Index

Содержание номера

Елена Санникова
Детство под дулами автоматов

Четвертый год в Чечне идет война, главный жертвой которой неизменно оказывается мирное население, значительная часть которого дети.

Практически ежедневно пополняется список детей, ставших калеками, инвалидами, сиротами. На этом фоне чаще всего уже не говорят о том, что чеченские дети не получают полноценного образования, медицинского обслуживания, не имеют крыши над головой...

Известно, что и в начале первой, и в начале второй чеченских войн дети города Грозного провели подряд несколько зимних месяцев в сырых подвалах под постоянными ракетно-бомбовыми обстрелами. Те, кто отдавал приказ о штурме, не предприняли никаких действий, чтобы вывезти из-под бомбежки этих детей. Кого сумели вывезти родные - вывезли, у кого такой возможности не было - те остались.

Но если в первую войну интенсивным бомбежкам подвергся главным образом Грозный, то в эту сильнейшие удары российской авиации и артиллерии были нанесены и по многочисленным предгорным и горным селам Чечни, куда горожане вывезли из Грозного своих детей. И еще одно "новшество" сопровождало начало этой войны: бомбежки по колоннам беженцев, уходящих с детьми из Грозного.

Другое следствие бомбежек и жестких "зачисток" - убитый осколками, сгоревший в пожарах домашний скот, разграбленные и сожженные запасы на зиму и, соответственно, недоедание, голод, анемия у детей, эпидемии детских заболеваний.

Кроме бомбежек, загоняющих все население в подвалы, чеченские села постоянно сотрясали внезапные взрывы дальнобойных ракет, выпущенных якобы по "боевикам".

В селе Макхеты Веденского района ракета попала прямо в дом Тагировых, когда родня собралась на семейный праздник. Погибли 11 человек. Аслан, сын-подросток Тагировых, был выброшен из дома взрывной волной, долго лечился от контузии. Нередко последствия контузии сказываются через длительное время, например, Хадижат Бешиева из села Акхинчу-Борзой впала в глубокую кому через полгода после того, как возле дома взорвалась ракета "земля-земля".

Много детей в Чечне подрывается на минах. По данным ООН, из 10 000 пострадавших от противотанковых мин в Чечне половина - дети. Детей трудно заставить не бегать по траве, соблюдать осторожность, следить на каждом шагу, нет ли растяжек. А сегодняшняя Чечня вся нашпигована минами. Следствие подрыва - это или инвалидность на всю жизнь, или мучительная смерть.

Бомбежки мирных сел, наобум выпускаемые ракеты, минирование крестьянских угодий - все эти преступления против человечности не расследуются ни судами, ни прокуратурой. Последствия их ужасающи, но те, кто совершает их, не видят лиц своих жертв, не видят результатов своих действий.

Другое дело - преступления военнослужащих, совершаемые не по приказу, а по собственному почину, в атмосфере уверенности в своей безнаказанности. Очень часто жертвой таких преступлений становятся дети. Вспомним, что и жертва полковника Буданова - ребенок, десятиклассница, ложно обвиненная им в причастности к военным действиям. Военная прокуратура, всеми силами старавшаяся выгородить полковника, все-таки установила не только полную непричастность девушки и ее семьи к военным действиям, но и доказала, что никаких сведений о такой причастности у полковника изначально не было.

Это - раскрытое преступление. А сколько подобных же нераскрытых?

Война в Чечне ведется без законов и правил. Множество войск, ее наводнивших, не контролируют действий друг друга, а прокуратура едва успевает фиксировать факты преступлений. На каждую сотню преступлений в лучшем случае раскрывается лишь одно. Вот характерный эпизод:

"На припеке у своего дома, недалеко от знаменитой Минутки, играли трое маленьких друзей: десятилетний Хамзат, Рамзан девяти лет и двухлетний Мансурик. Ехал мимо БТР, остановился - и вдруг выстрелил прямо в них. Старшие бросились было прочь, но, услышав крик Мансура, оглянулись. Малыш лежал в крови. Они подбежали к нему - снова выстрел! Мальчики, сами истекающие кровью, потащили малыша к дому. Третий снаряд повредил дом. А рядом стоит блокпост. Потом, когда возмущенные люди потребовали у военных ответа, те сказали, что БТР, только что проехавший через их пост, им неизвестен. И правда, откуда им знать? Ведь в Чечне очень редко можно встретить боевую машину, на которой были бы опознавательные знаки..." (Н. Тимирова "Охота на детей". Вестник Форума переселенческих организаций, N e-9, 2001.)

Этот случай произошел в Грозном на второй год войны. С тех пор мало что изменилось, и строгого запрета стрелять в детей для военнослужащих по-прежнему не существует.

12 октября 2002 года в поселке Мичурина в пригороде Грозного взрослые доверили троим подросткам автомобиль, чтобы доехать до пункта раздачи гуманитарной помощи, так как сами не имели времени выстаивать многочасовую очередь. Получив продукты, дети поехали по направлению к дому. Сидевший за рулем Магомед Израилов (1988 г.р.) испугался БТРа, несущегося навстречу на полной скорости, и свернул на боковую улицу. Внезапно из БТРа военнослужащие открыли по машине огонь. Магомед от многочисленных пулевых ранений скончался на месте, а двое его товарищей - Андрей Кериченко (1989 г.р.) и Лом-Али Саламанов (1988 г.р.), раненые, вывалились из машины и поползли. Военнослужащие продолжали стрелять по ползущим подросткам, пока не были остановлены криками возмущенной толпы. Андрей был ранен в голову, Лом-Али - в брюшную полость. Детей доставили в больницу, но вскоре их пришлось забрать, так как в тот же день к больнице подъезжал БТР с требованием выдать двух раненых подростков. Полагая, что военные хотят забрать мальчиков, чтобы замести следы преступления, родители были вынуждены прятать тяжело раненых детей вне стен больницы.

Дети, живущие в Чечне под дулами танков и автоматов, непрерывно рискуя попасть под обстрел или подорваться на мине, - это, как правило, дети из малообеспеченных многодетных семей. Их родители не сумели бежать с семьями из Чечни из-за нехватки средств: большую семью на чужбине не прокормить, а на земле, хоть и простреливаемой, все-таки можно хоть что-то вырастить.

В горных селах Чечни и вырастить что-то непросто. Там и без войны жить тяжело - скудные земли, плохое сообщение с внешним миром. В нынешних же условиях жители этих сел могут обработать только клочок земли рядом с домом - остальные земли или заминированы, или на них опасно работать из-за постоянной угрозы обстрелов. Выпас скота также связан с риском подорваться на мине или получить пулю. Множество детей из горных сел стали сиротами именно в результате того, что отцы отправлялись в лес за черемшой, дровами или на выпас скота и гибли от мин, обстрелов или пуль снайперов. Результат всего этого - крайняя нищета, недоедание, авитаминозы, анемии, эпидемии детских заболеваний, туберкулеза. Медицинская помощь практически отсутствует, нет лекарств. Дети горных сел живут под постоянной угрозой попасть под обстрел, стать свидетелями жесткой "зачистки", потерять кого-то из родителей, то есть не выходят из состояния стресса.

Образование - отдельная проблема. Первый год войны вообще был потерян как учебный. С 2000 учебного года кое-где восстановили разрушенные школы, однако остро не хватает учебников, тетрадей. Многим детям просто не в чем было пойти в школу: нет обуви, теплой одежды.

Прошлой зимой мне довелось познакомиться с группой детей из горного села Макхеты, привезенной на зимние каникулы организацией "Добро - без границ". Оказалось, что практически у каждого война унесла кого-то из семьи: отца, мать, сестер и братьев. Многие живут в домах, разрушенных бомбами. Школа в селе есть, но она нередко подвергается обстрелам. Учителям приходится прерывать уроки и вести детей в подвал. Во время "зачисток" именно школа становится объектом разрушения. 45-й полк, о зверствах которого рассказывали мне дети, стоит у Макхетов и по сей день. Интересно, что никто из детей не выразил сочувствия чеченской воюющей стороне. Они с равной неприязнью относятся и к российским, и к чеченским вооруженным людям.

Дети, как и взрослые, по-разному переносят последствия пережитого. У каждого - свой запас выносливости. Аслан Тагиров, например, восстановил силы после тяжелой контузии и гибели семьи, учится в школе, трудится на земле и по хозяйству. А вот четырнадцатилетний сын Сайгат Илаевой стал тяжелым эпилептиком, не исключено, что навсегда. Учиться он не может. Калекой остался и второй ее сын. Все - в результате пережитой детьми бомбежки, которая обрушилась на село Алхазурово в декабре 1999 года. Рамзан бежал, чтобы спрятаться в подвале, и споткнулся об останки человека, в клочья разорванного снарядом. Все это вкупе с рвущимися рядом снарядами, ревом горящего скота и стонами людей ввергло подростка в такой шок, что до сих пор любая эмоциональная перегрузка приводит к длительным припадкам эпилепсии. Мать этих детей приезжала недавно в Москву вместе с группой беженцев, объявивших голодовку с требованием остановить войну.

Очень тяжелая тема, связанная с войной в Чечне, - это так называемая фильтрация. К ней трудно подойти: свидетельства о том, каким зверствам подвергаются задержанные люди, порой превосходят пределы того, что в состоянии вместить человеческая психика. Хочу сказать, что по роду своей работы мне часто приходится выслушивать или читать в письмах рассказы людей, непосредственно переживших сталинские репрессии. Свидетельства о пытках под следствием, особенно в конце 30-х годов, ужасают более всего остального. Но то, что мне довелось выслушать за эти три года о пытках в фильтрационных пунктах, об издевательствах над чеченцами, задержанными и брошенными в ямы, даже превосходит ужас тех свидетельств. Страшнее всего, что жертвами "фильтрации" нередко оказываются дети: ведь военные в начале войны заявили, что подростков от десяти лет можно рассматривать как потенциальных боевиков.

Несколько дней назад активист общества российско-чеченской дружбы Имран Эжиев поведал мне историю женщины по имени Яха, которая пришла недавно с детьми в их беженский лагерь в Ингушетии. Эта многодетная семья жила в Грозном. 12 марта 2002 года во время зачистки забрали четырех несовершеннолетних сыновей Яхи. Младшему из них - одиннадцать лет, следующему по старшинству - двенадцать. Все попытки выяснить, где содержатся сыновья, окончились, как обычно в таких случаях, безрезультатно. Некоторое время спустя недалеко от станицы Шелковской один пастух увидел издалека, как приземлился вертолет, из него вышли люди и что-то делали, затем вертолет улетел. Пастух подошел к месту приземления вертолета и обнаружил свежую землю, прикрывшую трупы троих детей. Он сообщил об этом главе администрации, трупы принесли в мечеть и оповестили людей. Услышав об этом, Яха поехала в Шелковскую и... опознала двоих младших сыновей. После этого муж Яхи скончался от инфаркта, а сама она с оставшимися детьми покинула Чечню. Ей удалось узнать, где находится третий из уведенных сыновей, но его до сих пор держат в неволе. О судьбе четвертого ничего неизвестно.

Это - не единичный, а вполне "рядовой" случай. Вот - одна из многочисленных зачисток в Веденском районе Чечни. Маленькое село Эрсиной. Август 2000 года. В село входит боевая техника, вооруженные люди заходят в дома и забирают молодых людей от 14 лет и старше. Из многодетной семьи Музаровых забирают двух братьев, у соседей - одноклассника младшего из них. Сбегается толпа, люди объясняют военным, что мать этих детей - ветеран труда, много лет работала председателем сельсовета, никакого отношения к вооруженным формированиям ее дети не имеют... Все бесполезно, мальчиков сажают в грузовик. Мать Музаровых оттесняют ударом приклада автомата, она получает ушиб грудной клетки. Детей увозят. Спустя сутки старшего Муртазова находят у обочины дороги с огнестрельными ранениями в спину. Родственники ходят в Гудермесе по всем инстанциям, стучатся во все двери, и спустя неделю после вмешательства министра юстиции ЧР выпускают, наконец, двоих подростков - тяжело избитых, едва живых, переживших пытки и издевательства.

Правозащитный центр "Мемориала" сообщил данные о жестоких зачистках в горных селах Чечни, прошедших в августе-сентябре этого года. В селе Ялхой-Мокх Курчалоевского района во время "зачистки" 22 августа забирали мужчин, "начиная с 14 лет", многих избивали при задержании. Жителям удалось вызволить детей и взрослых из фильтропункта, но некоторых, включая 14-летнего мальчика, продержали несколько суток, жестоко пытая и избивая. В селе Тевзени Веденского района 16 августа прошла скорее карательная акция, чем "зачистка". Военнослужащие упомянутого уже 45-го полка забирали подростков и стариков, так как других мужчин в селе не осталось, и держали их в яме с водой на дне, заставляя часами сидеть на корточках. Школьников не пытали, но в находящейся рядом палатке пытали взрослых, и подростки слышали мучительные стоны старших.

В жернова фильтропунктов попадает, конечно, далеко не каждый подросток, случаи эти хоть и регулярны, но, так сказать, экстренны. А вот учебный процесс в разрушенных, холодных зданиях, при острой нехватке учебных пособий, тетрадей, при невозможности по-человечески одеться и, самое страшное, при постоянной угрозе обстрелов во время урока - это участь практически каждого чеченского ребенка.

"Я же говорила, что линейку надо проводить в спортзале..." - "Да что вы... Разве не помните, как недавно во время урока обстрел начался, и пули в окна залетали? Если бы мы в спортзале были, когда такое началось, могли бы подавить друг друга!" - "Да, может быть, вы и правы. Я ведь тоже, когда обстрелы начинались, своих малышей перестала выводить из класса. Просто говорю им: "дети, присядьте, посидите тихо". А когда перестают стрелять, мы снова садимся за парты и дальше занимаемся..."

Этот неторопливый разговор двух учительниц произошел возле развалин грозненской школы N 41, изрешеченный снарядами, в которой, несмотря на совершенно "нежилой" вид, худо-бедно прошел учебный 2000-2001 год. Дети с воздушными шарами и разноцветными лентами пришли на "последний звонок". На начало обстрела никто внимания не обратил: в Грозном все время стреляют. Но вот пули засвистели где-то рядом, дети и взрослые разбежались кто куда, площадка перед школой опустела. Когда выстрелы стихли, все с привычным спокойствием вернулись на свои места и окончили праздничное мероприятие.

Небольшая заметка - ведь эпизод этот вполне рядовой для сегодняшней Чечни - об этом "последнем звонке" была в "Грозненском рабочем" от 31 мая 2001 года (сейчас эта газета уже не выходит).

Отсутствие сколько-нибудь отлаженной системы детского здравоохранения в Чечне вкупе с недоеданием и плохими условиями быта приводит к детским эпидемиям. На круглом столе врачей в Хасавюрте 31 июля 2002 года много говорилось о катастрофическом положении с распространением туберкулеза в Чечне среди детей. Главный санитарный врач Гудермесского района говорил о невозможности раннего выявления туберкулеза у детей: на район, где, кроме взрослого населения, проживает 27 тысяч детей, всего один стационарный флюорограф и ни одного передвижного. Много лет подряд в республику не поступает туберкулин. Среди детей распространен гепатит, есть серьезная угроза дифтерии и даже полиомиелита. Надо сказать, что хотя Гудермесский район считается наиболее благополучным, он перенаселен беженцами из других районов Чечни. Врач из Ножай-Юртовского района говорил о том, что блокпосты делают невозможной экстренную доставку больных в стационары и оказание экстренной помощи людям с минно-взрывными травмами. Он также отметил, что из-за тяжелых бытовых условий, нехватки медикаментов, отсутствия своевременного выявления стремительно распространяется туберкулез.

"Детей из Чечни очень трудно "вытягивать", у них нет запаса жизненных сил, - сообщил врач детской больницы в Хасавюрте. - В этом году через реанимацию прошло уже 300 детей из Чечни. Смертность у них высокая. У детей из Чечни часто встречаются пороки сердца, злокачественные заболевания крови, тяжелейшие плевриты и пневмонии, которым часто сопутствуют заболевания почек, аллергозы, аллергические бронхиты, анемия. Перегружено и урологическое отделение. Я вижу, каких запущенных детей из Чечни нередко приходится оперировать моим коллегам..."

Страдают и дети чеченских беженцев. В палаточных городках и центрах временного размещения беженцев жизнь детей, конечно, не подвергается такой опасности, как в Чечне. Там угнетает другое: обстановка полной безнадежности, бесперспективности существования, постоянное ощущение бездомности.

Вот далеко не худший вариант: центр временного размещения беженцев в Хасавюрте. Старенькое, давно не ремонтированное здание детского сада. Отдельные его части так разрушены, что кажется, будто оно подвергалось обстрелу. При входе - плакаты ООН, предупреждающие детей об опасности подорваться на мине: "Берегись малейших изменений в цвете травы..." В здании холодно. Семьи ютятся впритирку в небольших отсеках, отгороженных фанерой. Согреваются самодельными печурками, к которым каждый, кто как умел, подвел газ. Над ними сушится белье. Опасность пожара и опасность отравления газом. В этом же помещении - класс, где дети разных возрастов учатся все вместе. На всех - одна учительница, которая приезжает сюда из Чечни. Жалобы все те же: не хватает учебников, тетрадей... Детей не меньше, чем взрослых, угнетает безбытность, отсутствие своего уголка, невозможность делать уроки за собственным столом, спать на отдельной кровати. Все - в бесконечном ожидании конца войны, которого не предвидится. Многим семьям возвращаться некуда: дома разрушены полностью.

Положение в лагерях беженцев в Ингушетии еще год назад расценивали как гуманитарную катастрофу. Сейчас оно не улучшилось. О непригодности палаток к зимнему проживанию уже и не говорят, беженцев больше волнует другое: власти требуют, чтобы они покинули палаточные лагеря. Уже год, как беженцев лишили питания, полгода, как не выдают хлеб, хотя склады, как утверждают беженцы, переполнены предназначенным для них продовольствием. Перспектива провести холодную и, скорее всего, голодную зиму в палатке пугает людей гораздо меньше, чем мысль о возвращении в Чечню, где опасности будет подвергаться сама жизнь их детей.

В Центральном Доме журналистов в Москве 10 февраля 2001 года прошла пресс-конференции "Чечня. Война. Расстрелянное детство", на которую пресса тогда практически не отреагировала.

Представители миротворческих организаций говорили и об издевательствах над подростками в фильтропунктах, и о том, с какими трудами собирают средства родители, чтобы вызволить оттуда своих детей. Говорили и о том, что лишь малая часть чеченских детей имеет возможность учиться, и о проблеме круглых сирот, количество которых стремительно растет, а никаких пособий на этих детей приютившие их родственники не получают. Демонстрировались рисунки чеченских детей, фотографии детей-беженцев и детей - жертв обстрелов.

Но меня удивило, с каким участием представительницы чеченских правозащитных организаций говорили о детях вчерашних, а именно о судьбе российских солдат срочной службы. Всегда голодные, худые, плохо одетые, они вызывают сострадание у местных жителей, особенно у женщин. Отношение к ним у населения подчеркнуто иное, чем к взрослым военным, особенно контрактникам.

У проблемы чеченских детей есть и еще одна сторона. Травмированные бомбежками, "зачистками", гибелью родных, чеченские подростки по-разному изживают последствия этих стрессов. Какая-то часть из них, конечно, затаивает ненависть и при очередном шокирующем событии принимает решение и берет в руки оружие.

К сожалению, российские власти, как и в начале войны, не воспринимают людей, живущих в Чечне и беженцев из Чечни, как своих сограждан, за жизнь и здоровье которых они в ответе. Подрастают дети, которые не видели иных русских, кроме вооруженных федералов, вызывающих у них смертельный страх. В Чечне может вырасти больное поколение, травмированное страхом и ненавистью, не способное к контакту со внешним миром. Если не взяться за решение этой проблемы сиюминутно, процесс будет необратим.

Содержание номера | Главная страница