Нью-Йорк - это настоящая помойка, причем одна из самых дорогостоящих в мире, перепачканная с головы до ног, усеянная развалинами, словно после атомной войны. Но и в падении своем это великолепный город, распространяющий силу во всех направлениях, не говоря уж о направлении кинематографическом.
Мы, влюбленные в Мадрид, всегда думали, что испанская столица похожа на Нью-Йорк золотого века - 70-х годов. Хотя сами Соединенные Штаты все больше и больше напоминают мне Испанию 50-х. Если не принимать во внимание культурные и экономические различия (а они огромны), то в самом воздухе разлито такое же ощущние темной непримиримости, какое 30 лет назад пронизывало атмосферу франкистской Испании - тот же страх, та же затрудненность в разговорах о реальности, те же отвратительные парадоксы, та же свирепая самоцензура, а иногда - и тот же юмор при попытках вывернуться из положения.
В Иштар, страшном фильме с Уорреном Битти и Дастином Хофманом в главных ролях, Биттти бросает маленький самолет в мертвую петлю со словами "I fuck you twice", то есть проклинает самолетик дважды, а слово "fuck" употребляет только один раз. А все потому, что по идиотским инструкциям Киноассоциации Америки (MPAA), которая классифицирует фильмы перед выпуском в прокат, слово "fuck" можно употреблять только как бранное и никогда в сексуальном значении, да и то не более трех раз за весь фильм - иначе он получит индекс R, а если фильм сделан преимущественно для юношеской аудитории, то экрана с таким индексом он не увидит.
В старые времена, лет 25 назад, в соответствии с революционным стилем 60-х, получить в рейтинге Х считалось чуть ли не достижением, это был знак шика и интеллектуализма, казалось, что индекс Х влечет за собой "отлучение от церкви".
Так было во времена Последнего танго в Париже, Полуночного ковбоя и Заводного апельсина. Все эти фильмы получили индекс Х и пользовались успехом, главным образом, из-за своих крайностей. Теперь снобизма такого рода уже нет, и индекс Х зачастую означает коммерческую смерть фильма. Некоторые газеты не помещают в своих списках таких картин, а некоторые кинотеатры не показывают их вообще. Отчаянные дистрибьюторы идут иногда на рискованный шаг и выпускают фильм без классификации, просто предупреждая, что фильм этот не для всех.
В Соединенных Штатах предупреждают всех и обо всем. Беспокойство о собственном физическом и психическом здоровье стало у американцев навязчивой идеей. На двери бара во время рок-концерта вывешивается плакат, который предупреждает беременных рокерш, что алкоголь вреден для плода. Подобные плакаты имеют смысл только в том случае, если беременные дамы не только фанатеют от рока, но и страдают умственной отсталостью. При входе на дискотеку, если вы там собираетесь выпить, требуется дважды доказать, что вы достигли необходимого возраста. Пройдя этот ветеринарный контроль, вы получаете пластиковый браслет, который должны показывать официанту каждый раз, как заказываете пиво. Как-то меня пригласили в одну из таких дискотек, а я не отметился у тамошних вышибал. Когда я захотел выпить пива, официант попросил меня, чтобы я показал ему пластиковый браслет. Мне пришлось вернуться в гардероб, предъявить паспорт и кредитную карточку, и только после выполнения всех этих бюрократических формальностей я смог удовлетворить свое желание.
Хотя мне и польстило, что в мои 38 меня приняли за подростка, я все же счел эту процедуру бессмысленной. В прошлом году нас с друзьями попросили подтвердить свой возраст в одном из баров Лос-Анжелеса. Мы решили, что это шутка или же по каким-то причинам нас здесь не желают обслуживать, но швейцар был совершенно серьезен: "По закону положено".
По закону положено. А мэру Вашингтона исполнять свои обязанности, в том числе и бороться за свое переизбрание, закон не препятствует и после того, как ФБР засняло его на пленку за курением крэка.
Но вернемся к кино. Дистрибьюторы, напуганные репрессиями, которым подвергаются фильмы, отмеченные индексом Х, могут рискнуть и запустить в прокат свой фильм без классификации, но с предупреждением: "под ответственность зрителей". Но суть дела в том, что запускать фильм, не прошедший классификацию, тоже рискованно, поскольку значительное число газет и кинотеатров не желают иметь дало с такими картинами.
Делая вид, что ничего подобного в действительности нет, Джек Валенти, президент или исполнительный директор MPAA, доверительно сообщает в New York Times, что его система рейтинга не имеет ничего общего с цензурой и его цель - уберечь детей от неподходящих фильмов. Кроме того, эта информация предназначена исключительно для родителей. А значит, в Соединенных Штатах никакой цензуры нет, а есть только благожелательное руководство.
До чего же прозрачный эвфемизм. Ты либо называешь вещи своими именами, либо лжешь. Слово имеет совершенно определенное значение, впрочем, и буква тоже. G - для всех категорий зрителей, PG - для детей в сопровождении родителей, PG13 - очень опасен для детей младше 13 лет даже в сопровождении родителей, R - показ для ограниченной аудитории: даже 17-тилетних должны сопровождать взрослые, и, наконец, Х, что означает: разврат и "берегись режиссера" - он что-то вроде преступника. Заявления Валенти демонстрируют лицемерие MPAA, ее цинизм, ее злоупотребление своей властью, ее неприятие всего, что имеет отношение к свободе выражения.
В том же Times американский режиссер Пол Шредер рассказывает о маккиавелиевской цензуре MPAA, которая сама фильмов не режет, зато вкладывает ножницы в руку режиссера. Как назвал бы это Джек Валенти: самоцензура или саморуководство? В контракте, который режиссер подписывает со студией, предусмотрено, что режиссер обязуется приложить все усилия, чтобы фильм не получил индекс Х. Если фильм предназначается для юношеской аудитории, то режиссеру угрожают индексы R и PG13. Если по окончании работы над фильмом MPAA сочтет, что определенные сцены или слова заслуживают индекса Х, она представит автору или студии их список, чтобы те могли подчистить фильм. Автор не может не повиноваться, так как у него в контракте это написано черным по белому. Если после первой чистки остается что-то, вызывающее возражения MPAA, студия продолжает калечить фильм в соответствии с полученными рекомендациями.
Цензура MPAA, как и всякая другая, смешна, неразумна, лицемерна, неряшлива и корыстна. Фильмы, неприемлемые с точки зрения морали, такие, как Рэмбо и Роковое влечение, никогда не получали индекса Х. И никакого значения при этом не имеет, что это - разгул кровавого насилия и пропаганда замаскированных фашистских взглядов, зато это - суперпродукт, в котором заинтересована индустрия (а нельзя забывать, что MPAA представляет индустрию).
За последнее время несколько фильмов, явно не имеющих никакого отношения к порнографии, получили роковой индекс Х: Портрет серийного убийцы, Дикая орхидея, Повар, Вор и мой собственный - Атаме. Преследуются и изымаются отовсюду шедевры фотографа Роберта Маттлторпа, жесткий входной контроль свирепствует в литературе и звукозаписи. Поздно говорить о поднимающейся волне консерватизма. Гигантская волна уже накрыла нас с головой. Конечно, улица и газеты еще как-то сопротивляются, но мне этого мало, так как я всегда помню о той огромной опасности, которую представляет цензура для всех аспектов свободы.
Я не приемлю цензуры (должно быть, я плохо воспитан), и мне не нравятся организации вроде MPAA. Что же касается руководства для зрителей, то, во всяком случае, система, принятая MPAA, никуда не годится - она запутана, ограничена и неясна. Я понимаю, что в случае Серийного убийцы - очень трудного, но мастерски сделанного фильма - зрителя надо предупредить, что его ожидает "спуск в ад человеческой души", это необходимо, чтобы человек, который не желает совершать такое путешествие, знал, что его ждет. Но называть его порнографическим - несправедливо, неточно, неправильно. Так же неверно и неточно помечать мой фильм Атаме тем же индексом, что и Серийного убийцу, картину, которой я восхищаюсь, но которая совсем не похожа на мою. Дистрибьюторы и средства массовой информации требуют одного - расширения рейтинговой системы, введения новых литер для более четких определений. Ни Серийный убийца, ни Атаме не могут считаться порнографическими по той простой причине, что они таковыми не являются.
Моя жизнь - сплошной парадокс, и в Соединенных Штатах я оказался в своей стихии. Несмотря на все проблемы, Deseo Inc. сейчас ведет переговоры относительно закупки авторских прав для американской версии Атаме.
MPAA не устраивает любовная сцена Антонио Бандераса и Виктории Абриль (к моему удивлению, никаких возражений не вызвали сцены насилия, а именно этого я поначалу и боялся). Этой сценой я горжусь и знаю, что оба актера тоже гордятся ею. Даже те, кому фильм не слишком понравился, признают, что это - лучшая в нем сцена.
В фильме Виктория и Антонио - молодые люди из маргинальных социальных слоев, они лишены практически всего. Единственное, что им принадлежит - это их чувства и тела. Они любят друг друга, и в этой сцене они предаются любви весело, искренне и с той страстью, какую это занятие предполагает. Нет такого социального строя, который бы запрещал двум юным здоровым существам это удовольствие, дарованное самой природой. И, к счастью, никто у них этого удовольствия отнять не может - даже сам Джек Валенти и вся Киноассоциация Америки.
Надеюсь, что эти неприятности не скажутся на прокате моего фильма в Америке. Но я должен заявить свою позицию, даже если мои усилия ни к чему не приведут. К счастью, мое будущее от Соединенных Штатов не зависит. Пятнадцать лет назад я расстался со своим страхом и за все золото мира не стану возвращать его обратно. Пусть я не могу высказывать суждения о моем фильме, но я уверен, что только я могу объяснять свои намерения.
