 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Даниил ПалатникМонолог в постели(герои пьют и набираются сил для новых свершений)
Фрагмент "АЛКОГОЛЕЙ, романа о выпивке, бабах и смысле жизни"
┘ Кусит, в твои двадцать ты как-то ухитрилась продумать едва ли не больше, чем я за всю прежнюю жизнь - черта поколения? личная одаренность? beides? - ты все понимаешь с полуслова, так что пожалуйста не смейся моей наивности: я только на днях обнаружил, что все великие идейные битвы нашей юности, да и всего века, были por nada, как сказал бы герой "For Whom the Bell Tolls" - как ты, наверное, не знаешь, "культового" романа московских 60-х годов, - о революции, любви и смерти. Там персонаж (или автор?) замечает, что можно испытать всю полноту жизни за трое суток. Ну как бывает в романе Достоевского. Но позже выяснилось, что это иллюзия, пусть красивая. А жить надо долго. Что сказать мне о жизни что оказалась длинной.
Так вот, был "этический социализм", он же евромарксизм, плавно перетекавший в этический антикоммунизм "континентского" толка. А ты знаешь, что на "Соколе" было (есть?) кафе "Континент"? Стоит у церквы. А за антикоммунизмом - христианство, вначале в простейшем обличии православия. Юная моя приятельница - еврейка она - говорила году в семьдесят пятом, что церква - единственная антисоветская организация в СССР. Наивно говорила и ошибалась, ну да ладно. А затем - либеральные протестантские примочки, а у иных иудаизм как духовная альтернатива христианству. Вначале Бубер, а со временем зелье покрепше - симха шель га-мицва, Симхас-Тойра эдакая. У кого еврейский фашизм - я знал еврейских фашистов - у кого русский. Распалась связь времен, я должна ее восстановить. Увы, потом все приходит к тихому кошмару бытового мракобесия или бытового фашизма.
И вот лишь вчера я заметил изоморфность коммунистической, диссидентски-либерально-антикоммунистической, религиозной и националистической идеологий. Допускаю, что хиппи и золотая молодежь знали это уже тогда, когда все только закручивалось. Видишь ли, разница между этими штуками существует лишь в плане содержания. Разница очень важная, как между разными алкогольными напитками или барышнями, но с точки зрения убежденного трезвенника или товарищеского суда за аморалку иногда пренебрежимая.
Все эти идеологии исходят из того, что человек живет ради высшего, чем он сам.
Когда я был подростком и боялся смерти - и теперь боюсь - я придумал: надо найти нечто, ради чего жалко было бы не умереть. За что очень хотелось бы отдать жизнь. Пятилетние дети в такой ситуации думают, что врачи и ученые еще успеют нечто изобрести. Так я когда-то, и мой сын сейчас. А у меня-подростка инстинкт смысла работал как эпифеномен инстинкта самосохранения, и это верно в общем случае. А инстинкт самосохранения... Ну да ладно, дай мысль разрешить, про идеологию.
Человек живет ради высшего - это древнейшее в истории учение. Шумеры и аккадцы уже в третьем тысячелетии до рождества Христова думали, что человек создан для служения богам, чтобы кормить их. После потопа голодные вышние (и прочие - но for the sake of the argument все равно высшие) боги слетаются - "как мухи", там сказано, - чтобы понюхать дыма жертвоприношений и насытиться. Отсюда же - как реминисценция в догоняющей периферийной литературе - пошел "успокоительный запах", "реах нихоах" книги Бытия. Еврейский бог - подражая месопотамским - пообонял-пообонял Ноевы жертвы, нанюхался и, в точности, как и те боги, оставил самоубийственные попытки утопить человечество.
Видишь, содержание "высшего" произвольно, а вот характер служения ему - это константа. Боги жаждут, высшее требует жертв - кормить его надо, жить для него. Стоит только поглядеть извне мифа: разница между христианством или там просвещенным антикоммунизмом и национализмом - как между более-менее одним богом Ноя и этой месопотамской компанией.
Вот и все. Высших много, всем кушать хоцца, а сами себя накормить не умеют.
А вот либерализм противостоит всем этим штукам по формальному основанию, он располагается в интеллектуальном пространстве, где великие идеологии не живут. Он пить-есть не просит, да и умирать за него необязательно. При нем, как ты бы, Куська, сказала, в жизни совсем нет места подвигу. Он по-Розановски освящает быт. Даже не быт, а элементарные биологические Triebe, в конце концов он оказывается прозрачной надстройкой (в смысле Маркса) над инстинктом продолжения специи, который проявляется в виде частных и отчасти окультуренных инстинктов - пола, самосохранения, смысла, самореализации, творчества и так дальше. Если не злоупотреблять словом миф, то либерализм не имеет своего мифа, он бессодержателен.
Понятно, что идеологии Высшего нужны, в конечном счете, для того же, но они, по Ленину, мистифицируют свою истинную задачу, ибо умножают сущности, это формы "ложного сознания", как любили говорить - вслед за евромарксистами - прогрессивные христиане. А либерализм ничего из себя не строит, это есть и пить, ибо завтра умрем, живи, как все, сегодня твоя очередь спать с Манечкой или как ее там звали, красиво жить не запретишь, расслабься и слови кайф.
Другими словами, религиозный пыл в борьбе за либеральные ценности, как у "бывших правозащитников", - это стыдная глупость, понял я, что в милиции делала моя с первого взгляда любовь. Либеральные ценности не нуждаются в такой защите, они и так за себя постоят.
Знаешь, чья это фотография стоит вон там во вставочке, пожелтевшая такая? Не знаешь. Один религиозный юноша с пылкими взорами спросил меня недавно: "А это Ваш учитель?" Но это диссидент Анатолий Марченко - сфотографирован году, наверно, в восьмидесятом или чуть раньше, перед последней посадкой, в интерьере московской кухни на Ленинском проспекте, там на заднем плане виднеется сушка для посуды. Он смотрит любовно на жену свою Ларису Иосифовну Богораз, правозащитница такая, но фотку почему-то пересняли без нее. Ну да неважно. А с той стороны вставочки - фотография его могилы в Чистополе, МАРЧЕНКО Анатолий Тихонович 23.01.38 - 8.12.86.
Ты понимаешь, почему я об этом вспомнил? -... мысли, что ли, по пьяни сбиваются? - Да, он погиб в Чистопольской тюрьме от голодовки, требовал освободить всех политзаключенных. Всех освободили уже позже, года два это тянулось, но через неделю после его смерти выпустили из ссылки Сахарова, и так началась "перестройка". Может, в жизни было по-другому, только эта сказка вам не врет, а в жизни было именно так - похлеще, чем в сказке.
Я вот не знаю, этот удивительный сюжет про Марченку и перестройку тематизируется в масс-медиа? Кажется, нет, но голову не положу. После грехопадения рубля я перестал читать газеты, а телика нет, ибо враз как-то грустно стало, показалось, что на исторической родине - "в этой стране", как говорили так называемые демократы, - вечно все одно и то же: рупь падает, премьеров меняют, президенты непредсказумы, менты грабят и насилуют обывателей, ценность жизни человеческой равна все более отрицательной величине, и, согласно всегдашнему message "Общей газеты" и НТВ, на Западе живут культурно и уютно, а у нас грязно и инфантильно. Про НТВ я приврал, не видел я его, это где Киселeв и Итоги? - Теперь я понял, чтО большевики называли внутренней эмиграцией.
Так вот, между предпоследней и последней посадками Марченко (он отказался утечь по израильскому каналу) написал небольшую автобиографическую книгу "Живи, как все", рукопись почему-то попала на Запад только после его смерти. "Живи, как все" - это то, что жизнь то и дело говорила автору и герою устами чекистов, но он не внял совету.
И вот, странная штука получается с этим либерализмом. Ведь он - в своем качестве минималистской идеологии, наигуманнейшей и не оставляющей, по возможности, места подвигу - и ну его в сраку, в самделе, этот подвиг - ведь либерализм говорит нам "не выебывайся, не ссы против ветра, живи, как все┘ Чо строишь целку, у тебя еще есть шанс переспать с Манечкой". Ласково так говорит... В каком-то смысле, как чекисты Марченке.
Ты скажешь, что я гонщик: по пьяни начинаю гнать тележки русской мысли. В недоразвитых странах, вроде России и Германии, философы всегда выстебывали либерализм, дурное дело уж больно нехитрое. Хайдеггер тот же - наш Ленин сегодня - и все дела.
Скажешь и будешь права. Но - честное слово, помимо явной и скрытой поповщины и ressentiment, что-то есть в их стeбе. Или не в нем даже, а в самой ситуации.
Возьми рекламу - важнейший, быть может, тип текста в либеральной культуре. Вот Пелевин пишет в своем памфлете, что реклама предъявляет потребителю не товар, а простое человеческое счастье и посему действует на нас. Задним числом это кажется банальным, как и ограниченная вечность Пастернака, что кончилась с советской властью, - прикол из того же памфлета. Банальным, как и все верное. Ну, знаешь, так вялое супружеское перепихивание у кроватки спящего младенца пышно называют простым человеческим счастьем. "Человеческое счастье" - это типичнейшее живи, как все. Я вспомнил немецкую рекламу сливочного масла: Du darfst! - Ты можешь! В общем, ты годишься быть, как все. В этом сладкое обещание рекламы.
Никто уже не спрашивает про общего знакомого: "А что он думает на самом деле?", потому что он не думает, а хочет, причем всем заведомо ясно, чего. Чего ему положено хотеть по полу, возрасту и социальному положению. Да ладно, не будем о грустном.