 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Светлана Бочарова, Наталия МавлевичДети - не казенное имущество
Общественная структура защиты детей-сирот
По официальным данным, сегодня в России 700 тысяч детей-сирот. Если включить в это число уличных беспризорников (их количество, по данным МВД РФ, приближается к трем миллионам), детей беженцев, мигрантов и просто оставшихся без попечения при живых, но не лишенных прав родителях, оно вырастет до 5 миллионов. Ежегодно эта армия увеличивается на 100 тысяч сирот при миллионе рождающихся детей. Нетрудно понять, что это означает: в жизнь вступает поколение, где каждый десятый растет вне семьи.
Из официально зарегистрированных семиста тысяч больше половины воспитываются в детских домах. В Москве их 46, из них только 4 - для здоровых детей, остальные - для детей с разного рода физическими и психическими отклонениями. Условия в этих учреждениях, особенно столичных, могут быть весьма и весьма неплохими (хотя могут быть и нищенскими - где-нибудь в глубинке). Приложив старания, можно накормить детдомовцев досыта, одеть в красивую одежду, снабдить их игрушками, учебниками, ботинками и жевательными резинками. Но ни один, даже самый лучший, детский дом не даст ребенку самого главного - семьи. Выросший на всем готовом и казенном, не имеющий ничего своего, привыкший быть одним из многих, он не вызреет в личность; не знавший материнской любви не научится любить себя и других; запертый, пусть даже в золотую, клетку не справится со свободой. Дети не могут, не должны быть казенными.
Эту простейшую истину подтверждает практика. Большая часть выпускников детских домов не вписывается в жизнь общества, их местом оказывается тюрьма, панель, среди них нередки самоубийства. Не видеть этого не могут и те, кто возглавляет государственную систему воспитания сирот. "Из детских домов выходят немощные дети", - признала на одной из недавних пресс-конференций заместитель председателя Московского комитета по образованию Любовь Селявина. Вывод очевиден: система не справляется со своими задачами. Так, может быть, ее надо изменить? Казенная логика, увы, работает иначе. С недавних пор, помимо детских домов, открываются еще и реабилитационные центры для их выпускников. С полным штатом сотрудников и новыми подразделениями чиновников.
Семейный кодекс Российской Федерации признает предпочтительным способом защиты детей-сирот устройство их в семью и обязывает органы опеки и попечительства, ответственные за оставшегося без родительского попечения ребенка, сделать это в месячный срок.1 И лишь при невозможности найти семью его следует помещать в учреждения социальной защиты, то есть в детские дома. Отдельные главы Кодекса посвящены опекунству и приемной семье.
К чести нашего общества надо сказать, что, когда в конце восьмидесятых частная инициатива граждан получила хоть какое-то признание, первыми ласточками нового порядка оказались не только кооперативы по выпечке пирожков, но и детские дома семейного типа, то есть коммерческий и граждан-ский сектор начали развиваться одновременно. За десять лет без советской власти эти побеги гражданских инициатив доказали свою жизнестойкость, хотя им приходится выживать в суровом климате. В 1996 году, когда был принят ныне действующий Кодекс, семейные детские дома были перерегистрированы как приемные семьи. К началу 2001 года на всей территории России зарегистрировано 384 приемные семьи, в которых воспитывается 3000 сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. В столице таких семей девять.
"За последние 7 лет (данные на ноябрь 1999 года) в Москве не создано ни одной новой приемной семьи. В России в целом их создано менее 10. Все существующие семьи - это бывшие семейные детские дома, которые возникли еще в конце 80-х годов. Из-за несовершенной правовой базы, из-за отсутствия законов, регламентирующих деятельность общественной структуры защиты детей, оставшихся без попечения родителей, и в первую очередь приемных семей, а также предусматривающих ответственность государственных чиновников за соблюдение прав детей-сирот и приемных семей, существующие приемные семьи оказались в крайне сложной ситуации и практически бесправны перед самоуправством государственных чиновников". Это выдержка из обоснования благотворительной программы "Приемные семьи", открытой два года назад Международным общественным информационно-просветительским Движением "Добро - без границ".
Как развивается в России негосударственная система защиты детей-сирот? Каковы ее перспективы? Об этом мы и беседуем с председателем Московского отделения общественного движения "Добро - без границ" Светланой Евгеньевной Бочаровой.
С. Б.: Десять лет назад Россия подписала Конвенцию о правах ребенка и обязалась соблюдать ее. И вот передо мной представленный на сессию ООН доклад с пышным, но маловразумительным названием "О прогрессе, достигнутом Россий-ской Федерацией в ходе осуществления Всемирной декларации и плана действий всемирных встреч на высшем уровне в интересах детей". В чем прогресс?! Никакого прогресса с 89 года нет. По сравнению с 94-95 годами несколько сократилась детская смертность. Но количество сирот стремительно увеличивается, детские дома растут, как грибы. Весь доклад как будто сделан на заказ. Помните, года два назад была поставлена задача формировать положительный образ России на Западе. Так вот, я не хочу заниматься формированием имиджа России, ни положительного, ни отрицательного, я хочу, чтобы детям было хорошо.
Н. М.: Разве этого не хочет государство?
С. Б.: Хочет, разумеется. И общество хочет. Они заинтересованы в том, чтобы дети были здоровы и развиты. Но между государством и обществом есть связка - чиновник. А у него свои интересы. Все проблемы семейного обустройства детей-сирот отданы на откуп органам самоуправления - управам и муниципальным структурам, а они саботируют их решение. Это не мои слова, так сказала начальник управления министерства образования Алла Дзугаева.
Вот последний пример. Приемная семья Людмилы Сергеевны Новосельской, по согласованию с управой и по просьбе дома ребенка взяла мальчика Лешу, больного гемофилией. Отдавать его в детский дом было просто нельзя, это все понимали. Но понадобилось два года, чтобы был заключен договор о передаче ребенка на воспитание в приемную семью. Все это время семья не получала ни копейки. А сколько раз ей хамили в комиссии по делам несовершеннолетних.
Другую семью посещает инспектор органов опеки, приходит утром и бросается к холодильнику - почему пусто? Почему нет молока, хлеба, сыра? Как доказать, что семья из девяти человек - приемных родителей и здоровых детей с хорошим аппетитом - только что позавтракала и все съела? Дети ушли в школу, мама собралась в магазин. А то, что детей учат, лечат, развивают, наконец любят, инспектора не волнует.
Н. М.: Чем же приемные семьи не нравятся чиновникам?
С. Б.: От приемных семей лишняя головная боль. Сдать подведомственных сирот в детдом куда проще. Приемные семьи раздражают, вызывают подозрение. Меня не раз наставляли в управах: вы что, не понимаете, ведь она берет шестерых сирот, чтобы за их счет содержать своих! Или: хочет решить за их счет свои жилищные проблемы. Например, одна москвичка взяла буквально с улицы двоих детей. Подобрала одного, он привел брата. Вот и живут все - а у этой женщины есть муж и родной ребенок - в 15-метровой комнате коммунальной квартиры. Это дееспособная семья, она могла и хотела бы взять на воспитание еще других детей, но не может. Обращается в управы и слышит от инспекторов: вы просто хотите выехать из коммуналки. И вообще Москва не может предоставить этой семье статус приемной, потому что дети не имеют московской прописки - хоть это установление признано неконституционным! - значит, им ничего в Москве не положено. Они чужие дети. Такая же история с семьей Андрея Андросика. Он воспитывает девять детей. С помощью родственников построил дом в Подмосковье и поселился с детьми там. Статуса приемной семьи власти Подмосковья им не дают, потому что они прописаны в Москве, а московская управа - потому что живут в пригороде.
Вот поэтому, если в органах опеки работает действительно преданный детям человек - а такие, безусловно, есть! - он вынужден постоянно нарушать нормы, инструкции, приказы, действовать вопреки системе.
Н. М.: А где же законы и законодатели?
С. Б.: Вот это самое главное! У нас нет единого федерального закона о семейных формах защиты сирот. Есть статьи в Кодексе, декларирующие наличие приемных семей, но нет механизма их функционирования, есть правительственное постановление ╧ 819, где этот механизм прописан, но постановление - не закон. Есть, наконец, придуманные по принципу "кто во что горазд" региональные законы. Но толком нигде не сказано: что такое опекунская семья? Приемная семья? Детский дом семейного типа? Патронатная семья? Патронат - последнее нововведение, форма временного помещения ребенка в семью. В Москве в июне 2001 года принят закон о патронате. Приняты аналогичные законы в Краснодарском и Приморском краях, в Пскове. Разговариваю с псковскими парламентариями, спрашиваю: а вы познакомились с краснодарским законом? С московским? А зачем, - отвечают мне. - Мы сами придумали, сели, подсчитали и решили.
И вот в одном месте патронат оформляется на полгода, в другом - до восемнадцатилетнего возраста ребенка; в одном - патронатным родителям платят, в другом - нет. Отсутствие единого закона - главная причина того, что тысячи детей лишены возможности найти семью. Но даже существующее сейчас законодательство действует не везде. В результате военных действий в Чечне, как их ни назови, там сейчас живет около трех тысяч круглых сирот. Многие семьи берут их на воспитание. Известный пример - семья Хадижат Гатаевой, прозванной чеченской матерью Терезой. В ее приюте "Родной дом" живет больше восьмидесяти детей! Приют - или семья, или семейный детский дом, или социальная деревня - юридический икс! - работает шесть лет, кроме Хадижат, в нем работают ее муж, зять, сноха, помогают бывшие соседи по Грозному. Но ни на одного из детей не получено пособие, не установлено опекунство. Ни один чиновник, каждый день проезжая мимо - дом Хадижат стоит на трассе, - не подумал к ней заехать. Зато ей постоянно отключают газ и свет за долги. Если бы не спонсоры, в основном, иностранные, детям было бы нечего есть. Есть и в Москве семья, где воспитываются вывезенные из Грозного дети и уже не один год живут, не имея статуса вынужденных переселенцев, не получая пособия.
Н. М.: Все это похоже на инвентаризацию казенного имущества. Но, может быть, у государства просто нет средств, чтобы поддерживать приемные семьи? Ведь растить детей по одному, наверное, много дороже, чем гуртом?
С. Б.: Вот цифры. Владивостокский общественный фонд помощи населению "Данко" подсчитал, что в 1988 году в Приморском крае было восемь детдомов, сейчас 83 и еще 13 реабилитационных центров. Содержание ребенка в замещающей семье (то есть приемной, опекунской, патронатной) при зарплате для воспитателя в 400 рублей в месяц за каждого ребенка и детском пособии в 1500 рублей обходится бюджету в 24 600 рублей ежегодно. Содержание же ребенка в детском доме Владивостока - в 51 035 рублей 35 копеек, а в городе Большой Камень - в 62 000 рублей, то есть в два с лишним раза дороже. Из этой суммы непосредственно до ребенка доходит лишь 20 процентов, то есть 200 рублей в месяц. Остальное съедает система обслуживания и управления, немалая часть средств используется не по назначению. Так разве экономия не очевидна? Разве нельзя было бы перенаправить сэкономленные деньги, скажем, на пособия многодетным или несовершеннолетним матерям?
Н. М.: Убедительно. Но, мне кажется, вы забываете о жилье. Детский дом - это большое общежитие. А как обеспечить площадь каждому ребенку по отдельности? Хотя, кажется, достигшим 18 лет сиротам по закону полагается какая-то площадь?
С. Б.: Где как. В Москве принят такой порядок. Какое-никакое жилье - это может быть комната в пьяной коммуналке, - но предусмотрено. Однако только в том случае, если за сиротами не закреплена площадь в квартире родственников. Тогда он идет жить к ним и попадает в ту среду, из которой его вытаскивали. Но в большинстве регионов нет и такого жилищного обеспечения. И вот что получается: в нашей программе участвует семья Алексея и Натальи Быховых. У них шестеро приемных детей, троих они усыновили. Старшим скоро пора получать паспорта. В основном, семья живет в Москве, где учатся дети, но зарегистрирована в Пущино, а в Московской области закона о жилплощади нет. Куда пойдут дети? Когда-то, десять лет назад, им было выделено помещение в Пущино, но теперь квартира понадобилась тамошнему отделению Академии наук для общежития, и оно подало заявление мэру с просьбой отобрать у детей Быховых площадь, а тот ничтоже сумняшеся накладывает резолюцию. Цитирую дословно: "Создать комиссию о деятельности и целесообразности детского дома".
Но необязательно создавать одни приемные семьи. Можно давать в семью по одному или по два ребенка. Хороши все формы защиты сирот: от усыновления до общественных приютов. Кстати, они у нас существуют фактически, но не юридически. Самый яркий пример - приют "Дорога к дому" Сапара Кульянова, который зарегистрирован как стационарное отделение психонаркологического диапансера. Сапар собирает и привозит сюда бездомных детей, некоторых устраивает в семьи, а получает на детей только больничный паек.
Сплошные тупики. И все потому, что гражданская структура не прописана в законе. Нет правовой базы для деятельности общественных организаций, занимающихся защитой детства.
Н. М.: Насколько велики шансы на то, что федеральный закон будет разработан и принят Думой?
С. Б.: Законотворцы не спешат. Думский комитет по делам семьи и молодежи, возглавляемый Светланой Горячевой, предпочитает ставить заплатки на старый закон. Демократическому закону трудно получить одобрение комитета и министерств, и не потому, что проект, на их взгляд, плох, а потому, что инициатива исходит от депутатов соперничающих фракций. Проблема детей-сирот становится предметом политических игр и спекуляций. Нередко ее используют для приманки избирателей. Так предшественница Горячевой, коммунистка Алевтина Опарина шла на выборы под лозунгом затем и созданного "Союза спасения детей России". Трудно назвать партию, которая не заигрывала бы с избирателями подобным образом.
Н. М.: На ваш взгляд, решением этой проблемы должны заниматься общест-венные организации?
С. Б.: Нужно перераспределение функций государственного и гражданского секторов общества. Государство должно дать правовую базу. Государственные органы, пусть это будут те же органы опеки, но не подчиненные главе управы, должны не надзирать за семьями, а выполнять функцию координатора. Деятельность общественных и государственных структур не исключают друг друга. Повсюду в мире именно на этом поле работают благотворительные организации.
Н. М.: А у нас они есть? Развиваются? Работают?
С. Б.: Есть и работают. Если в конце восьмидесятых у нас были только инициированные сверху Фонд мира, детский и т.д., то сейчас возникло много таких организаций, как мы. Некоммерческий сектор Москвы насчитывает 15000 организаций. Три процента от прибыли любое коммерческое предприятие может перечислить на благотворительные цели и тем снизить себе налог на прибыль. Но прибыль, как правило, занижается, скрывается, и эти проценты просто испаряются.
Кроме того, у нас не делается различия между благотворительными фондами при коммерческих предприятиях, где часто отмываются деньги, и чистыми фондами, без "крыши". Сейчас многие благотворительные организации ринулись в бизнес. На мой взгляд, они могут заниматься предпринимательством, только если оно связано с их собственным производством, а весь доход должен употребляться на уставные цели. Благотворительность потеряет криминальный налет, если фонды не будут, используя свои льготы, заниматься финансовыми махинациями, как делают афганский, чернобыльский фонды, организации инвалидов и даже Московская Патриархия, торговавшая водкой и сигаретами. Мне каждый день предлагают: я тебе дам сто, а ты обналичишь и мне назад тридцать. Но у нас принципиальная позиция: мы работаем только на спонсорские средства. И второй принцип - полная прозрачность финансовых потоков. Наш счет всегда открыт для любого спонсора.
Н. М.: Нам всю жизнь внушали, что благотворительность - это плохо, оскорбительно, это подачка богатых бедным, ханжеское желание замолить грехи. А может быть, благо-творение - это здоровый инстинкт общества?
С. Б.: Благотворительность - это неискоренимая никаким тоталитаризмом потребность помочь другому. Это и очищение, покаяние, и соприкосновение с высшей нравственностью. Наше Движение придумал, но, к сожалению, не дожил до его учреждения замечательный писатель Анатолий Павлович Злобин, сопредседатель литературного союза "Апрель". Когда я его спросила, что это он вдруг в семьдесят лет подался в благотворительность, он мне так и ответил: много грешил, хочу очиститься.
Н. М.: Ну, а крупный бизнес в благотворительности участвует? Дерипаски или других олигархов среди ваших спонсоров нет?
С. Б.: Олигархов у нас нет. Они другими проектами занимаются.
Н. М.: Проблема сиротства - такого масштаба, что для ее решения нужны огромные средства. Не слышно ли про какой-нибудь российский фонд, вроде Сороса или хоть пол-Сороса?
С. Б.: Попытки создания грантодающих фондов есть, но такие фонды тоже не прописаны в законе. Наша главная сила - волонтеры. Они выполняют девяносто процентов работы.
Н. М.: Значит, принцип нашей благотворительности: с мира по нитке - голому рубашка?
С. Б.: В общем, да. Чтобы было иначе, должна вырасти нервная система гражданского сектора общества.