Фима Жиганец

Байки из зоопарка

Знакомство со шкипером Юшей

В зоопарк я попал после первого курса биофака. Вообще-то, если по уму, надо бы после второго, когда начинается специализация по зоотехнике, но мне не терпелось оказаться поближе к народу. В смысле – к животным. Декан факультета, подписывая направление, поддержал мое стремление: я бы, говорит, Масолов, загнал тебя туда навечно и не выпускал. Держись ближе к хищникам, они таких любят. Откормленных.

Звери меня любят, это точно. Особенно птицы. С детства мать вздыхала: «Санька, ты, как памятник Ильичу, – вечно ходишь, голубями обосранный». Ну ничего, зато с профессией сразу определился.

Директор зоопарка Семен Исаевич Гликман принял меня, как родного:

– Биологи нам во как нужны! Да все равно какой курс. Привыкнешь клетки от дерьма очищать – я тебе сам диплом магистра нарисую. А пока иди представься шкиперу.

– Кому представиться? – не понял я.

– Своему непосредственному шефу, кому еще, – пояснил Гликман. – Звать его Анатолий Ефимович, а за глаза кличут шкипер Юша. Или еще – «зверский кум». В глаза так обращаться к нему не рекомендую, а то клетки придется мести на четвереньках и на ощупь.

Мне стало не по себе, но тут Гликман отвлекся на разговор по телефону насчет пьяного слона, который грязно ругается со смотрителем. На фоне пьяного слона даже зловещая фигура «зверского кума» для меня несколько поблекла.

Шкипера я нашел быстро. Между прочим, это не так просто. Зоопарк Мокрого Паханска, на всякий случай, самый крупный в стране, да и в Европе он не то второй, не то третий. Правда, не по количеству живности, а по территории – шестьдесят гектаров! Не то что шкипер – пиратский корабль заблудится на фиг.

По счастью, выйдя из кабинета директора, я уже минут через пять наткнулся на киногруппу местного телевидения, которая снимала интервью с аборигенами – ну, с теми, кто по нашу сторону клетки. Собралась большая пестрая толпа, от которой отчетливо попахивало навозом, едким потом и прочими флюидами. Большей частью аборигены состояли из молодых парней немытого возраста и девиц в линялых джинсах, с пластиковыми ведрами, швабрами и граблями.

В центре внимания находилась миловидная пухленькая женщина лет под сорок, с волосами бурачного цвета (бураком у нас на Юге называют свеклу). Как позже выяснилось, это замдиректора по всевозможным вопросам и ответам Ольга Игоревна Лисовская.

Слева от нее стоял, засунув руки в карманы широких светлых, давно не стиранных брюк, грузный мужчина годов около семидесяти, с круглым широким лицом, на котором выделялся крупный нос-румпель, зато терялись тонкие щелки глаз под выгоревшими белесыми бровями. Меня привлек необычный вид его огромной лысины. Она то и дело морщилась, как бы покрываясь мелкой морской рябью, а потом вдруг внезапно разглаживалась, как во время морского штиля. Загорелая поверхность живого глобуса была покрыта мелкими коричневыми крапинками и пятнышками – как перепелиное яйцо. Здоровяк напомнил мне миллионера Отто Крампа из старой французской комедии «Укол зонтиком» с Пьером Ришаром. Помните, толстяк, который изображал кита в бассейне и корчил отвратительные рожи? Почему-то я сразу решил, что это и есть шкипер Юша. И тут же это подтвердила свекольная дамочка.

– А насчет приобретения гамадрилов – это целиком заслуга уважаемого Анатолия Ефимовича, – сообщила она любопытной корреспондентке, сжимавшей огромный микрофон, как обезьяна гранату, и широким жестом указала в сторону перепелиной лысины. – Он убедил коллег из немецкого зоопарка обменять нашего моржа на четверых приматов.

– Ого! – захлопала глазами журналисточка. – А это как – равный обмен? Или пришлось доплатить?

– Щщас! – возмутился хмурый шкипер. – Мы бы еще и коалу прихватили, если бы Ольга Игоревна не...

– Так, это не записываем! – замахала руками Лисовская. – Уберите это! Никаких подробностей! Анатолий Ефимович, без самодеятельности! Здесь я на вопросы отвечаю...

– Я это сотру, – пообещал телеоператор с пышным ирокезом. – Мне другое интересно. Гамадрилы, они же, наверное, только по-немецки понимают. Как вы с этим делом справляетесь?

– Так и справляемся, – вздохнула замдиректора. – Работникам пришлось засесть за словари. Уже кое-чему по-гамадрильски научились. Ну, там, «гутен морген», «фрессен», «нах хаузе»...

– А как они реагируют, например, на «Гитлер капут»? – не унимался любопытный «ирокез».

–Да никак, – опять вмешался Юша.

– Откуда вы знаете? – засомневался оператор.

– Уж не дурнее тебя! – зыркнул на него шкипер. – Это первые слова, которыми мы их встретили!

К Юше я подошел сразу после интервью.

– Молодой человек, у нас принято представляться по старшинству, как в армии, – недовольно поправила меня женщина со свекольной головой после того, как я обратился к шкиперу. – Заместитель директора зоопарка здесь все-таки я.

Я сразу стушевался, но тут вступился Юша:

– Ольга Игоревна, он же нулевой, откуда ему знать. Тем более этот киндер все равно будет под моей командой, вам с ним редко придется встречаться.

– Очень надеюсь, – сурово отрезала начальница. – И вообще, Анатолий Ефимович, вы бы с этими киндерами осторожнее, знаете ли... Бог знает чего бы сейчас им наговорили. Коала, коала... Что вы все с ним не угомонитесь, с этим коалой?

– Виноват, Ольга Игоревна, – сокрушенно развел руками шкипер. – Само вырвалось.

– Вот как вырвалось, так пусть и ворвется. И поставим на этом крест.

После расставания с заместительницей директора Анатолий Ефимович внимательно осмотрел меня с головы до ног и обратно. Осмотром он, судя по всему, остался доволен. А еще почему-то ему понравилось мое имя.

– Шурик, значит. Шурик – это хорошо. Шурик – это по-нашему.

Страшная тайна дяди Толи и побег Геночки

Мы потопали по аллее между широкими вольерами для парнокопытных – буйволов, яков, козочек, антилоп и разных баранов с экзотическими названиями на латыни.

– Меня называй дядей Толей, – добродушно разрешил Юша и ласково опустил огромную ладонь мне на спину, отчего колени мои подогнулись и я просел, как крепкий старик Розенбом из сказки о Нильсе с дикими гусями.

– Дядя Толя, а вас почему... это... шкипером называют? – осторожно поинтересовался я, памятуя о предупреждении директора Гликмана насчет неуместных вопросов. – Вы что, бывший моряк?

– Вроде того, – утвердительно кивнул Юша. – Лишь бы не будущий. Я, брат, в таких портах чалился, что туда ни один пароход не дотелепает.

Он продемонстрировал мне кисть руки, где гордо было наколото восходящее солнце, чайка и «УХТА». Джентльменский набор, у нас в Паханске это вроде наручных часов. Только марки разные: «Инта», «Кресты», «Матроска»...

– Так вы... это... сидели? – робко догадался я.

– И сидел, и стоял, и чечетку бацал, – подтвердил Юша. – Я, брат Шурик, специалист широкого профиля.

– А здесь как оказались? У вас диплом зоолога?

– А то! Семь классов и цыганский факультет. Почти двадцать лет с такими животными по баракам пыхтел, такие зоопарки прошел, где нога пржевальской лошади копытом не била.

– Когда же вы шкипером побывали?

– Дался тебе этот шкипер... – Юша досадливо поморщился. – В шкиперы меня уже здесь произвели. Видел толпу бабуинов, которые прибежали вместе со мной в кино сниматься? Знаешь, как их называют?

– Вы же сами сказали – бабуины.

– Ну, это да. В смысле – в дружеском общении. А профессия у них называется – кипер. От слова «кип», что на английской фене значит типа ухаживать за разными тварями.

– «Ту кип», – поправил я. – К английским глаголам неопределенного вида прибавляется артикль «ту».

Юша поглядел на меня внимательно и мрачно. Мне стало жутко, по спине забегали крупные американские термиты.

– Вот умничать со старшими я бы тебе не советовал, – предупредил он. – А то загремишь, как курва котелками. Ту да ту... да в Воркуту. Вкурил?

– Чего? – не понял я.

– Проехали. Вернемся к киперам. Вот ты с этого дня – настоящий кипер. Зверье кормить, вольер убирать, жопу медведям вытирать эвкалиптовыми листьями – это все твое. А я вами, засранцами, рулить приставлен. И потому я – не кипер, а самый что ни на есть шкипер. И не просто шкипер, а шкипер Юша.

– И что это значит – Юша? – спросил я как можно аккуратнее.

– Вопрос хороший. Главное – полезный. Юша – погоняло у меня такое. Еще с зоны. От слова «юшка». Что такое юшка, знаешь?

Про юшку я слышал впервые.

– Темная ты личность, Шурик, – констатировал шкипер. – Чему вас, барбосов, на факультетах учат? Юшка – это хлебалово жидкое. В супе там, в борще, в солянке. Водица, по ходу, с наваром. А в народе юшкой кровя называют. В деревне, к примеру, дерутся до первой юшки. Или грозятся: «Я тебе, уроду, красную юшку пущу!» Так что соображай, зоолог. Как говорится, здесь тебе не тут.

С каждой минутой в зоопарке мне нравилось все меньше.

Видимо, Юша это почувствовал.

– Да лады, по/цан, не бзди горохом, – успокоил он меня отечески. – По сравнению с зоной тут лафа. Держись меня – не пропадешь. Только умничай поменьше.

– А как вы сюда попали, дядя Толя? – спросил я. – Без соответствующего образования...

– Велико образование – за слонами сранки подбирать, – отмахнулся шкипер. – А вообще, конечно, место козырное. Особенно для того, кто из-за колючки откинулся. Я тебе, Шурик, так скажу: про то, как я здесь оказался, не в курсе никто, кроме директора и зама. Любому другому за такой вопрос я бы калган проломил. Были, знаешь, пренценденты...

«Пренценденты» я на всякий случай пропустил мимо ушей.

– Но к тебе я, Шурик, ощущаю особое расположение, – продолжал Юша.

«Лучше бы не надо», – подумал я, но вслух не сказал.

–Так что тебе я тайну приоткрою. В конце концов, если что, шибко болтливых можно и Эллочке скормить!

Юша ткнул толстым пальцем в сторону мирно дремавшей амурской тигрицы, мимо которой мы как раз проходили.

– Были пренценденты? – уточнил я для верности.

Юша расхохотался.

– С тобой, парнишка, дело иметь можно, – заключил он. – Ну что же, тогда слушай...

История в общем-то оказалась не особо интригующей. Просто за время скитаний по многочисленным зверинцам России-матушки, куда дядя Толя попадал в качестве обитателя за мелкие и крупные заслуги, он однажды «снюхался» (по его собственному выражению) с интеллигентным земляком Семой Гликманом. Сема окончил когда-то биолого-почвенный факультет универа, и родные пристроили его по специальности – замом директора мясокомбината. Гликман зарекомендовал себя работником творческим и инициативным, что в принципе тянуло на десять лет, но обошлось «семериком». В колонии биолог пристроился заведующим библиотекой. Тут его и откопал Юша – страстный любитель чтения и кроссвордов. Несмотря на то что должность библиотекаря на зоне считается слегка «козлячьей» – ну, типа холуйской, близкой к начальству, – дружба «босяка» Юши с Гликманом затянулась на четыре года. Затем Сему выкупили родичи на стройки народного хозяйства, и пути друганов разошлись.

Впрочем, Юша тоже через пару лет освободился. И даже решил отойти от веселой бродяжьей жизни, найти непыльную работенку и угомон своей разудалой душе. Тут он опять наткнулся на Сему, который к тому времени превратился в Семена Исаевича и возглавил мокропаханский зоопарк. Как это ему удалось, история умалчивает, но Юшу он охотно прибрал под свое крыло и произвел в почетные шкиперы.

– И все вроде бы мне поперло, – продолжил свою повесть дядя Толя. – Обженился даже, взял бабу с однокомнатной квартирой. По ходу, шхуна взяла верный курс. И тут, понимаешь, случилась легкая неприятность. Под Новый год это было. Отметили мы с Валентиной праздник чин чинарем, культурно бутылочку «беленькой» придавили – и в люлю. А посередь ночи – вой и стоны из-за окна! Короче, у какой-то твари сигнализация на тачке сработала и все никак не уймется. С четверть часа я терпел, как Господь на Голгофе. Думал, совесть у этого дебила пробудится. Не, никаких телодвижений. Ну, я накинул армячок и как был в семейных труселях, так во двор с третьего этажа и спустился. Только по пути биту прихватил бейсбольную. Кореша, понимаешь, на днюху подогнали, по старой памяти. Прошелся по «фольксвагену», подрихтовал мальца. И вот тебе какой педеракс случился! В смысле – парадокс. Пока, значит, сигнал надрывался, хозяин, падла, сопел в обе дырки. А как только я вырубил немецкую гадину на хрен, как Саня Матросов, – этот Шумахер вылетел во двор со скоростью бешеного таракана! И на меня с кулаками и матом! А дальше оно как-то само машинально вышло. Слышу только – хрясь. И лежит этот хряк тепленький. Обняв родной капот.

– Насмерть? – ужаснулся я.

– Не, так, баловство одно. Сотрясение мозгов и колебание воздуха. Но срок все одно впаяли.

– И что, отсидели?

– А куда с подводной лодки денешься? Отмотал, конечно. Жена меня кинула, остался без родины и флага. Один только Сема за меня не забыл. На свиданки приходил, хавчиком грел. А как на волю я вывалился, по-новой взял меня шкипером.

– Хороший человек, – заметил я.

– Или? Теперь тут мой дом. В здании администрации кабинет мне выделили, диван, телевизор, даже компьютер есть. Все путем. Хата УУС.

– Это что значит?

– С зоновской мовы переводится как улучшенные условия содержания.

– Выходит, дядя Толя, вы с одной зоны в другую перевелись, – осторожно пошутил я и на всякий случай втянул голову в плечи, ожидая крепкой затрещины.

– Выходит, что так, – неожиданно согласился шкипер. – Кисмет такой. Судьба, значит. Не то по-турецки, не то по-татарски. Не важно. Я вот и Геночке то же самое объяснял...

– Геночка – это кто? – поинтересовался я.

– Геночка – это крокодил наш. Вернее, аллигатор. Ну, да все одна хрень. Их вообще-то два вида существует – американский и китайский. Геночка наш – из Китая, узкоглазик. Это я его Геночкой назвал, когда нам его, кажись, чехи подарили. Вспомнил, что у нас на зоне под Питером был такой крокодильчик в живом уголке. Мы его мышами кормили.

– И чего вы аллигатору Геночке объясняли? – повернул я беседу ближе к теме.

– Да того и объяснял, что рыпаться не надо. Потому как через год после появления в нашем террариуме Геночка подрос, заматерел – и подался, понимаешь ты, в бега. До сих пор не могу понять, как ему это удалось. Только выбрался, гаденыш, аж за территорию зоопарка. Мы и не кинулись сразу-то. Только часа через два, когда он версты три по всяким задворкам отмотал, звонок Гликману: мол, дядя, тут ребятишки крокодила по детской площадке гоняют – гляньте, не ваш ли? Сюжет... Чуть зверушку не забили, дурни. И за хвост таскали, и лопатками по морде. Не могу рассказывать, до сих пор расстраиваюсь. Беззащитная же тварь...

Короче, притащили мы Геночку обратно в террариум. Забился он в уголок, в песочек зарылся. Вот я с ним тогда воспитательную лекцию и провел. Куда же тебя, ушлепка болотного, понесло, говорю? Ну, я понимаю, когда мы с Арменчиком из ярославской крытки ноги сделали. Так у нас же маршрут был, мы все хаты знали, все малины, где можно на дне отлежаться. И то Арменчика через неделю хлопнули в Ярославле, а меня через месяц – в Воронеже. А ты-то на что надеялся?! Тебе до Китая на твоих полусогнутых пять лет раком пятиться! Да к тому же языка ты не разумеешь. Где – китайский, где – русский? Так что не рыпайся, говорю. Кисмет у тебя такой. Между прочим, не самый поганый. И накормят тебя, и напоят, в лужице своей поплещешься, опять же на народ поглядишь, себя покажешь. Какого тебе еще надо?

– Понял Геночка-то?

– А шут его маму знает. Он же китаец. Или чех. Хрен редьки не толще. Но больше эта аллигаторская морда не бегает. Хотя на всякий случай я ему на табличку красную полосу поставил.

– Это зачем? – не понял я.

– Тьфу на тебя, непуть... Так на зонах побегушников отмечают: на папку с ихним делом красную полосу малюют. Теперь у нас Геночка – «краснополосник».

Немец-перец-колбаса: борьба цивилизаций за моржовый хрен

Разговор о китайско-русском взаимонепонимании заставил меня вспомнить о давешнем интервью телевизионщикам и странном возбуждении замдиректорши при упоминании о медведе коала. Поскольку отношения со шкипером у нас потихоньку налаживались, я рискнул сунуть нос и в эту загадку. Может, коала сбежал заодно с Геночкой, как Юша с Арменчиком? Тогда интересно, кого из них раньше повязали.

– Шурик, ты в животном мире совсем не сечешь, – расстроился дядя Толя. – Как тебя в университете держат? Аллигатор с коалой – они же разной масти! Это все равно как пидор с жуликом! Как они могут набздюм в побег уйти?! Ну, разве что Геночка этого медвежонка за кабанчика бы прихватил...

Мозги у меня совсем поплыли. Аллигатор – коалу – за кабанчика... Кабанчик-то при чем? Откуда он вообще взялся?

– В старых лагерях такое бывало, – пояснил Юша. – Особенно на северах. Бегут арестантики кодлой во льды, а одного-двух берут «за кабанчика» или «за корову» – на хавчик, значит. Жрачка кончилась – забили, на шампурчик, поджарили, подвялили – и снова в путь-дорогу.

Видимо, на моем лице отразилось что-то непотребное, поскольку шкипер тут же поспешил уточнить:

– Да ты не мандражируй, коала тут не при делах. Я вообще не понимаю, чего вдруг Ольга Игоревна запонтовалась. Тем более речь шла не за какого-то вонючего коалу, мы же насчет гамадрилов базар терли.

– Ну да, – облегченно выдохнул я. – Насчет обмена одного моржа на четырех обезьян. Вроде как неравная арифметика.

– Да все там путем, – отмахнулся шкипер. – Моржей в природе не так много, как этих гамадрилов. Ну, я так думаю. И что того гамадрила? Обычный красножопый павиан, в нем всего-то росту метр с кепкой. К тому же злые они, заразы. А морж... Ты моржа-то видел живьем?

– Не, только по телевизору.

– И то, видать, с Семой Буденным попутал. В морже, брат ты мой Шурик, до двух тонн живого весу! А в длину он вымахивает больше трех метров. Так что обмен, по ходу, вполне себе равный. Конечно, если не учитывать, что мы фашистам детеныша предложили. Он-то поменьше будет, но тоже бугай еще тот.

Правда, по рассказу Юши, немецкие коллеги ни в какую не хотели уступать за моржика больше двух обезьян. Причем оба – самцы. Гликберг возмущался, но тевтонцы были непоколебимы, как северные скалы. И тогда в дело вмешался Анатолий Ефимович. Вышло как-то случайно. Во время визита в гостиничный номер к германцам шкипер Юша попал аккурат на карточную игру, которой развлекалась немчура, чтобы скоротать вечерок. Игра называлась «шафкопф» – «баранья голова». Что-то типа нашего «дурака». Ставили по мелочи, и Юша решил присоединиться. В конце концов он просадил пару тысяч (учитывая, что гости играли на еврики), сильно расстроился и запросил реванша. Но было уже за полночь, к тому же пару раз на шум ненавязчиво заглянул администратор... И тогда дядя Толя предложил перенести игру на завтра, прямо в зоопарк:

– Я этим лохам и говорю: мол, чего мелочиться? Ежели ваша возьмет – мы соглашаемся на двух ваших задрипанных павианов против нашего роскошного моржа. А нет – добавите самочек. Они поначалу ни в какую: мол, герр Юша, это неудачний шютка, мы суриезные лейте (люди, значит, по-ихнему). Какие, говорю, шутки, когда гамадрил на утке? Лады, гоню, если по-взрослому, по-босяцки, ставлю против самочек еще и павлина, которого вы приглядели, да шиш мы его вам уступим. И одну кенгуру Беннета, их нам японцы восемь штук отвалили. Тут и дрогнули их фраерские души... Нация-то жадная, прижимистая. Одно слово: немец-перец-колбаса, обезьяну выдумал. Ихних пленных так после войны в Паханске дразнили, мне мамхен моя рассказывала.

Юше оставалось подготовить Гликберга. Насчет исполнительских способностей шкипера тот не сомневался (не первый год по зоне знакомы), но опасался на предмет международного скандала.

– Я ему толкую: какой скандал? Ты чего, Сема? У них делегацию возглавляет сам директор ихнего тиргартена, по-нашему – зоопарка. Если уж он повелся, у меня с крючка не соскочит. Мы не фуганком струганные. Немчики сами на халяву рассчитывают, я им спецом вкатил пару тонн для затравки. Так что им скандал тоже никаким краем не нужен...

– Да ну, дядя Толя, – засомневался я. – Чтобы немцы, чтобы директор зоопарка, чтобы в карты... Че-то не верится. Разводите вы меня, что ли?

– Дурак ты, Шурик, – огорчился Юша. – Тебя развести – как сметану в борще. Стал бы я такие замутки строить? Я тебе как на духу, как родному... Немец – он такой же человек, как и русский. Только дурнее малеха. Иначе бы не мы их в войне уделали, а они нас. Азарт, брат, он никого не щадит. Поверь старому сидельцу.

В общем, Гликмана Юша уболтал. А Ольги Игоревны в ту пору на месте не было, ее отпуск кончался через неделю. Так и засели – в директорском кабинете, предварительно все смели со стола и заперли двери. Юша обозначил это безобразие как второй Сталинград или бойню под Курском. Немцам, правда, это озвучивать не решился.

Дядя Толя не стал вдаваться в подробности, за сколько партий шла каждая обезьяна, павлин и кенгуру. Да, пожалуй, толком и не помнил. Помнил только, что сперва начали с привычной немчуре «бараньей головы».

– Тут главное – не спугнуть клиента, – пояснил Юша. – Если сразу его обчистишь, возникнут всякие непонятки и подозрения. Мол, шо за дела в одну калитку, это ненаучно, поперек теории невероятностей... Так что поначалу карта мне не шла, и мы этим нацистам чуть было павлина не продули… Красавец! На хвосте узоры такие, навроде глаз монгольских. Сам увидишь. Будешь хорошо себя вести – может, я даже перо у него из жопы выдеру. Подаришь какой-нибудь халяве своей. Ну, марухе. Девке, проще говоря. Пусть в носу ковыряется.

– Значит, вы чуть не продули? – уточнил я. – Выходит, играли по-честному?

Шкипер поглядел на меня сочувственно:

– Тебе, Шурик, к психиатру надо записаться. Я что, похож на дебила? Ну ты точно – чистый киндер. Какой же порядочный исполнитель по-честному в карты шпилит? Лучше сразу бабло отдать – и в петлю. Это ж, блять, зоопарк, государственное, блять, имущество! Мы не для того здесь поставлены, чтобы его всяким фрицам разбазаривать! «По-честному»... Ты думай, что ляпаешь!

Я понял, что серьезно расстроил порядочного человека. Нет, в самом деле, на кону честь страны. Опять же немцы. Чего их жалеть? Пришлось принести Юше свои глубокие извинения.

– То-то, – сказал он. – Короче, когда они уже хорошо на кукан подсели, самое шпилево и покатило. Как говорится, до трусов. Покочевряжился я еще немного, а самочек все ж таки отбил. Но кто же знал, что эти фашики такие горячие? Раздраконил я их не по-детски. Гюнтер, ихний босс, кричит: «Имею хош отбиться! Ты, камрад, обязан мне дать шанец». Я ему вежливо поясняю: «Твои камрады в овраге бутерброд доедают. А хочешь отыграться – ставь на кон еще какую-нибудь животину». Забыл сказать: эти клоуны не только к нам в зоопарк прикатили, у них была целая программа по купле-обмену. Еще три зверинца должны были посетить.

– Так они что, вместе со зверями приехали? – спросил я. – Это сколько же с собой возить надо – целый состав...

– Ты прикидываешься или в натуре с пальмы упал? – Дядя Толя сдвинул брови к переносице. – Какой год на дворе? Весь зоопарк на одной флэшке размещается. Опять же скайп есть для такого дела. Вот когда уже по рукам ударят, тогда и на место выехать можно, товар пощупать-понюхать. Немцы, правда, пендитные оказались, решили разом все зверские кандидатуры на месте рассмотреть. Как говорится, за глаза только яйца торгуют. А своих можно показать на видео. Сейчас арестантов даже на пересуд не возят, устраивают, понимаешь, видеоконференции. Чем животные хуже?

– И что, немцы согласились еще кого-нибудь на кон поставить?

– Ну да. Выбрали мы несколько особей, на пробу. Только германцы заявили, что в баранью башку играть уже не будут. Непруха потому что. Решили в покер катануть. Вот наивняк... Они бы со мной еще в Чапаева сыграли! Раскатал я их, как блин на Масленицу. Тоже для начала кинул леща, а потом – только успевай тянуть! Эти гаденыши все норовили разную пакость подсунуть: грифов драных, какого-то земляного волка... Лады, нам не в падлу. И этих пригрели. Меня, честно говоря, сурикаты интересовали. Мангустики такие африканские, все любят стоймя торчать, как наши суслики-байбаки. У меня когда-то подруга была, один в один. Не дождалась, сука. Замуж за одного знакомца вышла. Так он ей половину зубов повыбивал. Щас она с фиксами ходит. Не сурикат, а макака из солдатского борделя. Короче, на мангустов мы с Гликманом никак этих тварей выкружить не смогли. Но поголовье нашего зоопарка росло с каждым часом. Немчики уже от покера перешли на «двадцать одно»...

– В «очко» решили с вами сыграть? – догадался я.

Юша глянул на меня недовольно:

– В очко с тобой завтра гамадрилы будут шпилить. Предоставлю тебе такое удовольствие. А мы с немчурой колошматили в «двадцать одно». Я так мыслю, еще часов пять – и от ихнего зоопарка остались бы только директор и пара древесных лягушек. Но тут вышла неприятность. За время шпилева мы так увлеклись, что прокурили наскрозь всю гликмановскую хатенку. А говорят, в Европе с куревом борются. Какое там... Короче, решили проветрить кибинетик, тем паче дело уже клонилось к глыбокому вечеру. Утратили бдительность. Отомкнули дверь – наше вам с кисточкой! На пороге стоит Ольга свет Игоревна, чтоб ей провалиться. Чего ей в отпуске не сиделось? Не иначе какая-то сучара стуканула... А гитлерюгенд уже коалу на кон поставил! Ну, Игоревна как узнала, шо тут у нас за гребля с пляской… «Вы чего, вы в каком виде нас выставили, да если дойдет до верхов, да как вам в голову пришло?..» Здрасьте, мама Новый год, приходи на елку! Чего ж ты, лебедь белая, на немчуру баланы не катишь? Мы что, сами с собой стирами шлепали? Да, сегодня наша масть, так вышло. Завтра, может, ихняя ляжет.

Но бабе разве втолкуешь? Пришлось выхухолей земляных взад вертать. Правда, гамадрилов мы за собой оставили, да еще утконоса с бородавочником. Хотя бородавочника можно было и не брать. Другое дело, если бы броненосец. Я тебе за зверя говорю, а не за «Потемкина». За коалу опять же обидно. Я эту медвежатину с первого срока уважаю. В бараке аккурат над моей головой его портрет висел, а рядом стишок: «К нам пришел медведь коала и принес анализ кала». Поэтично. До меня еще налепили. Сколько раз начальник отряда хотел сорвать. Еле отстоял... Так по наследству и передал.

Слоновый кайф и «Полярная сова»

Тут в нагрудном кармане выгоревшей клетчатой рубашки шкипера зазвонила мобила.

– Это что за музыка? – удивился я. – «У дороги чибис»?

– А ты думал чего, «Здравствуй, моя Мурка»? – буркнул дядя Толя. – Это называется «профессиональная деформация», нам зоновский психолог разъяснял на лекции. Скажем, отрядный на зоне, хоть и офицер, все одно через несколько месяцев с сидельцами по-ихнему начинает шпарить. А мне вот зоопарк башню влево развернул...

Юша вздохнул и нажал на кнопку:

– Чего? Маланья загуляла? С какой радости? Кто позволил? Ганиев? Я его, сученыша, сам в этом ведре утоплю! Это же неприкосновенный запас! Да мало что она трубит! Сказано – сухой закон, значит, сухой!

Он отключил трубу и забористо ругнулся. Передать это тонкое кружево филигранного мата я не в состоянии, потому даже и не пытаюсь.

– Что случилось? – спросил я тревожно.

– Маланья в загул пошла, слониха наша. Теперь еще Потап сорвется – и мама не горюй! Детишек жалко...

– Тоже слоны?

– Ну... Севочка и Нюша. Жертвы пьяного зачатия. А ну как дурная наследственность?

Я вспомнил разговор Гликмана по телефону насчет слона, который напился и грязно обругал смотрителя, и сообщил об этом шкиперу.

– Мудак ты, Шурик, – тяжело заклокотал Юша, и конопатое лицо его вмиг покраснело от гнева. – Ты мне это должен был сразу сообщить! Я тут перед ним распетюкиваюсь, а Маланья водовку хлещет!

– Да ведь Гликман же в курсе...

– Шо мне тот Гликман? Какое дело Гликману до ужравшейся слонихи?! Гликман – директор, не царское это дело – алкашей лечить! А ну гець за мной – амором!

Я не представлял себе, что Юша способен передвигаться с такой скоростью. Раньше я не особо верил в рассказы о том, как быстро бегают носороги. Теперь стало понятно, что эти сомнения беспочвенны.

Скоро мы уже были у слоновника. Слонов от посетителей отделяли лишь несколько рядов бетонных округлых пирамид высотой около полуметра каждая. Самих животных от зрителей защищала только тоненькая сетка-рабица.

Не успел я и глазом моргнуть, как Юша оказался рядом с разбушевавшейся Маланьей, которая размахивала пустым ведром, держа его хоботом за ручку. Потап нервно носился по соседнему вольеру.

– Машка, прекрати выкобеливаться! – грозно цыкнул на слониху Юша.

В ответ та швырнула в шкипера ведро и величаво затрубила. Ее пьяную песнь подхватил трезвый Потап – видимо, особенно оскорбленный тем, что ему ничего не перепало из «неприкосновенного запаса».

– Что делать, Анатолий Ефимович? – испуганно верещал тощий человечек, которого я сразу и не заметил, поскольку он ловко прятался между серыми пирамидами.

– А, блять, охотник на слонов! – с нескрываемым хищным злорадством зарокотал шкипер Юша. – А ну-ка, Говниев, иди сюда, на арену цирка! Я тебе парочку номеров покажу!

– Анатолий Ефимович, не надо! – взмолился Ганиев, нещадно перекрещенный Юшей в Говниева. – Она меня чуть не затоптала!

– Она тебя чуть не затоптала, а я точно в асфальт втопчу, как страуса – по самую жопу! Маланья, хорош вопить, больше все равно не налью!

Слониха грозно двинулась в сторону шкипера.

– О, я вижу, воспитывать тебя уже поздно, – мрачно отметил тот и со скоростью мудрого носорога скрылся в дебрях круглых пирамидин, попутно успев дать Ганиеву крепкого пинка под зад. – Вера, – уже спокойно бросил он девице с рыжими волосами, стоявшими копной, – зови Робин Гуда, тут без снотворного разговора не получится.

– Не, Анатолий Ефимович, Вовка стрелять не будет, – протяжно и задумчиво ответила рыжая Вера. – Она ж бухая. В бухую никак нельзя. Еще инфаркт случится. Или инсульт. А отвечать кто будет?

– Вот он ответит! – Озверевший шкипер поднял одной рукой за шиворот несчастного Ганиева. – Ты, долбонос, зачем Маланью напоил? Кто тебя, козла горного, надоумил?!

Он вынес Ганиева сквозь сетчатую калитку и опустил на асфальт.

– Как что, так Ганиев... – заскулил горбоносый кавказец. – Вы видели, как она тут чудила? Детишек перепугала, мне репой в репу заехала! Народ горохом во все стороны посыпал, к директору побежали... Пришлось дать. А куда денешься?

– Лучше ничего не мог придумать? – хмуро буркнул Юша, понемногу успокаиваясь.

– Так ведь помогло же!

– И надолго?

– Часа на полтора. А потом снова...

Слониха опять принялась трубить.

– Там осталось еще что-нибудь? – спросил кавказца дядя Толя.

– Только в запаснике у директора. Но он не дает. Вы, говорит, сами выжрете...

Я поглядел на Юшу и понял: были «пренценденты».

– Хорошо, – молвил шкипер весомо, – я сам схожу.

И он направился в сторону здания администрации.

– Сходи, сходи, – недовольно пробурчал себе под нос Ганиев. – Кому как не тебе. Сам споил, сам и расхлебывай.

Шкипер тем временем обернулся и громко окликнул меня:

– Чего застыл? Тебе что, особое приглашение? За мной – мелкой рысью!

Я пустился вдогонку и услышал, как за спиной довольно гыкнул Ганиев.

– Охо-хо, грехи наши тяжкие... – проскрипел шкипер, когда я его наконец догнал.

– Дядя Толя, а правда, что это вы слониху споили? – спросил я, отдышавшись.

– Почему слониху? И слона тоже. А тебе кто сказал?

– Да так, слышал...

– Понятно. Ты слушать-то слушай, да не все метлой разноси. Хотя тут никакого особого секрета нету. Это, как говорится, грех во спасение...

Так я узнал еще об одном случае из богатой Юшиной практики. Пару лет назад на наш южный город навалилась неожиданно студеная зима – с метелями, вьюгами, огромными сугробами и диким для нас морозом за минус тридцать. Я ее хорошо помню, поскольку отморозил себе нос и он долго болтался, как слива. Но речь не обо мне. Дело оказалось куда хуже. Как раз в этот год зоопарк приобрел супружескую слоновью пару – Маланью и Потапа да еще одного маленького слоненка Митюху. Молодых слонов привезли прямо из Индии, ни снегов, ни морозов они, конечно, ведать не ведали. А тут – трубы в слоновнике полопались, девать животных некуда, обогревали, как могли. А как могли? Обогреватели, «буржуйки», одеяла – все это, что мертвому припарки. Вскоре и вправду Митюха не выдержал и приказал долго жить. Та же участь ожидала и Маланью с Потапом. Гликман бился в истерике...

– Тут я и вспомнил про «Полярную сову», – продолжил историю дядя Толя. – Ты за поселок Харп чего-нибудь знаешь?

Про поселок Харп я не знал ровным счетом ничего.

– Темнота, – констатировал шкипер. – Поселочек этот находится в Ямало-Ненецком национальном округе, будь он трижды неладен. Слепили здесь деревушку в шестьдесят первом году, когда тянули «пятьсот веселую» стройку. Была такая, стройка 501, или «мертвая дорога». «Железку» зэка прокладывали в вечной мерзлоте. Рядом с поселком разбили лагерь для ооровцев...

– Для кого? – не понял я.

– Особо опасные рецидивисты. Сейчас там колония для «пыжей».

– Для кого? – снова переспросил я.

– Ты, блять, как чурка нерусская! Для пожизненно осужденных. Ну, я-то чалился не как бессрочник. У них там есть участки общего и строгого режимов, так вот меня на строгий угораздило залететь. Эта колония в Харпе и называется «Полярная сова». «Дальняк» из «дальняков», натуральный край света и тьмы. У нас говорят: «Дальше солнца не загонят, хреном в землю не воткнут». Насчет хрена – без вопросов. А вот «совушка» – она уж точно дальше солнца. Холодрыга там такая, что глаза можно отморозить. И начальнички – зверье. То есть на моей памяти было несколько вменяемых, но это – исключение.

Когда я понял, что слоникам скоро кирдык придет, вспомнил я про «Полярную сову». В первую же зиму пришлось мне сурово поцапаться там с местным опером. Была у него, как нынче говорят, «манечка»: выбивать из арестантов явки с повинной. Не важно, было там у тебя чего, не было – колись до самой сраки. Кум отчитается, галочку поставит – а там хоть трава не расти. В принципе, зэку-«тяжеловесу» с хорошим сроком эта явка – что до звизды дверца. Признайся в какой-нибудь голимой краже, срок не добавят, в счет прежнего зачтут. А то еще и скостить могут – за «сознательное поведение и стремление к исправлению». Да только для порядочного сидельца такие явки – западло. По-хорошему за это раньше и брюхо могли вспороть. Сейчас – не то, но тоже не приветствуется.

Короче, стал меня «кум» на повинную раскручивать. Я – ни в какую. Буцкают – ноль внимания. По ходу, достал я его конкретно. Озверел опер. На дворе – зима лютая (а лютая – это градусов под полтинник), а он в «шизняк» гасит...

– Шизняк – это куда? – не понял я.

– Это не туда, куда ты подумал. Та дыра по-другому называется. А шизняк – штрафной изолятор. Камера голая, зусман долбит, как в холодильнике. Не зря говорят, что в холодильнике эскимосы отогреваются... Пятнадцать суток такого отдыха – и на погост через лазарет. Не, в натуре, без шуток. Кто там будет спрашивать?

Но помогло то, что я у «черных», у «братвы» был на хорошем счету. И грев ко мне с воли поступал, а это на зоне дело не последнее. Да не дрова, дурень: грев – это жрачка, курево, чай, наркота опять же. Короче, организовали мне дорогу на ШИЗО. Как говорится, сапоги-валенки: прапорщика купили, который за изолятором смотрит. Главное, что он мне таскал водяру да самогон. И знаешь: по холоду этот кир почти не долбит, только греет! «Кум» – в полном недогоне: по всем раскладам, кузьмич уже должен кони шаркнуть или кровью харкать, а он – ни в одном глазу! Пятнашка проходит – он меня через матрас...

– Это как?

– Ну, день в общем бараке продержал, а потом по-новой – «три петра», пятнадцать суток изолятора. А я опять беленькой согреваюсь. Ну и чайком, понятно. Не ведаю, долго бы я так выдержал и сколько бы еще братва меня грела. Да свезло, по ходу: «кума» на переподготовку отправили, а потом – куда-то на повышение. Пришел на его место вполне себе нормальный, прекратил эту карусель. А я даже, представь, и не сморкнулся...

Короче, решил я, что таким же макаром можно наших слоников спасти – пока трубы не починят. Но где столько водяры выкружить? Вот вопрос... Ну, тут Сема подсуетился. Кинулся на таможню: так, мол, и так, ребята, выручайте! В порядке шефской помощи, жалко же ушастых, десять лет у нас в зоопарке слонов не было, только добыли – и что, по-новой хоронить?

– А таможня-то при чем? – удивился я. – Там что, водочные реки с кисельными берегами?

– Типа того. Ты разве не в курсах, что наш Паханск – ворота Кавказа? Через него туда-сюда все дороги идут. А какая у нас в стране самая проспиртованная республика?

– Не знаю...

– В твои года уже пора бы знать. Северная Осетия, она же Алания! Три четверти паленой водки из Владикавказа в матушку-Расею катит! А таможня, она тут как тут. Либо делись, либо сами выдоят. Ну, народ там оказался понимающий, душевный. Как говорится, таможня дала добро... Так вот мы и спасли Маланью да Потапа. Продержались, пока им в слоновник тепло не дали. Но за это время пристрастились они к бухлу. Особенно Малашка. Не зря говорят, что бабы быстрее спиваются. Ты сам видел, что такое женский алкоголизм. Чуть ведром меня не прибила...

– А как сейчас с таможней? – спросил я. – Помогают или завязали уже?

– Да что от них, убудет? С какой-нибудь убогой цистерны. Маланью жалко. Пропадает человек. Подшить бы ее, что ли? Но это ж такую ампулу надо... Во какие проблемы, по ходу, решать приходится.

Голова у меня шла кругом и безо всякой водяры…