 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Олег АронсонСвобода неграждан
Когда мы говорим о свободе сегодня, то с какой-то неизбежностью вынуждены иметь в виду, прежде всего, именно политические или гражданские свободы, предоставляемые человеку государством. Именно их, в конце концов, мы и называем "свободой личности". Исторически это хорошо объяснимо: с одной стороны, развитие буржуазного общества идет по пути отождествления свободы с правом на частную собственность, когда, например, "свобода слова" или "свобода мнения" становится минимальной экономической единицей, своеобразным атомом моральной собственности; с другой стороны, опыт фашизма и тоталитаризма в двадцатом столетии очень сильно ограничивает нашу способность мыслить свободу иначе, нежели в рамках взаимоотношения личности гражданина и всемогущества государственной машины власти. Как мне кажется, находясь в этих рамках, мы не можем в полной мере ощутить свободу как нечто, что затрагивает само бытие человека независимо от политических и экономических коннотаций.
Между тем "свобода" дана нам не только в правовом или теоретическом плане, но она сопровождает всю нашу жизнь как некий постоянно ускользающий аффект, аффект, который мы не можем присвоить. Другими словами, "я" никогда не может быть свободным, а может лишь мыслить это или соотносить некоторые свои состояния с теоретическими конструкциями, описывающими функционирование понятия "свободы" в обществе.
Но, может, и нет никакой "свободы"? Может быть, это, действительно, лишь историческое понятие, функционирующее именно в тот период (становления и развития буржуазного общества), когда оно экономически стало оправдано, более того - эффективно? И, возможно, тоталитаризм, в таком случае, явный симптом кризиса такого буржуазного понимания свободы?
Действительно, генеалогия понятия "свобода" приводит нас к тому событию, когда ценность свободы стала абсолютной, то есть, когда определенному коммуникационному аффекту, в котором проявляет себя бытие-с-другими, был придан смысл. Понятие "гражданского общества" (от Гоббса до Гегеля, от Монтескье до Токвиля) - развитие именно этого смысла, с той поправкой, что ответственность за свободу возлагается на само государство. Фактически, государство производит свободу "из себя", когда конструирует определенное понимание общества, ограничивая посредством актуализации социального порядка возможности бытия-с-другими.
Само понятие "гражданского общества", подменяя собой ту свободу, которая связывает людей не в общности производства (вещей и понятий), а в общности аффекта (в любви, жертвоприношении или смерти), ограничивает саму нашу способность мыслить свободу и мыслить свободно. Когда речь заходит о гражданском обществе, то ключевой становится идея противостояния (на чем основан как принцип разделения властей, так и принцип баланса сил). Одной из сторон в этом противостоянии оказывается "общественный человек", то есть способный не просто быть с другими в сообществе, но осознавать свое включение в то или иное объединение людей именно как властный инструмент. Отсюда возникают и многие пресловутые трактовки свободы как "свободы для" или "свободы от", что есть не что иное, как общественная трактовка этого понятия ("невозможно жить в обществе и быть свободным от общества...", "ответственность как оборотная сторона свободы..." и т.п.). Можно даже сказать, что это трактовка, навязываемая той самой властью государства, которая, делегировав человеку малую толику этой власти, сделав его "гражданином", членом общества, дав ему право на свободу, требует от него лишь одного - отказаться от аффективной свободы.
Оказывается, чтобы быть свободным в гражданском обществе надо быть гражданином, то есть выполнять свои малые властные полномочия - голосовать и избираться, работать, получать зарплату, пенсию, то есть участвовать в политической и экономической жизни. Если ты не пользуешься своими "свободами", ты лишаешься высокого звания "гражданин", словно еще не дорос до свободы. Оказывается, что гражданское общество не только оплот демократии, но и то, что свидетельствует о ее ограниченности. То, что власть отдается всем, но от этого не все становятся гражданами (естественно, не в юридическом смысле), а только те, активные, кто может этой властью пользоваться, - лишь одна сторона проблемы. Другая - в том, что, становясь гражданами, мы неявно оказываемся вовлечены в противостояние, в состояние войны, или, говоря мягче, обороны своих свобод. Мы, будучи гражданами, имеем массу привилегий, но оказываемся вовлечены в сам властный дискурс настолько, что для нас перестает иметь значение различие между человеком и гражданином. Граница между свободой и властью стирается.
Различные теории гражданского общества постоянно пытались совладать с этим различием, демонстрируя плавный переход от естественного состояния человека к его общественному состоянию и, наконец, к его гражданскому состоянию. Однако это не позволяет преодолеть указанного противоречия. Как быть с теми, кто отказывается быть гражданами? С теми, кто выбирает не "гражданскую позицию", а просто человеческое существование. С теми, кто предпочитает ту аффективную свободу, в которой сохраняешься как человек, а не как политическая абстракция, чем, собственно, и является "гражданин". Ответ на этот вопрос крайне труден, поскольку неграждане "по духу своему" - те, кто является постоянным раздражителем политической власти, ее вечным неврозом. Они не могут быть охвачены контролирующим властным языком, они отказываются от тех ценностей (и свобод), которые им предлагаются политической системой. Кто они? "Они" - это все мы. "Мы", но как не собираемое ни в какую общественную институцию сообщество, в том числе и как "народ". "Мы" способные любить и умирать, испытывать наслаждение и боль, и, наконец, быть в бытии друг с другом не только посредством отношений понимания и соглашения (социального, экономического), но в общности аффекта, того аффекта, который еще не присвоен нами в качестве смысла или ценности, но сохраняет свою коммуникативную непосредственность при полнейшем непонимании или несогласии. "Мы" - это те, кому свобода всегда привнесена извне, в том числе и извне государства, кому она принесена другими, в силу чего без них не может мыслиться никакое бытие.
Политика прикладывает все свои силы, чтобы сделать из нас индивидуализированных граждан, поскольку только гражданин является субъектом в политическом поле. Но "мы" как сообщество неграждан не может быть индивидуализировано, представлено как субъект. Оно всегда в приходящем извне аффекте, который лишает нас способности к социальности, к нормативному функционированию в рамках государства. Понять, в чем состоит свобода неграждан - открыть многие высказывания современного мира, которые с большим трудом понимаемы в рамках ценностей гражданского общества. Все эти высказывания не хотят пользоваться языком войны и языком силы. Когда опытом бытия-с-другим становится любовь, то все нормы государства и сопутствующей ему морали оказываются незначимы, когда таким опытом оказывается террор, то смерть становится способом его высказывания. Такая свобода не нужна государству, она не нужна и гражданам. На такую свободу не выдаются права. Сообщества неграждан ("влюбленные", "террористы", "художники" и прочие - названия здесь весьма условные, поскольку именование - важная властная функция) всегда говорят о бесправии, хотя само право никогда не становится смыслом их речи. Свобода неграждан в том, что они не нуждаются в правах, а только в одном - в совместном существовании, в котором черпают "опыт свободы", нами, гражданами, забытый или игнорируемый.