Главная страница Содержание номера

Ирина Ратушинская
КАРТА МИННОГО ПОЛЯ

    Кто родился в середине пятидесятых - тем первое участие во взрослой жизни выпало: стояние в очередях за хлебом. Это воспринималось как должное: родители на тот хлеб зарабатывают, а ты за ним - в очередь. Сдачу-то посчитать в девять-десять лет каждый может.
    А постояв в тех очередях - половину обличительной литературы можно было попозже и не читать. Это мы уже знаем. С детства каких только историй не наслушались. Самая короткая очередь все же была дольше урока истории.
    Потому формулы типа "так жить нельзя" в юности никаким открытием не были А - как? Тут уж каждый делал свой нелегкий выбор. И чем тут могли помочь рассуждения о том, что "у нас всегда так", "у нас это в крови", "мы из рабства никогда не вырастем"?
    Ну, если в крови - так и выхода нет, это ведь прямое предложение вымирать. Слева по одному или справа по одному, в зависимости от политических направлений. Для начала духовно, а там и физически: зачем, мол, и дергаться?
    Так ведь не каждый на это согласиться. Еще логически не умея возразить, чувствуешь все же: моя личность уничтожению не подлежит. А как ее уберечь, чтоб не охомутали, не лишили бессмертной свободы воли?
    В середине семидесятых самиздат уже было не остановить. Читай, разбирайся. Можно в йоги податься. Можно в астрал уйти. Можно свое что-нибудь новенькое выдумать. А можно "жить не по лжи". Ничего тут нового нет, кроме одного совета: вот и автор совета: идет по жизни, не ломается. С покаяниями не выступает.
    Путь не самый легкий, но кому-то "попадал в резонанс". В том числе и мне.
    За спиной "щелк-щелк": это меня конвоируют в первую мою камеру. Осень 82-го. Только что арестовали, а обвинение, как водится, предъявят позже. Арестован ли муж - еще не знаю. А мне спокойно, и щелканье это даже подбадривает. Солженицын его описывал. И, как убеждаюсь, ни о чем не упустил предупредить. Ни о процедуре обыска. И потому я не волнуюсь и сил на пустяки не трачу. Ни о первом допросе, на котором следователь "снимает сливки" с ошарашенного арестом новичка. И потому на бодренькую фразу: - "Ну, Ирина Борисовна, подпишете сейчас кой-какие бумажки, и домой," - идиотской надеждой не преисполнилась и тех бумажек подписывать не стала. Знала уже золотое правило: "не верь, не бойся, не проси". Да и что значит - подписать обязательство о сотрудничестве - тоже знала. Из того же источника.
    Так что шла по коридору и соображала: арестовали по 70-й статье, значит, в камере будет наседка. Ба, вот она! И функции ее для меня не загадка. Мне не надо решать уравнение со многими неизвестными. Все знакомо, и описано точно. Единственное неизвестное - это я. Выдержу - не выдержу, сломаюсь - не сломаюсь. Какой отсюда выйду, если выживу. А если нет - то какой умирать. Самое время о душе подумать. Тут уж - мой выбор, та самая свобода воли. Но мой выбор будет сделан спокойно, безо всяких психологических шоков и срывов, способных на него повлиять. А потому я искренне благодарна за то, что если изберу выстоять - то меня научили: как. Я понимаю, что когда Солженицын писал, он адресовался не лично ко мне: сколько народу перекачали через лагеря и тюрьмы, и сколько еще на очереди! Но сейчас - очередь моя, и благодарность - личная: спасибо, Александр Исаевич. Мне не надо изобретать велосипеды.
    Зачем, в самом деле, отвечать следователю на допросе? Правду говорить - значит, рассказать про всех, кого я знаю, кто тоже стихи пишет, печатает, из рук в руки передает. Кто имеет отношение к самиздату хотя бы на уровне читателя. Короче, правду говорить - значит, подвести других под обыски и аресты. А лгать - срамно. Зачем же собственную душу поганить. Да в твоей же лжи тебя и запутают, и втянут в уступки и компромиссы. Но есть и третий путь, как и во всех "или-или, а третьего не дано". Такие "или-или" как раз на новичков и сконструированы. В моем случае третий путь - молчать, и все. Ничего не отвечать, ничего не подписывать, в следствии и суде участия не принимать. Проще некуда, а спишь спокойно. Нет соучастия - нет и унижения. И очень просто ходить под конвоем с соответствующей осанкой.
    Почему я тут пишу про свой тюремно-лагерный опыт? А просто хочу присоединить к прочим свидетельствам еще одно: рекомендованный третий путь сработал именно так, как Солженицын и писал. Экспериментально проверяла, лично. И на тюремной койке спала спокойно. И про лагерь вспоминать не страшно: ничего со мной там не случилось, за что мне было бы стыдно. И вполне возможно сохранить под каким угодно давлением и личность, и разум, если с перепугу не делать необратимых глупостей. И даже тело до известных пределов поберечь возможно, что я поняла на первом же этапе. Ну все как по-писаному: дают селедку. Кто же позаботился предупредить, чтобы я не ела, потому что пить потом не дадут? И, действительно, не дали. Когда раздавали ту селедку, я распространила полезную информацию по вагону. И часа через два те, кто проигнорировал, взвыли. Удержавшиеся (примерно треть) о том не пожалели. С большим запозданием пользуюсь случаем, чтобы и их "спасибо" передать Александру Исаевичу. Этап пережить - отнюдь не пустяк.
    Таких эпизодов было много, и с каждым нарастало чувство радостного уливления: с какой же заботой о нас, молодых и зеленых, писал Соженицын свои вещи. И как упомненная страница срабатывала, точно и безошибочно, в свое время. Чтоб мы и физически выжили, и себя не потеряли. Нам, выросшим в мире организованной дезинформации, этого не ценить? Вот такое удивительное явление: когда писаное оказывается правдой? Часто ли случалось тогда? И намного ли чаще - теперь? Да, теперь другие времена, другая реальность. И большее количество организованных систем лжи сталкиваются в нашем информационном пространстве, подставляют нам новы "или-или", морочат софизмами, угрожают, заманивают, давят на слезу. Поди разберись, да и зачем выбирать из двух (или больше) зол? Где-то ведь и правда в этом пространстве тоже есть. Но, не умея осмыслить и оценить то, что нам было дано раньше, и оказалось правдой, много ли у нас шансов оценить или хотя бы вычленить правдивую информацию теперь? И намного ли проще сейчас занять нравственную позицию, за которую через десяток-другой лет будет не совестно? Такое простое "жить не по лжи", то есть ни капли себя, своей личности не уступая - не менее ли актуально теперь?
    Я благодарю Александра Исаевича Солженицына, как человек, прошедший через минное поле и уцелевший, благодарил бы того, кто его загодя снабдил картой этого поля - со всеми минами.
    Что ж, впереди другие поля и другие мины на них. Но многие - прежней конструкции и расположены по знакомой системе. Карты на те поля еще составлять и составлять. А миноискатель - вот он, прежний. Александр Исаевич ему не автор, но напомнил его нам, как полузабытый секрет предков. А заодно и то, что он всегда у нас был: где ложь - там опасно, туда не ходи. Хочешь жить (а многие до сих пор хотят, до чего ж народ упрям!) - живи не по лжи. А то ведь костей не соберешь.