 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Юрий КотенокКрепостные дети войны
 |
Официальные сводки всегда скупы и часто врут. Вот и 5-го и 8-го сентября прошлого года, судя по пресс-релизам силовых ведомств, в Дагестане шли обычные бои. Все под контролем. Как водится, о потерях сообщалось вскользь. Они минимальны - несколько раненых и убитых. В действительности как раз в эти дни лишались жизни целые взводы и штурмовые группы. Зато вечером 12-го сентября по многим агентствам мигом распространилась весть: 22-я бригада внутренних войск заняла селение Карамахи. Генерал Геннадий Трошев отметил подчиненных полковника Владимира Керского. Так узнали еще об одной кавказской победе России. Пришла пора получать награды. "За кадром" осталось главное - то, каким образом, какой страшной ценой вчерашние мальчишки выжили в свинцовом аду. Впрочем, для солдат это был один из многих эпизодов кровавой работы, в которой остаются в живых по случайности. Уже через три месяца бойцов бригады вновь бросили в самое пекло. Они атаковали развалины консервного завода в Грозном.
Карамахинский блюз
8 сентября 1999 года. Этот день я запомнил на всю жизнь, потому что именно тогда я увидел смерть.
На командном пункте над селением Кадар было оживленно. Одних генералов я насчитал с десяток. Сновали артиллеристы, получая целеуказания. Дежурные офицеры отгоняли журналистов от маскировочной сети, за которой трещали рации и орали телефонисты.
...Из-за облаков вынырнули "Грачи". Крохотными точками бомбы скользят вниз и через несколько секунд превращаются в столбы черного дыма. Офицер из пресс-службы объясняет журналистам, что авиация ювелирно работает по огневым точкам противника. При прямом попадании бомбы дом раскалывается, словно грецкий орех.
Генералы не раз заявляли, что операция в Дагестане разительно отличается от прошлой чеченской кампании. Разница, безусловно, есть. Каждая война отличается от своих дурных сестер. Но существуют аналогии. Они не просто бросаются в глаза, они кричат. Один из таких примеров - "ювелирная" работа авиации. Летчики и артиллеристы, как и в прошлую войну, работают не только по противнику. Солдаты погибают от своих же налетов.
Когда подразделение 22-й бригады готовилось к очередному штурму, человек двадцать солдат собрались в круг у подножия Волчьей горы, ожидая команды пойти вперед. Бомба прилетела, попав точнехонько в самую гущу людей, и... не взорвалась. Целый взвод тогда родился в рубашках. Одному солдату проклятой бомбой, будто гильотиной, срезало щиколотку. Парня, в долю секунды ставшего калекой, отправили в госпиталь.
Слишком многие солдаты и офицеры знают о подобных примерах. Слишком многие - для того, чтобы понять: лубочные победные картинки и реальность различаются, как солнце и луна. В то время когда войска отчаянно штурмовали Карамахи, в Новолакском районе Дагестана отряд спецназа был брошен на приграничную высоту. Во время атаки что-то напутали "смежники" - по высоте стали работать вертолеты огневой поддержки. В результате, потеряв десятки убитых и раненых бойцов, отряд отошел. Офицеры грозились разобраться с теми, кто стрелял по своим...
Подобные факты по совковой традиции стараются замять. По крайней мере, не известно ни одного случая, чтобы кто-либо из армейского начальства был наказан за такие "ошибки". Келейные разбирательства, как правило, затухают в кабинетах силовых ведомств. Случаем гибели бойцов Армавирского отряда специального назначения заинтересовалась было военная прокуратура, но никакой информации не было предоставлено общественности, и до сих пор ничего не известно о результатах интереса прокурорских сотрудников...
Официальные сводки о боях в Кадарской зоне раз за разом повторяли обывателю, что с боевиками разбирается артиллерия и авиация. Но ведь для того чтобы разобраться, нужно хотя бы знать, что за сила противостоит нашим солдатам. Во время операции в Кадарской зоне я ни разу не услышал одинаковых цифр количества боевиков. Один генерал говорил о пятистах. Начальник штаба МВД Дагестана утверждал, что в селе не больше 200 ваххабитов. А офицеры в 22-й бригаде приводили мне цифру в тысячу человек. Сколько же боевиков обороняло село? Об этом, видимо, не знала даже разведка. О боевиках в селении Карамахи в 22-й бригаде узнавали, как умели, посылая в атаки солдат-срочников.
В 17.00 8-го сентября началась новая атака на селение Карамахи.
...С холма хорошо видно, как к селу подходят группы 22-й бригады и спецназа. Без выстрелов бойцы занимают дома на окраине, перебегают к следующим. Вдруг из-за соседних вершин на село наплывает предательский туман. Еще через пять минут мы не видим ничего. "Слепнут" и нервничают генералы, командующие операцией. На КП хорошо слышно, как от командиров подразделений немедленно требуют доложить обстановку по рации. Но даже без докладов все ясно. Село моментально ожило. Автоматные и пулеметные трели слились в единую какофонию. Ухают гранатометы, нудно воют мины. Карамахинский "блюз". В эфире зазвучали знакомые военным слова: "двухсотые" и "трехсотые".
Этот день стал роковым для штурмовых групп 22-й бригады. Их заманили в село и расстреляли. Полковник Керский будет глотать очередную пачку валидола. Группам, которым так и не пришли на помощь, приказали отходить, но было поздно. На северо-западной окраине селения Карамахи полегло десять человек, которым всем вместе не наберется и двухсот лет.
Это не было похоже на штурм, потому что никто не знал о противнике. Как рассказал командир бригады полковник Керский, "неизвестны количество боевиков, их вооружение, система укреплений". Фактически солдатам, не имеющим специального вооружения, не готовым вести боевые действия в населенных пунктах, приказали провести разведку боем. Офицеры, воевавшие в горах, рассказывали мне, что после обеда здесь, особенно в осеннее время, обычно портится погода. Туман исключает возможность применения артиллерии и авиации. Неужели об этом не знали командиры?
Ни в одном боевом уставе не сказано, что воевать нужно именно так, не зная о противнике ничего (кроме того, что он вооружен и мобилен), не выслав вперед разведку. Да, на войне раз за разом встречаются ситуации, которые не прописаны в уставах. Но у тех, кто посылает солдат и офицеров в атаку в таких условиях, всегда есть выбор. Через несколько дней после того, как на сопках расстреляли штурмовую группу 22-й бригады, в соседнем селении Чабанмахи ночью подняли отряд специального назначения. Спецам приказали занять один из кварталов по схожему сценарию - без разведки, неожиданным броском. Командир на свой страх и риск отказался выполнить приказ и тем самым спас не одну солдатскую жизнь. Командующий группировкой по рации даже пообещал расстрелять офицера. Сейчас в отряде считается, что все этому подполковнику обязаны. Кстати, отказ выполнить приказ не помешал командованию наградить офицера медалью. На войне, как и в жизни, от любви до ненависти, от угроз расстрелять до наград даже не шаг - один маленький шажок.
Штурмовые группы 22-й бригады были безоговорочно посланы на смерть. Когда подразделение старшего лейтенанта Сергея Полякова оказалось на открытой сопке, по нему был открыт шквальный огонь. Снайпер боевиков узнал офицера по новенькой пятнистой "разгрузке". Поляков погиб сразу - в него попало несколько пуль. Оставшуюся без офицера группу боевики попытались взять в кольцо.
Начался ад. Солдаты ползком добрались до полуразрушенного дома и нос к носу столкнулись с боевиками. Стреляли в упор, пошли в рукопашную. В этом коротком поединке не было победителей. Боевики, потеряв у разрушенного дома шесть человек, бросили самодельный миномет и отошли. Солдаты группками по два-три человека стали выбираться из села под огнем. Уцелевшие в том бою потом вспоминали, что сержант Андрей Горошев и рядовой Вячеслав Красноусов несли тяжелораненого Алексея Струнницкого. Последний раз их видели за сопкой, когда до укрытия оставались считанные метры. Этот рывок оказался для них последним. До 12 сентября Горошев, Струнницкий и Красноусов считались пропавшими без вести. Еще оставалась надежда, что ребята смогли укрыться, выжить и выйти к дагестанскому ОМОНу, попасть в госпиталь. Тела всех троих нашли только после взятия села. Снайпер, как на тренировке, расстрелял их в спину и несколькими выстрелами добил тяжелораненого.
Сергей Поляков четверо суток пролежал на проклятой сопке, уткнувшись головой в песок. Рядом лежал его автомат с пробитым пулями магазином. Мы видели его в перископ и не могли добраться до убитого офицера. Там же, чуть ниже оставались другие солдаты из штурмовой группы, которых заманили в ловушку 8-го сентября. После взятия села специальная команда забрала тела с сопок. Саперы осторожно стянули убитых кошками - на тот случай, если тела заминированы. Но на этот раз боевики не трогали мертвых. Рядом с этим местом нашли спичечный коробок, в который один из умирающих парней спрятал свой солдатский жетон и пятьдесят рублей.
┘После боя поредевшей роте дали отоспаться. Затем повели на чистку оружия. Черные от копоти оглохшие мальчишки расположились на лужайке и остервенело, в полном молчании терли автоматы. Грязь въелась не только в оружие, но и в лица, руки солдат. Сегодня их поведут в самодельную баню, в которой не хватает воды. Потом обед и сон - тревожное забытье. Но ничем не смыть воспоминания о вчерашнем кошмаре. Это трудно понять. Товарищ, с которым ты еще вчера утром вместе терзал ложками перловую кашу из сухого пайка, уже никогда не вернется. Ему не могли помочь ни пушки, ни самолеты, ни даже всезнающие генералы, которые командуют на сопке и отсыпаются в персональных КШМках.
Ни за какие деньги никто из этих солдат не захочет вновь пойти под пули в чужое село. Об этом не нужно даже спрашивать. Зачем терять парней, когда можно неделю, другую, месяц уничтожать врага авиацией и артиллерией? Куда торопиться? Ведь мертвым ордена не помогут... Что важнее жизни человека? Я не могу ответить на эти вопросы, которые читаются в глазах выживших солдат. Я не понимаю логики войны, логики тех, кто отдает такие приказы. Россиянам обещают беречь солдат - не гнать людей, подстраиваясь под сроки. Сопки, на которых остаются убитые мальчики, показывают цену таким обещаниям.
На самом деле, с тех пор как роты и батальоны цепями шли на пулеметы и гибли в полном составе только потому, что есть приказ Верховного занять безымянную высоту, мало что изменилось. Так было пятьдесят с лишним лет назад, так продолжается и теперь, только в других масштабах. Я не хочу, я отказываюсь этому верить. Но то, что вижу своими глазами, только убеждает меня - "преемственность" сохранилась. Мы меняли доктрины, сокращали и создавали новые войска, переписывали боевые уставы, а в итоге так и не научились воевать по-другому. Выполнение приказа любой ценой дамокловым мечом висит над генералами, офицерами и, тем более, солдатами. Последним не велено думать. Отказаться идти на смерть тоже нельзя. Солдат - крепостных детей войны - в этом случае ждут репрессии. У командира всегда больше прав и возможностей наказать, чем поощрить своего подчиненного. Такова традиция. Выполнение приказа любой ценой приводит к новым звездам на погонах и сияющим планкам на мундирах у начальствующего состава и к цинковым гробам на родину тех, кто добывает очередную победу. Не случайно все воспоминания о прошедшем бое у выживших солдат сводятся к одному: мне повезло, а кому-то нет. Но ведь кто-то устроил такую лотерею? А нужен ли результат, добытый такой ценой? Является ли он победой, той, которую ждали все?
Уцелевшие во вчерашнем бою молчат. Кто-то сосредоточенно курит одну за другой гуманитарную "Приму". Переговариваются нехотя, по необходимости. Каждый переживает в душе сам.
Руслана Деева поначалу я принял за контрактника. В заблуждение ввела трофейная камуфлированная панама. Вчера был убит его друг. Пуля, как нож сквозь масло, прошила тело и бронежилет. Боевик использовал новую снайперскую винтовку калибра 12,7 мм, против которой не устоит даже кирпичная кладка. Одного из бойцов 22-й бригады во время боев в Карамахи застрелили прямо сквозь стену. Винтовка бьет на три километра. Такого оружия в бригаде Владимира Керского, которую кинули штурмовать селение, нет. Зато новейшие винтовки уже освоили боевики.
Руслану повезло в том бою. В его бронежилете застряли две пули. Он задирает вылинявшую тельняшку и показывает мне места, куда целился стрелок противника, - в живот и прямо под сердце. А там не осталось даже синяков.
- Пули-то автоматные. Без брони был бы я трупом. В общем, вытащил я вчера счастливый билет, - философствует Руслан. - Вы лучше про нашего огнеметчика напишите, Ивана Шкадуя. Отчаянный парень. Вчера сжег снайпера.
Иван в дырявом бушлате чистил автомат и не отводил глаз от масляной тряпки. Было видно, что стесняется. Он плохо слышит и любую фразу переспрашивает два раза - результат контузии. В ушах запеклась кровь. Вчера этот скромный сибиряк сделал три выстрела из огневого гранатомета "Шмель". Шлема не надевал, чтобы не пропустить приказы командира, и оглох от грохота.
Снайпер противника выбрал удачную позицию на чердаке дома на пригорке и держал под обстрелом всю роту. Он убил двоих солдат. Ивану приказали снайпера уничтожить. Огнеметчик пополз к дому под огнем. Когда до снайпера оставалось метров 200, Иван выстрелил. Заряд попал прямо в окно. Чердак взорвался вместе со снайпером.
- Если честно, то испугаться не успел, - признался огнеметчик. - Один раз стало не по себе, когда на нас прямо из-под земли выскочил мужик, заорал "Аллах акбар!" и стал стрелять. Мы закидали его гранатами. Страшно стало потом, когда отошли назад.
Иван еще до конца не осознал, что же произошло в селе. Он просто стрелял, потому что хотел жить. Ему тоже повезло. Обычно снайперы противника выбивают гранатометчиков первыми.
Сергею Хлестову приказали помочь забрать раненых. Он полз в тумане на звук голосов. Прислушивался, боясь попасть к боевикам.
- Услышал, как рядом кто-то стонет. Было много крови, - вспоминает Сергей. - Перевязал двоих, раздал все бинты. По цепочке передали, что Полякова убили. Отходили уже в темноте. Спасибо ротному капитану Гиревину. Если бы не он - полегли бы все. У нас в отделении убило пулеметчика. Пуля попала прямо в пах. Только вкололи ему промедол, и он умер. Я взял его пулемет и прикрывал отход. Стрелял до тех пор, пока не заклинило - в ствол попала пуля.
Командир роты сумел вывести оставшихся в живых ребят из окружения. Жизнь стольких солдат оказалась зависимой от одного человека. Если бы, не дай Бог, снайперы боевиков вычислили и этого офицера, то на целую роту в бригаде стало бы меньше.
22-ю бригаду внутренних войск из города Калач-на-Дону кинули под Карамахи в последних числах августа. Передовые отряды выбили боевиков из района Волчьей горы. Первыми вступили в бой разведчики бригады. Ночью с помощью местных проводников они вышли к горе Чабан, обнаружили и уничтожили ретранслятор боевиков. Попутно взорвали склад с оружием. Сто семьдесят боевиков при поддержке минометов пошли в атаку. Был убит заместитель начальника разведки бригады майор Андрей Караганов. К окруженным разведчикам пробивался отряд спецназа "Русь". К своим отходили, унося на себе убитых и раненых. С того боя поредевшая разведрота действовала в отрыве от основных сил бригады. Так решили в штабе группировки. Ни тогда, ни сегодня не найти виновных в том, что целая бригада, штурмующая селение, осталась без "глаз и ушей". Хотя любой человек, мало-мальски знакомый с азами военного искусства, знает, что воевать без разведки - значит угробить не одну солдатскую жизнь.
Северную окраину села Карамахи, где расположены новостройки, в бригаде прозвали Черемушками. На въезде в село висела табличка: "Действуют законы шариата". Прямо у дороги стоят разбитые АЗС и мечеть. На обочине чернеют остовы подбитой техники. Кругом воронки, груды битого кирпича и незрелых арбузов. В воздухе чувствуется кислый запах тротила.
31 августа на этом пятачке заживо сгорела женщина. Медицинская сестра Ирина Янина отправляла раненых в тыл. Противотанковая ракета попала прямо в бронетранспортер. Ира выносила солдат из огня. Успела спасти десять человек. Взорвался боекомплект...
Воскресное утро 12 сентября встречает нас солнцем и приметой: по дороге на кухню мимо нас прошмыгнул солдатик с полными ведрами воды - будет удача. У офицерской палатки, сосредоточенно сопя, боец делает древко для знамени. Становится ясно, что сегодня приказано во что бы то ни стало взять Карамахи.
Заходим в село под прикрытием танка. Солдаты из батальона капитана Андрея Клыкова идут к центру села - зданию шариатской полиции и больнице. Под ногами проволока от ПТУРСов, неразорвавшиеся снаряды и гранаты. Вместе с обвешанным лентами пулеметчиком перешагиваем через сюрпризы. Метров через сорок мы приседаем. Вокруг идет бой. Свистят пули, и слышны разрывы гранат. Где-то совсем рядом рванула мина. По крыше ближайшего дома дождем застучали осколки. Чей миномет, наш или боевиков? Не разобрать. Но найти "свой" осколок можно запросто. Из обстрелянного дома к нам высыпало пять солдат, на ходу доедая незрелый арбуз. Бойцы плюхаются на землю рядом с нами и безразлично ждут команды.
Из ущелья доносятся хлесткие одиночные выстрелы. "Снайпер бьет внаглую", - поясняет Олег. Самое интересное, снайпер бьет почти с того места, откуда мы заходили в село. Он поменял позицию, пробравшись через ущелье, и зашел нам за спину. Снайпера засекли по блеснувшей оптике. Минуту спустя через наши головы по ущелью работают минометы.
Мы спускаемся в подвал дома, где постоянно работал наблюдатель боевиков. Среди кучи матрацев в полумраке лежат два тела. У одного из убитых находим документы. Он - русский. Вместе с паспортом - тетрадный листок с планом отхода через село Даранги. На плече человека различим большой черный синяк. Второй боевик весь в шрамах от уколов.
Карамахи утопают во фруктовых садах. Даже после таких налетов многие деревья уцелели. Вдоль дорог растут груши с полголовы. Много абрикосовых деревьев. Но есть совсем не хочется. Гулять по садам может только камикадзе - мины встречаются на каждом шагу. В селе стоит страшный запах мертвечины. На улицах и во дворах лежит побитый бомбежками скот. Мертвые коровы и овцы на жаре раздуваются, как воздушные шары, и лопаются. Внутренности остаются на деревьях и траве. Солдаты не обращают внимание на запахи. Они протирают руки и груши трофейным одеколоном. Кто-то находит банки с консервированным компотом.
Бригада практически не встречает сопротивления. Оказывается, минувшей ночью большинство боевиков покинуло селение. Отступление по дну ущелья скорее напоминало бегство. Боевики даже не смогли похоронить всех своих убитых.
В 11.15 мы вышли на площадь перед зданием шариатской полиции. На лестнице обходим труп плотного человека в камуфлированной форме, который лежит на снайперской винтовке, и поднимаемся на крышу. В 11.37 поднят российский флаг. Командир бригады докладывает в штаб о взятии селения Карамахи. В ответ полковника Керского называют будущим генералом. Командующий на радостях обещает представить комбрига к званию Героя России.
Селение очень дорого досталось 22-й бригаде. За две недели боев в Дагестане она потеряла людей почти вдвое больше, чем за всю прошлую чеченскую кампанию. Только во время штурма Карамахи из строя вышло около двухсот человек. В одном батальоне были убиты и ранены все офицеры, и командование взял на себя прапорщик. Потери не восполнялись, и в новые атаки бригада шла все с меньшим числом людей.
В отличие от штаба группировки, где бурно восприняли взятие села, в бригаде радости не ощущается. Сюда пришло известие о том, что в другом конце Дагестана, в Новолакском районе боевики вырезали блокпост старшего лейтенанта Ташкина. Подробности пока неизвестны. Слухи один страшнее другого. Дескать, пятерых солдат и офицера зарезали прямо во сне. Ругается и полковник Керский. Он тоже пока не знает правды.
Казнь забытой заставы
На войне командиры боятся нескольких вещей. Во-первых, быть "приданными". Приданные подразделения обычно не берегут, бросают в самое пекло. Еще военные опасаются быть забытыми. В этом случае можно попасть в окружение или под огонь своих же войск.
Пока бригада харкала кровью на капустных грядках селения Карамахи, в Новолакский район перебросили тринадцать солдат во главе со взводным старшим лейтенантом Василием Ташкиным. Это происходило в то время, когда генералы заявляли, что чечено-дагестанская граница прикрыта так, что мышь не проскочит. На деле, сквозь жиденькие заставы боевики проходили, словно нож сквозь масло. Взвод Ташкина был брошен на самую границу под селение Тухчар и был обречен. Рассчитывать солдаты могли только на свои силы и помощь двух КПП дагестанской милиции. По "гениальному" плану руководства 13 солдат и офицер прикрывали огромную площадь на границе. Больше того, отправив заставу на границу, с ней поступили привычно. Случилось то, чего боятся офицеры на любой войне - взвод Ташкина просто забыли в Дагестане. А вспомнили про солдат и офицера только после страшного известия.
Они простояли у южной окраины Тухчара всего пять суток. Ребята отрыли в земле капонир для боевой машины пехоты, укрепились, как могли. По ночам занимали круговую оборону. Всего в двух километрах от их высоты находилось чеченское село Ишхой-Юрт, где готовились к бою сотни боевиков. В соседнем селении Галайты располагалась еще одна группа боевиков. Достаточно сказать, что часто бывающий под Ишхой-Юртом Масхадов устроил здесь свой наблюдательный пункт. Пограничная речушка Аксай никогда не была серьезным препятствием для диверсионных групп, пробирающихся из Ичкерии. Боевики обычно переходили через реку, даже не замочив колен.
Василий Ташкин видел в бинокль, как перемещаются на технике боевики. Подчиненные не раз докладывали, что видят наблюдателей противника.
5 сентября ваххабиты, как на параде, перешли Аксай и напали на взвод Ташкина. Боевики окружили высоту и открыли огонь с тыла - со стороны дагестанского селения Гамиях. С первых же выстрелов Ташкин приказал вывести машину из капонира. Развернувшись, БМП стала косить боевиков. Противник пытался сбить бойцов с высоты. Василий Ташкин непрерывно вызывал помощь по рации. Но радиочастоты оказались забиты чеченцами. Рядом дрались в кольце дагестанские милиционеры. Ташкин не мог предположить, что помощь так и не придет.
Штаб напавших на Тухчар боевиков располагался в Ишхой-Юрте. Здесь за боем наблюдал полевой командир, которого называли Амиром. Он был раздражен, поскольку с каждой минутой боя терял людей. Какая-то горстка солдат-срочников во главе с "зеленым" старлеем раз за разом отбивала все атаки.
В той ситуации окруженный взвод и дагестанских милиционеров, оборонявших КПП, могла выручить только мощная бронегруппа из нескольких десятков танков и машин. Все остальное стало бы добычей боевиков, устроивших засады на подступах к Тухчару. Солдаты, зажатые со всех сторон и экономящие патроны, еще верили, что в небе появятся спасительные "вертушки". Но надежда таяла с каждой минутой.
Боевики захватили поселковый отдел милиции и КПП на въезде в Тухчар. Местные чеченцы пометили ворота домов милиционеров буквой "м". Боевики грабили в первую очередь эти жилища, искали ценности, перебили посуду. В школе ваххабиты зачем-то расстреляли все ученические парты.
На третьем часу боя боевую машину пехоты подбил чеченский гранатометчик. В корпус пылающей машины вошли еще две гранаты. Экипаж успел выбраться из огня. Взрыв машины отвлек внимание боевиков. Ташкин принял решение отходить. Тринадцать человек, унося с собой оружие, раненых и обожженных, пробились к КПП, оборонявшему дорогу к чеченскому селу Галайты.
Боевики прислали старейшин села Тухчар и предложили сдаться. В противном случае пообещали сжечь из "Шмелей" КПП вместе с солдатами и милиционерами. Защитники решили принять бой в селе. Первым в аварской части Тухчара был убит старший КПП, лейтенант милиции Ахмед Давдиев. Он пошел в разведку, застрелил двух боевиков, но пулеметная очередь перерезала его пополам.
Восемнадцать милиционеров и тринадцать военных рассеялись по селу. Везде звучали автоматные и пулеметные очереди. В этом хаосе около двухсот боевиков вывозили из Тухчара муку и зерно на тракторах.
Лакец Шамиль Алхулаев вывел из-под огня солдата, который назвал себя Федором, и нескольких милиционеров. Федора спрятали в подвале и только через неделю - а именно столько времени в селе хозяйничали боевики - Шамиль вывел солдата под видом пастуха, погоняющего баранов, к Герзельскому мосту. Солдат оказался фельдшером взвода Володей. Из предосторожности он сначала назвался именем своего отца. Всего семь солдат были спасены в селе местными жителями.
Василия Ташкина и четырех солдат боевики отсекли пулеметами и окружили в сарае. Выстрел из гранатомета разворотил крышу времянки. Тут же во дворе, отстреливаясь, погиб милиционер Абдул Магомедов. Боевики опять предложили сдаться. Они кричали солдату и офицеру: "Мы поджарим вас. Впереди только плен. Мы уважаем храбрых". Старлей не верил ни одному слову, но хотел спасти жизни солдат. Он спрятал в сарае фотографии жены и маленькой дочки.
Офицер и четыре солдата вышли к боевикам. Их обезоружили и повели по селу. Вскоре пленников стало шестеро - еще одного из солдат выдали местные чеченцы.
Пленников сначала продержали в разрушенном КПП. Потом полевой командир приказал казнить русаков. Местные жители просили не убивать солдат. Амир по рации ответил так: "Хватит болтать. Их БМП убила много моих людей".
К бетонному парапету пленных выводили поодиночке. Первым к месту казни подвели упирающегося солдата-мусульманина. Его опрокинули на бетонную сваю и перерезали горло. Василий Ташкин вел себя дерзко, сопротивлялся. За несколько минут все шестеро были казнены.
Потом местные рассказывали, что палачами выступали боевики-малолетки. Так прошло посвящение молодежи в "воинов ислама".
Кровь казненных боевики зачем-то собирали в трехлитровую стеклянную банку. Через некоторое время посмотреть на тела солдат приехал полевой командир боевиков. Новенький "Ниссан" притормозил прямо у бетонного парапета. Амир недолго походил вокруг тел, периодически гаркая "Аллах акбар!", а затем укатил в Чечню.
Через сутки местные жители погрузили окровавленные тела на машину и повезли их к Герзельскому мосту. Там стояла застава милиционеров. Первым машину с телами встретил старший прапорщик милиции Султан Акубаев. Только тогда о забытой заставе вспомнили.
У казненного Василия Ташкина осталась жена Светлана и маленькая дочка Наташа, которая так и не поняла, почему папа никогда не вернется домой. Светлана Ташкина получила деньги после смерти мужа, но до сих пор не знает подробностей его гибели.
Можно сказать, что казнь шести военнослужащих 22-й бригады осталась незамеченной в стране. Командование группировки постаралось не особо распространяться об этом убийстве. По крайней мере, до сих пор ничего не слышно о расследовании этого ужасного случая. Разумеется, никто из высоких чинов, бросивших горстку людей на растерзание боевикам, не понес наказания. Ю
Мясорубка в консервном заводе
За этот завод, в котором консервы остались только в виде закопченных банок от солдатских сухих пайков, положили очень много солдатских жизней. Ни в одной похоронке мать не прочитает, что ее сын был убит на консервном заводе. Его брали несколько раз еще в прошлую чеченскую кампанию. России он доставался ценой многих солдатских жизней и в эту войну. Здесь погиб генерал Булгаков, который поднимал в атаку внутренние войска.
Район консервного завода обороняли отряды полевого командира Руслана Гелаева. По данным разведки, именно отсюда они выходили из блокированного Грозного.
В середине января 2000 года поредевшие роты 22-й бригады кинули под консервный завод. Бойцам поставили задачу отбить у боевиков разрушенные цеха. 140 уставших до предела человек, собранных из четырех рот, несколько раз шли в атаку и отходили под ураганным огнем. В роте старшего лейтенанта Сергея Зацепина в одном из таких боев было ранено восемь человек. Всего в строю осталось 32 человека - один взвод. "Так и воюем", - разводит руками офицер. За то, что Зацепин не посылал солдат на убой, а берег, как мог, бойцы называют его уважительно по имени-отчеству. Все до единого солдаты из роты Зацепина похожи на негров. На передовую несколько дней не подвозили воды. Снег, как назло, растаял в январе. Приходится давиться сухим пайком. Настроение у Сергея препоганое - вчера в спину был ранен лучший снайпер роты, который только за день отправил на тот свет четырех боевиков. Ротный сам получил контузию при разрыве гранаты, но остался в строю. В госпиталь его отправят по приказу командования только через два дня.
По консервному заводу бьют из всех видов оружия, включая мощные бомбы и ракеты "Точка-У". Боевики, избегая потерь, подходят вплотную к позициям 22-й бригады. Бывает так, что противников разделяет только стена. Солдаты даже переругиваются с боевиками.
В одну из ночей, когда мы с солдатами колдовали над маленьким костерком, по рации пришел приказ приготовить противогазы - возможно, боевики готовились подорвать цистерны с хлором. Сергей Зацепин на это не отреагировал никак. На мой немой вопрос он отмахнулся: "Какие противогазы, к едрене-фене? У нас их и не было".
Сейчас стали платить за каждый день войны боевые деньги. В войсках их прозвали "гробовыми". Сергей Зацепин мечтает купить однокомнатную квартиру в Волгограде за три тысячи долларов.
Но никакие премиальные выплаты не заставят людей умирать. В один из дней старослужащие из роты Зацепина и других рот 22-й бригады отказались идти вперед, посчитав, что к этому времени они должны быть уже уволенными в запас. Спасать положение прибыли бывший в то время главнокомандующим внутренними войсками Вячеслав Овчинников и заместитель группировки по воспитательной работе. Награждение медалями провели прямо на передовой, в перерыве между боями. Пламенные речи армейского воспитателя слышали даже боевики, которые периодически перекликались с нашими солдатами. Напоследок солдатам в случае отказа пообещали прокурорское разбирательство. Но никакие меры не возымели действия. Прошедшие через пекло и видевшие смерть 20-летние парни остались при своем мнении. Заместитель командующего по воспитательной работе звонил в Калач-на-Дону и просил Владимира Керского прибыть в Грозный принять командование бригадой. Полковник вновь стал комбригом, но к этому времени Грозный уже освободили от боевиков.
В результате район консервного завода брал армейский батальон из 650 человек под руководством генерала Булгакова. 22-я бригада шла за батальоном. Армейцы потеряли много людей. Прямо на заводе боевики подбили танк, который сгорел вместе с экипажем...
Сегодня 22-я бригада находится в Чечне. Меняются призывы. На смену дембелям приходят новые партии зеленой молодежи, призванной из российской глубинки. Москвичей и питерцев в бригаде встретить трудно. Бригада воюет, проводит зачистки, гибнет на минах и получает сухой паек. В штабах исправно составляют списки погибших и раненых. А крепостным детям войны по ночам снятся любимые девушки, тазы с пельменями и скорый дембель.
Дни войны похожи друг на друга, словно слепые котята. Бригада вновь будет брать новые рубежи так, как умеет.