Александр Сидоров

О чем сигналит нам Батайский семафор?

Ханский ручей у кавказских ворот

Батайск – городок небольшой. Конечно, побольше Урюпинска, но сто с поросячьим хвостиком тысяч населения – не бог весть что. А нынче город и вовсе собираются включить в состав так называемого Большого Ростова – вместе с Аксаем. И то сказать – 40-тысячный Аксай находится в 12 километрах от донской столицы, а Батайск и вовсе в семи. Так что недалек час, когда с карты Родины город Батайск исчезнет, а его место займет Батайский район Ростова-на-Дону. Но, несмотря ни на какие географические метаморфозы, из российского уголовного жаргона не вымарать память о знаменитом батайском семафоре… Однако, прежде чем рассказать о нем, придется совершить небольшой экскурс в историю маленького, но славного городка.

По одной из версий, название Батайск происходит от сочетания Ба-Тай-Су, что в тюркских языках значит «влажная долина с ручьем». Действительно, местность, где расположен город, влажная и болотистая. Именно это мешает присоединить Батайск к Ростову. По другой легенде, город назван по речке Батайсу, что значит «ручей Батыя». Говорят, здесь находилась ставка Бату-хана. Это подтверждает и секретная военная карта 1743 года, где закреплено размежевание территорий России и Турции после очередной войны. На месте Батайска указан Батыев чеграк – колодец Батыя.

И удачно же выбрал ставку золотоордынский владыка! С древних времен шумели в округе такие крупные города, как Танаис, Азак-Тана, Азов. Прекрасные места – черноземье, богатые пастбища, полноводные реки, обилие зверья, птиц и рыбы – дополняло перекрестье оживленных сухопутных и водных торговых дорог. Кто только не обживал эти земли: киммерийцы и скифы, сарматы и аланы, гунны, болгары, хазары, печенеги, половцы… В конце концов после того, как славный князь Святослав в 965 году разметал Великую Хазарию, началось активное заселение нижнего Дона славянами. В летописях этих колонизаторов называли бродниками (они держали переправы через речные броды). Многие историки от них ведут происхождение донского казачества.

А затем пришли татаро-монголы… К слову сказать, в 1223 году подонские бродники приняли их сторону и бились против Руси на реке Калке. А по территории современного Батайска пролег Великий шелковый путь. С Востока через Крым и Италию в завшивленную Европу потек шелк (на этой ткани вошь не удерживается – соскальзывает), а также пряности и другие экзотические товары, а из Европы на Восток – сукно из Милана, парча из Генуи, венецианское стекло…

Татар со временем выбили, но их место к концу XV века заняли турки. С ними тоже пришлось воевать долго и нудно, пока наконец-то в 1774 году Турция окончательно не уступила южные земли России. Именно тогда на месте Батыевой ставки возникло постоянное русское поселение, а весной 1769 года к берегам реки Койсуг потянулись запорожские казаки и малороссийские бурлаки. Тогда поселение и было названо Батайское.

Место, как уже говорилось, крайне удачное. Батайск – важнейший стратегический узел на Юге России. Это – ворота на Кубань и далее на Кавказ. Неудивительно, что к середине XIX века Батайск был уже центром Батайской волости (хотя статуса города не имел), который по населению превосходил многие уездные города империи. К 1904 году в селе Батайском проживало 17 616 человек. А после прокладки в 1911 году линии Батайск – Азов станция стала крупным железнодорожным узлом на Юге России.

Эпоха железных коней

А теперь – несколько слов о железной дороге, без которой в Батайске никакого семафора вообще не появилось бы. Начало ей положил наместник Кавказа великий князь Михаил Николаевич, который 7 января 1869 года представил императору Александру II записку о необходимости проложить железную дорогу от Ростова-на-Дону до Владикавказа с веткой к Черному морю. Предложение было поддержано, и 2 января 1870 года последовало высочайшее повеление «включить линию от Ростова до Владикавказа в сеть главнейших железных дорог и приступить к ее строительству не позднее 1872 года». Магистраль проходила по землям Екатеринославской и Ставропольской губерний, Донской, Кубанской и Терской областей. Дорога протяженностью 652 версты (695 км) была проложена за три года. Официальное открытие движения поездов состоялось 2 июля 1875 года.

Первые годы Владикавказская железная дорога не приносила значимых доходов. Но вскоре положение изменилось благодаря ее абсолютной монополии на юге и дальнейшему разветвлению по всему Кавказу. Если в 1894 году дивиденды концессионеров «Общества Ростов-Владикавказской железной дороги» составляли 25 рублей на акцию, то к 1903 году – 91 рубль 40 копеек, а через несколько лет – 200 – 220 рублей. Ни одна дорога империи не давала столь безумных доходов.

Особо возросло значение Владикавказской магистрали во время первой мировой войны – учитывая то, что ВЛК ЖД добилась права широко заниматься нефтедобычей на территории всего Северного Кавказа. Батайск благодаря своему расположению приобрел стратегическое значение, которое сохранил до наших дней. Сегодня станция – и связующее звено, и граница между Центром и Югом страны.

Символом пограничья стал легендарный Батайский семафор.

Дядя Степа как символ прогресса

А что же это за зверь такой – семафор? В технические подробности глубоко вникать не будем – буквально в двух словах. Семафор (от греч. sema – знак и phoros – несущий) – сигнальная установка на железной дороге. Она состоит из мачты, в верхней части которой находятся от одного до трех фонарей с «крыльями» (специальными дощечками). К крыльям семафора жестко прикреплены светофильтры со стеклами различных цветов. Положение крыльев и огней меняется при помощи натягивания проволоки вручную или рычагом при семафоре или же из центрального пункта. При закрытом положении семафора виден красный огонь (сигнал «Стоп»), при открытом – зеленый («Путь свободен»). Желтый огонь указывает на необходимость снижения скорости поезда.

То есть речь идет о прообразе современного светофора. Собственно, семафор и был в конце концов вытеснен более совершенным светофором. Помните знаменитого михалковского дядю Степу? В 1935 году, когда детская поэма о нем впервые появилась в журнале «Пионер», добрый гигант успешно исполнил роль семафора, чтобы предупредить машинистов, что «дождями путь размыт». А в 1954 году в поэме «Дядя Степа – милиционер» малыши прозвали великана «Дядя Степа-светофор» уже за устранение дефектов в светофоре…

Вот и на Северокавказской железной дороге с 1930 года начинается замена семафоров на светофоры. Увы, процесс этот растянулся надолго. Еще и после войны, и позже здесь честно тянули свою проволочную лямку устаревшие трудяги-семафоры…

Шпалы Стикса и мигающее весло Харона

Но вернемся к станции Батайск. Уже 16 ноября 1875 года (спустя несколько месяцев после пуска ВЛК ЖД) здесь было открыто самое большое на дороге депо. И все же первое время станция выглядела скромно. В отчете правления общества Ростово-Владикавказской железной дороги за 1876 год читаем: «Паровозное здание на станции Батайской на 9 паровозов, кирпичное, стропила крыши растяжные, с деревянными ногами и железными стяжками, на каменных фундаментах».

В воспоминаниях белогвардейского офицера Андрея Власова «О бронепоездах Добровольческой армии» (описываются события 1919–1920 годов) станция предстает уже внушительно: «На узловой станции Батайск, к югу от Ростова, от главной линии Владикавказской железной дороги отходили две ветки: короткая ветка на Азов и ветка в сторону узловой станции Торговая (на линии Царицын – Тихорецкая). Таким образом, во время январских и февральских боев у станции Батайск наши бронепоезда могли выезжать по трем направлениям… Тяжелые орудия бронепоезда ”На Москву” могли быть размещены на некотором расстоянии друг от друга, так как расцепленные бронеплощадки ставились на многочисленных запасных путях большой станции Батайск».

У того же Власова встречаем и упоминание батайского семафора: «Бронепоезд “За Русь Святую” выехал утром на Ростовское направление и открыл артиллерийский огонь по густым цепям советской пехоты, шедшим на Батайск от Нахичеванской переправы. Несколько неприятельских батарей открыли по бронепоезду сильный огонь. Но бронепоезд “За Русь Святую” оставался на позиции у семафора станции Батайск до смены донским бронепоездом “Атаман Платов”».

Таким образом, понятно, что знаменитый семафор находился между Батайском и Ростовом-на-Дону.

Сегодня выражение «батайский семафор» все шире проникает в обыденную речь россиян как фронтир между основной частью России и ее кавказским подбрюшьем. Что-то вроде ладьи Харона на реке Стикс. А семафор – своего рода Хароново весло. Как своеобразно заметил батайчанин В. Долгополов в стихотворении «Славный мой город»:

Известный всем батайский семафор –
Российские ворота на Кавказ,
Дает путевку в жизнь он до сих пор
И в дальний путь благословляет нас.

Поэтому, скажем, в представлении южан выражение «за батайский семафор» значит – за пределы юга, по всей России. Часто о неопытном человеке говорят: «не бывал дальше батайского семафора». При этом речь идет не только о Кубани и Кавказе, которые находятся действительно южнее семафора, но даже и о Ростове-папе, расположенном уже к северу от Батайска: «Вся шпана от Одессы до Ростова, и даже дальше, за Батайский семафор, знала про Жору, что он есть первейший вокзальный вор…» (Г. Гофман, С. Гагарин. «Мясной Бор»).

В то же время для жителей Центральной России и далее идиома «за батайский семафор» близка выражениям «к черту на кулички», «куда Макар телят не гонял»: глухомань, задворки, труднодоступное место, глушь. Очень любят использовать выражение и в Малороссии. Так, в ироническом рок-н-ролле, направленном против вступления Украины в НАТО, поется:

Перед дедом стыдновато,
Ох и дал бы мне за НАТО!
Взял дубину и загнал бы
Аж за семафор!
Ох, загнал бы за Батайский
Дальний семафор…

Не гнушаются блатной идиомой и незалэжные украинские политики. В частности, председатель кировоградской партии «ЯБЛУКО» Юрий Смирнов пишет об одном из оппонентов: «Господин Корчинский, теряющий потихоньку пальму первенства в соревнованиях по загону Ющенко за батайский семафор, сообщил аудитории программы “Проте” вконец душераздирающую историю о том, как Виктора Андреевича в ночь перед голосованием вызвал к себе американский посол». Позднее, когда Ющенко все-таки «засемафорили», «яблучник» обрушился уже на чиновников нового президента Януковича: «То сельское хозяйство за батайский семафор загонят, то коррупционеров распустят».

Жители Ростовской области, особенно горожане, нередко используют идиому «через батайский семафор» в смысле – чудовищно далекий объезд, бессмысленно выбранный окольный путь огромной протяженности. Так, на Интернет-форуме «Обсудим таганрогское такси» об одной из фирм, предоставляющих машины с «шашечками», с одобрением пишут: «Возят не через батайский семафор, как остальные любят, что просто-таки отрадно». А в газете «Таганрогская правда» автор сетует, что из-за ремонта моста водители должны были совершать объезды «по принятому в Таганроге определению, “через Батайский семафор”». Так сказать, география на уровне краеведения…

Нередко идиома «как до батайского семафора» используется в качестве синонима просторечного «как до Китая на полусогнутых» – нечто далекое, недостижимое: «куда ты лезешь против Кости? Тебе до него, как до батайского семафора!».

Как малая нужда влилась в большой фольклор

Но «стержневой» смысл многих упоминаний чудесного сигнального прибора отражает перевозку арестантских этапов с Кавказа и Кубани в Центральную Россию и далее на Север и Восток. Дело в том, что именно перед батайским семафором товарные и пассажирские составы с юга нередко простаивали сутками: узловая станция была крайне перегружена из-за низкой пропускной способности. Поэтому арестантов из спецвагонов, загнанных на запасные пути, время от времени выводили группами на свежий воздух и сажали на корточки.

Эта поза характерна именно для советской пенитенциарной системы и связана со становлением арестантских «законов» и «традиций» 1930-х годов. По представлениям новых поколений «блатных», «босяков» и «бродяг» стало позорным садиться на землю (прежде такого запрета не отмечалось). Даже предмет или пища, упавшие на землю, считались и до сих пор считаются «нечистыми»: поднимать их «честному арестанту» нельзя. Также «козырные» зэки предпочитают не облокачиваться о стену, чтобы не испачкаться и сохранить одежду в приличном состоянии: иначе можно перекочевать в разряд «чушков» – грязных, неряшливых арестантов. При длительных остановках конвой позволял этапникам отдыхать, присев на корточки; постепенно это вошло в обычай. В результате появилось выражение: «расселся, как на Батайской пересылке». Так и нынче говорят об арестантах, сидящих на корточках.

А вот некий Евгений Ермизин, сочинивший «художественную хронику» «Криминальная Россия», воспринял выражение «батайская пересылка» буквально – то есть именно как пересыльная тюрьма в Батайске. В главе «Батайский светофор» (!) Ермизин пишет о своем герое – воре в законе: «За свою каторжанскую жизнь он немало повидал кавказских воров, обычно шумные, на этапах, дерзкие, на глазах менялись, попадая в Батайскую пересылочную тюрьму. Насобирав на переездах мешки для общака, сидели на них в транзитных тюремных камерах». На самом деле никакой пересыльной тюрьмы в Батайске не существует и никогда не существовало. Есть колония строгого режима № 15, созданная в 1963 году на базе Батайского литейно-механического завода, переданного в систему отдела мест заключения. Но никакого отношения к пересыльным делам она не имеет и находится далеко от станции, на другом конце города.

С долгим ожиданием отправки этапов в европейскую часть России (поскольку Батайск находится южнее Ростова-на-Дону, а семафор стоял именно на пути от Батайска к Ростову) связан также целый ряд фольклорных упоминаний батайского семафора как места… для отправления малой нужды. И в самом деле, во время вынужденного простоя арестанты большую нужду справляли в «парашу» (специальный переносной металлический бачок, ведро или кадку), а малую – под недреманным оком конвоиров где-нибудь поблизости, в уголке. Так появились соответствующие идиомы. Например, «пойди поссы через батайский семафор» в значении «это тебе не по силам», «ты не в состоянии этого сделать»: «Значит, Миша хлестался, что попробует сдернуть с этапа? А поссать через батайский семафор он не попробует?». Или другое выражение пренебрежения к собеседнику: «Иди пугай свою бабушку! Ссать я хотел на тебя через батайский семафор!». Впрочем, есть и более мягкая формула – «плевал я на тебя через батайский семафор!». Или: «мотал я тебя на батайском семафоре!».

Не всегда речь идет об оскорблении. Порою говорящий всего лишь подчеркивает, что он пересекался с человеком на южных этапах. Как в романе «Расписной» мастера детективного жанра ростовчанина Данила Корецкого: «Косого Керима я знаю, – сказал один из блаткомитетчиков – здоровенный громила с блестящей лысой башкой. – Мы с ним раз ссали под батайский семафор». В примечании автор уточняет: «Грузились при этапировании на станции Батайск под Ростовом-на-Дону».

Нельзя обойти молчанием и знаменитую формулу уголовной «божбы», то есть клятвы: «Ссыкуха буду через батайский семафор!». Почему именно «ссыкуха»? Во-первых, потому, что просторечные «ссыкун», «ссыкуха» обозначают труса (от «ссать» – трусить, бояться). Во-вторых, особо постыдно именно употребление слова в женском роде – «ссыкуха». Такие определения в адрес мужчины («падла», «сука», «курва», «блядь») в уголовном мире считаются особо унизительными. Так же и «ссыкуха» вкупе с упоминанием семафора в уголовном жаргоне характеризует жалкого, ничтожного человека: «Кого ты назвал «правильным пацаном»? Да это ссыкуха через батайский семафор!».

Автор романа «Саркофаг» Лев Сокольников пытается объяснить странную клятву несколько иначе:

«Никто так тонко и грубо… не издевался над теми, кто давал невыполнимые, мелочные, ценою в грош, клятвы:

– Ссыкуха буду через батайский семафор!

– Почему поминается семафор в Батайске?

– Он на высоченной горе стоит. Попробуй клятву исполнить?»

Можно подумать, если бы семафор не стоял на возвышенности, пустить струю через него было бы легче… Есть ведь и формулы без мочеиспускательных устремлений ввысь. Например: «Гадом буду, забожусь под батайским семафором!».

И все же высота семафора, несомненно, имеет значение для «божбы». Это подчеркивается в одном из вариантов клятвы: «Блядь буду через батайский семафор и Бакинскую вышку!». Вышка упомянута неспроста. Вообще-то «бакинская вышка» – одна из разновидностей нефтяной деревянной вышки – в отличие от «американской». У «бакинских» угловые стойки делаются из целых бревен, у «американских» сколачиваются из отдельных досок. Но в уркаганской «божбе» речь идет несколько о другой «бакинской вышке».

С 1927 года в СССР существовала массовая добровольная организация Осоавиахим – Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству. Целью ее было воспитание патриотизма и распространение военных знаний среди населения. Осоавиахим среди прочего содействовал развитию в стране парашютного спорта. Для этого в парках отдыха и других местах массовых гуляний возводились специальные аттракционы в виде парашютных вышек.

Типовая парашютная вышка возводилась высотою 20 метров (учитывая мачту с громоотводом – до 30 метров). А вот к 16-летию создания Азербайджанской ССР по инициативе бакинского городского совета на машиностроительном заводе «Бакинский рабочий» была изготовлена парашютная вышка высотой 75 метров! Сооружение имело форму металлической нефтевышки; его установили на Приморском бульваре Баку 28 апреля 1936 года. Аттракцион предусматривал прыжки с высоты 10, 20, 25 и 60 метров. Прыгать мог любой, привязные ремни охватывали бедра и спину, получалась мощная ременная связка, «абажур» опускался медленно, и парашютист аккуратно приземлялся на ноги. Но все же на самый верх пускали далеко не каждого.

Понятно, что Бакинская парашютная вышка прославилась на всю страну. Потому и вошла в зэковское народное творчество. Увы, в начале 1960-х во время одного из прыжков произошел несчастный случай, и аттракцион был закрыт. А вышка существует и сегодня, сверкая неоновыми огнями и указывая на электронном табло время, дату, температуру воздуха и силу ветра…

Время больших ожиданий

Итак, мы разобрались, почему батайский семафор проник в блатной фольклор и далее – в русское просторечие. Остается вопрос – когда это случилось? Если семафор появился на Владикавказской железной дороге уже к концу XIX века, почему не предположить, что арестантский люд увековечил его уже до революции?

Никак невозможно. Ни в начале прошлого века, ни в гражданскую войну, ни даже в первые годы СССР светлый образ батайского семафора не мог отпечататься в темных анналах арестантского жаргона. До того как Советская власть затопала по России семимильными шагами, с Кавказа и Закавказья просто не могли по «железке» направляться на север сколько-нибудь масштабные арестантские этапы! Не было для этого никаких оснований. Для местных уркаганов вполне хватало кавказских и закавказских, а также кубанских тюремных замков. Конечно, набиралось достаточно уркаганов, которые за тяжкие преступления приговаривались к каторжным работам; их отправляли в Сибирь и на Дальний Восток. Однако такие этапы были не слишком частыми и не слишком многочисленными. Да и в целом Владикавказская железная дорога вполне справлялась со своей нагрузкой.

В 1920-е годы экономическая и пенитенциарная система Страны Советов только поднимались на ноги после опустошительной гражданской войны и не отличались большим размахом. Батайск лишь с 1925 года принялись электрифицировать. А вот с 1927 года положение начинает резко меняться. К этому времени число жителей Батайска достигло 22 852 человек, увеличившись с 20-го года на 13 тысяч. Такого роста населения не знало ни одно селение Дона. И в 1927 году Батайск преобразуют в рабочий поселок. Управление СКЖД решает создать в Ростове крупную пассажирскую станцию, а в Батайске – товарную. Из-за начавшегося расширения к концу 1927 года на станции Батайск уже работали более четырех тысяч человек!

С 1928 года родная до боли компартия большевиков – ВКП (б) – берет курс на индустриализацию всей страны. Принимается первый пятилетний план, ставятся грандиозные задачи подъема сельского хозяйства и промышленности, модернизации всех отраслей экономики. Кавказу в этой связи отводилось особое место. Как пишет в исследовании «Преобразование Кавказа в СССР» Марка Шейман: «В национальных районах были созданы крупные промышленные центры… Горские народы совершили гигантский скачок в экономике и промышленности. За время предвоенных пятилеток Северный Кавказ был превращен в один из основных экономических районов страны с высокоразвитым и сложным хозяйством, с ведущей ролью в нем тяжелой индустрии. Благодаря расширению сети железных и безрельсовых дорог и увеличению производства расширились экономические связи Северного Кавказа с другими районами страны».

То есть значение Северо-Кавказских железных дорог (так с 1922 года стала называться Владикавказская железная дорога, объединенная с Армавир-Туапсинской) возросло, а уж нагрузка на них увеличилась в разы!

Это то, что касается грузоперевозок в сторону Кавказа. Между тем и с Юга на север железнодорожные потоки многократно возросли. Правда, поводы были печальные. В связи с массовой коллективизацией сельского хозяйства в некоторых регионах СССР до 90 % середняков были репрессированы как «подкулачники». За период коллективизации в целом по стране под репрессии попали около 5 миллионов жителей деревни. Но в первую очередь процесс ударил по черноземным плодородным Украине, Дону и Кубани, не оставив в стороне Кавказ и Закавказье. На нерусских «засемафорных» окраинах выступления против новых идей Советской власти получили и националистическую окраску. Попытки неповиновения подавлялись жестоко. Из-за батайского семафора потянулись эшелоны «столыпинских вагонов», под завязку набитые тысячами арестантов… СКЖД начало лихорадить от перегрузок.

Политика ломки традиционных отношений на селе привела к голоду в городах, к всплеску преступности; многие крестьянские парни бежали из деревень и вливались в ряды уголовников. Жуткая волна криминала грозила захлестнуть страну.

Между тем на стройках социализма катастрофически не хватало рабочих рук, даже учитывая крестьян, бежавших из колхозов. Они пополнили ряды «ударников пятилеток» на 8 с лишком миллионов человек, но зато стали пустеть села. Пришлось прикреплять крестьянство к земле декретом 1932 года «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов».

А рабочие были нужны на великих стройках в огромных количествах! И тогда большевики разрабатывают идейную базу для развития лагерного рабства – теорию «исправления трудом». В 1930 году возникает ГУЛАГ – Главное управление лагерей ОГПУ СССР. Концентрационные лагеря ОГПУ СССР переименованы в исправительно-трудовые. Для их наполнения с 1930 года вступает в действие статья 35 УК РСФСР, которая предусматривала «удаление из пределов отдельной местности с обязательным поселением в других местностях… в отношении тех осужденных, оставление которых в данной местности признается судом общественно опасным» на срок от трех до десяти лет с исправительно-трудовыми работами.

Статья 35 применялась вкупе со статьей 7 УК РСФСР («через седьмую»), согласно которой такие меры социальной защиты применялись «в отношении лиц, совершивших общественно опасные действия или представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности». Чтобы попасть за колючку, теперь не надо было совершать преступление. Любому ранее судимому или даже просто подозреваемому в преступлении (в «связях с преступной средой») можно было влепить солидный срок. Преступников, осужденных по 35 статье УК РСФСР, называли «тридцатипятниками».

С Кубани и кавказско-закавказских республик поплыли в центр и на Север матушки-России не только крестьяне, но и многочисленный уголовный элемент вкупе с участниками националистических движений и вообще «подозрительными личностями».

Вот именно тогда узловая станция Батайск стала по-настоящему захлебываться. Здешний Харон все чаще использовал свое семафорное весло, чтобы регулировать движение поездов, останавливая одни и пропуская другие. Арестантские этапы постоянно тормозились на «Батайской пересылке». В Ростове создание арестантских «отстойников» было исключено во избежание всевозможных эксцессов: все-таки крупнейшая пассажирская станция Юга… Зато крупная товарно-сортировочная станция Батайск подходила для этой цели идеально.

Именно тогда – и только тогда – разношерстные этапники увековечили в своем фольклоре образ «батайского семафора». Тем более станция расширялась, и в конце концов в 1938 году Батайск был удостоен статуса города.

От воров до поваров: этапы большого пути

В общем, несмотря на то, что ныне «батайский семафор» во многих ракурсах широко проник в речь русского народа, связь его с уголовно-арестантским жаргоном по-прежнему остается на первом месте. И сам народ это прекрасно ощущает. Образ «батайского семафора» именно как символа неволи, мест лишения свободы встречается и в литературе – например, в стихах донского поэта Виктора Бокового:

Отсюда и более широкое понимание «батайского семафора» как жизненных испытаний, непростых поворотов судьбы – то же, что простонародное «пройти Крым и Рым»: этот человек прошел батайский семафор! По настрою связано с этим и выражение «кинуть через батайский семафор» – обмануть, не исполнить обещание, надуть. Так, когда в сезоне 2007/2008 годов количество участников международного баскетбольного Кубка УЛЕБ расширился с 24 клубов до 52, одну из дополнительных вакансий должен был получить ростовский «Локомотив» (5 место в первенстве России). Но вакансию решили отдать московскому клубу «Динамо» (6 место), который «с точки зрения географии и инфраструктуры более привлекателен для УЛЕБ». И тогда один из ростовчан на спортивном форуме гневно бросил: «Блин, они че там – упыри, хотят Локо через батайский семафор кинуть!?».

В воровском языке Батайск – не просто граница между Севером и Югом. Это – граница между «правильными» и «неправильными» ворами, между «честняками» и «лаврушниками», «терпигорцами» и «апельсинами»… В последнее время воровской мир предпочитает постепенно сглаживать эти противоречия. Многие «черные идеологи» говорят о том, что различия между «кавказскими» и «славянскими» ворами большей частью надуманные, клин пытаются вбить коварные «менты»… На самом деле противостояние «славян» и «кавказцев» возникло давно, еще на закате СССР. Правильнее было бы даже сказать – закавказских воров, потому что речь чаще всего шла о грузинах, армянах, отчасти азербайджанцах, к которым примыкали и представители кавказских республик. В СССР за время многочисленных «ломок» и «гнуловок» преступного сообщества выработался жесткий «воровской закон» и традиции с системой довольно суровых табу: не жениться и не заводить семью, дома, не обрастать имуществом, отказаться от связей с близкими (даже с матерью) и т.д. Для кавказских народов такие запреты часто воспринимались как нелепые и необоснованные. Здешние воры их легко нарушали. Более того: воровской «титул» здесь часто расценивали вроде княжеского и норовили передать «по наследству». Если до 1980-х годов, даже несмотря на достаточную «либерализацию» уголовных «правил» и «понятий», такие поползновения не приветствовались, то уже к началу 1990-х, когда и в стране, и в криминальном сообществе новой России пошли фундаментальные перемены, они коснулись и воровского мира. Титул «законника» стал объектом торговли: его можно было купить. И прежде всего – на Юге, особенно в Грузии и Армении, где традиционно население было состоятельнее, а воровской культ – особенно почитаем.

Тогда и родились термины «лаврушник», «лавровый», «апельсин» – люди, купившие себе воровскую корону за вагон лаврового листа или фуру апельсинов. Однако в Центральной России, а тем более на Севере и Дальнем Востоке таких воров не жаловали и нередко вообще не признавали их статуса. «Граница влияния» «кавказских воров» как раз и пролегла через Батайск и Ростов.

Появились и соответствующие поговорки. Ростовская гласит: «До Ростова мы воры, от Ростова – черти» (черт на жаргоне – ничтожный, неряшливый, грязный, презираемый арестант). Что касается Батайска, характерен отрывок из книги «Россия в неволе» автора Пара Беллум: «…Сложно с ходу определить, что за человек: здесь может себя вести "на мля буду", а только на этап, и как говорится "до Батайска ворами, после Батайска поварами", заезжают на блатной мурене, а "после Батайского семафора – переобуваются на ходу"». Другими словами, на юге такие «авторитеты» корчат из себя воров, а за «батайским семафором» забывают свое гордое прошлое и «переобуваются на ходу», то есть идут на сотрудничество с администрацией мест лишения свободы, становясь «козлами», «красными», «лохмачами». Ведь не только для вора, но и для всякого «порядочного пацана» должность в хозобслуге – повар, хлеборез, завклуба и проч. – считается неприемлемой, позорной. Другой вариант «батайской» поговорки – «На свободе мы вора, а на зоне – повара». «Вора» – кавказское произношение слова «вор».

Откуда штылеты? С Батайска, вестимо…

Завершая тему Батайска в русском народном уголовном творчестве, коснемся еще одного выражения, в котором упомянут славный спутник Ростова-папы. Идиома эта довольно редкая и, в отличие от «батайского семафора», сегодня почти забыта. Но во времена сталинского ГУЛага она была на слуху. Так, в одном из очерков преступного мира – «Тюремная пайка» – Варлам Шаламов упоминает о неписаном законе лагерного мира: «…Официальный тюремный паек, тюремная пайка в условиях заключения – “священна и неприкосновенна” и ни один вор не имеет права покушаться на этот казенный источник существования. Тот, кто это сделает, – проклят отныне и во веки веков. Безразлично, кто бы он ни был – заслуженный блатарь или последний “штылет батайский”, юный фраер».

Что же это за таинственный «батайский штылет»? Из контекста понятно: речь идет о презрительной характеристике арестанта, который не принадлежит к касте профессиональных уголовников. Именно таких лагерников называли «фраерами». Но почему именно «штылет»? Не говоря уже о Батайске…

Начнем со «штылета». Это – старая русская форма слова «стилет», то есть итальянский кинжал с прямой крестовиной и тонким узким клинком (итал. stiletto от лат. stilus — «палочка для письма», «острый стержень»). Впервые, видимо, «штылет» упомянут в путевых записках государственного деятеля Петровской эпохи Петра Андреевича Толстого – «Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе» (1697–1699). Эту книгу считают энциклопедией европейской жизни и одним из наиболее замечательных литературных явлений в России конца XVII столетия. Толстой был отправлен по указу Петра Первого «в европейские христианские государства для науки воинских дел». Стольник побывал в Польше, Священной Римской империи, Венеции, Милане и Неаполе, Папской области, Дубровнике, на островах Сицилия и Мальта. Свои впечатления путешественник описал в дневнике, где отражено понимание петровским сподвижником современной ему европейской экономики, политики, общественной жизни. Петр Толстой рассказал в заметках о нравах и обычаях разных народов, о памятниках религиозной и светской культуры и о многом другом.

Разумеется, «Путешествия» полны новой для русского человека лексики – с соответствующими пояснениями. Здесь мы впервые встречаем и упоминание «штылета»: «А все венецыяне, дворяне и купцы... имеют при себе под одеждами тайно невеликие штылеты, подобны ножам остроколым...» (стилеты предназначались не для резки, а для ударов, поэтому лезвие не затачивалось). Кстати, в белорусском языке по сей день сохранилась форма «штылет». «Штилет» фиксирует и «Этимологический словарь русского языка» Фасмера в значении «маленький кинжал, шило».

Да и в разговорной русской речи до революции преобладала именно форма «штилет». Например, у Николая Лескова – «Страстная суббота в тюрьме» (1862):

– А зачем вы с топором по улице ходили?

– Не с топором-с!

– Как не с топором?

– С палкой, со штилетом.

Но как с этим связаны юные гулаговские фраера? – спросит читатель. Если речь идет о кинжале, это ближе скорее уж к профессиональным преступникам… А вот тут нас ожидает чрезвычайно любопытный поворотец! Дело в том, что в нашем случае имеется в виду вовсе не кинжал, «подобный ножам остроколым». На самом деле под «штылетом» подразумевается… скелет! Все достаточно просто – замещение по созвучию. В русском просторечии скелет часто искаженно звучал как «шкилет».

Вспомним хотя бы чеховских «Нахлебников»: «А собака – чистый шкилет! На кой черт ты их кормишь?». Или роман красного кавалериста Александра Листовского «Конармия»: «Ты, товарищ командир, не гляди, что у меня один шкилет и шкура остались…».

А от «шкилета» до «штилета» («штылета») – один шаг.

И это – не догадки и фантазии. «Штилет» как просторечная форма «скелета» отмечен в разговорной речи не однажды. Вот отрывок из заметки Веры Камышовой «Такое не забывается» в газете «Заводская правда» Климовского патронного завода (2010): «Однажды мы с сестрой заболели, и нас положили в изолятор при медпункте… В комнате за стенкой занимались студенты, и в ней стоял скелет. По ночам, когда оставались одни, мы очень боялись, что это чудище залезет к нам в кровать. В один из вечеров мы долго не могли заснуть. Вдруг за стенкой послышался разговор и звуки передвигаемой мебели. Мы с Лилей всю ночь просидели на кровати, прижавшись друг другу. А утром рассказали маме, что “штилет” ходил и пугал нас. Позже выяснилось, что в ту ночь в комнате за стенкой рабочие делали срочный ремонт, чтобы студенты могли уже с утра в ней заниматься. Я до сих пор скелет называю “штилетом”».

Описанный случай относится к первым годам после Великой Отечественной войны. Однако такое словоупотребление, оказывается, встречается и до сих пор. Так, на сайте «Литпром» опубликован рассказ авторов Бравого и Трюфеля «Все о вечности», где один из героев заявляет: «Да вы посмотрите, какой Карачев дохлый, истиный штилет. Куда денешься, кады родители не кормят, да бабка коромыслом по хребту!».

Не исключена и контаминация (смешение) сравнений «тощий, как скелет» и «тощий, как стилет» в их просторечной форме. Потому что как раз худоба является основой идиомы «батайский штылет». Обычно именно «фраера» в ГУЛАГе составляли армию «доходяг», «фитилей», «огней» (то есть дистрофиков на последнем издыхании: дунь – погаснет).

И Батайск тоже, видимо, притянут не случайно. С одной стороны, известная арестантская неформальная «пересылка», с другой – привязка к батайскому семафору, который смахивает на «тощий штылет»… И опять-таки это – не домыслы. Сравнение со «штилетом» на основании тонкости не является чем-то исключительным. Так, в заметке «Когда появилась обувь на шпильке?» на сайте «Обувщик» читаем: «Современные туфли на высоком каблуке или штилеты (от англ. stiletto heel) появились в 1950-х в коллекциях известного французского дизайнера обуви Роджера Вивиера (Roger Vivier), которого и принято считать изобретателем штилетов – высокого каблука с металлическим стержнем внутри». Вот вам и «штилет английский»…

Но тут следует отметить, что право именоваться родиной «фраерского штылета» оспаривает у Батайска еще один населенный пункт России. В самом начале этой главы мы цитировали отрывок из Варлама Шаламова. Однако упоминание «штылета» встречается и в другом произведении – повести Александра Зеленова «Второе дыхание»:

«Выбил я нож у него, руку малость при этом ему повредил, сел на этого типа верхом… А он лежит подо мной, белками хмельными ворочает и никак не может в соображение взять, как это я не только остался живой, а еще и верхом на нем оказался.

Ворохнулся, в спину коленкой мне поддает:

– Пус-сти, фрайерюга, штылет балтайский!..»

Вот как! Тот же «штылет» вместе с «фраерюгой» – да только не «батайский», а «балтайский»! Можно, конечно, сослаться на то, что Зеленов попросту повторил вслед за Шаламовым редкое выражение – да и ошибся. Однако ко времени выхода повести «Второе дыхание» – 1981 год – очерк Варлама Тихоновича (хотя и написанный в 1959 году) не публиковался ни отдельной книгой, ни в периодике! Не исключено, разумеется, что Зеленов был знаком с прозой Шаламова по самиздату. Но все равно – какой смысл менять «батайский» на «балтайский»? Скорее всего, оба писателя все же использовали идиому независимо друг от друга.

Но тогда новое определение «штылета» происходит от какого-то другого населенного пункта! Действительно, такой населенный пункт на территории России имеется. Он расположен в Саратовской области. Это – село Балтай (оно же – Балтайск), центр Балтайского района, образованного в 1928 году. Село находится в 125 километрах к северо-востоку от Саратова на реке Алай при впадении в нее реки Балтай. Население райцентра составляет 2,6 тысячи человек, а вообще в районе – чуть более 12 тысяч жителей. Не в обиду балтайчанам – глубинка, глухомань.

А при каких делах здесь «балтайский штылет»? Знаете, есть и тут остроумная версия. До того как пришли русские, обитателями этих мест были татары. Татарские старожилы и новоосевшие «русаки» (с примкнувшей к ним мордвой) долго не могли ужиться. Между ними постоянно вспыхивали кровавые драки. Одно из таких жестоких сражений произошло на так называемой «Божьей Горе». По преданию, верх взяли татары, несмотря на то, что русские были вооружены топорами. После побоища татары свое оружие, а также доспехи и топоры, отобранные у недругов, отмывали в ручье, который они назвали Балта – в переводе с татарского это значит «топор». От названия ручья якобы и произошло название села.

Возможно, «штылет балтайский» – это как раз иронически-насмешливое определение топора? А презрительный оттенок у выражения появился потому, что даже с таким «штылетом» вахловатые мужики оказались битыми.

Возможно, возможно. В нашем мире все возможно. В том числе и сосуществование обеих версий. И все же мне как коренному ростовчанину хочется верить в то, что и в этот раз, пусть «фраерски», но все же запечатлен в блатном фольклоре именно младший брат Ростова-папы. А «саратовские страдания» – ну что же, пусть будут. Хотя бы как творческое переосмысление. Так сказать, топорная джазовая обработка…