 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Алексей СимоновЗаметки навстречу Форуму
 |
Я думаю, что начало гражданскому обществу в России положила Екатерина II декретом о запрещении телесных наказаний в отношении дворянства.
Между тем в Англии, по крайней мере до начала ХХ века, существовали закрытые школы для детей английской элиты, где эти самые телесные наказания применялись к самым высокородным мальчикам и девочкам. А граждан-ское общество в Англии к тому времени уже имело более чем двухсотлетнюю биографию.
Из этого некорректного, а для кого-то и невнятного сопоставления следовало бы сделать вывод, что даже такой универсально-авторитарный метод, как порка, применительно к одним спинам, скажем, русским, имеет влияние на граждан-ское самосознание, а применительно к другим, например, английским, - никакого. Так что дело, очевидно, не в самом методе, а в задачах и способах его применения, а также в традициях общества, среды, где этот метод применяется. В России эти наказания применялись публично и были направлены на устранение самоволия и устрашение окружающих. В английских школах, напротив, наказания были направлены на усовершенствование личных качеств наказуемого, и их суверенная секретность зависела только от личной воли наказуемого.
Проявление обдуманного своеволия, первый, пусть и неудачный опыт гражданского противостояния абсолютной власти - декабристское движение, - стало возможным, пользуясь выражением Эйдельмана, после двух непоротых поколений дворянства. Чем оно кончилось, надеюсь, многие помнят.
А через частные школы прошел весь цвет английского парламентаризма.
Непоротость дворянства с XVIII века, а затем и непоротость крестьянства и прочие достижения уже XIX века медленно, но верно порождали ростки гражданского самосознания в российском обществе, и ростки эти, если леса и не породили, то уж заметными рощицами точно вписались в общественный ландшафт.
А потом был 1917 год. Дворянство и все накопленные им традиции, купечес-тво, уже обретшее свои корпоративные моральные принципы, промышленники, постепенно становившиеся становым хребтом капитализации России и вырабатывавшие целебный кальций собственного достоинства, без которого не может быть позвоночника у гражданского общества, - все было сметено железной большевистской метлой.
По Слуцкому:
Все спали, только дворники
Неистово мели,
Как будто рвали корни и
Скребли из-под земли...
Оставалась, правда, еще интеллигенция. Но русская интеллигенция рождена была болью. Она и сама была болью России, а боль - плохая, никудышная основа для воспитания собственного достоинства. Не случайно же один из самых совершенных русских интеллигентов, Антон Павлович Чехов, говорил о выдавливании из себя раба. Кроме того, как сказал Сол Беллоу, "даже величайшие умы могут поступать на службу к невежеству, пока сохраняется потребность в иллюзиях..." Добавлю - в мифах. А кто же более всего нуждался в создании надежных иллюзий и мифов, если не ленинско-сталинская власть? Так что в повивальные бабки гражданского общества интеллигенция годится, а основу его составить не может по природе своей.
Давайте на время оставим проблему истории и посмотрим на ГО с филологической стороны. Что в сочетании понятий "гражданин" и "общество", рассуждая по "Недорослю", существительное, а что - прилагательное? Лично мне представляется, что понятие "общество граждан" или "сообщество граждан" намного больше соответствует тому, что хотелось бы видеть в России, чем калькированный с иностранного перевод "гражданское общество". Вот уж где совершенно очевидно, что существительное, а что прилагательное, и только иностранцам, не ведающим наших филологических мук, на это, в сущности, наплевать: хоть горшком назови, но в основе-то все равно гражданин и его права. У нас же, схватившись за то, что существительное вроде бы главнее, того и гляди выстроится лесенка: общество - общность - община - общак, и гражданин со всеми его достоинствами и правами опять окажется прилагательным к коллективу, обязанный общественное ставить выше личного.
"Гражданское общество" в сегодняшней России куда многолюдней "Общества граждан". И здесь мои филологические изыскания смыкаются с историко-психологическими и рождают тревогу: а достаточно ли каких-то десяти-двенадцати лет демократической "непоротости" для того, чтобы проводить "смотр сил", которым, несомненно, кому-то видится, а кем-то представлен будет гражданский форум.
Не рано ли нам, еще не отличающим Общество граждан от Гражданского общества, встречаться с верховной властью по ее призыву, на ее поле и, в сущности, на ее деньги? Ведь власть в России - это обретающий все большую сплоченность союз бюрократов, намертво скрепленный, несмотря на все внутренние противоречия, единством цели, и эта цель - власть. Власть - сумма функций. Гражданское общество - производное личностей. В нашей стране, по крайней мере пока, функция сильнее личности, важнее, более приемлема и куда более уважаема. Как быть? Ростки гражданского общества многообразны и заметны, и не случится ли, что на этом форуме из них сплетут для власти торжественный венок, оборвав ради этого еще некрепкие корневые системы. А такие попытки будут, и кое-что для этого уже делается. Пару дней назад я услышал от одного из организаторов форума, что готовность к встрече с властью одних и отказ от этой встречи других разделили этих "граждан" на разумных и маргинальных, или маргинализирующихся. Уже среди масс общес-твенных и неправительственных организаций за право "быть представленным" на форуме развернулась борьба. Уже... Граждане! Вспомним Эйдельмана: два непоротых поколения. И мы - только первое. Если мы позволим, чтобы Форум вместо прокладывания дороги занялся выработкой стандартов - правильного и неправильного, приобщенного и отверженного - мы проиграли.
Гражданин - это осознанно сделанный выбор. И уважение к выбору чужому. Я уважаю выбор моих сограждан не принять приглашения власти к диалогу. Я уважаю нежелание организаций стоять в очереди на форум. Я уважаю инакомыслие. Но именно поэтому готов участвовать во встрече с самым сильным инако по отношению ко мне мыслящим - с верховной властью этой страны. Мне тревожно, но страха во мне нет.