М. Бурляш. Я вернусь!
Рассказы. – СПб.: Гравис, 2014. 152 с. с илл.
Михаил Бурляш. Березка
Березка росла в небольшой роще между двумя деревнями. Ее облюбовали местные молодожены – каждый раз, когда в одной из деревень гуляли свадьбу, нарядный кортеж с шариками, бантами и куклами после сельсовета обязательно заезжал в рощу, где возле березки открывали шампанское, стреляя пробками по скачущим с ветки на ветку белкам. После торжественного распития праздничной шипучки под шутки-прибаутки друзей и родственников жених и невеста привязывали цветные ленточки к веткам березы, стараясь, чтобы эти яркие клочки были связаны между собой хотя бы одним узлом. Березка была тонкая, высокая, красивая, белой вертикалью выделявшаяся на фоне серо-зеленой массы осин, тополей и сосен. Кто-то говорил, что ее посадил вернувшийся с фронта офицер в память о погибшей во время войны возлюбленной, но, так это или нет, наверняка никто не знал.
Именно под этой березкой Шурка назначал свидания Валюше. Когда в небольшой аккуратный домик на окраине соседней деревни въехали Валины родители, Шурик заканчивал восьмой класс. Школа была единственной на ближайшие семь или восемь деревень, но учеников в ней можно было пересчитать по пальцам. Поэтому появление новенькой – веселой смешливой Валентины заметили все, в том числе и Шурка. Она училась на год младше, в одном классе с его братом, и их дружба началась уже на второй день ее пребывания в школе.
Он подошел к ней на перемене и спросил:
– Тебя Валькой зовут? А я Шурка, Колькин брат. Хочешь вечером на мопеде покататься?
Симпатичная кареглазая девчонка с тугой косичкой посмотрела на него изучающе и ответила:
– Ну, если шлем дашь, то хочу…
До конца учебного года они так сдружились, что в обеих деревнях их прозвали «бандой»: Шурка, Колька и Валентина везде появлялись втроем. Вместе ходили на озеро рыбачить, вместе катались на мопеде Колькиного и Шуркиного отца, вместе ходили воровать горох на колхозное поле, вместе по вечерам распивали чаи дома у Валиных родителей, вместе купались в местной речушке.
Осенью Шурка уехал в город учиться на тракториста, а Валентина и Коля остались учиться в школе. Без Шурика дружба между ними как-то не клеилась. Он писал Валентине письма, приезжал на выходные, а однажды родители отпустили ее с ним в город, где они провели два чудесных дня. В первый день они гуляли по чистым красивым улицам, он угощал ее мороженым и газировкой. Ночь Валя прокантовалась у троюродной тетки, а утром второго дня они пошли в городской парк, где играл духовой оркестр и продавали петушки на палочке. Ближе к вечеру Шурка проводил Валю на автобус, и там, на автобусной станции, они впервые поцеловались.
Когда Шурка вернулся из города с «корочками», всем уже было ясно, что они «тили-тили тесто – жених и невеста». Сначала местная детвора поддразнивала их, потом отстала. Березка стала «их местом» – там они назначали друг другу свидания, там сидели в теплые летние дни на бревнышке, болтали и грызли семечки, там обнимались и целовались, невидимые чужому взгляду, там же спорили и ссорились. Ссоры возникали всегда только по одному поводу: Валя хотела уехать в город, чтобы учиться в медучилище. Шурка в принципе против учебы не возражал, но осенью его должны были забрать в армию и мысль о том, что, пока он служит, его невеста будет околачиваться в городе, где на каждом шагу одни соблазны, выводила его из себя.
Впрочем, ссоры всегда заканчивались одинаково. Валька начинала шутить и подлизываться, затевала шуточную игру в «медсестру и раненого», в итоге он с ней соглашался и все заканчивалось поцелуями и нежностями.
Осенью она поступила в училище, а ему пришла повестка из военкомата. Проводы в армию устроили в один из сентябрьских выходных. Валя сидела рядом с Шуркой, и он с непонятной внутренней тревогой отмечал в ней неуловимые перемены: косынка на груди повязана как-то по-новому, ресницы на глазах накрашены, волосы слегка подкручены, на ногтях бледно-алый лак.
Над столом как мячик от пинг-понга туда-сюда летали шутки-прибаутки, молодежь смеялалсь и подбадривала Шурика. Валя, необычайно хорошенькая в светлом кримпленовом платье в горошек, обеими руками обнимала его и то и дело прижималась пушистым затылком к его предплечью, а он опрокидывал рюмки с водкой одна за другой, постепенно погружаясь в тяжелый хмель.
Гости долго не расходились. И под гармошку танцевали, и импровизированную дискотеку по дворе затевали, и еще Колька под гитару пел, красиво пел братишка... Было уже далеко за полночь, когда Валя засобиралась домой. Шурка вызвался провожать – а как иначе, жених он или нет, его в армию провожают или соседа? Колька вызвался пойти вместе с ними, но и Шура и Валя в один голос отказались. Хотелось им вдвоем побыть в эту прощальную ночь... Однако младший брат не отставал:
– Шур, у нас тут городские на базе отдыхают, недалеко, вдруг пристанут, а ты подпил все-таки... Давай проведу вас с Валей... – настойчиво упрашивал он.
– Коля! Ты хоть и брат мне, а по морде дам, если не отстанешь, – огрызнулся Шурка. – А городских я не боюсь, нашел кем пугать. Я с собой ружье батино возьму, пусть только попробуют сунуться...
Они шли по осенней роще, держась за руки, и разговаривали вполголоса. Вернее, говорила только Валя, а Шурка слушал. Девушка рассказывала о том, как устроилась в городе, о подружках по общежитию, о преподавателях и занятиях в училище, но Шурка почти не слушал, потому что в данный момент его интересовало совсем другое. Не замечая его напряжения, девушка щебетала не переставая.
У заветной березки сделали остановку. Шурку пошатывало от выпитого, а Вале хотелось перевести дыхание. Воспользовавшись тем, что она наконец-то замолчала, Шурка кашлянул и спросил, наконец, о том, что его мучило последнее время.
– Валь… А ты меня ждать-то будешь?
Валя посмотрела на него слегка удивленно и рассмеялась. От выпитой на проводах наливки она раскраснелась и была как-то особенно хороша.
– Ой, Шурка, ну что ты как маленький? Будешь ждать – не будешь ждать… Я что, на остановке, что ли, стою? Не знаю я, там видно будет, чего зря обещания раздавать-то!
И она снова засмеялась и шаловливо взъерошила его чуб рукой.
Шурка почувствовал, как у него закипает кровь. Он оттолкнул шаловливую руку, сдернул с плеча ружье и наставил на Валентину:
– Ах, так! Ах, ты так!.. Ну-ка становись к березе!
Валя, не переставая смеяться, подошла к березе, прислонилась к ней спиной и посмотрела Шурке в глаза. Его лица не было толком видно в темноте, и ей показалось, что он улыбается.
– Шурка, ну хватит дурить, ну что за хулиганство! Не пугай меня, я тебя не боюсь! – И она снова засмеялась, беззаботно и без тени испуга. Ведь это был Шурка, ее Шурка, который три года ходил за ней хвостиком и давно уже был совершенно ручным. Его внезапная ярость смешила и забавляла ее.
– Я тебя последний раз спрашиваю, Валентина, – сказал Шурка, как-то странно растягивая слова. – Будешь меня ждать или нет? Отвечай!
И он взвел курок.
– Шур, ну хватит уже пугать меня. Ты такой смешной с этим ружьем – ну прямо подпасок с огурцом. – Валя задыхалась от смеха. – Ну, буду я тебя ждать, буду, конечно! …Если никто другой ухаживать не станет! А если кто станет – то это уже как получится, Шур, уж не обессудь… Ты же понимаешь, кто ближе к телу, того и целую смело!
И Валя снова засмеялась, такой удачной ей показалась ее шутка.
– Ах, так! Ах ты… вот так, значит!!!
Шурку накрыло мутной отвратительно вязкой волной ярости. В одну секунду – даже не успев отдать себе отчета в своих действиях – он надавил на курок, отправив смертельный залп в сторону березки, прямо туда, где светлым пятном на фоне темной рощи выделялось Валино платьице в белый горошек. Последнее, что она увидела, перед тем как умереть, была яркая вспышка выстрела.
…Я встретил Шурку через сорок лет после этой истории. Он так и остался для всех Шуркой, не обзаведясь ни полным именем, ни отчеством, ни семьей. За убийство Валентины он получил 12 лет, и с тех пор вся его жизнь стала чередой преступлений и отсидок. К моменту нашей встречи он превратился в невзрачного потерянного старика с пустым потухшим взглядом. И думается мне, что тем далеким сентябрьским вечером его случайный роковой выстрел убил двоих. Смешливую захмелевшую девчонку и его самого – влюбленного парня с живой, трепетной душой.
