Главная страница Содержание номера

Жан-Люк Нанси
Жан-Люк Нанси - французский философ.
Текст, впервые опубликованный в итальянском "Il Manifesto".

ПРАВДА ЛИ?

Да, правда, что это война, и правда, что это международная полицейская операция. Правда, что это мера карательная во имя международного права, и правда, что предпринимается она в поле беззакония по отношению к тем скудным гарантиям, которые предусмотрены ООН. Правда, что это война справедливая - против подлого и опасного режима, и правда, что это война несправедливая - против народа (как несправедлива к любому народу любая война), и особенно несправедлива она по отношению к тем, кто там, внизу, с трудом создает новое политическое сознание. Правда, что этот режим уже более десяти лет разными ухищрениями продвигается к воссозданию "очищенной" модели югославской империи (то есть сербской, а не югославской), и соответственно, более жесткой, чем титовская, раз уж предоставляется соблазнительная возможность вести свою игру между ослабевшей Россией и неоформившейся Европой, и правда, что европейцы, вместе с американцами, долгое время щадили этот режим, цели которого были вполне понятны, и всего лишь поставили (нехотя и слишком поздно) пределы бесчинствам в Боснии-Герцеговине и Хорватии (а ведь особая автономия Косова к тому времени уже была упразднена). Правда, что преступления этого режима против целых сообществ - не единственные в мире и что Европа и США не только терпели их, но даже способствовали некоторым из них в Африке, в бывшем СССР и на Ближнем Востоке. Правда и то, что (по крайней мере, если пришлось выбирать) у Европы были основания прежде всего беспокоиться по поводу пространства, в котором она не защищена и открыта. Правда, что этнические "кристаллизации" - из-за "чисток" или нарциссической сверхидентификации - используют давние религиозные и культурные ресурсы (при этом иногда смешивая их) с простейшей целью - захвата власти одной группой (как в свое время вообще любой группой, приверженной партии, вождю, любви к порядку или системе образов, чему сопутствуют вторичные блага), и правда, что если так, то нужен признак, который будет служить для самоопознания и, стало быть, нужна идентичность (знаковая, символическая, даже воображаемая). Правда, конечно, и то, что "мультикультурную" идентичность (а содержание ее более чем скудно) не навяжешь и что для интеграции культур требуются века. Правда и то, что больше невозможно позволять идентичности, считающей себя суверенной, уничтожать другие (которые она, к тому же, и определяет). Правда, что суверенитет был достоянием государства-нации, унаследованным от государства-деспотии, откуда первые и происходят, и что они вошли в такой исторический период, который, сделав, безусловно, неслыханно крутой поворот, оставляет их на обочине. Правда, что в качестве их замены больше и на горизонте не маячит "отмирание государства" (необходимость политического понята в тот момент, когда оно совсем обескровлено), но государства не умеют определять себя иначе, чем словом "национальные", а народы (или культуры) уже приучены к политической сверхоценке, которая отнюдь не всегда была для них необходима (я говорю не о революционной и тем более не об интернационалисткой политике, даже если допустить, что таковая существует...). Правда, что "интернациональное" не имеет прочных оснований в символическом порядке, и что право, претендующее на транснациональность, как выясняется, одновременно и ущемляет чувство культурных различий, и само по себе оказывается пустым; оно не в состоянии ухватить свое собственное содержание (то есть "человека", поскольку это право огранивается минимальной моралью выживания и лишено, как говорится, ощутимого смысла.) Правда, что это отсутствие субстанции права, в целом неопровержимое (как право жить свободно: но что означает "жизнь" и "свобода"?), в то же время обостряет чувство, различающее право и не-право, как и потребность в справедливости - но кто ее будет осуществлять?
    Правда, что таким образом вооруженная рука этого уязвимого в своей основе права наносит удар по стремлению к власти, как всегда, безрассудному. Правда, что само по себе это право гомогенно с технико-экономической экспансией, которая требует, чтобы все мировое пространство было открыто ее владычеству, и они оба вместе - одно и то же явление, которое даже не пытается прикрыть свое лицемерие (конечно, целомудренная надменность отвратительна, но и антиамериканизм - всего лишь реакция, порожденная конвенцией), это единое, хотя и о двух (пусть с трудом различимых) ликах, движение ведет мир к неслыханной крайности. Правда, что это движение носит имя "капитал" (правда, что капитал, кроме того, - это процесс, а не состояние), правда и то, что он борется за усиление своих позиций, которые сами по себе являются предметом столкновений между доминирующими сферами (к тому же правда и то, что Соединенные Штаты в этом смысле воюют с Европой, а Европа, судя по всему, без них не может вести не только войну, но, вероятно, и политику). В то же время правда, что утрачивается вера в иной способ производства, не осуществленный ни Советским Союзом и ни кем-либо другим (не это было их целью). Правда и то, что надо быть верным последователем Маркса, чтобы признавать "мировой рынок" необходимым этапом "исторической миссии" капитала, которая, по Марксу, состоит в том, чтобы поднять общественное производство до высшей ступени, дойти до той фазы, когда удивительным образом производится и общество (человек) сверх собственно прибыли, которая в конце концов поставит предел производительной экспансии. Правда, что эти тезисы требуют пересмотра, но правда и то, что невозможно сдержать магические проклятья по поводу агентов капитала: его проблема заключается в размахе, с которым отрицаются все виды манихейства (с которым отрицаемся мы). (Маркс всегда подчеркивал зазор между капиталом и капиталистом.) Правда и то, что государство и нация стали уже анахронизмом и что интернационализм и право пока еще - ничто: ничто, кроме движения капитала. Правда, что мы не знаем, кто или что станет носителем "миссии". Правда, что война - это оптический обман в системе мироустройства, "уловка разума"... правда и то, что там, где есть уловка, Разума уже нет...
    Правда, что Европа могла казаться реальным местом, где возможна другая история. Правда и то, что, опозорившись прежде (от Мюнхена до Дейтона), Европа сразу же оказалась в другом тупике. Правда, что, опозоренная и тем себя терзающая, она, так и не обретя своего лица, соскальзывает в собственную безликость, растворяясь среди других форм господства, а те не ждут или не будут ждать. Правда и то, что, Европа, оправдывая себя как поборницу справедливости, но сильно запаздывая с этими оправданиями и невнятно их проборматывая, без уверенного дискурса о политике сил порядка (стало быть, о самой себе), не став ни государством, ни нацией, ни интернациональной, - Европа не только ведет войну, но и готовит ее (каким бы ни был исход нынешней операции). Правда, что она опозорилась так же, как раньше, если не больше, глядя издалека на грязные "чистки". Правда и то, что с Европой можно считаться (то есть считать ее существующей), только если она способна вести войну (сам Кант это сказал бы...).

    Правда, что это нагромождение истин столь плотно, что те, кто привык, и именно в Европе, говорить о праве и этике гуманизма, особенно "интеллектуалы", вдруг в большинстве своем стали более раздумчивы, менее надменны и менее самодовольны, чем то было раньше. Правда, что их дискурс, поставленный в тесные рамки противоречием между двумя необходимостями, и в отсутствие третьей, революционной или ненасильственной, точки зрения, свидетельствует о напряженности и тревоге мысли. Это означает нехватку "идей" и идеализма разного толка (что всегда хорошо) и оголенность мира, за чем непосредственно следует задача подняться на высоту - без сомнения, до сих пор небывалую, -того, что "мир" и "человек" должны означать по правде.

    27 апреля 1999 года

Перевела с французского Наталия Малыхина