То есть он вынужден защищать своего подопечного за гроши, выделяемые казной (чуть больше 50 рублей в день).
Несовершеннолетним защитник положен по закону вне зависимости, хочет обвиняемый этого или нет. Как слепым, глухим, умственно неполноценным, которые не в состоянии себя защитить. Но у большинства родителей, как уже говорил, денег на то, чтобы нанять адвоката, нет. Вот и назначаются адвокаты, согласно закону, как бы на субботник. Энтузиазма ждать от них, естественно, не приходится.
В "камерных разговорах" выяснилось, что защитники, закону вопреки, частенько игнорировали такие обязательные процедуры, как участие при аресте, при допросах, следственных экспериментах... Были случаи, если верить нашим собеседникам, когда и обвинительное заключение выносилось без их участия. Не присутствовали будто бы адвокаты иногда и при ознакомлении обвиняемого с делом. Правду ли говорили нам юные арестанты? Тут бы заглянуть в официальные бумаги и проверить наличие адвокатских подписей. Хотя такая проверка может оказаться напрасной, ведь никто не станет оставлять следы беззакония на бумаге. Не исключено, что адвокатские подписи где надо поставлены. Как же понять, свидетельствуют ли они об участии адвокатов или лжесвидетельствуют?
Впрочем, при нормальной проверке подобный ребус легко разгадывается. Так, курский адвокат Л. Раскин, взявшись по инициативе Фонда гражданских свобод за защиту подростков (Фонд оплачивает услуги защитников для малолеток) узнал, подобно нам, в камере, что защитник к подсудимому не являлся. В частности, ознакомление с делом проходило без него, а это является грубым нарушением УПК. И хотя в соответствующем протоколе значилось, что адвокат, мол, был, Раскин поверил на слово "малолетке". Хотя бы потому, что целых три тома дела (12 эпизодов, 900 страниц!) были просмотрены якобы за один час. Наличие адвоката такую скорость чтения важнейшего документа исключало. Однако Раскин на этом не остановился, он запросил администрацию СИЗО: кто посещал его подопечного в день "Х"? Оказалось, никто. Они попались на лжи, что и дало возможность адвокату добиться в суде отправления дела на доследование, а потом и оправдания подростка - явно сфабрикованное "дело" просто рассыпалось. Не будь адвоката - проходить бы малолетке тюремные университеты...
Реформаторы считают также крупной своей победой норму в новом УПК, которая предписывает не считать доказательствами обвинения все, что добыто в отсутствие защитника. (Если, понятно, подследственный сам не отказался от защиты.) Вроде бы достигнута крупная правовая победа. Только как ею воспользоваться? Применение этой нормы, естественно, должно увеличить спрос на адвокатские услуги. Ведь арестованному требуется защитник уже с первых часов задержания. Но где взять денег на его оплату? Как показывают исследования, не более 20% арестантов могут воспользоваться платным адвокатом. Остальным остается надеяться только на защитника, оплачиваемого государством. Государство, как уже говорил, платит гроши. Соответственно плате и работа.
ИВС и СИЗО - самые тяжелые участки пенитенциарной системы. А ведь сидят здесь люди, еще не признанные судом виновными. И стало быть, невиновные сидят подолгу и в пыточных условиях.
Условия содержания в курском СИЗО, о котором шла речь выше, редкое исключение.
Как-то англичане, приехавшие к нам по обмену тюремным опытом, пришли в изумление, встретив в московском СИЗО женщину, которая полтора года ждет суда. А недавно Конституционный Суд РФ принял к разбирательству жалобу зека, который провел в СИЗО семь с половиной лет. И это отнюдь не редкость. Я сам видел в СИЗО ветеранов, отсидевших там по нескольку лет. Если бы они были осуждены, то уже могли бы претендовать на помилование или условно-досрочное освобождение. А до суда все считаются невиновными - значит, ни миловать, ни досрочно выпускать их нельзя. Вот и сиди.Если сравнивать, скажем, с Индией, то там в тюрьмах и не такое увидишь - и по 30 лет люди дожидаются суда. Если с западными странами - сущее безобразие. Причем на законных основаниях.
Старый УПК вообще не ограничивал сроки "содержания за судом": следствие закончено, вот и сиди, пока до тебя у суда дойдут руки. При принятии нового УПК были попытки хоть как-то ограничить судейскую волокиту. Но в итоге повезло только тем, кто обвиняется в преступлениях, не относящихся к тяжким, - им ждать приговора теперь положено не более шести месяцев. А всем остальным, то есть абсолютному большинству, позволено отсиживать в СИЗО хоть весь срок. Разве что каждые три месяца надо срок заключения продлять. А у нас с этим проблем не бывает.
Как уже говорилось, пока приговор суда не вступил в законную силу, человек по нашим законам считается невиновным. И даже имеет право избирать и быть избранным. Между тем в СИЗО сидеть гораздо тяжелее, чем в колониях. И по бытовым условиям, и по режиму. Мягко говоря, это несправедливо...
В СИЗО и питание хуже, и воздуха подчас не хватает, и спать приходится в очередь, и родственникам с передачами надо очередь чуть ли не с вечера занимать. Красноречивая деталь: в колониях наручные часы носить можно, а в следственных изоляторах "не положено". Почему? Вам никто не ответит. Я был в следственных изоляторах Великобритании. Там позволено встречаться с родственниками хоть каждый день, звонить по телефону. Про питание я уже не говорю.
Мой рассказ про телефонные переговоры вызвал особенное изумление наших ГУИНовцев. Как же так? Ведь арестанты могут из камер мешать следствию.
Но в цивилизованных странах прежде всего озабочены правами человека, а не следователя... Впрочем, многое продиктовано нашей бедностью. Вот закон, например, позволяет родственникам два раза в месяц навещать своего сидельца. Но и это право трудно реализовать - помещений для свиданий не хватает. Даже защитники ждут своей очереди часами. А теперь, представьте, родным разрешены свидания без ограничений. Здесь мы опять упираемся в вечную нашу проблему - миллионное тюремное население российской казне не под силу. И СИЗО самый тяжелый участок пенитенциарной системы. Выход один: поменьше сажать. Да вот не умеем мы это.
Ни одна, даже самая совершенная и гуманная норма закона ничего не изменит. Реформировать требуется всю нашу правовую систему. Но на это у наших реформаторов от власти, похоже, нет ни желания, ни сил. Так что по числу арестантов на 100 тысяч населения России еще долго оставаться в числе лидеров.