 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Людмила АльпернПоложение женщин в системе уголовного правосудия
Исторический обзор
В XIX веке криминологи выделяли целый ряд преступлений, которые можно назвать в основном "женскими". В их число входили детоубийство, мужеубийство, поджоги - все они в первую очередь отражали зависимое и неравноправное положение женщины в обществе.
Такие преступления как разбой, грабеж, внесемейные убийства были почти целиком "мужскими", так же как государственные преступления, казнокрадство, изготовление фальшивых денежных знаков и т.д.
По данным известного русского криминолога И.Я. Фойницкого [Фойницкий И.Я. Женщина-преступница. Северный вестник, СПб., 1883], расцвет научной деятельности которого пришелся на последнюю четверть XIX века, в современной ему Европе женщины совершали до 20% преступлений и составляли примерно 10-16% тюремного населения. По данным криминолога М.Я. Гилинского [Гилинский Я.И. Криминология. Курс лекций. СПб., 2002] в настоящее время женская преступность вносит примерно 11-15% в общую копилку преступлений, а количество женщин-заключенных в странах европейской цивилизации, включая США, составляет в среднем 5%.
В чем же причина такого спада? Фойницкий, предсказав его, указал и на причину: "С очевидностью из наших данных вытекает вывод, весьма благоприятный для женского образования. Давая женщине новые силы, несуществующие у необразованной, для удовлетворения разнообразных потребностей жизни, оно дает ей в то же время новые понятия и идеи, сдерживающие ее от преступлений <...> у женщин, получивших образование, видели мы, за весь исследованный период времени не встретилось ни одного кровавого преступления...".
Именно это его высказывание имеет силу пророчества. Женская преступность сегодня составляет гораздо меньшую часть от мужской преступности, чем в XIX веке и даже в первой половине XX; состав женской преступности изменился - вместо 51% указанных Фойницким "кровавых" преступлений против личности, по большей части - убийств, в наше время эта часть женской преступности составляет не более 15-20%.
Нынешние исследователи считают, что семейное неблагополучие и высокая степень насилия в семье - одно из главных условий криминализации и маргинализации женщин.
Современная женская преступность
Ст. 106 Уголовного кодекса РФ гласит: "Убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов, а равно убийство матерью новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости, - наказывается лишением свободы на срок до пяти лет".
Это единственная чисто женская статья Уголовного кодекса, все остальные в равной степени затрагивают оба пола.
Современная российская криминология не уделяет большого внимания женской преступности, обычно это от трех до десяти страниц текста в толстых трехсотстраничных учебниках. Причины такой невнимательности ясны: вклад женских преступлений в общую картину преступности не оценивается специалистами как значительный, и, соответственно, не к чему и перья ломать. В этом проявляется небрежное и даже презрительное отношение общества к женским проблемам, которые в том числе порождают женскую преступность.
По данным Уполномоченного по правам человека РФ О.А. Миронова, "одним из наиболее распространенных нарушений прав человека в современном мире является насилие в отношении женщин <...> Женщины, погибшие и получившие телесные повреждения на почве семейно-бытовых конфликтов, занимают первое место среди различных категорий пострадавших от насильственных преступлений <...> Согласно данным МВД РФ, ежегодно 14 тыс. женщин погибают от рук мужей, а 2 тыс. кончают жизнь самоубийством".
Все это, без сомнения, способствует росту женской преступности, в том числе насильственной. В исправительных колониях увеличивается число женщин, осужденных за насильственные преступления против близких: мужей, сожителей, отцов и т.д.
Насильственные преступления такого рода почти никогда не находят смягчающих обстоятельств в суде. В частности, женщины, совершившие убийство или попытку убийства мужа или сожителя, который много лет садистски издевался над семьей, получают по ст. 105 ("простое убийство"; и почти никогда по ст. 107 "убийство в состоянии аффекта") срок не менее 6-7 лет, а их обездоленные дети попадают в детские дома, становятся беспризорными и, следовательно, золотым резервом преступного мира и тюрем.
Этапы
"Этап" - этим грозным словом до сих пор называется прозаическое "перемещение заключенных к местам лишения свободы". Люди, подвергнутые этому перемещению, чаще всего уже прошли как минимум три-четыре ступени системы уголовного правосудия: задержание, дознание, следствие, суд, а значит, и "обезьянник", ИВС, СИЗО, то есть они уже не понаслышке знают, что такое тюрьма. Они просидели как минимум три месяца в переполненных камерах и научены премудростям тюремной жизни. Но этап часто превосходит все, что они могут себе вообразить, даже обладая опытом и знанием.
Тяжесть этапа в большей степени выпадает на долю женщин и подростков, так как именно им приходится перемещаться на большие расстояния - ведь в 89 субъектах Российской Федерации только 40 женских колоний и 65 воспитательных, из них - для девочек только три. Это означает, что женщины более чем из половины субъектов РФ вывозятся этапами в другие области - и хорошо, если в соседние.
Дорога "к местам лишения свободы" может быть длинной и долгой. Это не одно и то же. Часто продолжительность дороги прямо не связана с длиной пути, потому что это - не прямой путь, а очень извилистый. Например, дорога из Перми в Новый Оскол, где отбывают наказание пермские девочки, длиною примерно в 2100 км, которую на обычном пассажирском поезде легко одолеть за двое суток, может длиться два месяца, так как она проходит через 5 пересыльных тюрем, вернее, через сборные отделения 5 обычных областных СИЗО, в каждом из которых перемещаемые могут пробыть до недели и больше.
Чтобы не быть голословной, привожу результаты анкетирования воспитанников Невельской колонии, проведенного мною в конце 2000 года: "Транзитом через псковское СИЗО следуют в Невельскую воспитательную колонию несовершеннолетние из других субъектов Федерации: Ленинградской, Мурманской, Архангельской, Новгородской областей, Республики Коми и Карелии. Причем более месяца на этапе было 5 чел. из 19 чел. опрошенных. Более недели - 4 чел., остальные 1-2 дня. Каждый побывал в "столыпине", 14 чел. указывают, что их ничем не кормили, трое (из тех, кто ехал долго) вспоминают знаменитую селедку и хлеб; двое - сообщают о сухом пайке, выданном в изоляторе. 17 чел. указали на недостаток еды и питья; 9 чел. в туалет не водили вообще, троих водили раз в день, четверых два раза в день, двоих раз в шесть часов, и двоих - раз в четыре часа. Четверо (из тех, кто долго путешествовал) сообщили об избиениях во время этапа: двоих била охрана, двоих - сокамерники - тоже подростки, но более сильные или "крутые".
Очевидно, что ситуация станет благополучнее, если далеко не возить.
А вот цитаты из сочинений воспитанниц Рязанской и Новооскольской колоний, написанных не в 1937 году, а в 2000-2001 годах, то есть уже в XXI веке:
Елена К., 18 лет
"Как я ехала этапом с тюрьмы до зоны. Выехала я из Екатеринбурга 17.05.00, в 4 утра ночи за нами прибыл автозак, нас было 6 малолеток и одна 19-летняя девчонка. Вот мы приехали на вокзал к "столыпину". Конвой быстро выходит: по сторонам не смотреть, бегом через рельсы до вагона. Мы с сумками тяжелыми быстро-быстро, и вот мы уже в вагоне. Ну сначала нас закрыли 12 человек в одно купе, мы попросили начальника, и он оставил в купе одних малолеток. Ехали мы где-то сутки-полтора до г. Ульяновска. Вышли и зашли в автозак, конвой был веселый, и мы пели ему песни.
Приехали, и вот заводят нас после шмона. Ужасная камера, грязь, холод, сырость, мрак, но зато общение есть с пацанами. Я увидела в полу дыру, еще такую, что рука полностью влазит, это была "кобура". Когда прошло два дня, нам надо было уезжать, но нам не хотелось, т.к. я познакомилась с пацаном, и он говорил, что любит, ну это все чушь. Нас опять в "столыпин", и меньше суток, и мы в г. Рязани; вот поднимают нас в камеру, и там ужас: человек 40-45: 10 малолеток, и остальные взрослые были, и бабы прожженные, и бабы-мужики и т.д. Хорошо, что мы там были всего 3 дня, и потом на автозаке на зону".
Тамара Ч., 17 лет
"Первый день на этапе я провела ужасно, так как с нами обращались, как с собаками, когда из ИВС нас отправляли в СИЗО. Нас посадили в автозак и повезли к "столыпину", в автозаке было темно, было душно и грязно, а когда нас загружали в вагон, то нас швыряли, как ненужные вещи, а кто шел медленно, того били дубинками по спине, вокруг меня решетки, и в этих решетках сидят десятки заключенных ребят, которые, как дикие, кидаются на сетки и расспрашивают тебя обо всем, было впечатление, как будто ты попала в джунгли, и оно осталось у меня на всю жизнь. В тройнике нас было много, очень тесно, а ехать в поезде приходилось много времени, очень хотелось есть, спать, помыться. В туалет выводят один раз, а некоторый конвой не выводит вообще, и девушки писали в бутылки и в кульки, это издевательство. В тройник нам засыпали сухую хлорку, и весь путь мы дышали ею. Этап - это ужасный путь, и, чтобы его пройти, нужно мужество, и это очень сильно влияет на психологию человека, человек ожесточается еще хуже. Я прошла через все это, и никто не мог мне помочь и заступиться".
Такая же судьба и у женщин, они часто рассказывают о своем этапе в таких же тонах. Например, в женской колонии строгого режима ЯИ-22/6, а таких колоний в России только две - эта да еще в Пермской области, в Березняках. Женщин сюда везут уже не из 30, а из 45 субъектов РФ. Начальник колонии не без основания считает, что это чисто формальный подход, так как особой разницы между общим и строгим режимом для женщин нет, а потому без особого ущерба для исполнения наказания можно сделать участок строгого режима в обычной колонии.
В польском Уголовном кодексе, например, есть особая статья, которая регламентирует исполнение наказания в отношении женщин: поляки углядели психологические особенности женщин, главной из которых они сочли привязанность к семье и потому записали у себе в законе, что женщина имеет право отбывать наказание рядом с домом.
Бытовые и санитарные условия
В 1999 году Центром содействия реформе уголовного правосудия был предпринят мониторинг с целью выявления соответствия между существующей практикой содержания женщин в местах лишения свободы и Минимальными стандартными правилами обращения с заключенными ООН. Он проводился в шести женских учреждениях - в трех колониях и трех СИЗО, где содержатся женщины.
Открытием этого исследования было то, что сложившиеся еще в советский период условия отбывания наказания не учитывают психологические и физиологические особенности женщин, иначе говоря, женщины содержатся как мужчины или, точнее, как некий усредненный человек без учета половых, возрастных и прочих индивидуальных особенностей.
Это обнаружилось во множестве фактов, а самым показательным оказалось то, что женщины детородного возраста не получают гигиенических принадлежностей, необходимых им ежемесячно по физиологическим, не зависящим от них причинам, говоря проще - они не получают гигроскопичного материала или прокладок во время менструаций. Нашим законодателем не предусмотрена выдача необходимых гигиенических средств для заключенных-женщин. Практики иногда стараются исправить ошибку законодателя, но они почти никогда не могут самостоятельно справиться с этой проблемой.
Женщины, не обладая достаточными средствами, а также техническими возможностями для покупки прокладок (они не всегда имеются в ларьке, и осужденные не всегда имеют достаточно денег на лицевом счету), пытаются как-то выйти из сложившегося положения. Но какими способами! Мне известны случаи, когда осужденные женщины в качестве гигиенических тампонов использовали техническую вату, которую потихоньку брали на швейной фабрике. По мнению гинеколога одной из колоний, это приводит к серьезным осложнениям в мочеполовой сфере.
Вот ответ на вопрос о санитарно-гигиенических условиях одной заключенной: "Рвем одежду и матрасы для "гигиенических нужд". Стирать можно только раз в неделю на прачке, независимо от менструального цикла. В раковинах общежития стирать нельзя - будет рапорт".
Многие женские колонии переполнены, некоторые даже вдвое против лимита наполняемости, что приводит к настоящему столпотворению в огромных спальнях, и так рассчитанных на 50-100 человек. Мало того, что в качестве спальных мест используются двухъярусные кровати, иногда на втором этаже между кроватями еще укладывают деревянные щиты, которые тоже служат спальным местом. Я видела такие конструкции в некоторых колониях, например, в Козловке.
Обычно в исправительных учреждениях баня доступна не чаще раза в неделю, также и возможность постирать нижнее белье и носильные вещи. Постельное белье стирается в прачечной раз в 10-14 дней. При спальнях имеются так называемые гигиенические комнаты, но они часто не снабжены горячей водой, стирать в них тоже запрещено.
Тем не менее, когда заходишь в общую спальню в женском общежитии, первое, что бросается в глаза - альпийская белизна кроватей. Казалось бы, это признак чистоты и уюта, но на самом деле - это обыкновенная показуха с режимной подоплекой. Это так называемая заправка "по-белому", особый способ создания лагерной красоты в переполненных дортуарах, всегда готовых к приему ведомственных и прочих комиссий. Но осужденным в таких спальнях нет места, они не хозяева даже своим кроватям - они не смеют нарушить эту белизну своими не первой свежести одеждами и телами. До отбоя, независимо от тяжести исполненной работы, женщина не может даже присесть на свою сверкающую белизной постель.
Здоровье и медицинская помощь
До трети (по другим оценкам - до половины) женщин поступает в места лишения свободы с венерическими заболеваниями, в частности - с сифилисом. Наиболее широко распространен трихомониаз. Более 5% заключенных женщин (более 3000 чел.) - ВИЧ-инфицированы; ВИЧ часто сопровождается гепатитом С, не менее опасным и куда более заразным заболеванием. 3-5% женщин больны активной формой туберкулеза. Кроме того, широко представлены алкоголизм, наркомания, соматические заболевания, из которых первое место занимают сердечно-сосудистые, в частности, гипертония, гинекологические (маточный миоматоз, другие опухолевые процессы внутренних половых органов), не менее 20% имеют разные, в том числе и серьезные, психиатрические заболевания. Данные, которые я привожу, - оценочные, точные цифры не известны.
В системе исполнения наказания медицинская помощь скудна и не может реально решить проблемы охраны здоровья. Однако за последние три года есть и успехи, в частности, в лечении туберкулеза, достигнутые, правда, за счет привлечения ресурсов международных организаций, таких как Всемирная организация здравоохранения, "Врачи без границ", Международный комитет Красного Креста и других.
Колонии получают централизованные поставки медикаментов, но их явно недостаточно. Все остальное прямо зависит от медработников - от их энергии, профессиональной пригодности, доброй воли. Мне известна колония, где энергия начмеда делает настоящие чудеса, но само присутствие такого врача в системе - тоже чудо. К сожалению, довольно часто тюремные врачи либо не имеют достаточной квалификации, либо быстро подвергаются психологической деформации и становятся сродни тюремщикам (в худшем смысле этого слова).
Особые затруднения возникают, когда необходимо оказание квалифицированной помощи в стационаре. Это связано с конвоированием в общегражданские больницы, где медперсонал далеко не всегда готов тратить время и медикаменты на пациентов из тюрьмы. Само конвоирование тоже затруднено - возникает противодействие со стороны оперативных сотрудников, и это вполне может стать причиной отказа в лечении.
В системе исполнения наказания существуют собственные, так называемые межрегиональные, больницы, в которые этапируют больных со всех концов тюремной России. Мне известны несколько из них, например, стационар в С.-Петербурге, Ростове, психиатрическая больница в Рыбинске, стационар широкого профиля в Саратове.
Про последние два заведения мне известно следующее. В конце декабря 2002 года, посещая одну из женских колоний, я беседовала с некоторыми женщинами, прибывшими этапом, а именно с теми из них, кто был отправлен на лечение, а теперь вернулся назад в колонию.
Одна из них, пожилая женщина, с сентября 2002 года получала лечение в психиатрической больнице в Рыбинске, причем этой госпитализации она упорно добивалась. Предполагалось, что она пробудет там не меньше года. Однако она вернулась через три месяца, так как больше не смогла выносить лечение, которое заключалось в больших дозах галоперидола, чрезвычайно токсичного психотропного средства аминазинового ряда, вызывающего широкие побочные действия, включая симптомы паркинсоновой болезни. Препарат чрезвычайно тяжело переносится больными, и обычно его выдают в паре с корректорами, которые снимают тремор и другие неприятные явления. В больнице она корректор не получала, кроме того, она сообщила, что все болезни в этой больнице лечатся одним только галоперидолом.
Про межрегиональную ведомственную больницу широкого профиля в Саратове ходит другая слава. Больные соматическими заболеваниями, которых этапируют туда по всем правилам этапа, длящегося от нескольких недель до месяца, часто возвращаются, так и не получив медицинской помощи. Причина, как выяснилось, в том, что лечение в этой больнице происходит только за... деньги. Либо за наличные, которые вносятся родственниками больных, либо безналичные, которые снимаются со счетов заключенных. Если денег нет, то и лечения не будет, и пациент вернется этапом в том же, если не худшем, состоянии.
Работа в исправительных учреждениях
Женские колонии работают, и это можно было бы рассматривать как благо в давно не работающей и не зарабатывающей системе исполнения наказания, если бы труд здесь нормально оплачивался и подчинялся трудовому законодательству, если бы труд здесь не был более чем каторжным.
Обратимся к "Уставу о ссыльных" - Уголовно-исполнительному кодексу дореволюционной России. 105-я статья Устава гласит: "Продолжительность каторжных работ в сутки не должна превышать 11 часов летом и 10 часов зимой, включая время на занятия в школе, и на довольствие пищею. Освобождаются от работ в выходные и религиозные праздники, согласно религии. Осужденным к ссылке в каторжные работы назначается из вырученного дохода одна десятая часть. Половина остатка расходуется на тюрьму, другая - в казну. Ссылаемые на водворение в поселение получают 30 процентов вырученного дохода. Арестанты всех наименований могут расходовать не более половины полученного дохода, остальные деньги выдаются после освобождения.
На заработок арестанта не могут быть обращаемы никакие гражданские взыскания или судебные издержки".
Теперь мы знаем, что такое каторжный труд: летом не более 11 часов, зимой - 10, и сюда входило время приема пищи и учебы. Таким образом, можно смело сократить рабочее время еще хотя бы на 2 часа, и получится 8-9 часов - почти то, что положено по Трудовому кодексу РФ, статья 91 которого гласит: "Нормальная продолжительность рабочего времени не может превышать 40 часов в неделю".
Что касается тюремного труда, то и для него есть правила, согласно статьи 104 УИК: "Продолжительность рабочего времени осужденных к лишению свободы, правила охраны труда, техники безопасности и производственной санитарии устанавливаются в соответствии с законодательством Российской Федерации о труде. Время начала и окончания работы (смены) определяется графиками сменности, устанавливаемыми администрацией исправительного учреждения по согласованию с администрацией предприятия, на котором работают осужденные".
Тем не менее на швейных фабриках, расположенных в женских исправительных учреждениях, женщины чаще всего работают по 10-12 часов в сутки, часто без выходных, денег на лицевой счет получают рублей 300, и это в лучшем случае [1 Статья 107 УИК: "В исправительных учреждениях на лицевой счет осужденных зачисляется независимо от всех удержаний не менее 25 процентов начисленных им заработной платы, пенсии или иных доходов, а на лицевой счет осужденных мужчин старше 60 лет, осужденных женщин старше 55 лет, осужденных, являющихся инвалидами первой или второй группы, несовершеннолетних осужденных, осужденных беременных женщин, осужденных женщин, имеющих детей в домах ребенка исправительного учреждения, - не менее 50 процентов начисленных им заработной платы, пенсии или иных доходов"].
Выясняется, что женские колонии работают именно потому, что получаемый ими через посредников заказ на пошив камуфляжа и других видов униформы дается на кабальных условиях: сроки сокращены до минимума, оплата за такую работу, выполняемую на чужом, часто негодном сырье, - копеечная. Так что только невзыскательный и обреченный на послушание трудовой коллектив (отказ от работы считается злостным нарушением режима содержания и наказывается ШИЗО) "конкурентоспособен" при получении этой работы.
По-человечески администрацию колоний понять можно - ведь даже небольшая прибыль, заработанная на фабрике, позволяет честной администрации улучшать питание заключенных и решать другие социальные, бытовые и медицинские проблемы отнюдь не состоятельного учреждения. Да и арестантки, хоть и надрываются на работе, зато смогут чаю и курева купить в отоварку. Если она будет, конечно.
По-человечески понять можно, а по-правовому - нельзя.
Оперативные мероприятия в колонии
Что такое оперативная деятельность в исправительном учреждении? Это все та же вербовка агентов всеми доступными средствами, чаще всего абсолютно незаконными и аморальными, так как здесь нет и речи о свободе выбора. В итоге - предательство, доносительство, шпионство и тому подобное; все это мы проходили, живя в "соцлагере", где даже в студенческой группе, среди 17-18-летних подростков бывало по нескольку платных или бескорыстных агентов КГБ.
Теперь вспомним, что мы говорим не просто о заключенных, а о женщинах-заключенных. Тем не менее условия жизни женских учреждений мало чем отличаются от условий мужских пенитенциарных заведений: те же режимные и оперативные меры, тот же подход, те же строгости, хотя степень опасности женщин-преступниц и преступников-мужчин для окружающих просто несопоставима. Как-то я спросила одного опытного тюремщика: "Где труднее работать - в женской или мужской колонии?" Ответ оказался вполне ожидаемым: "В мужской, когда просто идешь по локальной зоне, ты и спиной должен следить за обстановкой - прислушиваться к разговорам, к звукам, даже к мыслям, так как ты - в постоянной опасности. С женщинами работать гораздо проще, ведь они не представляют для нас опасности".
Опасности не представляют, однако женские учреждения укомплектованы оперативными сотрудниками так же, как и мужские. И эти люди должны действовать или создавать видимость деятельности, доказывать свою важность и необходимость. И они очень активны. В каждом учреждении идет постоянный спор между оперативной и воспитательной частью, и часто решается он не в пользу последней.
В одной из женских колоний в кабинете у оперативников висят плакаты такого содержания: "Запомни сам, скажи другому: дорога к куму - дорога к дому", "Чем с ворами чифир пить, жижицу вонючую, лучше в оперчасть вступить - в партию могучую", "Отсутствие взысканий - не ваша заслуга, а наша недоработка". И методы работы соответственные: один, с виду настоящий красавец, влюбляет в себя женщин, а потом "засылает их в тыл врага", другие действуют исключительно угрозами или подкупом.
Один из оперативников, с которыми нам приходилось общаться в поездках по женским учреждениям, спрашивал у нашего психолога, как разбираться с "любовными треугольниками". И это главная задача оперчасти в женских учреждениях.
Хочется спросить: почему это интересует не психологов, не воспитателей, а оперативников?
Штрафной изолятор
Согласно статье 115 УИК РФ, штрафной изолятор, или ШИЗО, является одной из мер взыскания, применяемой к осужденным к лишению свободы, наряду с такими мерами, как выговор и дисциплинарный штраф. Однако это совсем неравноценные меры.
За что можно попасть в ШИЗО? За невыполнение плана, отказ от работы (с 2001 г. это нарушение опять считается злостным), за грубость с персоналом или с осужденными, за курение в неположенном месте, за лесбийские связи да за что угодно, в конце концов, так как решение это остается за администрацией и зависит от совести и ответственности руководителя колонии. Но ШИЗО - это вотчина оперативных работников, здесь они вербуют себе агентов, окончательно ломают и без того уже изломанные души. Здесь нарушители часто подвергаются незаконным избиениям, к ним применяют и другие спецсредства - наручники, например. Все сказанное главным образом касается именно женщин, так как для них ШИЗО - избыточная мера наказания, мера, рассчитанная на более крепкое тело и более твердую душу.
Обычно это камера на двух или четырех человек, где полки, заменяющие наказанным спальные места, прикованы к стене в течение всего дня. В некоторых колониях, где я побывала, в камере нет даже скамеек. Только прикованные к стенам полки и пол, да еще тюремного вида санузел с шлангом вместо крана - им смывать, при его посредстве - умываться. Хорошо, если пол не бетонный, так как стоять 18 часов в сутки невозможно, и наказанная постарается сесть или лечь на пол. В некоторых колониях вместо скамеек есть что-то наподобие круглых пеньков диаметром 15-20 см. На эти пеньки будет опираться полка, когда ее отстегнут от стены. Сидеть на таких пеньках невозможно, будет больно, от них на ягодицах останутся синяки.
Но это еще не все. Наказанную женщину раздевают до трусов и надевают на нее средневекового вида черный или темно-серый балахон с широкими рукавами три четверти, на котором вышито или намазано белой краской слово "ШИЗО". Это похоже на наряд для аутодафе, только нет колпака. Так она и сидит свои 15 суток (это максимальный срок, но чаще всего он же и минимальный) - зима ли, лето ли. В некоторых местах женщина не получает ни матраса, ни постельного белья, и в таком виде, в этом балахоне, она спит на голой полке, которую отстегивают на 6 часов ночного времени.
Я много раз обсуждала этот вопрос с администрацией разных колоний. Мнения разные; люди не то чтобы жестокие, но привыкли, что так должно быть, и им трудно представить что-нибудь более человечное. Один начальник на мой вопрос: "Почему вы не даете женщинам колготки, они же застудят насмерть детородные органы", - ответил мне неожиданно парадоксально: "Да они повесятся на этих колготках, а мне потом отвечать!" Значит, у начальства есть понимание того, что это за наказание.
Строгие условия содержания
Статья 87 УИК гласит: "В пределах одной исправительной колонии осужденные к лишению свободы могут находиться в обычных, облегченных и строгих условиях отбывания наказания, предусмотренных видом режима данной колонии". Сделано это для того, чтобы люди могли видеть разницу в зависимости от поведения и отношения к наказанию. Таким образом предполагается "прогрессивный" (с улучшением условий) и "регрессивный" (с ухудшением) перевод с одних условий содержания на другие. Основанием для регрессивного перевода является признание заключенного "злостным нарушителем порядка содержания", что регламентируется статьей 116 УИК. Статья рассчитана на мужчин и на женщин, в раздел злостных нарушений входит "мужеложство и лесбиянство". Других различий нет. Но есть огромные различия в психологии, характере и степени опасности между мужчинами и женщинами вообще, и, в частности, между женщинами и мужчинами, переведенными на строгие условия содержания. В мужских зонах на СУСе содержится криминал, "отрицалово" - носители жесткой тюремной субкультуры, их стараются изолировать, дабы они не оказывали отрицательного влияния на других заключенных, к тому же некоторые из них могут быть опасны не только "идеологически". Обычно СУС - это изолированный барак, расположенный в отдельной локальной зоне.
На практике СУСы бывают разными. То, что мне довелось видеть, - настоящие тюремные камеры на четырех человек во Владимирской и Орловской женских колониях, помещение на 50 человек в Козловке (Чувашия), на 30 человек - в Нижегородской колонии. Строгость условий прежде всего проявляется в том, что прогулка ограничена, осужденные постоянно находятся в запертом помещении, могут быть понижены нормы питания в том случае, если не выполняется норма выработки, потому что на СУСе женщины тоже работают, чаще всего - вяжут сетки. Ну и, конечно, никаких льгот, никаких досрочных освобождений, пока не переведут на облегченные условия, а это почти недостижимо после СУСа.
Мы провели анкетирование в одной из колоний на строгих условиях. Мы получили 31 анкету. 10 человек из анкетируемых находились в колонии меньше года, 9 - между годом и двумя, 12 - свыше двух лет, точнее - между двумя и четырьмя.
Все анкетируемые указали, что были ознакомлены с ПВР ИУ [1 Правила внутреннего распорядка исправительного учреждения]. по прибытии в колонию, правда, частично. Трое указали, что им дали их прочитать; четверо приоткрыли тайну: "Ежедневно слушаем записи ПВР на магнитофоне". Это меня восхитило: видимо, в личное время им включают магнитофон с записью ПВР.
10 человек находилось на СУСе не более 6 месяцев; 14 - до года, 7 человек - свыше года, среди них двое находятся здесь уже более трех лет.
Какие же нарушения надо допустить, чтобы оказаться в "крытой тюрьме"? Вот ответы опрошенных:
4 - за мат, причем об этом "мате" мы слышали часто,
3 - за словесную ссору с подругой,
2 - за драку,
3 - за кражу (причем двое не признали совершения кражи),
4 - за отказ от работы,
2 - за курение в неположенном месте,
2 - за куплю-продажу,
2 - за членовредительство (попытка самоубийства),
3 - за пребывание в чужом отряде,
8 - другое (в основном перечисляют нарушения в СИЗО),
7 - не дали ответов.
Это все упомянутые нарушения. Настолько ли они тяжелы, чтобы подвергать нарушительниц строгой изоляции, судите сами.
На вопрос об избиениях 14 человек ответили отрицательно, 10 человек воздержались от ответа. Из шести ответивших "да" трое подверглись унижениям со стороны персонала, два человека - со стороны сокамерниц, одна подчеркнула "другое".
Восемнадцать человек не имеют нарушений на строгом, и, значит, у них есть шанс отсидеть здесь только 6 месяцев, девять нарушения имеют, и шансов выйти отсюда в зону у них меньше, три человека ответа не дали.
Возможности материального обеспечения
"Ларек" - так называют лагерный магазин, в котором заключенный, согласно 88-й статье УИК, может "...без ограничения приобретать продукты питания и предметы первой необходимости по безналичному расчету за счет средств, заработанных в период отбывания наказания, а также за счет получаемых пенсий и социальных пособий". Ларек - важная часть в материально-бедной тюремной жизни. Здесь можно купить и прокладки, и конверты - вещи, очень важные в тюремном быту. В постоянной нехватке - чай, который является и денежным эквивалентом, курево, сладости и "мыльное" - мыло, порошок, зубная паста и т.д.
Альтернатива ларьку в женской колонии - посылки и передачи от родных и близких, которых в женских колониях не так уже много - половина женщин-осужденных не состояли в браке до заключения, у половины замужних браки распадаются за время заключения [1 Потемкина А. Т. Осужденные женщины, отбывающие наказание в ИК (По материалам специальной переписи осужденных 1994 г.). ВНИИ МВД России, 1997]. Так что, по самым оптимистичным оценкам, только четверть женщин имеет надежную, материальную связь с родственниками. Вещи и продукты, полученные таким путем, служат средством обмена, широко ходят по колонии, хотя это и запрещено. Но так как такого рода взаимоотношения являются естественной и здоровой потребностью человека, то довольно трудно перекрыть пути их осуществления.
"Общак" - широко распространенный вид взаимопомощи криминала по обе стороны решетки, опять-таки не распространяется на женщин - ведь женщины всего лишь периферия преступного мира.
Таким образом, отсутствие нормально функционирующего магазина еще более усугубляет страдания заключенных. Но в современном женском исправительном учреждении нормально работающий магазин - редкость. Даже в лучших учреждениях, где совестливое начальство реально обеспокоено материальным благосостоянием работающих осужденных, ему приходится всячески изощряться, чтобы привезти товары в колонию. Ведь за товар надо платить наличными или хотя бы безналичными деньгами, а деньги на счетах учреждений часто отсутствуют вообще.
Условно-досрочное освобождение, отсрочка отбывания наказания, выезды за пределы исправительного учреждения
Женщины имеют больше юридических прав на досрочное освобождение, чем мужчины. То есть у них такие же возможности на получение УДО, но дополнительно к этому они могут получить отсрочку отбывания наказания в связи с уходом за детьми в возрасте до 14 лет.
Возможность отсрочки регламентируется статьей 82 УК РФ и статьей 177 УИК РФи распространяется на женщин, "осужденных на срок не свыше пяти лет за совершение тяжких и особо тяжких преступлений против личности". Соответственно, тех, кто совершил покушение на жизнь своих мужей, эта статья не затрагивает никаким образом - отсрочку им не дадут. Женщина может быть освобождена по отсрочке наказания уже в здании суда, но приговоренных к лишению свободы суд обычно такой милостью не балует. Даже в тех случаях, когда женщина беременна или уже родила ребенка в СИЗО, суд предпочитает отправить ее этапом к месту отбывания наказания и предоставить право решать судьбу ребенка и матери администрации колонии.
В колонии такая возможность обычно предоставляется не ранее, чем через полгода с момента прибытия осужденной, если вообще предоставляется. Тут это тоже процессуальная мера - судьбу женщины решает суд при подаче ходатайства со стороны администрации колонии. Раз администрация ходатайствует, значит в какой-то мере несет ответственность за поведение осужденной, получившей отсрочку, на воле. Осужденная должна доехать до дома (если жилья у нее нет, отсрочка предоставлена не будет), в трехдневный срок стать на учет в уголовно-исполнительной инспекции, после чего администрация колонии получает сообщение о судьбе осужденной. На самом деле, начальник колонии в какой-то мере остается ответственным за судьбу своей подопечной даже после предоставления отсрочки, и эта ответственность часто перевешивает здравый смысл и заботу о подрастающем поколении. Например, во время нашего визита в женскую колонию общего режима в Козловке летом 2001 года, мы узнали, что администрация вообще не использует данную меру.
Аналогично складывается ситуация с предоставлением отпусков или краткосрочных и долгосрочных выездов за пределы исправительного учреждения. Эта гуманная мера, необходимая с точки зрения установления связей с близкими и социальной реабилитации заключенного, практически заблокирована подзаконными актами и циркулярами, а также привычной практикой. Опасение, что осужденная может не вернуться в срок - а тогда сама администрация учреждения должна предпринимать оперативные мероприятия по розыску и возвращению своей подопечной, - до такой степени довлеет над начальником колонии, что он старается всеми силами устраниться от решения этого вопроса.
Что касается предоставления условно-досрочного освобождения, то здесь есть и другие негативные стороны. Например, нам часто случалось сталкиваться с ситуацией, когда "положительно направленная" осужденная, характеризующаяся с лучшей стороны, особенно в плане ее профессиональной пригодности, способности к качественному выполнению разного рода важных для учреждения работ, не получала своевременно УДО, а, наоборот, всеми силами удерживалась в учреждении. Иногда, когда от количества осужденных в смене зависит выполнение плана, администрация может тормозить предоставление УДО и в массовом масштабе. С такими противозаконными, с точки зрения духа закона (букву администрация всегда ухитрится соблюсти), явлениями нам доводилось сталкиваться даже в воспитательных колониях для девочек.
Материнство
Потеря родительских, материнских прав - один из главных вопросов женской тюрьмы, если не самый главный. И может быть, в этом одно из главных отличий женщины-заключенной от заключенного-мужчины. Мысль о том, что где-то, а иногда и неизвестно где, растут дети, невозможность увидеть их, помочь им в трудную минуту, невыносима для матери, даже совершившей уголовное преступление.
Среди заключенных-женщин 80% - матери. Средний срок заключения в России - 5,5 лет. Это длинная разлука, за время которой вырастают даже очень маленькие дети. Есть женщины (примерно 1%), которые попадают в тюрьму на каком-то сроке беременности и становятся матерями здесь, в тюрьме.
Можно сказать, что им повезло, раз ребенок рядом. Но не тут-то было. Пока мать сидит в СИЗО, ребенок действительно с нею, но стоит матери переместиться в колонию, ребенка у нее отнимают и передают в так называемый ДМР (дом матери и ребенка), а на самом деле - просто детский дом, куда мать пускают только на пару часов в день.
Такова изуверская практика, сложившаяся на основе ГУЛАГовских опытов, закрепленная педагогикой советских времен. Иногда мне кажется, что страшные психологические травмы, наносимые и матери, и ребенку, так же как страшные камеры ШИЗО, запрограммированы каким-то садистом, заложившим или усовершенствовавшим такую тюремную практику.
Но главное - эта практика абсолютна незаконна!
Даже если мы заглянем в первую часть статьи 100-й УИК, регламентирующей "особенности материально-бытового обеспечения осужденных беременных женщин, осужденных кормящих матерей и осужденных женщин, имеющих детей", мы прочтем, что "...осужденные женщины могут помещать в дома ребенка исправительных учреждений своих детей в возрасте до трех лет, общаться с ними в свободное от работы время без ограничения. Им может быть разрешено совместное проживание с детьми". То есть даже этот закон не запрещает совместное проживание матери и ребенка. Однако только в одной колонии из десяти, имеющих на своей территории дома ребенка, с лета 2002 года идет "эксперимент по совместному проживанию". Для этого потребовалось около 20 тысяч долларов (грант благотворительного фонда) и - что немаловажно - особый начальник дома ребенка, педиатр, почти единственный в системе, который способен разграничивать нужды тюрьмы и нужды ребенка, человек профессионально пригодный, понимающий, что нормальное развитие ребенка невозможно без матери.
Этот эксперимент хорош и плох в одно и то же время. Хорош - потому что хоть где-то матери уже живут со своими детьми, счастливы, их права соблюдены; плох - потому что остальные 9 учреждений будут пассивно ожидать "золотого дождя", не сделав ни шага, чтобы улучшить судьбу доверенных им детей. А "золотой дождь" не прольется - неоткуда. И все останется как было, поскольку основная идея сотрудников, занятых уходом за тюремными младенцами, состоит в том, что матери их недостойны быть матерями, поэтому нечего суетиться. Кроме того, здесь просматриваются и шкурные интересы: если матери займут место сотрудников, то куда деваться сотрудникам? Работу искать?
Я имела счастье посетить первый совместный дом матери и ребенка в женской тюрьме польского города Грудзёндз. Выглядит это небогато: анфиладой расположены большие комнаты примерно по 30 кв. м, с наполовину застекленными стенами, в каждой из них размещено по пять кроватей для матерей, между которыми стоят детские кроватки. Они живут все вместе в этом блоке до того времени, когда ребенку исполнится полтора года, а потом их могут перевести в другую, более современную тюрьму, расположенную неподалеку от Зеленой Гуры, где мать может жить с ребенком до трех лет. Говорят, там не просто отдельные комнаты, а даже отдельные коттеджи для каждой матери. Но не знаю, не видела.