Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Лев ФедоровЭкология и секретность
Лев Федоров √ доктор химических наук, президент Союза |
Как известно, экология и секретность - явления взаимно друг друга исключающие. Это как бы две несмешивающиеся жидкости, два разных пространства, две параллельные линии, которым не суждено пересечься. Как ни удивительно, но в нашей пока не очень демократичной системе это реальное жизненное обстоятельство зафиксировано законом, который не разрешает содержать в секрете от общества всю (любую) экологическую и медицинскую информацию (см. ст.7 Федерального закона "О государственной тайне"). Тем самым, казалось бы, закон должен был выводить экологических активистов из сферы интересов спецслужб: какой смысл приглядывать за людьми, чьи информационные потоки открыты?!
Не все, однако, так просто. Секретность - серьезнейшее прибежище бюрократии, можно сказать, ее профессиональное орудие. Именно в ней наши государственники находят себе занятие и прячут свою ненужность. И именно бюрократия вполне сознательно порождает на перекрестье экологии и секретности немалое число проблем, которые кровно затрагивают интересы не только и не столько экологических активистов, сколько всего общества.
За политическими баталиями и экономическими неурядицами наше общество как-то стало менее остро интересоваться тем, что именно госбюрократия, гордо и без достаточных на то оснований именующая себя государством, продолжает прятать от общества.
А зря. Потому что в государственной системе, которая называлась Советским Союзом, три четверти экономики работало на ВПК, то есть в закрытой для общества сфере. И экологическая информация находилась в той же пропорции закрытости, так как касалась она сферы активности ВПК. К сожалению, вопреки закону, который так и не был снабжен безотказным механизмом его исполнения, гигантские объемы экологической и медицинской информации так и остались лежать практически полностью в тайной сфере, недоступной обществу. А экологическое движение, к сожалению, не вполне осознало сей фокус, сотворенный необюрократией России во главе с ее первым гарантом.
Покажем на нескольких примерах, как это выглядит на деле.
Спецхран
Правозащитники по праву гордятся тем, что они победили спецхран, что в нынешней России мысли людей вроде бы уже не прячут от всего общества. К сожалению, эта гордость справедлива лишь отчасти. Политического спецхрана, исчерпавшего себя после исчезновения породившей его советской системы, действительно, быть может, и нет.
И это все. Потому что это поле боя правозащитники покинули преждевременно, не достигнув, по существу, каких-либо значимых результатов. Проиллюстрируем это прискорбное положение на примере химической борьбы бюрократии против человека, которая не могла не быть борьбой чисто экологической.
Когда-то советское начальство готовило страну к тотальной химической войне против вероятного противника. Если оставить в стороне юридическую и этическую стороны этого дела, важно установить, как именно госбюрократия берегла от остального мира эту великую тайну. А заодно возводила параллельную систему псевдосекретности.
Для сокрытия факта подготовки к химической войне была создана мощная система секретности, в рамках которой обращались сотни тысяч документов с грифами "совершенно секретно" и "совершенно секретно особой важности" (для обывателя существовали и документы с грифом "секретно", однако мы пишем о делах серьезных) и еще более суровыми. И все эти документы касались того, как создать и использовать оружие, способное поразить живую силу и территорию вероятного противника химическими средствами. А также издержек - попутного поражения своих людей и своей земли. Разумеется, с этими секретными документами по обе стороны баррикады "холодной войны" работали более чем серьезно: КГБ их прятал, ЦРУ добывало.
А тем временем параллельно бюрократия поддерживала оборот псевдосекретности, где обращались документы "для служебного пользования". Эти - тоже про химическую войну, только против своих. Своих "вредных" насекомых, своих "вредных" растений и своих... людей. Потому как никакой иной цели пестициды - химическое оружие домашней войны - иметь не могли, да и точечное оружие было и остается лишь в мечтах энтузиастов. За несколько десятилетий бюрократия положила на алтарь химической войны "против вредителей" сотни тысяч своих людей и миллионы гектаров своей земли, причем общество так и не узнало об этом экологическом преступлении и вряд ли узнает в полном объеме.
Несколько лет назад мы с А.В. Яблоковым начали писать книгу-обобщение об экологических и медицинских последствиях увлечения пестицидами. Поскольку для этого потребовалось вовлечение в общественный оборот соответствующих научных данных, мы как законопослушные граждане обратились в необходимые инстанции. Реакция бюрократии была по нынешним "демократическим" временам фантастическая. Институт ВНИИГИНТОКС в Киеве, который при советской власти был "головным по проблеме", то есть паразитировал на изучении отрицательного влияния пестицидов на людей и природу, просто не ответил (а ведь на подавляющее большинство документов гриф "для служебного пользования" наложили именно там). Минздрав России, который после образования незалежной Украины должен был снять бессмысленный гриф с ныне уже чужих (заграничных) бумаг, тоже, как говорится, не счел... Ну а обращение в независимый Узбекистан (там тоже есть институт) после этого вряд ли имело смысл.
Каков результат?
В наши дни, когда настоящая химическая война (та, что против вероятного противника) потихоньку сдает свои позиции, соответствующие (и на самом деле секретные) документы начали потихоньку попадать в общий оборот общества. Не все и не сразу, но начали.
Ну а на фронте химической войны против своих - без перемен. С документов, которые носят гриф "для служебного пользования", лица, подающие себя людьми самой гуманной профессии, этого самого грифа не сняли. Не снизошли. Несмотря на просроченность любых сроков давности. Несмотря на действующий закон. Соответственно, эти бумаги остались лежать там, где были раньше - в спецхране за железной дверью. Чужие там не ходят.
Таким образом, на самом деле, за исключением политического, все остальные спецхраны в нынешней "демократической" России остались на месте, и ничего непредвиденного с ними не стряслось. Причем их число составляет несколько десятков - по числу ведомств, имеющих "право на секретность". Остался медицинский спецхран, бдительно охраняется сельскохозяйственный, активно пополняется экологический, ничего не произошло с водным, на месте железнодорожный...
И никого из нашей бюрократии не интересует, что все это противозаконно. Потому что бюрократия никогда не воспринимала всерьез ст.7 Закона "О государственной тайне". Подзаконные акты ей много ближе.
Крючок
Как уже говорилось, есть секреты и "секреты". Государство имеет свои политические и военные тайны, и оно их оберегает. В свою очередь, общество больше интересует экологическая и медицинская информация, не попадающая на перемолку в мельнице секретности и потому не имеющая отношения к деятельности спецслужб. Казалось бы, нет материала для проблем. К тому же во избежание этих самых проблем экологические активисты не раз и не два предлагали госбюрократии определить, какая именно информация является экологической. И никак не могли взять в толк, почему не последовало ответных позитивных откликов. Зато были затеяны шумные и заведомо проигрышные судебные процессы против военных, ставших экологами, - А.К. Никитина и Г.М. Пасько.
Представляется, что неопределенность в статусе и установлении содержания экологической информации - это не случайность в беге истории, а сознательный посыл в деятельности нынешней госбюрократии. Более того, трудно отказаться от мысли, что обширная серая зона, образовавшаяся на границе между экологией и секретностью, была возведена нашей нынешней бюрократией более чем сознательно. На предмет активного использования в качестве крючка, на который можно насаживать слишком шустрых, когда придет время сажать. Приведем пример, как это делается в нынешней бюрократической системе.
24 января 1998 года первый Президент Российской Федерации, озабоченный "совершенствованием структуры федеральных органов исполнительной власти", поставил свою загогулину под Указом ╧ 61 "О перечне сведений, отнесенных к государственной тайне". Не беремся оценивать содержание и осмысленность указа в целом - для этого нужны не только экологи, но и юристы. А вот с точки зрения экологии многое в этом указе весьма далеко от легитимности.
Обратимся, например, к записи, с помощью которой запрещается разглашать "9-2. Сведения, раскрывающие содержание ранее осуществлявшихся работ в области оружия массового поражения, достигнутые при этом результаты, а также сведения о составе образца и (или) рецептуре, технологии производства или снаряжении изделий". Оставим в стороне такие серьезные вещи, как состав, рецептуру, технологию и снаряжение изделий. А вот насчет "достигнутых при этом результатов" у общества найдется немало вопросов, прояснению которых загогулина нашего первого гаранта сильно мешает.
Представим себе, что кто-то из экологических активистов сообщит изумленному миру, что в России (в Московской области, в городке под названием Оболенск) создан новый штамм бактерии туляремии, который устойчив к любым - чужим и своим - антибиотикам и который поражает не 10%, как обычно, а все 100% людей (ими могут оказаться вовсе даже не представители популяций "вероятного противника", а собственные граждане). Так вот, этот человек подлежит преследованию всей мощью госсистемы. По указу нашего первого гаранта. Между тем все "результаты", которые были достигнуты советским государством при подготовке к противозаконной биологической войне против вероятного противника, где-то находят свой конец. В виде сибироязвенного кургана на окраине Москвы, в виде многочисленных захоронок в Оболенске и Любучанях, Екатеринбурге и Кирове, Сергиевом Посаде и Бийске, Кольцове и Омутнинске. Не говоря уже о Степногорске (это уже Казахстан) и острове Возрождения на Арале (граница между Казахстаном и Узбекистаном). Неужели наше общество должно слепо полагаться на недоказанную порядочность и мифический профессионализм нашей спецмедицины? Видит Бог, оснований для этого пока нет никаких.
А вот еще более явная несуразность. Тем же указом запрещено разглашать "12. Сведения, раскрывающие свойства, рецептуру или технологию производства ракетных топлив..." Звучит эта позиция красиво, и не сразу разберешь, где прячется подвох. А теперь представим себе, что кто-то из экологических активистов захочет рассказать изумленному миру, что керосин горит, что от спирта можно захмелеть и что кислородом дышат все люди без исключения, даже подписанты сомнительных указов. Все эти три вещества объединяет одно - они использовались и используются как ракетные топлива, так что загреметь на нары может любой человек, который просто заговорит о керосине, спирте и кислороде.
Конечно, наша бюрократия содержит разных людей, однако же глупые среди них попадаются нечасто. Так что включили они процитированные записи в указ гаранта не зря. Им, повторимся, понадобился крючок. Тот, на который можно подцепить любого. Это для какого-нибудь зазевавшегося Ю. Скуратова можно строить сложные схемы отстранения и государственного раздавливания. Для простых граждан, которые по каким-то причинам попали в прорезь прицела системы, необходимы простые средства уничтожения. И тут указ первого гаранта - бесценная находка.
Скажем, жителям Третьяковского района Алтайского края очень не нравится, что на них вот уже несколько десятилетий падают ступени космических ракет. Ракеты - разные, топлива - тоже. Так вот, когда они допекут начальство слишком сильно, на них пойдут наперевес с тем самым указом насчет "разглашения" информации о ракетных топливах. И все. И они даже не узнают, чем на самом деле их травили и продолжают травить наши прославленные ракетчики - не кислородом и керосином, а бериллием и несимметричным диметилгидразином (этот ядовитее синильной кислоты в шесть раз). А заодно неповадно будет многим другим бунтарям, например жителям Якутии, Хакасии и Камчатки, чьи экологические активисты пока не очень активны в выяснении отрицательных последствий подготовки к ракетной войне, а также жителям Коми и Томской области, у которых экологические активисты что-то начали задавать слишком много ненужных вопросов на эту тему.
Прокисшие тайны
Сопротивление потребности общества знать прошлое в назидание на будущее наша бюрократия осуществляет разными способами. Один из них - активное торможение установленного законом процесса рассекречивания. Тут она ложится костьми.
Приведем лишь один пример из жизни военной бюрократии.
Как мы уже говорили, химическая война закончилась, так и не начавшись, и общество не может не провести оценку экологических последствий этой авантюры.
Так вот, чтобы сограждане, не дай бог, не разузнали чего-то слишком экологичного из области подготовки к химической войне, военно-химическая служба армии России провернула в 1993-1994 годах столь же изящную, сколь и уголовно наказуемую операцию. В Государственном архиве с 1991-1992 годов в открытом доступе числилось 3000 папок с документами по ведомству военной химии. Тайн там никаких не осталось, одни лишь экологические беды, которые обществу разгребать и разгребать. Так вот, "химики" добились изъятия из общего оборота и повторного упрятывания в спецхран 2700 дел, оставив для общего обозрения лишь 300 папок (наиболее, как им казалось, экологически безобидных). Хотим еще раз оговориться, что речь идет не о сегодняшних событиях и даже не о послевоенных годах, а о десятках тысячах документов 1930-1940-х годов, которые не содержат абсолютно ничего, кроме экологической информации.
Стремление скрыть от общества документы 60-70-летней давности было столь сильным, что наши военные химики совсем запамятовали об Уголовном кодексе России. Между тем действующие законы России не позволяют прятать от общества "секретные", "совершенно секретные", "совершенно секретные особой важности" и всякие иные документы с любым "грифом", если они имеют возраст более 30 лет. Мы уж не говорим о документах любых годов, которые содержат экологическую информацию, - эти, как неоднократно упоминалось, вообще не могут считаться секретными.
Почему армия поступает столь неприкрыто? Потому что, как и при советской власти, федеральные законы действуют у нас в стране далеко не во всех ведомствах. Скажем, когда я обратил внимание нынешнего, второго по счету, гаранта законности на то, что армия не имела ни малейшего права скрывать от общества 2700 папок о довоенных военно-химических экологических "успехах", то получил в ответ отлуп не от кого-нибудь, а от самого начальника Генерального штаба генерала А. Квашнина. Герой первой "антитеррористической" операции сообщил, что ознакомление общества с документами из этих сакраментальных папок приведет к попаданию в руки террористов опасного оружия.
Вынужден доложить, что химические генералы, подсунувшие А. Квашнину на подпись этот вздор, опасались совсем не террористов, а того, что общество узнает наконец некие постыдные экологические тайны. Чтобы это заявление не повисло в воздухе, назовем некоторые из экологически взрывоопасных документов, которые военные химики изъяли из оборота общества:
1925-1936 гг. Отчеты об обработке военно-химического полигона в Кузьминках (Москва) артснарядами, минами и авиабомбами с ипритом и люизитом. Полные данные о неразорвавшихся и закопанных химбоеприпасах, оставшихся в московской земле, неизвестны.
1926-1930 гг. Отчеты об обстрелах полигона возле г. Луга (Ленинградская область) с использованием артснарядов и авиабомб с ипритом. Данные о пропавших химбоеприпасах отсутствуют.
1930-1940 гг. Отчеты об испытаниях и о захоронении химических бое-припасов для артиллерии и авиации в снаряжении ипритом и люизитом на военно-химическом полигоне в Шиханах (Саратовская область).
1929-1936 гг. Отчеты об обстреле военно-химического полигона в районе ст. Дретунь (Белоруссия) химическими боеприпасами всех типов, сопровождавшихся утратой многих из них.
1930 г. Отчет о заражении железнодорожных путей ипритом на станции Шуерецкая (Карелия).
1939 г. Отчет об операции по частичной очистке территории центрального военно-химического склада в Очакове (Москва) от захороненных в земле химических снарядов, мин и авиабомб.
1936-1939 гг. Отчеты о заражении местности ипритом на химических полигонах Забайкальского военного округа.
1938 г. Отчет о бомбардировках полигона в Голодной степи (Узбекистан) химическими авиабомбами. Данные о неразорвавшихся и утраченных бомбах отсутствуют.
1940 г. Отчет о бомбардировках авиационно-химического полигона в Западном Казахстане бомбами с ипритом и люизитом. Данных о количестве боеприпасов, закопанных в землю и потом забытых, не имеется.
Для тех, кто поспешит подумать, что все упомянутое и не упомянутое в приведенном перечислении давно быльем поросло, докладываем, что неразложившийся иприт - стойкое отравляющее вещество, введенное в оборот еще с Первой мировой войны, - был найден нами осенью 1998 года на берегу маленького озерка в Москве на той территории, где раньше квартировал военно-химический полигон. Москвичи возле того озерка гуляют, некоторые даже ловят рыбу.
Осталось добавить, что, кроме военных химиков (чье поименование активистами из преступной организации отнюдь не представляется преувеличением), в нашей армии существует и множество других профессий. Например, имеются медики в погонах. Какие клистирные тайны скрываются в их пожелтевших бумагах, если они взяли на себя смелость не допустить в открытый для общества доступ ВСЕХ документов 1931-1940 годов (напомним, что "химики" изъяли из сферы открытого доступа лишь 90% бумаг)?
И после таких фокусов наша армия все никак не возьмет в толк, как это случилось, что немалая часть общества ей просто не доверяет.
Мы не будем говорить о том, что армия, не похоронившая по-людски всех солдат, погибших в годы Второй мировой войны, ничего, кроме презрения, не заслуживает. Это вопрос этический, и вряд ли наш генералитет понимает, о чем идет речь. Однако же генералитет, сознательно скрывающий от общества принципиальную экологическую информацию об отрицательных последствиях для людей и природы, появившихся во время и в результате активной подготовки к химической, биологической и ракетной войне, вполне заслуживает звания преступной организации. И этот экологический вопрос общество может и должно перенести в сферу действия Уголовного кодекса.
Зарубежный барин
Итак, что мы имеем? С одной стороны, существует гигантский массив экологической информации, накопленной за десятилетия советской власти (и в основном упрятанной от общества). С другой стороны, имеется официальная экологическая служба (недавно ее упразднили, однако это явление временное, потому как даже без никудышной экологической службы цивилизованному государству деться некуда), которая практически не интересуется этой информацией, а если иногда и интересуется, то далеко не всегда знает, к чему ее пристроить. Наконец, существует экологическое движение, которое знает о существовании неоприходованной экологической информации, имеет законное право владеть этой информацией, однако не знает, как это сделать, иногда даже в отношении той информации, что вполне открыта для имеющего глаза и уши.
Именно на этом малооптимистичном фоне, связанном исключительно с неразвитостью культуры общения властей и населения в нынешней России, возникла мечта о зарубежном дядюшке.
Наш пиетет к зарубежному дядюшке, который ужотко приедет и все рассудит и поправит, общеизвестен. Уже немало лет многие в России рассчитывают на его деньги, на его подсказку, на его вмешательство. К сожалению, трудный и в общем внутрироссийский вопрос о доступе к экологической информации тоже был представлен на решение все того же дядюшки. И это, пожалуй, ошибка.
Как мы уже упоминали, нынешнее законодательство России является чуть ли не самым прогрессивным в смысле теоретической возможности безусловного доступа ко всей экологической и медицинской информации. Возможности, но не механизма обеспечения этого самого доступа.
Поскольку при таких обстоятельствах наша бюрократия наотрез отказалась выполнять букву закона о доступности и открытости ВСЕЙ экологической и медицинской информации, это интеллектуальное богатство, так и не став элементом жизни общества, переместилось из области реального дела в сферу политики и интриг. Так этот вопрос оказался на стремнине так называемого орхусского процесса.
В июне 1998 года в датском городе Орхусе ряд государств подписал Конвенцию о доступе к информации, участию общественности в процессе принятия решений и доступе к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды. Официально - на министерском уровне - Россия в орхусской встрече не участвовала и того документа пока не подписывала. С другой стороны, ряд стран СНГ не только подписали, но и ратифицировали Конвенцию. В целом это серьезный документ, однако в отношении доступа к экологической информации он не является вполне универсальным и содержит ограничения, касающиеся учета неких интересов безопасности государства-подписанта.
К сожалению, именно здесь проходит водораздел, который принципиально отличает страны Европы и Россию и должен быть учтен экологическим движением. В странах Западной Европы подобного рода ограничения беды не составляют, потому что в демократических обществах реальная практика обычно демократичнее самих юридических норм. Но не в России. Российское общество не получает от бюрократии ни грана экологической информации, хотя имеет на это полное право. Однако рано или поздно оно ее получит - в силу универсальности действующего закона. Если же Россия подпишет Орхусскую конвенцию с упомянутыми ограничениями, наше общество может навсегда распрощаться с надеждами на получение информации о нашем "грязном прошлом". Как уже упоминалось, источником основной экологической "грязи" в СССР был ВПК, он же и станет тормозом, на этот раз со ссылкой на ограничения международной конвенции.
Такого риска общество допустить не может, даже если есть надежда на зарубежного дядюшку, который будто бы заставит бюрократию России выполнять конвенцию. Не заставит. Зато лишит экологическое движение последней надежды на овладение экологической информацией. Между тем экологическая информация о прошлом - это практически единственный путь к диагнозу, а без диагноза, как известно, не может быть эффективного лечения бед, в том числе экологических.
Поразительно, но в эту петлю не нашли опасным заталкивать Россию немалое число наших экологических общественниц, поучаствовавших в орхусской встрече на факультативных началах. Конечно, север Дании - не самое никудышное место Европы для экотуристов, однако вряд ли ради такого приятного путешествия стоит рисковать экологическим будущим своей страны.
Те, кто рассчитывает на какие-то там международные конвенции и деятельность зарубежных дядюшек, ошибается. Просто так наша бюрократия ничего не отдаст.
Экологическую информацию не дают - ее берут. По праву.