Федор Романенко
Ямальское сопротивление
(неизвестные эпизоды 1934 года глазами очевидцев)Сведения о сопротивлении советской власти появились в литературе только в начале 1990-х гг. Оказалось, что попытки сопротивления были не единичными, почти всегда массовыми (несколько десятков, реже – сотни человек) и всегда жестко подавлялись вооруженным путем без суда и следствия, из-за чего сейчас почти невозможно установить имена участников и их судьбу. Серия недавних публикаций [Пиманов, Петрова, 1998; Прибылъский, 1998; Головнев, 2005] посвящена двум событиям сопротивления на Ямале – двум «мандаладам», вооруженным восстаниям, как их принято называть в ОПТУ-НКВД, 1934 и 1943 гг. Вообще-то в переводе с ненецкого языка «мандалада» обозначает «общий сбор, собрание». Довольно подробно описывая ход событий и рассматривая их в контексте общей социально-политической обстановки на Ямале, авторы существенно расходятся в их оценке.
Так, профессор Тобольского педагогического института им. Д.И. Менделеева доктор исторических наук Ю. Прибыльский пишет о восстании 1934 г. как о массовых антисоветских выступлениях ненцев Пуровского и Ямальского районов, участники которых, «связанные круговой порукой, прибегая к моральному и физическому террору, разгоняли национальные советы, распускали колхозы, разоряли фактории, закрывали школы, выдворяли из тундры всех русских». Затем, но его мнению, восстание было прекращено мирным путем с помощью примирительной комиссии окрисполкома под началом И.Ф. Ного, а его зачинщики, «виновные в преступных деяниях, понесли суровые наказания».
Несколько иначе картина восстанавливается тюменскими историками А. Пимановым и В. Петровой. В начале 1930-х гг. новая адмипистра
ция только что созданного (10 декабря 1930 г.) Ямало-Ненецкого автономного округа пыталась проводить в жизнь политику партии, ничего не понимая в реалиях жизни местного населения. Эта администрация была призвана сменить родовые советы, осуществлявшие властные функции на местах. Административную реформу сопровождали мероприятия в духе классовой борьбы в ее самом примитивном понимании. Главной задачей была «коллективизация», модель которой была бездумно перенесена из сельскохозяйственных районов страны. Она должна была проводиться с опорой на беднейшие слои ненецкого населения, а кулаки, шаманы и все члены их семей лишались избирательных прав, всем оленеводам и охотникам устанавливались жесткие планы сдачи государству (твердые задания) пушнины, рыбы и мяса в зависимости от имущественного положения хозяйства. Регламентировались также объемы и ассортимент закупок товаров па факториях (торгово-заготовительных пунктах), то есть в обмен на пушнину и другие продукты промысла ненцы могли приобретать только строго определенное количество товаров ограниченного ассортимента. По мнению А. Пиманова и В. Петровой, именно это вызвало со стороны ненцев ответные действия. При этом они отмечают, что «ненцы выступали не против советской власти в целом, а против конкретных действий этой власти и ее представителей, и вызвано это было тем, что политика государства в 30-е годы была направлена во многом против традиций, обычаев, векового уклада жизни ненцев. В основе претензий к власти была попытка восстановить традиционный хозяйственный уклад и образ жизни, обеспечить оптимальные условия выживания в тундре, сохранить самоуправление».
Максимального накала события на Ямале достигли в 1933-34 гг. Им посвящена данная статья. Анализ документов показывает, что на местах они виделись непосредственным участникам несколько иначе, чем отражались в рапортах хозяйственным и партийным руководителям Главного управления Северного морского пути (ГУСМП), в ведении которого находилась эта территория – изменялись отбор и интерпретация фактов. Рассмотрим документы «сверху вниз» по вертикали власти и хронологически в обратную сторону.
Документальной основой данной статьи служит одно из архивных дел, обнаруженных нами в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) в фонде ГУСМП (фонд 9570), которое называется «Разная партийная переписка» [РГАЭ, ф. 9570, оп. 5, дело 79]. Оно долго хранилось под грифом «секретно» и было рассекречено в начале 1990-х гг. Некоторые содержащиеся там материалы использовались и другими исследователями [Пиманов, Петрова; Головнев], но приведены ими не полностью. Среди прочих документов в деле хранятся подлинники и машинописные копии пи-сем, которые посвящены событиям 1933-35 гг. – первой ямальской «мандалады». Стиль и орфографию писем мы, кроме оговоренных мест, не меняли.
Только что созданное (17 декабря 1932 г.) ГУСМП возглавил О.Ю. Шмидт. Через полтора года, 20 июля 1934 г., было принято решение о создании при ГУСМП политорганов, и 31 августа приступило к работе политуправление, начальником которого стал бывший комиссар бригады Первой конной армии, первый секретарь Архангельского, затем Дальневосточного крайкомов ВКП(б) С.А. Бергавинов (1899–1937), впоследствии погибший в Лефортовской тюрьме. На первом этапе функционирования структура ГУСМП состояла из нескольких региональных трестов (позже переименованных в территориальные управления) – Омского, Архангельского, Якутского, Дальневосточного и др., которые занимались организацией всех отраслей хозяйственной деятельности в своих регионах. Ямал входил в территорию деятельности Северо-Уральского треста (с управлением в Обдорске), которым тогда руководил В.П. Евладов (1894–1974), организатор крупной экспедиции на Ямал в 1928–1929 гг., человек на Севере далеко не случайный и хорошо знакомый со многими ненцами лично. Они уважительно называли его «Ямал харютти» (ямальский житель) и запрягали ему в упряжку белых оленей, по которым его сразу узнавали. Возможно, что именно описанные ниже события привели к тому, что Евладов, искренне любивший ненцев и хорошо видевший все «искривления» национальной и хозяйственной политики на Ямале, недолго руководил Северо-Уральским трестом, но, возможно, его отставка была следствием переформирования структуры ГУСМП и подчинением Северо-Уральского треста Омскому. Уже в 1935–1936 гг. он снова зимует на Ямале в составе Северо-Обской ихтиологической экспедиции, а затем назначается начальником Красноярского территориального управления ГУСМП в Игарку. Здесь его арестовали и в 1938 г. осудили на длительный срок сразу по нескольким пунктам статьи 58 – за шпионаж (58-6), за подрыв государственной промышленности (58-7), за терроризм (58-8) и за организационную контрреволюционную деятельность (58-11). Евладову повезло, после 19 месяцев заключения его освободили и вскоре призвали в армию в топографический отряд Забайкальского военного округа. В Чите он и прожил затем большую часть жизни [Энциклопедия Забайкалья, http://ez.chita.ru/епсус1/реrson/?id=1418].
17 января 1935 г. Евладов направил Шмидту и Бергавинову письмо с грифом «совершенно секретно». Тема письма [РГАЭ, ф. 9570, оп. 5, дело 79, лл. 10-11]. «О наличии и развитии контрреволюционной группировки ненцев, руководимой местными кулацкими и таманскими элементами». Основной текст документа – изложение писем Шахова, заведующего Тамбейской факторией, и «нацмена» Уваровского – заведующего факторией Се-Яга, которые были написаны осенью 1934 г. Эти низовые работники треста незатейливо рисуют весьма сложную картину взаимоотношений с ненцами, группировка которых создалась «благодаря наших работников на Ямале, в частности Сергеева (курсив наш. – Авт.) Последний переключился на работу ГПУ и противопоставил фактории своими действиями ненцев». Деятельность этого человека заключалась в том, что он для уполномоченного ГПУ но Ямалу Романова забирал у ненцев «гуси шитые, лапы белые и ножны из моржового зуба», то есть просто-напросто грабил их (гуси и лапы – виды шкур и пушнины, специально обработанные. – Авт.). И хотя Евладов приказом по тресту предал Сергеева суду, он пишет, что эта группировка не просто экономическая, а контрреволюционная. По словам Шахова, ненцы говорят, что «русские их обижают арестами, отбирая даже одежду шитую и не шитую, ножны мамонтовы бесплатно». Поэтому «нам не надо русских па Ямале и факторий тоже, не будем выполнять советские законы, не надо выборных, будем судить сами» – раньше Шахов таких выступлений не слышал. Слишком рано по сравнению с обычными сроками ненцы начинают перекочевывать (каслать) на юг в направлении Ярро-то (два крупных озера на Южном Ямале), где должны соединиться с другими. Если этот процесс продолжится и ненцы уйдут в конце ноября, то добываемость песца упадет на 60 %.
Уваровский, в свою очередь, приводит следующие «пункты группировки тундры», то есть высказанных ненцами позиций. Сначала перечисляются неверные, по их мнению, действия:
– твердые задания в 1933 г.;
– указание ГПУ Романова брать в счет этих заданий малицы, гуси, ягушки и обувь;
– контрактация (покупка и аренда) оленей с расчетом за них облигациями;
– арест шести кулаков, вывезенных в 1933 г. (в апреле 1933 года за отказ сдать оленей и избиение членов нацсовета на Ямале были арестованы и отправлены в Салехард (тогда – Обдорск) шестеро оленеводов, из них четверо – Тинянг и Апчи Окотэтта, Нгеси и Някоче Ваненга были увезены в Тобольск и осуждены на 10 лет заключения [Пиманов, Петрова], а двое пропали без вести);
– русские кулаки на промыслах Рыбтреста пустили слух, что «нас сослали – так сошлют и вас с одной тундры в другую, и заставят бесплатно промышлять рыбу».
Затем ненцы выставляют свои требования:
– возвратить арестованных;
– отменить все нормы, то есть ввести свободную торговлю;
- убрать все фактории, которые не обслуживают спрос ненца.
Если их требования не будут выполнены, то ненцы:
– отказывают русским в предоставлении транспорта для вывоза пушнины с факторий и вообще для перевозок;
– все уходят в лесную зону, и заставляют уходить и тех, кто не хочет, то есть это срывает заготовки.
По данным Уваровского, все эти требования и угрозы шли с р. Юрибей – главной реки Южного Ямала. Он тоже отмечает раннее начало каслання североямальскнх ненцев, которые уже покинули район фактории Дровяной, и называет имена местных вожаков группировки:
– Ютала Серпиу (нацсовет Сеяга);
– Ягобю Окотэтта;
– Някоте Езыпгн – шаман;
– Хатева Окотэтта – кулак;
– Папо (Роман) Тусида – бедняк;
– Ныда Вануйта;
– Саттоко Яптик – середняк;
– Высымби Окотэтта – кулак (сын Тмнянга, арестованного в 1933 г. и препровожденного в домзак в Тобольске);
– еще шесть человек организаторов с Юрибея.
Обращает на себя внимание наличие среди вожаков представителей разных родов (Серпиу, Окотэтта, Вануйта, Тусида, Яптик) и различных социальных слоев – бедняк, середняк, кулак, шаман. В письме звучит (непонятно, Шахову или Евладову принадлежащее) мнение, что «нужны какие-то репрессивные меры».
Несколькими днями ранее письма Евладова Шмидту (14 января 1935 г.) его заместитель Архиповский направил в политуправление ГУСМП также совершенно секретный доклад (видимо, независимо от начальника), составленный на основании информации, полученной в северном рейсе (в навигацию 1934 г.) каравана парохода «А. Микоян» [РГАЭ, ф .9570, оп. 5, дело 79, лл. 7-9]. Этот караван как раз снабжал все фактории топливом и необходимыми товарами для торговли с ненцами.
Осенью 1934 г. Северный Ямал заметно обезлюдел, в рейсе экипаж парохода встретил всего пять чумов бедняков (из-за отсутствия оленей они обычно не кочевали, оставаясь на зимовку в районе факторий, поселков, полярных станций, где их подкармливали). В этот раз все было не так, бедняки в основном кочевали вместе с кулаками и середняками в изоляции от факторий. В районе фактории Дровяной (северо-восток Ямала) ненцев не было в течение пяти месяцев. Из-за отсутствия торговли они питались только мясом, уничтожая оленей, и и мае 1934 г. по инициативе кулаков Ютола Серпиу и Янтиков захватили стадо в 624 оленя, принадлежащих Северотресту, то есть государственное. Русских секретарей Тиутейского и Ныйтииского нацсоветов немцы из тундры вывезли. Ухудшение настроений чувствовалось с марта того же года, когда в районе Ярро-то кулаки освободили от ареста кулака Носа Венгу, арестованного ОГПУ за сокрытие золота.
Причины этого Архиповский видел в классовом расслоении ненцев, перегибах в деятельности различных хозяйственных организаций, отсутствии массовой разъяснительной работы среди ненцев. Перегибы заключались в
– «недоотоваривании бедноты и середняков при сдаче пушнины хлебом и сахаром... были случаи навязывания кондитерских изделий туземцам... Недодано хлеба 25 тонн»;
– на полуострове Оленьем «махровый перегибщик» Тазовского Инте-гралсоюза Калачев заготовил до 1000 голов оленей за 1000 рублей, то есть оленей брал практически даром – по рублю за голову;
– «много набезобразничал в тундре, будучи представителем окрисполкома, ныне работающий в Обдорском отделении Заготпушнины Виктор (это фамилия. – Авт.), который по сие время не привлечен к ответственности и на которого имеется даже материал в Дудинском окружном отделе НКВД (со слов уполномоченного НКВД т. Полениченко)
– с националов бралась подписка, чтобы они пе переходили границы зон влияния факторий п сдавили пушнину только определенным, «своим» факториям.
С другой стороны, Северный Ямал почти не обслуживается местными советскими и партийными организациями, и в Гыдоямской тундре стояло до 50 чумов бедняков «без власти».
Наиболее сильно недовольство было в районе Ярро-то. Кочевавшие там немцы:
– отказывались от факторий; требовали устранить систему отпуска товаров по нормам;
– отказывались сдавать пушнину при сохранении «отоваривания» по нормам;
– отказывались покупать продукты;
– раздевали выборных в тундре донага в знак протеста против их действий.
В результате план заготовок пушнины в Тамбейской тундре был сорван, бедняки и середняки запуганы кулачеством и всецело находились под их влиянием. Так как ненцы ушли на юг и не давали служащим треста оленей, то Архиповский предлагал вывозить пушнину самолетами.
9 января 1935 г. уже известный нам заведующий Тамбейской факторией Шахов сообщает начальнику промыслового сектора Северо-Уральского треста А.М.Петухову [ibid, л. 6], что ему велено товары в кредит ненцам не отпускать, а денег у них нет, и многие каслают (кочуют) на юг без продуктов. При этом они отказываются возить русских по каким угодно делам, а радиосвязи с центром нет, так как нет передатчика. Пушнину же поэтому необходимо вывозить самолетом.
За четыре с половиной месяца до этих писем, 21 сентября 1934 г. состоялось заседание расширенного президиума Тамбейского совета Ямальского района [ibid, лл. 4–5]. Именно протоколом этого заседания пользовались исследователи, приводя его в извлечениях и иногда дословно цитируя. Первым вопросом заседания был доклад секретаря Совета Дементьянова о поездке на собрание ненцев 19 сентября. В основном в докладе излагается выступление Ныды Вануйта. Вот главные пункты недовольства ненцев (в изложении, цитаты по [Пиманов, Петрова]):
– до настоящего времени жили с русскими в полном согласии, а потом русские начали делать плохо;
– давали за оленей облигации: «Когда покупали оленей, то выплачивали деньгами половину их ценности, а на другую давали ненужные нам облигации»;
– «затем начались среди нас аресты. Прошлый год арестованных увезли 6 человек, мы и сейчас не знаем за что, которых вы называете кулаками, за что увезли не знаем». Если они живы, привезите их обратно, и покажите нам (Тинянг и Апчи Окотэтта, Нгеси и Някоче Вэненга и еще двое, арестованные в апреле 1933 г.);
– «затем начались твердые задания, из-за которых у нас увозилось все, вплоть до сшитых кисов, неплюйных ягушек, ножей с ножнами из мамонтовой кости и т.д.»;
– т«в этом году русские взяли еще 4 человека и увезли, но так как мы считаем этот увоз неправильным, то мы их отобрали» (видимо, упоминутый выше Пос Венга, отбитый в марте 1934 г. в районе Ярро-то);
– «дров на фактории никогда нет, продукты дают по норме»;
– ходит слух о переселении с Ямала на бесплатную добычу рыбы, подтвержденный конфискацией винтовок, проведенной в этом году.
Поясним, что упоминаемые здесь кисы – мягкая нарядная зимняя обувь из шкур, сшитая жилами; неплюйные ягушки – женская распашная одежда, сшитая из шкур молодого оленя возрастом от одного до шести месяцев.
Главные требования группы недовольных ненцев, которая насчитывала, по их словам, около 2500 человек:
– «все, что вы у нас забрали, верните, арестованных всех верните назад, если кого арестуете, все равно отберем. Шаманы и кулаки должны вами считаться, как и мы их считаем, равноправными»;
– сохранение обычая покупки жен и собственного суда;
– отмена нормирования продуктов, право брать за песцов то, что хотим;
– отмена системы авансов, по которой сначала забирали на факториях продукты и товары в долг, а потом отдавали продукцией. В неудачный промысловый год отдавать было нечем, и работники попадали в зависимость от конкретной фактории.
Понимая, что бороться с властью они не смогут, ненцы заявили, что лучше умереть всем вместе, чем по одному.
В ответ выступил член президиума Тамбейского совета Ермаш Яунгад, который сказал, что «вы сгруппировались, выставили свои требования советской власти. Но советская власть все равно их не исполнит, так как эти требования идут против советских законов. Вас много, а советских людей еще больше. Пройдет пять лет, и если вы все же остановитесь в этой группировке, то съедите всех оленей, а когда их у вас останется немного, то нам все равно придется делить, так же как вы сейчас делите советские стада, и беднякам тогда будет плохо».
В своем выступлении секретарь Дементьянов также приводит причины выступления ненцев. Он считает, что в этом, без всякого сомнения, замешаны спецпереселенцы. Один из инициаторов движения – Нути Сырпиу, сын бывшего председателя нацсовета Ютола Сырпиу. Вернувшись после отбытия заключения за незаконное хранение золота, он стал ярым врагом Советской власти. Кроме того, Дементьянов называет среди причин перегибы с арестами и раскулачиванием, изъятие золота неправильным путем, «вредительские» действия Романова.
После Дементьянова выступили другие члены президиума Тамбейского совета. Заведующий факторией Шахов сказал только [РГАЭ, ф. 9570, оп. 5, дело 79, л. 5], что корень зла он видит в кулацкой группе и считает очень важной незаброску фактории дров. Член ВКП(б) Свердлов выступил гораздо жестче. Он увидел причины вспышки недовольства ненцев не в арестах, не в перегибах, не в Казымском деле (волнения хантов и ненцев на р. Казым зимой 1933-34 гг., когда было убито несколько советских работников и бойцов ОГПУ). Это только зацепка, а настоящая причина волнений – «...последняя попытка разгромленного кулачества, доживающего последние дни, дать бой наступающему социализму. Необходимо сейчас бросить все силы на широкую разъяснительную кампанию и, не поступаясь ни одним своим положением, проводя единую сталинскую политику, уничтожая кулачество, перевести бедноту и середнячество на советские рельсы». Свердлов был уверен, что без кулаков влияние спецпереселенцев на ненцев не было бы столь эффективно.
В отличие от столь бескомпромиссного выступления коммунист Сам-бурский считал, что «никаких административных мер сейчас принимать нельзя. Надо привлечь бедноту на свою сторону, поддержать ее и создать советское ядро, на которое мы сможем в своей работе опереться».
Так выглядела официальная сторона проблемы. Мы видим здесь и экономические требования и проблемы (облигации за оленей, твердые задания, отмену нормирования продуктов и системы авансов), и политические (несогласие с арестами, требования равных прав для кулаков и шаманов, своего суда), и попытку сохранить свои обычаи (сохранение покупки жен). Часть требований была вызвана обидой на откровенно уголовные действия ответработников – отбор вещей и ценностей, часть – вполне оправданным недовольством снабжением факторий. При этом надо учитывать, что некоторые вопросы, например, с доставкой дров и нормированием продуктов, были вызваны не только злым умыслом, а обычной для первых лет деятельности ГУСМП нерасторопностью, плохой организацией, халтурой и головотяпством работников. За высокими заработками в Арктику двинулись не только энтузиасты освоения Севера, как иногда представляют эту картину историки, но и всякого рода деклассированный, полууголовный и просто крайне дикий, необразованный и лишенный всяких ориентиров элемент, кипевший на просторах СССР во время «великого перелома». Именно о таких кадрах писатель Борис Горбатов, зимовавший на Диксоне, писал в 1938 г.: «Он попал в Арктику с отчаяния. Вся жизнь Кости Лобаса складывалась раскосо, черт знает как» [Горбатов, с.82]. Из этих кадров очень быстро, всего за несколько лет, выковался крепкий костяк «простых работников Советского Севера», которые, собственно, его и обжили, задержавшись здесь на многие годы. Такое превращение и есть сюжет рассказа Б. Горбатова «Торговец Лобас». События 1934 г. на Ямале как раз пришлись на период ломки хозяйства не только на Севере, но и во всей стране, но именно на Севере эти проблемы обострялись в связи с особенной хрупкостью этого мира.
Здесь все становилось сразу известно. И если такие люди, как В.П. Евла-дов, быстро становились для тундрового народа своими и близкими, и ненцы считали помощь «Ямал харютти» своим долгом, то и противоположные действия также быстро становились известны всей тундре. Но, в свою очередь, став руководителем, Евладов был вынужден докладывать наверх об имевшихся проблемах, так как именно с него потребовали бы их решения, а с нерешительными руководителями поступали тогда очень круто. Из записок ответработников в значительной степени исчезли некоторые живые детали, которые, на наш взгляд, проливают истинный свет на причины волнений.
Поэтому особенно ценно свидетельство низового работника, бывшего (до смены Шаховым) заведующего Тамбейской факторией Удегова. Этот человек, судя по фамилии, родом из Удмуртии, близко принял к сердцу события, которые наблюдал на Ямале в 1933–34 г., и подробно их описал в докладной записке от 7 сентября 1934 г. на имя зам. начальника Северо-Уральского треста Архиповского [РГАЭ, ф. 9570, оп. 5, дело 79, лл. 1-3].
Одной из главных причин недоотоваривания хлебом и другими товарами он считал общий недостаток дров. Муку ненцы не брали, а на выпечку хлеба дров как раз и не было (про электрические, газовые или угольные плиты тогда даже и не думали). Вообще из-за отсутствия дров стоит вся работа на фактории: «общая наша беда в том, что недостаток дров». Речь ведь идет об осени, когда только что прошел снабженческий караван «Микояна». То есть дров не то чтобы не хватило на зиму, их просто не привезли из-за недостатка тоннажа. При этом оленей требовали от ненцев по плану заготовок в полном объеме. Поэтому оленеводы-бедняки и говорят, что не имеют от фактории никакой помощи. Войдя в их положение, Удегов вернул им под расписку несколько оленей в виде ссуды.
Вторая причина – действия работника фактории Сёяга Сергеева (он упоминается выше в письме Евладова). Сергеев и его коллега Петухов непрерывно пьянствовали, «фактория Сёяга проваливалась в пьяное болото...». В результате Сергеев проторговался, и ему очень помог тот самый кулак Пос Венга, который снабжал его мясом, мукой, давал подводы. Оказывается, «в деле советской власти Пос Венга явился большим помощником...». А ведь это тот самый ненец, которого через несколько месяцев уже везут арестованного в Салехард и по дороге освобождают соплеменники.
Но Сергеев, которому Пос Венга только что помог, круто меняет свое поведение, становится «проводником идеи Романова выкачки золота...». Уполномоченный ГПУ Романов также упоминался выше. Сергеев записывает Поса Венгу в кулаки, лишает его и Яркулана Тусида избирательных прав, облагает твердым заданием по 2500 руб. Теперь он не просто работник фактории ГУСМП, он теперь «перешел к Романову исполнителем и начал крушить тундру». Вчера он оленей и пушнину заготавливал, а сегодня уже выкачивает золото. И хотя ненцы выполняют задание, несмотря на его размеры, Сергеев их все равно арестовывает, сажает в баню, обыскивает чум Поса Венги, золота не находит, но отбирает для Романова гуси, оленьи лапы, всю пушнину. Содержат ненцев в маленькой и грязной бане. Пожилой человек Пос Венга заболел, так как есть им давали только два раза, и Яркулан Тусида тоже страдал расстройством желудка. Но из бани на оправку их не выпускали. Сергееву «...Пос Венга начинает вспоминать, что я тебя кормил всю весну, а ты чего делаешь теперь...».
Удегов пишет, что это не выкачка золота, а абсолютное раскулачивание по произволу Сергеева и Романова, причем незаконное, против которого он возражал. То есть эти действия не соответствовали даже очень жесткому постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», по которому за практически любое хищение полагалась высшая мера социальной защиты – расстрел с конфискацией имущества. Здесь же о хищении колхозного или государственного имущества речь не шла.
К другим ненцам Сергеев также относился жестоко. Избил Тусида Пунгылы (Нямо), которого перед этим напоил пьяным. Удегов объясняет его отношение к ненцам врожденным местным национализмом (Сергеев – уроженец Обдорска).
Третья причина – действия других должностных лиц, например милиционера Криванкова. Напуганный Паноли Окотэтто по дешевке (40 руб.) продал ему малицу и пимы. Шамана Пайдо Едайко Криванков то сажал в баню, то отпускал, играя, как кошка с мышкой, и две недели не отпускал его домой. В глазах тундрового населения это выглядело издевательством.
В результате Сергеев, видимо, решает все-таки отправить арестованного Поса Венгу в Обдорск. Снова слово Удегову: «Поса Венга уезжает как арестованный со своим чумом с больными, а Яркулана берут с собой на легких (нартах. – Авт.), доезжает до озера Ярро-то, где уже туземная масса встречает и организованным путем заявляет, что арестовываете, увозите, а обратно не приезжают. В первом (видимо, во-первых. – Авт.) приступили к Сергееву и отбирают арестованных организованно, и увезли с собой Поса Венгу, Яркулана Тусида и жену Поса Венга... Ютола Сырпиу был ранее предтузсовета во время Романова был арестован, сидел в бане, сразу почувствовал, в чем дело...».
В ответ на это ненцы и разогнали государственное оленье стадо.
В то же время «на торжественном заседании туземцы высказывались 1 мая, что мы розни не желаем, в общем мы боимся каких бы то ни было выступлений, но почему у нас арестовывают туземцев и увозят, это законно или нет, это мы не понимаем. Это было слово Яунгада по имени не знаю и было постановлено голосованием единогласно – выступать против русских не хотим и не будем».
Таким образом, обострение ненецкого сопротивления на Ямале в 1934 г. мы связываем не только с общей социально-экономической ситуацией и не столько с ней, сколько с самоуправством, самодурством и полууголовными действиями многих должностных лиц на Ямале. Большую роль сыграли также плохая организация и неразбериха, царившая в только что созданном ГУСМП, а также безответственность и нерасторопность должностных лиц, отвечавших за снабжение. Снабжение еще на долгие годы оставалось притчей во языцех на Севере, снабженцев полярники десятилетия ругали на все корки. Нравы на факториях также пуританством не отличались [Горбатов]. Если бы не откровенные грабеж и издевательство, ненцы бы не выступили в открытую, это был шаг отчаяния.
Вместе с тем ненецкая мандалада 1934 г. – едва ли не единственный пример успешного народного заступничества за несправедливо арестованных соплеменников. У ненцев рабской покорности в данном случае не было, они сумели, хоть на время, противостоять машине подавления. Память об этом сопротивлении жива до сих пор, в 2009 г. на Южном Ямале автору рассказали некоторые его подробности, ставшие уже фольклорными. Но народ дорого заплатил за это – расправа над участниками мандалады была скорой и бессудной, действия судебных и внесудебных карательных органов в конце 1934 – 1935-м годах в документах пока не обнаружены. Скорее всего, выяснить судьбу непокорных ямальских ненцев можно лишь в практически закрытых архивах войск ОГПУ-НКВД.
Литература
1. Восстания на Ямале 1934, 1943 гг. («Ямальская мандалада»),
сост. С.Пискунов
2. Головнев А. Ямальская мандалада//Неизвестный Север. М.: Литературная Россия, 2005. С. 236–250.
3. Горбатов Б. Торговец Лобас//Обыкновенная Арктика. М.: Правда, 1987. С. 82–110.
4. Пиманов А., Петрова В. Мандала-34 // Ямальский меридиан. 1997. № 2–3. С. 25–31; 1997. № 4. С. 68–71; 1998. № 3. С. 45–49.
5. Прибылъский Ю. Советизация Ямала// Ямальский меридиан. 1999. №4. С. 12–16.
