Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Олег ЯницкийСлово и дело
Независимая демократическая пресса и негосударственные организации (НГО) - действительные и действенные институты гражданского общества России. Казалось бы, на публичной арене они разведены достаточно далеко. Первая имеет выраженную общегражданскую, политическую ориентацию, вторые - скорее корпоративную, отраслевую. Первая находится в центре этого пространства, вторые скорее на периферии. Пресса должна быть мостом (коммуникатором) между государством и обществом, НГО - как получится. Наконец, если первая все более концентрируется на проблемах гражданских прав и свобод всего населения, то вторые заняты защитой или продвижением его отдельных групп - будь то жители, пострадавшие от Чернобыльской катастрофы, или "новые имена" в искусстве и политике. Не будет преувеличением сказать, что центром притяжения прессы является политика, тогда как вторых - преимущественно социальная сфера.
Тем не менее в нашем переходном (здесь это слово вполне уместно) обществе эти два института не только тесно взаимосвязаны, но и все быстрее "движутся" навстречу друг другу. В самом деле, еще до перестройки и в ее начале пресса сыграла роль "порождающей среды" для гражданских инициатив. Достаточно вспомнить инициативу журнала "Сельская молодежь", организовавшего за период 1974-1984 гг. десять экспедиций под общей шапкой "Живая вода". Журнал "Новый мир" с его борьбой в 1986-1988 гг. в защиту Арала и против поворота части стока сибирских рек. Потом "Советская Россия", создавшая и поддерживавшая Комитет общественного спасения Волги. Пресса помогла российским неформалам сорганизоваться, институционализироваться.
Затем начался период "бури и натиска", когда независимая демократическая пресса, по существу, впервые создала публичное политическое пространство и стала его главным действующим лицом. Здесь уместно вспомнить журнал "Век ХХ и мир", "Демократическую Россию" и другие издания, способствовавшие становлению этого публичного пространства как социального института. Однако уже в начале 1990-х годов Д. Драгунский, Б. Кагарлицкий, А. Кара-Мурза, Л. Радзиховский, А. Фадин и другие неформалы не только обозначили свое критическое отношение к происходящим переменам, но быстро превратились из дискутантов политических клубов в публицистов-профессионалов, развивавших альтернативные господствующему политическому настрою точки зрения.
Последующие 1992-1997 гг. можно назвать пятилеткой политической олигархизации прессы. Публичное пространство все более раскалывалось в мозаику политически ангажированных изданий, обслуживающих интересы финансово-промышленных групп. "Независимая" пресса все больше становилась независимой от проблем и судеб рядовых граждан. Лозунг "Без гнева и пристрастия" все чаще оборачивался безудержной политизацией газетных полос: 100 ведущих политиков, 100 ведущих лоббистов, 100 региональных лидеров; бесконечные рейтинги, интервью с олигархами, предвыборные программы и политические гороскопы. Рубрики типа "Образ жизни" или "В кругу семьи" дела не меняли, поскольку образ жизни миллионов униженных и оскорбленных в этот круг просто не попадал. Юрист мог дать совет, как обменять квартиру, вернуть бракованный товар, но советы вымирающим - кто рискнул бы дать? Собственно демократическая пресса умерла. Малая профессиональная ("зеленая", благотворительная) пресса существовала, но политически была маргинализирована, да и сама в большую политику не очень-то рвалась.
И наконец, - "новый поворот" на рубеже веков. Вместо диалога - жесткий прессинг. Вместо борьбы идей (как обустроить Россию) - драка "стенка на стенку". Вместо обсуждения политических программ - PR-технологии. Многополярное политическое пространство резко сузилось, вытягиваясь в ось противостояния: государство - независимые журналисты. Политический дискурс все более замыкался в пространственно-временных дихотомиях: "свои - чужие", "время до выборов и после него".
Телевидение, вытеснив прессу с публичного пространства, сделало его ареной "маски-шоу" и политических скандалов, продырявило его горячими точками. Зритель был наркотизирован сенсациями, ужасами и катастрофами, что часто одно и то же. Такой накат порождал или зависимость ("давай еще!"), или отчуждение и апатию. Естественно, ни то, ни другое не способствовало размышлению и анализу. Удивительное дело: при всей мощи российского TV "Жди меня" - сегодня едва ли не единственная программа, обращенная непосредственно к человеку.
Возвращение к человеку ("Единица - ноль?")
Строго говоря, никакого возвращения нет. Уже более восьмидесяти лет совестливые люди, не важно - писатели, актеры или журналисты, занимаются одной и той же проблемой: найти, защитить, помочь. Этих людей много: Н.Г. Короленко, М.Ф. Андреева, А.Л. Толстая, С.С. Смирнов, А.Л. Барто, Д.М. Лихачев, Ф. Шипунов, сотни других. На какое-то время защита среды обитания, природной и культурной, вышла на первый план. Казалось, сохраним реки, леса, российский ландшафт, и станет лучше жить людям. В. Белов, С. Залыгин, Д. Лихачев, В. Распутин положили много сил на это. Но на фоне продолжающегося противостояния системы и среды снова во весь рост встала прежняя опасность - угроза здоровью и самой жизни населения России.
Люди уже давно перестали верить в проценты роста, тонны добычи и даже в сотни спасенных. Данные рейтингов и колебания общественного мнения нужны прежде всего политикам - людям нужны конкретные факты. Человек верит, если видит: конкретное зло наказано, помощь пришла вовремя, справедливость торжествует. Читатель потому так жаден до журналистских расследований, что это - его последняя надежда и защита. Факт печальный, но красноречивый: убивают журналистов, не социологов или политологов. Стремление "дойти до самой сути" - не просто поэтическая максима, но императив гражданского действия. Ходоки и эксперты - казалось бы, эти функции несовместимы. Но в среде всеобщей отчужденности это сегодня единственный путь сохранения человеческого доверия.
"Возвращение прессы к человеку" - это также расследование действительных причин наших общих бед. Независимая пресса, будучи значительно потесненной телевидением на арене публичной политики, занялась изучением того, что социологи называют субполитикой, то есть анализом серой области корпоративизма - ресурсными, энергетическими, военными и финансовыми силами, которые в действительности (а не парламент) делают сегодня большую политику.
Но одно тянет за собой другое, потому что с этими политическими силами пресса может сражаться только при помощи экспертного знания. Однако в России сегодня отсутствует эпистемное, то есть профессионально весомое и политически влиятельное, научное сообщество. Большинство экспертов ангажировано именно названными субполитическими силами. Выход один: создание совместно с НГО так называемой адвокативной науки (advocacy science), иными словами, науки, опирающейся не только на профессиональное знание, но и на опыт рядовых граждан и защищающих их интересы от нажима бюро-кратических и теневых структур.
Но и это не последний рубеж. Борьба на два фронта - против (криминально) бюрократических монополий и в защиту маленького человека (вот уж действительно сегодня это точный термин) - невозможна, если журналисты не защищают самих себя. Время, когда печатное слово в газете было непререкаемым и "указующим", безвозвратно ушло. Журналистика утеряла статус директивного политического института государства-партии и превратилась в часть гражданского общества, более того - во внесистемную (внепартийную) оппозицию, остро нуждающуюся в самосохранении и защите. Для этого нужна самоорганизация.
Защитить себя? Спасти других?
Общий курс на "управляемую гласность", на усиление государственного контроля над всем и вся резко сблизил позиции прессы и НГО. Собственно говоря, выбор был невелик: или подчинение навязываемым сверху правилам игры, или сопротивление, конфронтация, оппозиция власти. Оказалось, что в основе конфликтов, в которые вовлечены оба типа организаций, лежит общая проблема - права и свободы личности. Журналисты поняли это уже давно, лидеры НГО осознали это много позже. Именно отсюда проистекает сегодня стремление последних заручиться поддержкой правозащитных организаций и прессы, отстаивающих права и свободы граждан России. В отличие от Запада, где журналисты гораздо лучше защищены юридически, а неправительственные организации, особенно в Европе, могут непосредственно финансироваться из госбюджета, в нынешней России и те, и другие должны не только выживать, но и публично действовать в подчас открыто враждебном политическом и социальном контексте.
Полем сотрудничества и совместной борьбы журналистов и новых общественных инициатив стали проблемы сохранения жизни и здоровья молодого поколения - СПИД, наркомания, война в Чечне. Новыми (для России) я называю те гражданские инициативы, усилия которых направлены прямо и непосредственно на защиту права на свою жизнь, на жизнь и свободу родных и близких. Отсюда и названия этих инициатив совсем иные, нежели в начале перестройки: "Кризисный центр", "Школа выживания", "Родители против наркотиков", "Анти-СПИД", "Женский альянс" (против насилия в семье), отряды самообороны и им подобные. Подчеркну: борьба журналистов и членов названных инициатив ведется одновременно на два фронта - за жизнь каждого школьника, студента, солдата, амнистированного и против этих мегарисков в масштабах всего общества.
Конечно, различия сохраняются. Журналистское сообщество публично по определению, НГО всплывают на публичной арене время от времени, когда уже нет иного средства воздействия на власть. Однако "истончение" демократии и ее институтов вынуждают последних делать это все чаще. Долгое время лидеры НГО наивно полагали, что раз они сами - институт демократического общества, то борьба за упрочение демократии в других сферах не их дело.
Коль скоро цели сближаются, то и методы, тактика борьбы становятся похожими. И те, и другие все более озабочены мобилизацией ресурсов для выживания. В поисках контрмер против нажима местной и федеральной власти используются сходные тактические приемы: независимые расследования и экспертизы, организация публичных акций протеста и массовых защитных кампаний, судебные иски против нарушения конституционных прав граждан и российского законодательства. Акции демократической прессы носят не просто защитительный характер - они являются акциями спасения людей в прямом смысле, то есть тем, чем обязаны заниматься Минсоцзащиты и другие многочисленные ведомства. Но подобные акции проводятся именно журналистами. Из многих упомяну лишь одну - акцию "Новой газеты" по спасению стариков из грозненского дома престарелых (ноябрь 2000 - январь 2001), в которой вместе с журналистами участвовали военные и гражданские всех "родов занятий".
Наконец, создаются специальные организации защиты основных политических свобод ("Фонд защиты гласности"). Эффективным средством противостояния и сохранения этих свобод становятся международные сети взаимной поддержки (журналистов, юристов, экологов, правозащитников). И, о чем уже шла речь, пресса, лидеры НГО и ученые формируют "адвокативную науку".
Перспективы "серьезной" прессы
Под серьезной я подразумеваю размышляющую, рефлексирующую (а не "быстро реагирующую") прессу. Прессу, имеющую своей главной целью диалог, опирающийся на знание, научное и практическое. Прессу, не конструирующую виртуальный мир под политический заказ, но анализирующую реалии российской и иной действительности. Для меня серьезная пресса - антипод PR-творчеству.
Чтобы "пробить" свою идею, у ученого и публициста есть два пути: или стать членом безличной команды, обслуживающей власть (ведомство, олигарха), или же попытаться довести свою точку зрения до читателя или слушателя непосредственно. Говорю так потому, что для серьезного разговора TV-площадка очень шатка и по-прежнему крайне политизирована. Свежий пример: репортера НТВ в Англии эпидемия ящура интересует лишь потому, что эта национальная катастрофа может повлиять на шансы лейбористов на предстоящих парламентских выборах. В такой ситуации ученому или лидеру гражданской инициативы в лучшем случае удается "объявиться", что-то выкрикнуть, обычный же их удел - быть статистами, интеллигентным фоном для диалога записных политиков.
Не случайно поэтому в серьезной прессе растут газетные полосы, занимаемые итогами научных исследований, сценариями социальной динамики и экспертизами политических конфликтов. В последние годы быстро расширяется публичное пространство для экспертизы и научной полемики на радио.
Но и сама пресса, постепенно отходя от политического наркоза, также нуждается в научном знании. Время, когда лучшим кандидатом в депутаты был "человек без лица", без политической программы, уходит в прошлое. Правительство до сих пор ухитрялось не показывать свои стратегические разработки широкой публике, но так долго продолжаться не может. Как только они станут гласными, потребуется их анализ и оценка. Следовательно, и независимые эксперты.
Однако независимые эксперты сегодня могут существовать только как институт "адвокативной науки", то есть как сеть независимых научных институтов и экспертных групп, защищающих права и свободы ячеек гражданского общества - НГО, "третьего сектора", социальных движений и гражданских инициатив. Но главное, и прежде всего, - отдельных граждан.
Далее, хотя силовой прессинг и остается главным орудием системы в политической игре, все же серьезные дела, особенно международные финансовые и иные скандалы, требуют не только окрика и пиара, но и научной (профессиональной) аналитики. Причем аналитики "сертифицированной", то есть той, чьи аргументы принимаются во внимание международным сообществом. Наконец, повторюсь, для тех, кто озабочен помощью обездоленным и бесправным, серьезная пресса остается главным союзником и инструментом.
В конечном счете, сегодня демократическая независимая пресса стала действительной частью гражданского общества (со всем грузом его проблем и противоречий), его "питательной средой" и средством его защиты. А защищаться приходится сегодня не только словом, но и конкретным делом. Иначе никак.