Index

Содержание номера

Григорий Пасько
"Сумма страданий дает абсурд..."

Редактор собрал нас, журналистов газеты Тихоокеанского флота, и сообщил "пренеприятнейшее" известие: кому-то надо ехать в командировку на войну в Чечню. После этого он выдержал паузу и спросил: "Кто доброволец?" Из двадцати офицеров желания "защищать Родину" не выразил ни один. Редактор явно растерялся: он ждал, что, хотя бы проформы ради, поднимется лес рук. Ни лес, ни кустарник, ни даже одиноко стоящего деревца...

Я сидел в углу редакторского кабинета и с нескрываемым злорадством наблюдал весь этот цирк. Когда несчастный редактор начал говорить о долге и любви к Отечеству, я перебил его и попросил не усугублять и без того неловкую ситуацию.

- Вы же прекрасно знаете, - сказал я, - то, что знает вся редакция: рапорт на войну уже написан мною неделю назад, и штаб флота не против. Да и кому еще ехать, как не начальнику отдела боевой подготовки?

Редактор что-то промямлил, дескать, о рапорте знаю, но должны ж быть еще добровольцы┘

-...Какие на хрен добровольцы? - возмущались мужики в коридоре после сборища. - Война дебильная, непонятная ни для кого, уродом Грачевым затеянная, а мы - воюй.

На меня смотрели с сочувствием и пониманием: мол, кому ж, как не "начбою" и ехать-то.

Командировочные были выписаны и подписаны начальником штаба флота. В дивизии морской пехоты я получил камуфляжную форму, пистолет ПМ, амуницию (при виде которой, как известно, меркнут все конституции, а особенно советская).

Зашел напоследок к редактору. Он говорил с кем-то по телефону. Этот "кто-то" орал так, что даже мне было слышно: "Что там у вас, послать больше некого?!" "Так добровольцев не оказалось..." - оправдывался редактор.

На военном аэродроме в Кневичах, под Владивостоком, я доложился заместителю командира дивизии морской пехоты полковнику Кондратенко. Он определили меня в батальон майора Жовторипенко. С Женей мы были знакомы давно, еще с тех пор когда я "зеленым" старлеем высаживался с десантом "на необорудованное побережье, занятое противником".

Аэродром кишел морпехами. Это был первый отряд бойцов Тихоокеанского флота, отправляемый на войну в Чечню. Звенел морозом приморский декабрь 1995 года. Зимний ветер продувал бетонку. Матросы, собранные со всего флота из разных частей и родов войск, мерзли возле куч оружия, снаряжения, коробок с продовольствием и медикаментами. На бетонке застыли огромными птицами транспортные "ильюшины". Возле колеса одного из них притулился матрос. Он снял сапог, вынул оттуда ногу, неумело замотанную, словно забинтованную, портянкой, и принялся растирать натертый мозоль. Рядом, хромая, прошли-проковыляли еще пара матросов. Я окликнул их: не жовторипенковские ли? Да, ответили бойцы, товарищ майор - наш комбат. И махнули рукой в сторону следующего Ил-76Т.

В огромном чреве самолета стоял громкий мат. Ругались двое - командир лучшего на флоте батальона морской пехоты, майор Евгений Жовторипенко и командующий Тихоокеанским флотом, адмирал Игорь Хмельнов. Комбат говорил, что он готов воевать где угодно и против кого угодно, но не с кем угодно. Адмирал возражал: ты, блядь, офицер, а значит, должен выполнить приказ. "Ни хуя я не должен, если приказ преступен", - орал в ответ майор.

От стоявшего рядом замполита я узнал, что в батальон Жовторипенко, как, впрочем, и в другие, были "приданы" кочегары, водители, торпедисты, коки, дизелисты и прочие специалисты, которые за всю службу ни разу не держали в руках оружия (только на присяге). Стрелять они не умели, боевых команд не понимали, физически были недоразвиты┘ Одним словом - пушечное мясо.

Морпехам ТОФ - и Жовторипенко это знал - предстояло воевать в Грозном. Это не на блокпостах отсиживаться, подобно жирным омоновцам, убоповцам и федералам внутренних войск. С кем воевать там? С мясом? Так это до первого боя. А командир несет ответственность за своих людей не только перед мифическим государством, затеявшим эту изначально преступную по сути своей войну, а перед матерями, сестрами и женами этих матросов и молоденьких офицеров.

...Майор и адмирал спорили долго. Вслед за Жовторипенко еще несколько комбатов отказались воевать с людьми, которых они впервые увидели на аэродроме. "Вы пойдете под трибунал!" - сказал комфлотом и уехал в штаб.

Ни в тот день, ни через три дня мы в Чечню не вылетели. Инцидент в Кневичах прогремел скандалом на все вооруженные силы России. Я, естественно, написал об этом статью и в ней однозначно высказал свою точку зрения, которая совпадала с комбатовской. Редактор, естественно, отказался ее публиковать во флотской газете. Я опубликовал ее в гражданской. На следующий день меня из списков командированных в Чечню вычеркнули. Однако другого журналиста из нашей газеты почему-то так и не взяли в командировку на войну.

Через некоторое время после этих событий (а уголовные дела в отношении нескольких офицеров морской пехоты были-таки возбуждены, но потом тихо похерены) во Владивосток вернулись несколько офицеров ТОФ, побывавших в Чечне. С одним из них, полковником медицинской службы Волковым, я встретился.

Александр Петрович рассказал о том, как бестолково воевали наши солдаты в Чечне; как откровенно бездарно погибла Майкопская бригада; какими тупыми и самодовольными оказались на поверку генералы российской армии, в частности, министр обороны Грачев. Чуть ли не единственными, кто мог похвастать слаженностью и четкостью действий, были военные медики. Конечно, и там хватало дури (например, хваленые самолеты-операционные, так называемые "скальпели", летали где угодно, только не там, где надо), но не до такой степени, как при организации боевых действий, когда со всей отчетливостью повторилась истина войны Великой Отечественной: жизнь человека в России никогда ничего не стоила. (В чеченской кампании 1999-2000 годов это все повторяется: солдаты гибнут тысячами, а генералы получают звания Героев России и должности; и ни одна, как говорил недавно мой знакомый офицер, падла не понесла уголовной ответственности за бездарно погибших людей из многочисленных омонов, руопов и прочих расстрелянных автоколонн.)

Вскоре после возвращения во Владивосток Волкова и других медиков из главного госпиталя ТОФ в Чечню был откомандирован новый отряд медиков. Среди них был мой знакомый стоматолог, капитан медслужбы Владислав Стрельников. Влад только-только женился на симпатичной докторше Зиночке. Накануне отъезда мы выпили и вспомнили, как совсем недавно провожали в Чечню меня. Я, слава Богу, не доехал┘ А наши флотские медики доехали.

...И был бой. И Влад поехал на "броняшке" собирать раненых. "Чехи" подбили бэтээр, в котором был Влад. Группа, выехавшая на помощь, сквозь плотный огонь не смогла добраться до своих. Влада нашли спустя сутки в кювете. Он был мертв. В местах оторванных ног торчали по нескольку шприцев с промедолом. Говорят, его можно было спасти.

Зиночка месяц ходила невменяемой: думали, у нее "крыша" поедет. Молодая, отошла┘

Тихоокеанцев погибло, как говорил один военный начальник, "немного" - около двадцати человек. Им, погибшим, поставили памятник. Их родственникам выдали взамен какие-то жалкие гроши: утешьтесь, мол, пролы┘ А война не закончилась ни в 1995-м, ни в 1996-м┘ Не закончилась она и в 2000-м. И вряд ли кто знает, сколько эта война продлится еще. Предыдущая, кавказская, как известно, шла триста лет. "Не бывает в войнах правых┘" А в таких войнах, которые изначально основаны на лжи (ведь войну до сих пор таковой не назвали, стыдливо приговаривая, что это - "антитеррористическая операция"), в принципе не может быть победителей. Самое страшное то, что никто эту войну не в силах остановить, кроме тех, кто ее начинал. Но они этого не сделают, потому что война - это их политический хлеб, экономически жирный кус. Они питаются трупами наших солдат, пьют кровь из их рваных ран, едят горе матерей погибших и запивают их слезами. И при этом они становятся премьерами и президентами. Они уверены: мы - пролы - промолчим. Время "одобрямс" вернулось?

...А второй мой знакомый медик Вовка привез с войны цинк с патронами. На него настучали, возбудили уголовное дело. Амнистировали как участника войны, награжденного боевой медалью. Длилось все это около года. Были задействованы сотни людей (менты, следователи, прокуроры, судьи, свидетели┘). Война - это не только работа, это еще и бессмысленная работа.

А третий мой знакомый, Петя Кривошеев, был на той войне анестезиологом. Он вспоминал: "Мы делали такие операции, которые знали только по академическим учебникам. Мы приобрели опыт". Опыт - великое дело. А если учесть "опыт" наркомании, алкоголизма, мародерства, предательства, цинизма, безнаказанного убийства мирных жителей, воровства, испытания новых видов вооружений и тому подобное, то вполне может оказаться, что война необходима. И не только будущим президентам.

Герои Киплинга говорили: "Мы с тобой одной крови". "Герои" этой войны могут говорить: "Мы повязаны одной кровью".

Чтобы понять нелепость этой войны, не обязательно на ней быть. Как человек, имеющий военное образование, я понимаю: наши отцы-командиры воюют плохо. Они, видимо, и учились плохо, иначе наверняка знали бы о существовании таких элементарных военных вещей, как боевые дозор, охранение, разведка, обеспечение... Наличие военной цензуры в лице Росинформцентра и прочих пресс-центров не позволяет журналистам писать обо всем более открыто и подробно. Писать надо о героизме, не задумываясь над тем, что всякий героизм - это следствие чьей-то халатности или преступности. Писать надо языком ястржембских и маниловых, но никак - не Бабицкого. Оправдание войны не страшнее ли самой войны?

...Когда спустя пять лет мы пили с Петей Кривошеевым водку, он вспоминал о чеченской войне - своей войне. Воевавшие редко когда возвращаются из своих войн.

Содержание номера | Главная страница