Союз "За химическую Безопасность" экология и права человека |
Об издании Содержание и поиск Последний выпуск Предыдущий выпуск |
журнал Индекс |
Выпуск 578, 21 декабря 2001 |
Право на справедливый суд ДЕЛО Г.М.ПАСЬКО: ДО РАЗВЯЗКИ ОСТАЛОСЬ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДЕНЬ 53 (13 декабря) ПРОКУРОР ПОТРЕБОВАЛ ПОСАДИТЬ ГРИГОРИЯ НА 9 ЛЕТ. ПОТОМУ ЧТО РОССИЯ ВОЮЕТ С ЯПОНИЕЙ Адвокаты произнесут свою речь в понедельник. Свое последнее слово Григорий скажет во вторник на следующей неделе. Приговор ожидается 24-25 декабря. Всю ночь Владивосток трепала вьюга, ветер выл как оглашенный, к утру движение на основных городских магистралях было парализовано, аэропорт не принимал самолеты из-за снежных заносов. На вечер синоптики дали штормовое предупреждение. В 9.45 в зал вошел прокурор Кондаков. Вполне здорового вида. Для меня это секретом не было. Накануне я побывал в госпитале, где не обнаружил в палате номер 7 и следов прокурора. Мало того, медсестра, непосредственно отвечающая за эту палату, сказала, что Кондакова она за эти шесть дней видела крайне мало. Так что острый приступ остеохондроза, безжалостно бросивший прокурора на больничную койку, был навеян, скорее всего, сквозняком из Москвы. Возле зала судебных заседаний стоял писатель Андрей Битов. Он прилетел во Владивосток, чтобы открыть новый памятник Осипу Мандельштаму. Старый - бетонный, разбили вандалы. Поэт умер в пересыльном бараке, на этапе. Открыв новый, отлитый из металла монумент, Битов решил воспользоваться случаем, не часто судьба заносит во Владивосток и встретиться с председателем Тихоокеанского флотского военного суда генералом Сергеем Волковым. Адвокат Анатолий Пышкин зашел в кабинет к генералу и успел сказать только: - Андрей Георгиевич Битов... - У меня нет к нему вопросов! - отрезал Волков. Я отнес генералу визитку, на обороте которой известный писатель написал: "Я прилетел сюда из Лондона. У членов международного пен-клуба очень много вопросов, связанных с делом Пасько. А у Вас их нет". Съемочная группа ТВ-6 взяла интервью у писателя, когда он стоял на улице у зловещих, серых дверей суда. Битов сказал: - История повторяется. Много лет назад я стоял перед подъездом Союза Писателей СССР, куда меня не приняли. И писатель Носов, отсидевший в сталинских лагерях 27 лет, спросил: "Ну что, Андрей, опять у парадного подъезда?". Сейчас я стою у парадного подъезда суда, председатель которого генерал Волков меня не принял. Меня - вице-президента мирового пен-клуба, президента русского пен-клуба. Это - оскорбление. А я хотел рассказать генералу о том, что мировая общественность озабочена этим судебным процессом. Что я вижу в Григории потенциал будущего хорошего писателя. Журналисты рассказали Андрею Битову, что пока они были в зале, адвокаты ходатайствовали перед судом - судебное следствие закончено, сделайте процесс открытым. Прокурор был категорически против, суд, совещаясь на месте, его поддержал. Почему? - Потому что происходит срамотища, - ответил писатель, - и они не хотят, чтобы журналисты эту срамотищу вынесли на суд общественности. Беда стране, в которой закон не действует, а применяется. Власти абсолютно уверены, что закон - это орудие, а не право. Эта власть ведет себя как наперсточники. Они только не понимают, что страна - уже стала другой. Я вернулся к залу суда, где прокурор произносил свою обвинительную речь, пытался услышать, что же говорит государственный обвинитель, но из зала было слышно лишь какое-то бубнение. Помнится, на процессе по делу Александра Никитина, весь журналистский корпус, все правозащитники, дипломаты пытались понять, что же говорит прокурор Александр Гуцан. И ничего не могли услышать кроме вот такого же бу-бу-бу. Прокуроров что - именно по такому принципу подбирают? В 11.25 судейская бригада вышла из зала, а вслед за ними стремительно вылетел адвокат Анатолий Пышкин. Он заговорил на ходу: - Прокурор Кондаков попросил суд признать Григория Пасько виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 275 УК РФ, и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на 9 лет в исправительной колонии строгого режима с лишением воинского звания капитана второго ранга. По существу, он зачитал обвинительное заключение, но от части обвинения он отказался. Александр Федорович говорил час и десять минут, но говорил настолько быстро, невнятно, что создавалось впечатление - он старался как можно быстрее отделаться от того, позора, который он зачитывал. И речь эта была написана не им, а в ФСБ. Чем еще меня поразила речь прокурора - осталось такое ощущение, что никакого судебного следствия не было, не было пяти месяцев заседаний, не было установленных многочисленных фактов фальсификаций сотрудниками ФСБ материалов дела. Как будто прокурор читал эту речь не 13 декабря, а 11 июля, в первый день судебного процесса. Очень часто в то время, когда суд допрашивал свидетелей, устанавливал факты подделки подписей понятых, прокурор производил на меня впечатления спящего. Мы надеялись, что к концу судебного процесса он, наконец-то, проснется. Но он так и не проснулся. Или же остеохондроз из шейно-грудного отдела переместился выше. - А какой еще важный момент был в речи прокурора? - Он не учел в своем выступлении, что приговор, вынесенный Григорию в этом же суде в июле 1999, Военной Коллегией Верховного Суда не отменялся за мягкостью наказания. Поэтому при новом осуждении нельзя предлагать суду назначение более строгого наказания. Тем более, что новых эпизодов обвинения не установлено, наоборот сам же Кондаков просил суд исключить отдельные эпизоды обвинения. Но самый серьезный тезис в обоснование столь сурового наказания был таков - мы до сих пор находимся в состоянии войны с Японией, поскольку до сих пор между нашими странами не подписан мирный договор, и японцы претендуют на наши острова. Именно поэтому мы должны по всей строгости закона наказать тех, кто сотрудничает с Японией. Я удивлюсь, почему это наш президент летает в Японию без каски. Война есть война. Григорий Пасько добавил: - Кому же верить? Прокурору Кондакову или президенту Путину, который, не уставая, говорит о том, что между нашими странами происходит сближение? Идет наращивание сотрудничества, торговли, крепнут культурные связи. Фраза Кондакова о том, что Россия и Япония находятся в состоянии войны еще раз подчеркивает, что этот судебный процесс - не уголовный, а политический. То, что говорил прокурор - с точки зрения юриспруденции - бред. Но ничего другого мы и не ожидали. Странно только почему Кондаков запросил так мало - девять лет, обычно просят больше - четырнадцать. Свой комментарий дал и адвокат Иван Павлов: - Я подчеркну ряд "приятных для нас" обстоятельств, которые можно выделить из выступления прокурора. Во-первых, Кондаков подтвердил тот факт, что никакого вреда внешней безопасности России от деятельности Пасько причинено не было. Во-вторых, прокурор отказался от половины эпизодов обвинения. Через четыре года после возбуждения уголовного дела, выяснилось, что Пасько все это время необоснованно обвинялся в пяти из десяти эпизодов. В-третьих, оставшаяся половина обвинения также была существенно усечена, поскольку прокурор отказался от обвинения Григория в передаче документов, оставив обвинение исключительно в сборе этих документов с целью передачи. Тем самым обвинение загнало само себя в угол. Прокурор сделал неуклюжий и роковой шаг, имеющий фатальное значение для всего обвинения. До того, как прокурор решил внести коррективы в обвинение, сам факт обвинения в передаче документов как бы и обосновывал то, что Пасько собирал документы именно с целью передачи. Теперь же вообще стало неясно, чем подтверждается то, что Пасько при сборе документов преследовал цель - передать их иностранцам. Сам Пасько, как известно, отрицает то, что он хотел передать документы японцам. Других доказательств, которые как-то могут подтвердить направленность его умысла, в деле не существует. Поэтому отказ от части обвинения повлечет за собой цепную реакцию, в результате которой должна рухнуть вся конструкция. Таким образом, прокурор внес свою лепту в развал всего обвинения Пасько. Мы продолжим это дело. Кроме того, государственный обвинитель в своем выступлении так и не ответил ни на один из аргументов защиты, содержащихся в двух десятках наших заявлений. Это тоже своеобразный показатель. Значит, прокурору нечем нам возразить. Перерыв, объявленный судом заканчивался, я бросился к Кондакову - пожалуйста, дайте ваш комментарий. Но он отрицательно замотал головой - ни-ни-ни! Тогда я взмолился: - Александр Федорович, вы хоть разъясните, как мне теперь быть. Выйду я сейчас на улицу, непременно увижу японских туристов. Раз у нас война, как вы говорите, то, что мне делать? Бросаться на них с криком "За Родину, за Сталина!" или погодить до всеобщей мобилизации? - Обращайтесь за разъяснениями в МИД, - наморщив чело, посоветовал прокурор. После перерыва выступал общественный защитник Александр Ткаченко. Он гремел так, что его голос был слышен сквозь две закрытых двери: - Я, как общественный защитник, участвующий в судебном процессе над Григорием уже второй раз, должен, в конце концов хоть раз убедиться, на что идут деньги налогоплательщиков. Могу с уверенностью сказать, что идут они на борьбу с народом, с лучшими его представителями. Неслучайно мы здесь с вами половину процесса разбирались с тем, как ФСБ ТОФ пыталась состряпать это дело. Более двадцати серьезных процессуальных нарушений тому свидетельство. Получается не тотальный, но точечный 1937 год, с поправкой на молодую, не устоявшуюся демократию.... Духом подлога, вплоть до работы экспертной комиссии, пронизано все это дело. При этом во всем и всегда делался упор на "военного" Григория Пасько. Но на самом деле это было организованное дело против журналиста Пасько, в нарушение Конституции России, говорящей о свободе слова, об отмене цензуры, в нарушение международных соглашений.... Я стоял у широченного судебного подоконника, торопливо записывал слова Александра в блокнот, и думал, что ничего особо в системе работы НКВД - МГБ - КГБ - ФСБ не изменилось. Вспомните "Архипелаг ГУЛАГ" Александра Солженицына. Он писал: "Оправдательный приговор для этой системы по-прежнему, - экономическая бессмыслица. Ведь это значит, что и осведомители, и оперативники, и следствие, и прокуратура, и внутренняя охрана тюрьмы, и конвой - все проработали вхолостую!". На процессе "Промпартии" (25 ноября - 7 декабря 1930 года) судили восемь человек, которые по замыслу следствия должны были представлять всю промышленность СССР. Но ни свидетелей, ни кип уличающих документов, ни чертежей, ни директив, ни донесений этой "партии" не было! Ни одной бумажонки! ГПУ оправдывалось "много было", но "все уничтожено". Потому что: "где держать архив?". Вот так и в деле Пасько были уничтожены пленки с магнитофонными записями телефонных разговоров. Эксперты 8 управления Генштаба МО этим летом на полном серьезе говорили о возможности теракта с помощью бинокля против береговой технической базы. Следователи, работавшие по делу "Промпартии" на таком же серьезе приводили примеры шпионской деятельности "промпартийцев": построить в Белоруссии две-три текстильных фабрики, которые послужат опорной базой для интервентов. А чтобы конница интервентов могла спокойно наступать на Москву "шпионы" задумывали осушить кубанские плавни. В.Терешкин, igor@bellona.no, enwl@spb.org.ru 13 декабря 2001 г. ДУНЬ 55 (18 декабря) ПАСЬКО: "СТРАНЕ НЕ НУЖНЫ ЧЕСТНЫЕ ЖУРНАЛИСТЫ. ЕЙ НУЖНЫ ХОЛУИ!" Прокурор попросил суд простить следователю ФСБ Егоркину его ошибки. Приговор будет объявлен 25 декабря. В 9.40 в судебном зале уже были установлены четыре телевизионных камеры, - к концу судебного процесса журналистский цех Владивостока наконец-то пробудился от спячки. Журналисты были в сборе, только вот ни Григория, ни адвокатов, ни общественного защитника не было. Появился прокурор и устроил свару, - не смейте меня снимать, пока не разденусь, не причешусь. Мы уже стали волноваться, - где же Пасько и защитники, но тут все они появились в зале. По утрам на дорогах Владивостока жуткие пробки. Началась блиц-конференция. Пасько заговорил: - Если суд сможет вынести обвинительный приговор при полном отсутствии доказательств моей вины - что ж, посмотрим на эту виртуозность. Но мы все же уверены, - приговор должен быть оправдательным. В своем последнем слове я скажу, почему это дело могло возникнуть. Одна из причин - тотальная ложь, существующая во всех сферах нашего государства. Двойные, а то и тройные стандарты, и подходы абсолютно ко всему. Руководитель государства может говорить с одной трибуны одно, а с другой - диаметрально противоположное. Чиновники на местном уровне считают своим долгом говорить одно, а делать совершенно другое. Эта тотальная ложь пронизывает и спецслужбы, и прокуратуру, и, к сожалению, суды. Невольно вспоминаются слова поэта Игоря Губермана, который отсидел за свое творчество шесть лет, помыкался по тюрьмам и пересылкам. Я государство вижу статуей большой. Мужчина, полный властности. Под фиговым листочком спрятанный, Огромный орган безопасности. Этот орган так и выпирает из моего дела. Но действительной безопасностью государства сейчас мало кто занимается. Экономической, продовольственной, экологической - какой угодно. Зато на лже-шпионов органы тратят массу усилий. - Прошло четыре года, как началось ваше дело. Что за это долгое время поменялось на Тихоокеанском флоте кроме нескольких командующих, - спросили его тележурналисты. - Кроме командующих - ничего, - ответил Григорий. - Я часто встречаюсь со знакомыми офицерами, и они рассказывают, - флот продолжает тихо, медленно умирать. Это умирание не бросается в глаза. Зато когда какой-нибудь боевой корабль выходит в море, все СМИ устами адмиралов начинают кричать - ура, мы умеем ходить в походы. Но никто не осмелится сказать, что перед выходом такой корабль готовят два, а то и три года. Не обошлось и без сакраментального вопроса, - не собирается ли он признать за собой какую-нибудь вину? - В прошлом судебном заседании в своем последнем слове, - сказал Пасько, - я признал себя виновным - в том, что слепо поверил в законы нового российского государства, поверил в свободу слова, в демократические перемены. В этот раз я такого не скажу. Нет уже того наивного и восторженного журналиста Пасько, которым я был в начале 90-ых. В этот момент в зал вошли судьи, и журналистам пришлось ретироваться. Телевизионные бригады остались ждать конца заседания в коридоре, потому что последнее слово Григория было коротким - всего на четыре минуты. В щель между дверями было слышно, как что-то как всегда невнятно говорит в своей реплике прокурор, потом резко, хлестко выступает Анатолий Пышкин, за ним Александр Ткаченко и Иван Павлов. Последним выступил Пасько. В 10.55 судьи покинули зал, и телевизионные бригады помчались устанавливать штативы, крепить на них камеры. Начались вопросы к адвокатам и Пасько. Первым делом попросили Григория прочитать хоть часть своей речи. Вот что мы услышали: - Это дело появилось из нелюбви к правде. Поэтому не стоит удивляться тому обилию лжи, которым создатели этого позора окружили не только материалы дела, но и сам уголовный процесс. Причем во главе обмана стоит государство. Такому государству честные журналисты - не нужны. Зато ему нужны льстецы и подлецы, не только в среде журналистов, но и прокуроров, ФСБ, судей, в тюрьмах, мэриях, Думах. Ему нужны холуи... Журналистка из ТВ-6 спросила Григория, - почему в своей речи он так много говорил о государстве? И получила ответ: - Если государству наплевать какая у него служба федеральной безопасности, прокуратура, суды, то за судьбу такого государства надо волноваться. Значит, прежде всего, есть угроза внутренней безопасности этой страны. А потом - возникнет угроза и внешней. Ведь ФСБ ловит не-шпионов, не умеет она ловить настоящих. Значит, юридически безграмотные люди сидят в этой службе, государство содержит аппарат бестолковых людей. Мне жалко такое государство. Это - мое государство. И я, как гражданин, обязан волноваться за его судьбу. Адвокат Иван Павлов рассказал о содержании выступления прокурора: - Государственный обвинитель признал, что в деле были допущены нарушения, он стал умолять суд, чтобы учли неопытность следователя Егоркина, который никогда раньше не занимался такими делами и допустил ряд ошибок. Вот такие "правовые" аргументы он приводил. Кстати, вчера провел свою первую пресс-конференцию новый начальник УФСБ по Приморскому краю. Так вот, там он тоже заявил, что в этот раз защите Пасько удалось уложить обвинение "на лопатки" только потому, что мы воспользовались "промахами" и недоработками следствия. Приятно конечно, что противники признают свое поражение. Но это признание всего одного аргумента, а, как известно, у нас их пять. Адвокат Анатолий Пышкин обычно невозмутимый не мог скрыть своего возмущения: - Прокурор призывал нас в своей реплике к справедливости и объективности, он пытался убедить суд, что именно он и давал объективную оценку всем доказательствам, которые есть в деле. А защита крайне односторонне подходила к ним. И вот какой чудный пример привел Кондаков. В деле есть такие доказательства вины Григория Пасько, как показания бывшего командующего ТОФ, адмирала Захаренко - сказал гособвинитель. Добавлю, что ныне он первый заместитель Главкома ВМФ. Этот адмирал утверждал, что он произвел реорганизацию всего Тихоокеанского флота, передислоцировал воинские части, перебазировал атомные подводные лодки после того, как прочитал заметку об аресте военного журналиста Пасько. Ну, это откровенный бред. При этом командующий флотом, как он сам признался, ничего не обсуждал ни со своими заместителями, ни с прокурором флота, ни с начальником УФСБ. Даже не попытался узнать, - в чем же обвиняется Пасько, какие секреты он выдал. Мы в тот день предложили Захаренко - представьте документы, подтверждающие, что фактическая реорганизация флота была из-за Пасько, а не из-за того, что флот разворовали и развалили. И он признался - прямых документов, указывающих на эту причину реорганизации флота нет. Это нужно опуститься до уровня салаги-матроса, чтобы нести в суде такую дичь! Да для того, чтобы расформировать или перебазировать одну-единственную маленькую в/ч нужно потратить столько бумаги. Причем решается это не на уровне ТОФ, а в Генеральном штабе. А нас прокурор пытался убедить россказнями о том, что вина Пасько подтверждается вот такими показаниями адмирала. PS. Закончился пятьдесят пятый, предпоследний день процесса, Владивосток медленно погружается в ночную мглу, уличные фонари редки. И тревога сжимает сердце. Каким будет приговор, который будет вынесен как раз в Рождество Христово? Что будет со страной, которой не нужны такие журналисты как Пасько. У которой зато избыток "неопытных" следователей ФСБ, прокуроров, с кочующим от лопаток к голове остеохондрозом, и адмиралов, скорых на "реорганизации". В.Терешкин, igor@bellona.no, enwl@spb.org.ru 18 декабря 2001 г.