Два дня, 12 и 13 апреля я заседала на конференции под названием With/Out Walls (Incarceration, Control, Education). Это - непереводимая игра слов, что можно, впрочем, вольно перевести так: "Тюрьма: внутри, вне и без забора" или "Тюрьма - со стенами и без", но все равно, эти приближения не достигают красоты английского названия.
Упомянутая конференция растрогала меня. Народу в Proshanksy Auditorium - большом зале, расположенном в подземном этаже здания The Graduate Center of CUNY(1), что на углу 5-й авеню и 35-й улицы, - было немного, количество менялось от 30 до 60 человек, не больше, вместе с выступающими. Валерий Абрамкин(2) точно был бы недоволен организацией конференции, а здесь люди на этом совсем не зацикливаются, с удовольствием работают с теми, кто пришел. Конференция была организована в форме панельных дискуссий - сначала выступают 3-4 человека с докладами на 20-30 минут каждый, потом - вопросы и реплики из зала.
Большая часть выступающих - социологи, профессора, хотя возраст их очень разный: от почти детского до почти старческого. Молодой философ из Чикаго - кажется, японского происхождения - выступал, как комик, и народ просто задыхался от смеха. Местные очень любят юмор, и ни одно выступление без шуточек не обходится, юмор - это культурная традиция американских докладчиков. Говорить можешь о чем угодно, но пошутить обязан. Кажется они шутят даже на панихидах. Здоровая привычка, ничего не скажешь.
Смысл выступлений обычно до меня доходит, но юмор почти всегда - нет, для таких тонкостей моего английского и знания реалий американской жизни недостаточно, поэтому я восторга не разделяла, хотя и наслаждалась веселостью зала. Закончил философ свою речь привычной для меня фразой - сказал попросту, что живем мы в фашистской стране. Собственно, все выступление было посвящено сравнению нынешней Америки с Германией середины прошлого века, так что вывод напрашивался сам собою. Тюрьмы, в которые прячут национальные меньшинства - это буквально так, индустриально-промышленный комплекс, который жирует на страданиях заключенных - буквально так и т.д.
Всего за два дня на сцене побывало человек сорок. Человек восемь из них были модераторами - посредниками между организаторами, выступающими и залом. Так как конференцию оплачивал (для участников она была бесплатной, что совсем не характерно для здешних мест - обычно за участие а конференции надо платить, а тут еще и кормили) и проводил Центр женских социальных исследований аспирантуры Нью-йоркского городского университета (the Center of Women and Society, The Graduate Center, CUNY) - в состав этого университета входит колледж, в котором я прохожу стажировку(3), - то многое было сказано женщинами и о женщинах. Темы были разные, но в основном они касались социального контроля, образования или его отсутствия, повышения роли уголовного правосудия вследствие недостатка образования и избытка контроля, о методах контроля и т. д. Хотя конференция была насквозь феминистская, мужчины, принявшие в ней участие, этого не стыдились, так как сами, видимо, придерживались феминистских воззрений. Такое известно истории - вспомним хотя бы декабристов.
Практически все выступавшие были аболиционистами - противниками самого существования тюрьмы как социального института. В этих дружных и крепких ученых кругах существует ясное представление о вредоносности тюрьмы с точки зрения ее воздействия на человеческую личность и бессмысленности ее с точки зрения защиты общества - большинство заключенных попадает в тюрьму за ненасильственные преступления, для "хищных"(4) личностей такая огромная тюрьма не нужна, их не более 15-20%. Тюрьма, по мнению большинства выступавших, как институт социального контроля нужна не обществу в целом, а определенным его слоям, группам и т.д. То есть, тюрьма нужна не вообще, а в частности, и они строго определяли эту частность - власть имущие нуждаются в тюрьме, чтобы жить без головной боли, не думая о том, как устраивать жизнь тех, у кого нет ни власти, ни средств, ни образования. Да еще как в дополнительной возможности открыто наживаться на тюремной промышленности. Тюрьма - новый узаконенный вид рабства: в американской тюрьме сидят в основном те, кто в предыдущий исторический период, тоже в цепях и под контролем, тоже почти в животном состоянии служил примерно тем же целям и группам.
У меня было ощущение, что я попала не на конференцию ученых-социологов, а на митинг социалистов. Так, впрочем, наверное, и должно быть - человек, который видит общественные пороки, понимает, как ему кажется, их истоки, становится борцом за их устранение. Так устроен человек, созданный по образу и подобию Божию. Но, кажется, революцию они делать не собираются -пообщаются и разойдутся по своим университетам. И правильно. Результаты борьбы бывают такими неожиданными - общество от активного вмешательства может не улучшиться, а стать еще кошмарней. Вот, например, у нас - те же причины: рабство, униженное положение большинства населения (у них все же не большинства), борьба же за права и свободы привела к тому, что рабство приняло немного другие формы, а права и свободы вообще были отменены. А тюрьма захватила такое огромное жизненное пространство, что страна наша советская могла сравниться только с древним рабовладельческим государством. Хотели как лучше, а что получилось? Монстр, чудовище Франкенштейна - живучее, агрессивное, прожорливое. Хоть и создан человек по образу и подобию Божию, да этого, выходит, мало, не ведает он, что творит, не известно ему будущее его таких честных, продуманных и самоотверженных усилий... Не все ему дано понять, осмыслить, мир сложнее, чем ему, человеку, представляется. Хотя ведь и в чудовищном этом устройстве что-то люди для себя находили, да и сейчас многие живут в ностальгии по "России, которую мы потеряли".
Но это, конечно, крайние случаи. Есть ведь и более удачные примеры. Та же северная Европа, особенно Скандинавская ее часть, все ближе подходят к идеальным утопическим схемам - а там всего лишь процветает прогрессивный налог с доходов: чем больше имеешь, тем больше платишь, и в результате возможны дорогостоящие социальные программы, которые кое-как уравнивают в возможностях имущих и несостоятельных, создают общество без напряжения, без разности потенциалов, говоря языком физики. Женщины активно включены во все сферы общественной жизни, в том числе и в управление государством. Страны победившего феминизма-социализма. И без особых, так во всяком случае со стороны кажется, усилий. Уж точно - без революций. Счастливы ли они?
Это, так сказать, проза. Была на конференции и романтика - тюремная поэзия и тюремная сексуальность.
Поэты мне понравились, да и понимала я их много лучше, чем комиков; поэтов было трое - один бывший зэк и две зэчки. Все они уже опубликованы, имеют награды и другую жизнь, но тюрьма их не оставляет. Последняя поэтесса читала стихи о том, как она научилась проникать сквозь стены, как она закрывает глаза и уходит в тот мир, который у нее хотели отнять. Мне вспомнились стихи и особенно проза Ирины Ратушинской(5), в которой она рассказывает о своем страшном мысленном исходе за тюремные стены: она почти умирала в штрафном изоляторе и с предсмертной радостью думала о том, что когда ее жестокие сторожа зайдут в камеру, ее уже тут не будет.
Вторая романтическая тематика конференции - тюремный секс и гомосексуальность. Лесбиянок, по-видимому, в зале было и так немало, а к вечеру еще и бывшие арестантки набежали, черные, в основном, женщины. Арестантки имеют прямое отношение к университету(6), хотя ведут они себя так непосредственно, что сразу об этом ни за что не догадаешься. Одеты они были совсем не по форме (я имею ввиду обычный для США женский деловой наряд - "бизнес-платье"), спали в открытую, а одна даже торжественно похрапывала. На конференциях многие спят, но скрываются. Держались они группкой - такое маленькое и воинственное женское племя, амазонок, что ли?
Гениальная догадка: так, может быть, сказочное государство амазонок было создано бывшими зэчками, арестантками, пленницами, рабынями, которые как-то бежали, спаслись и построили для себя такую вот чисто женскую родину?! Вполне объяснимо тогда их мужененавистничество. Я давно поняла, что в тюрьме с женщинами происходит необратимая трансформация, описанная Гегелем как диалектический скачок (помню еще из курса диамата) - количество насилия и унижений переходит здесь в новое качество. Парадоксально, но факт: тюрьма, апофеоз социального контроля, перерождает женщину, доходчиво объясняя ей, что мужчина - совсем не обязательный элемент ее жизни, включая семью и секс, и тем окончательно уничтожает в ней последнее из того, что ей необходимо иметь, чтобы вернуться в обычную жизнь, в мир с патриархальной начинкой: уважение к мужчине, к законам, установленным им, потребность в общении с ним...
Женщины горячо и даже с гордостью рассказывали, как и почему дошли они до жизни такой (надо сказать, что их дорога к однополой, или своеполой(7), любви была нелегкой, шла она по крутым горкам домашнего и уличного насилия, пренебрежения, одиночества, отчаянья). У них это, видимо, и модно, и смело - современно. Но и здесь я особых возражений в себе не почувствовала. Может быть, оно так и правильней? Уж точно, женщине легче женщину понять и в жизни, да и в сексе, не сомневаюсь.
Сексуальность - одна из главных тем третьей волны феминизма, во времена которой все мы сейчас живем(8). До этого были еще две волны - первая, что нахлынула в конце XIX века и дала женщинам то, чем мы сейчас пользуемся, не задумываясь, и потому не ценим, а именно социальные, экономические и политические права.
Следующая мощная волна феминизма (некоторые исследователи считают, что она до сих пор не кончилась) зародилась в середине двадцатого века, после второй мировой войны. Момент ее наступления зафиксирован изданием в 1949 г. книги Симоны де Бовуар "Второй пол"(9), в которой автор убедительно доказывает, что подчиненное положение женщины есть явление социальное, а не биологическое. И время общества, породившего это явление, прошло. То, что развернулось потом, называется борьбой женщины за гендерное(10) равенство.
Между тем, женщинам удалось добиться многого в западном мире (про нас этого, конечно, не скажешь), и наличие кафедр, занимающихся женскими или гендерными исследованиями в любом уважающем себя научном и учебном заведении США тому подтверждение.
В настоящее время существующие в США феминистические теории исследователи(11) делят на три большие группы.
Те, кто борется за гендерное равенство, являются прямыми продолжательницами феминизма первой волны - это либералки, марксистки, социалистки, понятные, в общем-то, нам люди.
Но есть среди феминисток и те, кто не желает равенства: "Женщины не равны мужчинам, они... - лучше" - вот их девиз. Это относительно новое течение, более женственное (они считают, что гендерное равенство приведет к тому, что женщины станут, как мужчины - бесчувственными карьеристками, фу..., женщина должна наоборот, холить и лелеить в себе свое женство - материнность, свою красоту, нежность, правда, она должна и защищать все это богатство железными кулаками, разработанными на занятиях по сексуальной самообороне), но и более фундаменталистское: мужчин, согласно его положениям, просят вообще не беспокоиться. Это идеология радикального феминизма, к которой примыкают лесбиянки, последовательницы психоаналитического и позиционного феминизма.
Идеологи третьего направления считают, что гендерный порядок плох не потому, что женщины не равны мужчинам или женщины лучше мужчин, а потому, что полов - не два, а больше. Что в мире существует множество вариантов, а не идеальная дихотомия - мир многополюсен. Определить пол человека иногда бывает довольно трудно, потому что гормональное строение так сильно разнится от особи к особи, не говоря уже о психологических, социальных, культурных и прочих потребностях (что и формирует понятие "гендер"), и только идеологическими усилиями людей можно разбить на два лагеря. А если снять идеологическое давление патриархального общества, мир мгновенно распадется не на две, а на множество равноценных частей. Этих взглядов придерживаются сторонники мультикультурного, мужского, постмодернистского феминизмов(12) и т.д. В середине 70-х в русле феминизма возникло новое научное течение(13), которое теперь во всем мире называют "феминистическая криминология", чем я, оказывается, и пытаюсь заниматься последние четыре года, да только имени своему делу я не знала. И не узнала бы, не окажись я в Нью-Йорке.
Не имея "конкретного" образования, получаемого у нас обычно на юрфаках, я, со свойственной мне любознательностью, литературу все же почитываю. Но чаще всего не наслаждаюсь ею(14) - тоскливо изложено, сухоту наводит, да и наука какая-то все слишком советская, а значит, и не наука пока она вовсе, а идеология. Не видно в этой науке ни пытливости, ни откровенности, ни любви к человеческому существу, ни здравого смысла. К чему-то эта наука просто притянута за хвост.
Возьми любой российский учебник криминологии - я просмотрела их с десяток: в очень кратенькой главе, посвященной женской преступности (что, конечно, неудивительно: ведь женщины гораздо реже совершают преступления, чем мужчины, поэтому и места им меньше уделено в этой механистической дисциплине), указано, что в связи с индустриализацией, урбанизацией, перестройкой и переходом в новую экономическую формацию под названием "рынок" женская преступность будет возрастать, так как женщины попадают в новые для них условия и принимают на себя несвойственные им ранее функции. Ну, замечено еще, что для женщин менее характерны насильственные преступления (чем для мужчин), а более всего они склонны к обману, мошенничеству и прочим имущественным преступлениям. И рекомендации: вернуть женщину в нужное русло, т.е. на кухню и в детскую, да чтобы государство за ней присматривало и средства какие-никакие выделяло на ее такую жизнь, на воспитание ее детей и на сносное существование.
Значит, есть все же в ученых головах смутное понимание, что патриархальная семья окончательно себя изжила, что мужчины не выполняют своей социальной функции и что женщине, кроме как на государство, не на что уповать в своем домашне-материнском плену? Но не возникает почему-то у ученых мысли, прямо следующей за предыдущей: что времена "города Солнца" тоже прошли, и что "социализма" у нас еще долго не будет, и что государство наше никогда по доброй своей воле не повернется лицом к женщинам и детям - до тех пор, пока им управляют одни мужчины.
То есть, ложные все это постулаты, ложные рекомендации - только голову людям морочат ученые наши утописты. Не на кого женщине надеяться - ни на добрых мужей с туго набитыми кошельками, ни на доброе правительство, где эти же самые мужи заседают.
Лишь сама она может позаботиться о себе и о своих детях (так как феминизм это не просто теория, а в первую очередь - практика, основной постулат феминизма - не ждать милости от природы), а потому не должна она сидеть на кухне в надежде, что добрый принц будет кормить ее семью (по мнению феминисток, добрых принцев не бывает), а учиться, именно на это тратить свою энергию и молодость. Ведь когда она свой природный запас исчерпает, тот, на кого она его потратила, легко избавится от нее (вместе с ее детьми, заметьте) в пользу еще не истраченного арсенала. Буржуи учат нас делать инвестиции - вкладывайте свои ценности в то, что принесет вам прибыль, позволит выполнить свое предназначение и в старости не умирать от нужды и заброшенности; не отдавайте свое богатство первому встречному, чтобы потом удивляться, когда он внезапно исчезнет и добро ваше прихватит.
Чтобы всего этого добиться женщина должна быть твердой на избранном пути, не размениваться на чувства, или, по-мужски, не слишком близко принимать их к сердцу. Не рожать детей от первого встречного, для чего знать, откуда берутся дети и как предотвратить нежеланную беременность. Ни в коей мере не позволять насилия над собой (легко сказать!): ни физического, ни морального, ни сексуального(15), и для этого делать все возможное, изучать боевые искусства, например. Она не должна считать, что главное ее достоинство - красота и сексуальность, это просто идеологическая ловушка, в которую женщина легко и неизбежно попадает. Сексуальность - неотъемлемое свойство человека, а не его цель. Цель у человека совсем другая - уйти из этого мира, выполнив свое предназначение. Поэтому женщина, чтобы стать человеком, должна стремиться к самостоятельности и независимости (как и должен человек), а там видно будет. Она должна продвигаться к управлению обществом, государством, ведь никто не позаботится о ней, если она сама этого не сделает. Или даже (!) создать свое собственное, женское государство (опять амазонки?!).
Она, получается, должна перестать быть женщиной в расхожем смысле, если хочет стать человеком. И другие женщины, те, которым это уже удалось, должны ей в этом помочь. Такова теория. Понравится ли такая женщина современному мужчине? Трудно сказать, но, скорее всего, вряд ли. Вряд ли ему такая женщина по силам. Возможно, она будет по плечу мужчине будущего.
Лично для меня ничего принципиально нового в таком подходе нет. Я просто приложила описанный трафарет к своему жизненному опыту, и они аккуратно совпали. Значит, я - не феномен.
Однако вернемся к тюрьме.
Итак, уже две опустошительные волны феминизма прокатились по дикому Западу, почти не затронув нас. Еще в 70-е годы американские феминистки повернулись лицом к женской тюрьме. "История женской тюрьмы - это история женщин" - с таким лозунгом вышли на суд читателя многочисленные женские тюремные исследования, проведенные феминистками в 70-90-х годах. "Sisters in Сrime"(16) - так назвала свою книгу Фреда Адлер(17), основоположница научного течения.
Описания происходящего в женской тюрьме не новы для меня, так как в 1999 г. я и сама провела тюремное исследование в 6 женских тюрьмах России, и мои выводы, как я сейчас вижу, так же как мой личный жизненный опыт, легко укладываются в их научные образцы. Но в этих трудах прозвучало такое искреннее сострадание к заключенным женщинам, солидарность с ними без капли сомнения в том, что они в равной степени с "законопослушными сестрами" принадлежат миру женщин, столь глубокое понимание их мучений и их потребностей, столь близкое мне и столь недопустимое в наших "научных" работах, что это потрясло меня. Получается, я, чувствующая себя в почти полном идеологическом и научном вакууме, а иногда - просто полной идиоткой, имела здесь такую мощную научную поддержку, но даже не догадывалась об этом?!(18) Впрочем, есть же Кристи (19), который, не будучи ни женщиной, ни феминисткой, просто своей человечностью подкреплял мое ощущение правильности выбранного направления.
Кстати, я обнаружила еще один аспект, в котором мои искания полностью совпали с их выводами (и это поразительно, хотя и естественно). Совершенно независимо, сначала просто чутьем, а потом и на деле я поняла, что мужчинам нельзя поручать изучение того, что происходит с женщинами и среди женщин, потому, что они пока просто не в состоянии этого понять.
Я окончательно убедилась в этом, когда, работая над проектом "Женщины в тюрьме: ретроспектива и перспектива"(20) занялась изучением исторических тюремных источников XIX века. До этого у меня тоже были подозрения: мне не нравились какой-то уничижительной окраской отнюдь не бездарные, но весьма спорные социокультурные исследования в женских тюрьмах, сделанные мужчинами. Ну не нравились, и все. Неприятно читать их было, унизительно, что ли.
А здесь мои ощущения получили доказательную базу. С 1822 г. и до революции в России действовал закон, "Устав о ссыльных", который регламентировал исполнение наказания. В нем есть положения, которые касаются женщин: во-первых, тех, которые были осуждены на каторжные работы, во-вторых, тех, которые следовали с детьми за осужденными мужьями. У всех этих женщин была, в общем, очень похожая судьба, несмотря на совершенно разную степень ответственности перед законом. Безусловно, в законе есть различия, но в реальной жизни эти различия успешно стирались. Судьба была ужасной и у тех, и у других: их дети умирали, не выдержав многомесячной дороги, их самих насильственно вовлекали в проституцию, они гибли и морально, и физически.
Первые сведения, где описывалось их положение, я прочла в источниках, написанных мужчинами. Я увидела в этих описаниях картину дикую, непристойную и бессмысленную. Сообщалось, что женщины на этапах легко продаются за небольшие подношения, легко идут на многочисленные сексуальные контакты, что это почти норма. Но на каторгу ссылали не проституток, а женщин, совершивших ситуационные преступления: муже- и детоубийц, поджигательниц. Обычно все эти преступления совершаются в состоянии аффекта и свидетельствуют скорее о силе характера, чем о слабоволии и податливости их исполнительниц. В дальнейшем я нашла подтверждение спекулятивности этих описаний: среди исторических источников оказались и женские тексты - это были мемуары террористок.
Русские террористки (народоволки и эсерки), чья революционная деятельность началось в последней трети XIX века и продолжалась практически до октябрьского переворота 17-го года, в полной мере ощутили на себе все подробности тюремной жизни. Многие из них были образованы даже лучше, чем мужчины из их среды, там было много женщин из высших классов: дворянок, дочерей людей состоятельных и преуспевающих. В общем, это были незаурядные женщины. Их описания тюремной жизни чрезвычайно подробны и убедительны. В мемуарах Ф. Радзиловской и Л. Орестовой(21) есть такие описания:
"Главная масса уголовных женщин попадалась за убийство своих мужей и незаконнорожденных детей. Живет себе крестьянка в деревне, терпит побои и бесправность существования, несет тяготы жизни и вдруг в один прекрасный день, сама не зная, как это происходит, убивает топором своего мужа. Или родит девушка ребенка и боясь вернуться с ним в дом, боясь общественного презрения, разделывается с ребенком.
Это были простые крестьянские женщины, тянувшие в течение долгих годов лямку и осужденные на каторгу за то, что им невтерпеж стало продолжать такую жизнь. Но еще задолго до Мальцевской(22) некоторые из этих женщин меняли свой облик. Дело в том, что каждой из них приходилось пройти очень большой искус в виде этапа, который коренным образом менял у многих из них психику.
По отношению к политическим женщинам создалась определенная традиция, как со стороны уголовных, так и конвоя, и никаких попыток или поползновений по отношению к нам не практиковалось. Уголовные же женщины, которых по сравнению с мужчинами всегда было во много раз меньше, подвергались натиску с двух сторон: со стороны уголовных, шедших на каторгу, и конвойной команды, провожавшей этап. Мужчины уголовные считали своим неотъемлемым правом во время этапа, ведшего их на долгие годы тюремной жизни, сближаться с уголовными женщинами. Сопротивление женщины считалось у них нарушением тюремной этики. Конвоиры же чувствовали свою власть над женщиной и путем целого ряда притеснений и давления принуждали их к сожительству. Так, сопротивлявшуюся - лишали во время долгого пешего пути подвод, что для женщин было крайне тяжело, так как переходы от одной "этапки" к другой равнялись 40-45 верстам и этап шел обыкновенно очень быстро. Был целый ряд мелочей, которыми конвойные осаждали уголовную женщину, и она, теснимая со всех сторон, сдавалась.
Таким образом женщина-крестьянка, жившая всю свою жизнь со своим мужем, попадала в тяжелую обстановку этапа, где ею пользовались и конвойные и уголовные. Причем, обычно на этап в десятки человек бывало всего несколько женщин, и многие из этих женщин после этапа выходили совсем с другой психикой, чем жили всю свою прежнюю жизнь. Трудно было многим из них, потом остановиться и, будучи на каторге, многие из них шли по пути, начатому во время этапа".
Итак, представлена совсем другая точка зрения на положение женщин в русской каторге. Но характерно, что она сближает прошлое и настоящее, дает современный, феминистический подход к проблеме: невыносимые условия, в которые попадала и попадает женщина в тюрьме, виктимизация, как модно сейчас говорить, могут привести только к полному распаду ее личности, а для того, чтобы этому противостоять, нужны недюжинные моральные и духовные силы. Большинство женщин-заключенных не в силах сопротивляться гибельным условиям.
Тюрьма, как смертельная болезнь, как война, как любое состоянии на грани жизни и смерти, а потому - как квинтэссенция жизни, дает исследователям огромный материал и уникальную возможность для познания самой этой жизни, ее проявлений, ее законов. Исследовательницы тюрьмы(23) склоняются к мысли, что проявления женской сексуальности в тюремных условиях сильно отличаются от мужской, тем в первую очередь, что женские сексуальные отношения ни для какой стороны не становятся унижением. В этих отношениях превалируют чувства, а потом уже все остальное. Собственно, это обычный женский способ жить - любить своих близких, заботиться о тех, кто рядом, тосковать о тех, кто далеко.
В мужской тюремной культуре секс не носит положительной окраски - это всегда боль, мука, унижение для одной стороны, грубое превосходство - для другой. Это тоже обычный мужской способ жить, общепринятый, по крайней мере.
Тюрьма обнажает человеческую сущность - перед ней человек наг, как при рождении, как на страшном суде, ему нечем прикрыться, все условности облетают в тюрьме, как позолота. Это страшно, и одновременно - это кратчайший способ понять, кто ты есть: ведь у большинства на это уходят годы, а результата нет.
Но это так не только для отдельного человека, но и для стад человеческих, и мужское стадо выглядит в тюрьме ужасней, чем женское. Страшно мужское стадо, лишенное женщин. Тюрьма вскрывает грубую, иерархическую, животную сущность сильного пола: в первую очередь, его дикую, первобытную безжалостность. Что есть человек без сострадания?
Я сама все время пытаюсь прозреть и понять, всю свою жизнь я изучаю этот вопрос на своей чувствительной шкуре: что есть любовь, взаимоотношение людей, полов, в чем правда? Молчит жизнь, не дает ответа, но тюрьма потихоньку открывает ее плотно закрытые и закамуфлированные ворота: женская тюрьма рассказывает запретную правду о женской жизни.
Тюрьма - неразбавленный концентрат жизни - рассказывает о том, что женщин бесконечно унижают, давят морально и физически, используют для услады и обогащения, ограничивают в свободе воли и передвижения, не дают развиваться, а потом тычут в нос: где ваши писатели, где ваши художники, где ваши музыканты, где ваши ученые, где ваши банкиры, где ваши начальники? Нету? Значит, вы - существа низшего порядка и должны жить так, как велят вам ваши надсмотрщики. Это старый мужской (а потому - человеческий, так как у нас, до недавнего времени, женщина человеком не считалась) способ властвовать и наживаться.
Но времена меняются. Все в меньшей степени грубая сила может реально повлиять на события в мире, все важнее такие качества, как сострадание, толерантность, способность учитывать чужие интересы, а это женские качества. Иногда мне кажется, что междоусобные конфликты в "горячих" точках планеты угаснут только тогда, когда женщины возьмутся договариваться о мире. Они смогут: ведь безликое "пушечное мясо" - это их возлюбленные сыновья, а нет для матери ничего важнее желания видеть своих детей здоровыми и счастливыми. И в этом смысл женской политики недалекого будущего. Те матери, которые забыли на время об этом, просто стали орудием в мужских руках, в руках разного рода идеологий. Освободимся же от идеологий - коммунистической, капиталистической, националистической, религиозной, патриархальной, дадим волю нашему здравому смыслу! Посмотрим на мир широко открытыми глазами - и мы увидим что его полнота однобока...
Женщина постепенно становится движущей силой, любимым инструментом цивилизации, и это очевидно любому здравомыслящему. Ясно и то, что если сильный, до недавнего времени, пол не переосмыслит свои основные доктрины, человечеству вскоре действительно придется размножаться клонированием. Грустно, хотя в этом есть преимущества и для мужчин - такой способ размножения уравняет всех окончательно.
Это я однажды сказала своему сыну, студенту-биологу. Он, воспитанный женщиной, не возражает. Он не знает, против чего он не возражает, и мне становится страшно. Страшно, что он может оказаться в жестоком стаде, лишенном женщин, я не хочу этого. Я хочу, чтобы он был счастлив, чтобы у него была любовь, семья, дети, чтобы у меня были внуки. Но всматриваясь в это из гнезда оголтелого феминизма, я теряю уверенность, так ли все это надо нам, ему, им, мне?
Очнувшись от фантасмагорических грез, вспоминаю Гете, открывшего нам когда-то, что любая теория имеет недостатки, потому как суха и бесплодна, но древо жизни вечно зеленеет. И хорошо. Понадеемся на его мудрость.
20 апреля 2002 г., Нью-Йорк
Примечания:
1 Аспирантура и докторантура нью-йоркского городского университета.
2 В.Ф. Абрамкин - директор Центра содействия реформы уголовного правосудия, бывший политзаключенный, один из немногих, кто проводит аналогичные мероприятия в России.
3 John Jay College of Criminal Justice of CUNY - колледж уголовного правосудия нью-йоркского городского университета, где я проводила свое исследование по теме "Тюремный мониторинг и реабилитация заключенных в США" в рамках программы "Актуальные проблемы современности" Международного совета по обмену специалистами (IREX) при Бюро по образовательным и культурным программам Госдепа США (FSA Contemporary Issues Fellowship Program, a program of the Bureau of Educational and Cultural Affairs, US Department of State and administered by the International Research & Exchanges Board (IREX)).
4 Характерное американское определение насильственных преступлений - predatory crimes.
5 "Серый цвет надежды" - документальная повесть о жизни в мордовском женском политическом лагере в первой половине 80-х годов.
6 Арестантки стали студентками университета таким способом: некоторые профессора The Graduate Center of CUNY преподают в частном колледже, который уже несколько лет существует в женской тюрьме maximum security Bedford Hills, что на севере штата Нью-Йорк. Тем, кто освободился досрочно, не закончив колледж или тем, кто желает продолжить образование, дается такая возможность на воле, и для этого существуют особые программы при Центре женских социальных исследований. Причем - бесплатно.
7 Неологизм мой - перевела таким вот образом американский термин - same-sex, self-sex relationship.
8 См. Gender Inequality - Feminist Theories and Politics -Judith Lorber, 1998, Roxbury Publishing Company.
9 Simone de Beauvoir "Second Sex".
10 Гендер - социальный статус и личная идентификация, проявляющая себя в родительской и рабочей роли и в отношениях между мужчинами и женщинами, в отличие от пола, который определяется сочетанием генов, гормонов, окружающей среды и поведения.
11 См. Gender Inequality - Feminist Theories and Politics -Judith Lorber, 1998, Roxbury Publishing Company.
12 Считается, что в настоящее время надо говорить не о феминизме, а о феминизмах.
13 Моментом зарождения течения считается выход в свет книги Фреды Адлер "Sister in crime", о ней см. сноску 16.
14 Есть, конечно и мне, известные исключения: труды профессора Забрянского в области подростковой преступности, существует современная криминологическая школа профессора Гилинского в С.-Пб. и т.п.
15 Некоторые направления феминизма считают недопустимым даже флирт на рабочем месте. Среди феминисток есть ярые противницы проституции, порнографии и т.д. - всего того, что понижает социальные нормы и возможности для женщин в целом.
16 Sister-in-law - так по-английски называются неродные, или не полностью родные сестры, например жена брата и т.д. Здесь заложена непереводимая игра слов law - это закон, crime - преступление. И если неродных сестер можно было бы назвать законными сестрами, то заключенных - преступными сестрами, хотя этот перевод упрощает, не передает всех смысловых оттенков, которые присутствуют в языке оригинала.
17 Freda Adler (1985) (original 1975) Sisters in Crime - The Rise of Hew Female Criminal. Prospects Higths: Waveland Press.
18 Это не совсем правда. Есть и у нас ученые, которым близок именно такой подход. В первую очередь - профессор А.С. Новоселова, отдавшая 25 лет своей жизни женской тюрьме. Но она не криминолог, а педагог, психолог. Судя по ее жизненному опыту и отношению к проблеме, она тоже феминистка. Интересно, знает ли она об этом? Впрочем, "Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет" - Шекспир в переводе Пастернака.
19 Нильс Кристи, известный норвежский криминолог, гуманист (феминист?), автор книг, переведенных на русский язык: "Пот ту сторону одиночества", "Борьба с преступностью как индустрия", "Плотность общества" и др.
20 Мною получен грант фонда Макартуров на проведение такого исследования.
21 Из книги "Женщины террористки в России (Бескорыстные убийцы)", Составитель О.В. Будницкий, Ростов-на-Дону, 1996 г.
22 Мальцевская каторга - женское каторжное поселение (лагерь) недалеко от Нерчинска.
23 Karlene Faith, "Unruly Women", Press Gang Publishing, 1993.