 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Владимир КозловПроблема доступа - это проблема инфраструктуры
Владимир Козлов - руководитель Федеральной архивной службы РФ.
Материал подготовлен на основании интервью, которое В. Козлов дал редакции в июне 2001 г.
Когда проблема доступа к архивам рассматривается на эмоционально-бытовом уровне, когда исследователи говорят о своих конкретных претензиях к архивам, я всегда прошу написать официально на мое имя заявление, чтобы можно было разобраться, получить объективную картину. Но ведь никто (за весьма редкими исключениями) такого заявления не написал. Случаются письменные жалобы от граждан, которые обращаются к архивам за справками или с генеалогическими запросами, - здесь иногда возникает конфликтная ситуация. Но от исследователей таких заявлений я не помню... Я, конечно, могу допустить, что пользователи побаиваются жаловаться - потому что работа в архиве - это штучная работа. Это не работа в библиотеке, когда идет поток читателей, здесь работают люди штучные и личный контакт очень важен.
В сегодняшней нашей архивной жизни проблема доступа - это отнюдь не только проблема какого-то прямого ограничения доступа или проблема секретности. Более того, проблема секретности и рассекречивания - это очень частная проблема. Конечно, она актуальна, остается актуальной во все времена и во всех странах. Но всегда существует конфликт пользователя и архивиста, он заложен в самой природе двух профессий. Пользователь прежде всего заинтересован в получении информации, архивист должен способствовать пользователю в получении этой информации, но архивист должен заниматься и сохранностью документов. В этом смысле сегодня проблема доступа - это прежде всего проблема обеспечения сохранности документов, проблема инфраструктуры архивного дела в стране. Ведь только два последних года (из десяти прошедших) нас стали финансировать не только на охрану, на заработную плату, на коммунальные нужды, но также на закупку компьютеров, ксероксов. Так что легко представить, до какой степени разрухи дошло наше архивное дело. Только сейчас мы смогли провести презентацию архивного сайта, только в прошлом году создали информационно-вычислительный центр, открыли выставочный зал, где проводится по десять выставок в год, и каждая - большое событие.
Проблема доступа к архивам - это проблема инфраструктуры. Пользователи, которые постоянно работают в наших архивах, прекрасно знают, как непросто сделать ксерокопию, найти нужный документ... Хотя за последние десять лет мы и сделали прорыв в подготовке справочного аппарата, но это в основном за счет проектов с зарубежными коллегами. Например, каталоги Государственного архива Российской Федерации выпущены тоже благодаря специальной программе в рамках договора между Государственным архивом Российской Федерации и издательством Йельского университета.
Конечно, "интеллектуальные ограничения" доступа существовали, существуют и будут существовать. Проблемы, связанные с гостайной, более или менее ясны и очевидны, а вот проблемы, связанные с обеспечением тайны личной жизни, у нас совершенно не решены. В законе об архивах есть общее определение, что не подлежат разглашению сведения о здоровье, личной жизни гражданина и его имуществе. То есть выделены, по крайней мере, три категории информации, доступ к которым ограничен на 75 лет. Но что делать в случае с партийными архивами? Ведь после 91-го года мы стали обладателями громадного массива партийных архивов, спецификой которых является огромное количество персональной информации: партийные дела, досье. Это информация очень деликатная, а критерия доступа к ней у нас не существует. Сейчас мы готовим что-то вроде методических рекомендаций и запросили все министерства и ведомства: какая конфиденциальная информация, на их взгляд, требует ограничения доступа - на 75 лет, 50 или, может быть, 100 лет? Все предлагают свое... Во Франции, например, архивная персональная информация закрыта на 120 лет... А потом, когда мы разработаем эти рекомендации, начнется длительная процедура согласования с Минюстом. Правила работы исследователей в читальных залах мы согласовывали с Министерством юстиции три года.
Но кроме проблемы инфраструктуры, то есть физического доступа, существует и проблема интеллектуального доступа. Я принимал непосредственное участие в разработке так называемого Европейского стандарта допуска к архивам. И в течение 3-х лет наблюдал, как шел процесс изменения этого стандарта: от первого варианта, более либерального и демократичного, к бюрократическому, который и принят сегодня как официальный документ Совета Европы. В Европе действуют очень разнообразные критерии. Франция, например, - одна из самых консервативных стран в части интеллектуального доступа к архивам. И мне кажется, что на общем европейском фоне правила доступа к нашим архивам не являются консервативными и резко ограничительными. Правда, проблема интеллектуального доступа резко обострилась у нас в по-следние 4 года в связи с тем, что перестала работать Комиссия по рассекречиванию документов КПСС. Несмотря на все наши усилия реанимировать работу этой Комиссии - в своих попытках продвинуть решение этого вопроса мы привлекали и Академию наук, и научную общественность, и писателей, - никакого движения нет. И не всегда понятно, в чем причина этого... Случаются и просто смехотворные вещи: мы рассекретили и издали решения Политбюро ВКП(б) конца 20-х - начала 30-х годов по коллективизации и раскулачиванию. Очень больная, трагическая страница нашей истории. А документы с середины 30-х годов мы никак не можем рассекретить, хотя никаких отличий по информации, никакой гостайны там нет. И прекрасное международное издание застопорилось, неизвестно, когда выйдут 4-й и 5-й тома. Анекдотических случаев немало: дочь Чкалова обратилась к нам с просьбой рассекретить постановление Политбюро о полете Чкалова через Северный полюс в Соединенные Штаты Америки... Или: в 42-м году было постановление Политбюро о призыве в армию в качестве зенитчиков девушек-комсомолок. На нем стоял гриф, и постановление рассекречивалось два года - пока бюрократическая машина прошла через Гостехкомиссию, потом через Министерство обороны...
Рассекречивание документов партийных архивов - вполне обозримый процесс. В каждом архиве хранится, допустим, по 5 тысяч таких дел, умножьте на 340 - 360 архивов... Масштабная работа по рассекречиванию началась не в 91-92-м году, а еще в 87-88-м, и значительный комплекс документов был рассекречен именно тогда. По советскому периоду были засекречены все репрессивные материалы - по раскулачиванию, выселению, переселению. Это все уже к началу 90-х годов было доступно. В любом архиве вам могут показать стеллажи рассекреченных дел, но описи существуют далеко не всюду. Сколько сил надо, чтобы описать эту глыбу, в советские времена не описанную... Меня как архивиста эта сторона волнует гораздо больше. Меня волнует и то, сколько подобного рода документации мы утратили на Северном Кавказе потому, что не смогли создать страховой фонд. Все погибло во время чеченских событий, гибнет и сейчас.
Конечно, должно идти нормальное плановое рассекречивание в соответствии с законодательством. Им установлен ограничительный срок - 30 лет. Сегодня 2001-й год, значит, по 71-й год документы должны быть рассекречены. Но жизнь всегда богаче и разнообразнее законов. И бывают моменты, когда возникает необходимость в первоочередном рассекречивании каких-то документов. Например, американцы идут по этому пути. Недавно рассекретили материалы ЦРУ, связанные с перехватом наших шифротелеграмм в годы Второй мировой войны. Почему они провели такое "тематическое" рассекречивание? Очевидно, возникла какая-то политическая целесообразность. У нас тоже бывают различные политические ситуации, как это было, например, с Катынью. А в начале 90-х возникла проблема с документами Советской Военной Администрации в Германии. Мы рассекретили около 80 тысяч дел... И сейчас и нам, и немцам интересно, как мы управляли в советской зоне, к чему это привело и т.д. Возникают и иные оперативные потребности в таком быстром рассекречивании. По советскому атомному проекту модель рассекречивания документов тоже очень напоминала американскую и западноевропейскую. Опять же - возникла политическая потребность. Сами ли мы изобрели атомную бомбу, или же мы украли секрет, или было и то, и другое? Судя по всему, было и то, и другое. Эти сборники я читаю с захватывающим напряжением - необыкновенно интересно, как вращалась эта советская машина... Было и целевое рассекречивание темы о готовности Советского Союза к войне в 41-м году. Яковлев Александр Николаевич провел это рассекречивание и издал сборник. Для этой цели мы выявляли секретные документы по всем архивам.
В отдельных случаях инициатором рассекречивания каких-то документов оказывается исследователь. Но это должен быть очень крупный исследователь. Покойный Дмитрий Антонович Волкогонов имел практически все возможности для получения доступа к засекреченным документам и для их рассекречивания. Есть и сейчас такие исследователи... Делается это так: госархив проявляет инициативу на основании заявления, он ставит вопрос перед Гостехкомиссией, она рассекречивает. Сложнее когда архивы не имеют правопреемников. К сожалению, сегодня распространилась такая практика, когда при ликвидации министерств или ведомств документы не передаются правопреемнику. В будущем у наших коллег-архивистов возникнут серьезные проблемы... Единственное, что мы в последние годы, наученные горьким опытом десятилетия реформ, смогли наладить, так это обязательное участие представителей архивов в ликвидационных комиссиях при ликвидации любых государственных, а теперь и некоторых негосударственных организаций. Иногда из ликвидационной комиссии можно выцарапать хоть какие-то деньги на обработку документов, проследить, проконтролировать. До этого "ненужное" выбрасывали, а потом какие-то ценные документы всплывали на аукционах Сотбис и Кристи.
За эти десять лет у нас в стране силами архивистов, историков, преподавателей было издано огромное количество документальных сборников по истории страны. По май прошлого года вышло 354 (!) сборника архивных документов. Но вот качество этих сборников иногда оставляет желать лучшего, мягко говоря. Например, сборник "Военнопленные в СССР". Какими критериями руководствовались составители при фильтрации документов? Допустим, выявили десять тысяч документов, а почему сюда включены именно эти пятьсот? Официальные документы, регламентирующие быт военнопленных, питание военнопленных, организацию их труда, организацию лагерей, - только официальные документы. Смотришь и читаешь: боже мой, не жизнь была у них, а малина - и пайки они получали, и прочее... Вот и получается, что вроде бы обществу предоставлен огромнейший пласт совершенно новой информации, прежде всего по истории России ХХ века, а объективная картина не всегда восстанавливается. Некоторые публикации вызывают очень серьезные возражения. Например, по истории Кронштадтского восстания 1921 года. Существуют две версии документального раскрытия этого события: версия Фонда демократии А.Н. Яковлева и версия Росархива. Они отличаются друг от друга. В версии Яковлева блок документов, отражающих воздействие западноевропейских разведок, полностью исключен. В двухтомнике Росархива видно, какие усилия прикладывали, чтобы поддержать это восстание, и поляки, и шведы, и французы, и англичане... Казалось бы, один и тот же факт, а до 91-го года его можно было трактовать только как проявление контрреволюции, как злобные происки, после 91-го года это можно было считать сопротивлением советской власти... Но при объективном взгляде видишь, насколько все переплелось, насколько все неоднозначно. Ясно, что это было сопротивление советской власти, но не стихийное...
Наверное, из этого ясно, почему я собираюсь изменить той теме, которой занимался в последние годы. Я написал две книги о подлогах исторических источников, о том, как они делаются, как бытуют... Но природа подлогов неизменна, постоянна, интернациональна, потому что неизменна, постоянна и интернациональна природа обмана. А сейчас самым важным мне как архивисту представляется критический анализ уже опубликованных сборников документов. Читатели получили в свое распоряжение огромный массив документов, но они не знают, насколько профессионально и добросовестно подошли к публикациям составители этих сборников. Дело специалистов показать, какая работа достойна полного доверия, а к какой стоит подходить с осторожно-стью. Этим я теперь и собираюсь заниматься.