 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Татьяна Хромова, Александр ДаниэльТексты и судьбы
Татьяна Хромова, хранитель коллекции "Материалы по истории диссидентского и правозащитного движения в СССР" Архива общества "Мемориал".
Александр Даниэль, руководитель исследовательской программы НИПЦ "Мемориал" "История инакомыслия в СССР. 1950-1980-е годы".
Строго говоря, никто в "Мемориале" не собирался создавать архив, специально посвященный истории советских диссидентов и самиздату 1950-1980-х годов. Архив возник как бы сам собой, вокруг исследовательской программы, начатой в 1990 г. Целью этой программы было составление биографического словаря советских диссидентов.
А на какой источниковой базе прикажете работать? Напомним, что в 1990 г. об открытости государственных и ведомственных архивов, даже такой куцей, как сейчас, и речи не было. Да и если бы эти архивы были открыты полностью, - возможно ли и правильно ли при составлении биографий пользоваться исключительно документами официального происхождения? Готовы ли мы, исследователи, полностью положиться на чужой взгляд, к тому же недобрый и пристрастный? (Кроме того, не следует забывать, что те документы, на закрытость и недоступность которых больше всего принято сетовать, - это не просто пристрастный взгляд, но и взгляд через замочную скважину.) Конечно, документы официального происхождения позволяют уточнить даты и имена, - но для интерпретации личности они, по большей части, решительно ничего не дают. Да и насчет адекватности изложенных в них фактов есть серьезные сомнения.
К счастью, диссидентское сообщество отбрасывало не одну, а две документальные тени.
Помимо текстов, сочинявшихся в казенных кабинетах, существовали еще тексты, сочинявшиеся на кухнях. Мы имеем в виду самиздат в самом широком смысле этого слова1 [1 Строго говоря, далеко не все тексты, порождавшиеся диссидентами, можно назвать самиздатом. Ведь самиздат - это не характеристика ни самого текста, ни интенций авторов, его породивших. Это всего лишь характеристика форм его бытования (как правило, машинопись, иногда - фотокопия типографского издания, изредка - более экзотические варианты, например, машинные распечатки) и способов тиражирования (спонтанное размножение самими читателями по ходу распространения). Многие документы, составлявшиеся диссидентами, вовсе не размножались читателями или имели весьма ограниченное хождение в узких диссидентских кружках, - и, стало быть, самиздатом в точном значении этого слова не являлись. Однако в этой статье мы, простоты ради, будем пользоваться словом "самиздат" для обозначения любых текстов неофициального происхождения, связанных с диссидентской активностью их авторов.]. Он дает куда более глубокое представление о сути советского диссента, чем любые секретные документы карательных органов. Ведь к чему сводилась диссидентская активность 1950-1980-х гг.? Процентов на девяносто пять - к порождению разного рода текстов. Художественных, правозащитных, научных, публицистических, политических, - любых. Собственно говоря, тексты и судьбы - это и есть "сухой осадок" диссидентства, и даже поступки, пусть самые яркие, приобретали, как правило, общественную значимость лишь после того, как были отрефлексированы диссидентским сознанием. Риск-нем предположить, что одна из самых "модельных" акций, определившая типологию и пафос "диссидентского поступка" на годы вперед, - демонстрация 25 августа 1968 г. на Красной площади, - обрела свой законченный смысл и значение лишь после известного самиздатского отклика Анатолия Якобсона и более позднего документального сборника Натальи Горбаневской "Полдень".
Так что, начав работать над "словарем диссидентов", мы быстро пришли к выводу, что для успешной работы неплохо бы нашей исследовательской программе заиметь собственный архивчик самиздатских документов, так, в качестве библиографического подспорья в работе. Первый фонд, который лег в основу нашей коллекции, вполне отвечал этим требованиям. История его сама по себе примечательна. Было в городе Нью-Йорке такое русскоязычное издательство "Хроника", переиздававшее московскую "Хронику текущих событий" и выпускавшую другую правозащитную литературу, посвященную событиям в СССР. Ясное дело, зарубежному читателю требовалось публикуемые материалы комментировать, в частности комментировать персоналии. Вот руководители издательства и начали собирать коллекцию персональных досье лиц, упоминавшихся в советских правозащитных документах. Досье эти состояли из самих документов, попавших за границу, или их копий, статей в западной прессе и т.п. Когда в коллекции насчитывалось уже около восьмисот досье, московская "Хроника" перестала выходить, и нью-йоркское издательство за-крылось. Архив же был отдан Людмиле Алексеевой, которая в то время жила в эмиграции в США и писала книгу "История инакомыслия в СССР". А в феврале 1991 г. Алексеева, которая к тому времени давно закончила и издала свою "Историю инакомыслия", передала его московскому "Мемориалу".
Лиха беда - начало. Осенью того же года Кронид Любарский передал нам архивы двух диссидентских изданий, которые он в течение ряда лет выпускал в Мюнхене: информационного правозащитного бюллетеня "Вести из СССР" и ежегодного справочного издания "Список политзаключенных СССР".
Третий большой архив приехал к нам из Петербурга. В отличие от первых двух, это был уже не только архив документов правозащитного движения: он состоял по преимуществу из текстов литературного самиздата. История его тоже более чем примечательна: году примерно в 1973-1974-м несколько молодых людей в Питере и Москве пришли к мысли, что машинописная литература, которая в изобилии гуляет по столичным квартирам, через какое-то время будет исторической и библиографической ценностью. Примерно в те же годы та же мысль посетила сотрудника радио "Свобода" Питера Дорнана - так родился знаменитый Архив Самиздата. А в Ленинграде Сергей Дедюлин, Александр Добкин, Арсений Рогинский и их друзья первыми, кажется, в СССР осознали себя не потребителями, а собирателями самиздата - не для распространения, не для коллекционирования, а для сохранения. Так возник "ленинградский архив", который вскоре стал систематически пополняться уже не только литературным и окололитературным, но и правозащитным самиздатом. Например, машинописными номерами "Хроники", и не абы какими: установив контакты с издателями бюллетеня, собиратели "ленин-градского архива" стали получать на хранение экземпляры из так называемой "нулевой закладки", то есть первой машинописной распечатки, на части которой еще сохранялась редакторская правка.
В конце 1970-х после нескольких обысков "ленинградский архив" решили заморозить. Он лег на антресоли в нескольких ленинградских квартирах и там дождался 1992 года, когда оставшиеся в России распорядители архива (иные из которых успели отбыть за это время срок из-за своей тяги к современной истории) передали его в "Мемориал".
Собственно, эти три фонда и стали основой коллекции Архива "Мемориала" по истории диссидентской активности в СССР. Сейчас фондов, входящих в эту коллекцию, около шестидесяти, и их число постоянно растет. Если же сравнивать по количеству единиц хранения, то наша коллекция, по-видимому, занимает второе место в мире (первое по-прежнему удерживает Архив Самиздата Радио "Свобода", ставший в начале 1990-х частью Архива Института "Открытое общество" при будапештском Центральноевропейском университете). Сегодня в нашей коллекции содержится более 20 тысяч документов, так или иначе связанных с диссидентским движением. Разумеется, эта коллекция давно перестала быть собранием вспомогательных материалов к какой бы то ни было исследовательской программе; ситуация скорее обратная - сама коллекция становится стимулятором все новых и новых исследований.
Востребована ли данная тематика? Возбуждает ли она общественный интерес? Недавно один из нас участвовал в радиодискуссии на пару с достаточно крупным архивным чиновником, являющимся одновременно исследователем в смежной с диссидентством области - истории политических репрессий 1950-1980-х годов. Наш собеседник был, кажется, искренне уверен, что данная тема оттеснена на периферию общественного внимания, и искренне об этом сожалел. Трудно сказать; возможно, посетители государственных архивов действительно мало интересуются ею; нам, исходя из нашего опыта, так не кажется. После дискуссии мы, чтобы проверить себя, заглянули в журнал учета посетителей и просмотрели записи за последние годы. Вот итоги нашего беглого обзора:
География. Разумеется, Россия. Далее: Польша, Германия (немцев почему-то очень много), США, Италия, Швейцария, Франция, Австралия, Япония (возможно, мы что-то пропустили, так как обзор был, повторяем, беглым). Заранее предупреждая возможные предположения, скажем: несмотря на всю эту географическую широту, российских посетителей все-таки больше, чем всех остальных вместе взятых.
Категории посетителей. Если говорить о соотечественниках, то в первую очередь это журналисты: газетчики, телевизионщики, радиожурналисты. Далее следуют исследователи (в основном, кстати, из провинциальных научных центров) и студенты-историки (не только историки, но и филологи, политологи, культурологи), которым материалы о диссидентах понадобились для курсовой или диплома, а иногда даже и школьники-старшеклассники (еще чаще - школьные учителя). С зарубежными посетителями ситуация обратная: это в первую очередь исследователи, а потом уж массмедиа.
Все-таки, наверное, наш собеседник ошибается - вот перечень университетов, где по нашим материалам были защищены диссертации: Мельбурнский, Российский государственный гуманитарный, Уральский государственный, Сорбонна, Свободный университет (Берлин). Это, надо сказать, мы перечислили только тех добросовестных диссертантов, которые выполнили нашу просьбу и прислали сообщение о защите или даже сами диссертации. А вот перечень газет и телекомпаний, пользовавшихся нашими услугами в течение последнего года: российские - НТВ (несколько раз), РТР, канал "Культура", ТВ-6, программы "Как это было", ВиД, телестудия "Клито" (честное слово, понятия не имеем, что это такое), ГКТРК "Сахалин", "Независимая газета", "Общая газета", журнал "Новое время", "Financial Times", японская телекомпании NHK.
Нет, не прав уважаемый архивист, не прав. А может, все дело в том, что доступ к материалам нашего архива никем и ничем не затруднен?
Темы запросов - самые разнообразные. Кто-то интересуется студенческим инакомыслием 1950-х, кто-то - литературным процессом в СССР, кто-то (разумеется, западные исследователи) - участием женщин в диссидентской активности, кто-то - теми или иными эпизодами диссидентской истории (это, конечно, журналисты - к юбилеям). Недавно был совершенно замечательный запрос: на правозащитную самиздатскую литературу советского периода, которая могла бы быть полезной кубинским диссидентам для отстаивания их прав. Мы что-то подобрали; впоследствии выяснилось, что наибольшую популярность у кубинцев завоевал очерк Валерия Чалидзе "Ко мне пришел иностранец" - о праве на контакты между советскими и иностранными гражданами. Что, впрочем, естественно.
Ну и, наконец, последнее. Биографический словарь диссидентов мы все-таки составили и к концу года надеемся выпустить его в свет.