Джина Литинская

Всевластие слова

Когда мы получали аттестаты за 9-й класс, классный руководитель поздравила нас с «первой в жизни корочкой» и с грустью прибавила: «сколько их еще будет». Второе, естественно, оправдалось – у каждого из нас дома есть заветная коробка (папка, комодик, сундучок), полная эти пресловутых «корочек», «бумажек», etc. Но вот первое утверждение вряд ли истинно. Можно ли считать аттестат за девятый класс первой «корочкой», первым документом, дающим право как-то по-новому прокладывать траекторию своей жизни, ведь к этому моменту каждому из нас приходилось получать куда более значимые в его судьбе «бумажки». Это и медицинские карты, удостоверяющие, что человек принадлежит к миру здоровых и не обязан состоять на учете в пятистах диспансерах, и справки от кучи разного рода специалистов для того, чтобы попасть в детский сад, а следовательно, получить шанс на необходимую в дальнейшем социализацию, и характеристика перед школой, дающая право учиться в обычном классе, а не в классе коррекции или, того хуже, в лесной школе. И зависят эти корочки (в отличие от пресловутого аттестата) исключительно от доброжелательности некоего должностного лица, от его умения формулировать и, наконец, от его настроения в тот момент, когда тебе «посчастливилось» появиться в его кабинете. Под влиянием всех этих факторов «небольшие дефекты дикции» у ребенка могут превратиться в «недоразвитую речь», «подвижность» в «неуправляемую моторную активность», «необычные увлечения» в «странное времяпрепровождение» и т. п.

Таким образом, в руках того, кто властен писать формулировки, сосредотачивается если не абсолютная, то достаточно весомая власть над будущим человека. Причем мы сталкиваемся с этим, начиная с возраста месячной яйцеклетки, когда врачи в женских консультациях – благожелательно или нет – описывают нашу наследственность и поведение наших матерей, причем даже сухость казенного медицинского языка не спасает от оценочных формулировок. Чего стоит один термин «старородящая»! Означает он всего лишь то, что женщина рожает первого ребенка позже двадцати пяти лет, но назвать этот термин неоценочным никак нельзя. В детской поликлинике, в яслях, в детском саду нас опутывает сеть формулировок. Но в этом нежном возрасте мы еще не понимаем силы слова и не видим дамоклова меча, повисшего над нашей головой.

Впервые мы замечаем эту опасность, пожалуй, в школе. Те, кто, подобно мне, родился и вступил в свою первую alma mater в СССР, помнит, как важна была эта самая пресловутая характеристика уже в первом классе перед получением знака первой инициации – октябрятской звездочки. Не то чтобы характеристика играла большую роль: гребли в общем-то всех, кроме априорных изгоев: детей деклассированных элементов и «врагов народа». Но характеристики тем не менее составлялись. И не просто составлялись – детям семи-шести лет давался первый опыт знакомства со «всевластием слова» [ Замечу, что эта практика – предшественница товарищеских судов, так популярных в пионерской организации, весьма напоминает психологический тренинг «горячий стул». Во время него человека сажают в центр круга, и каждый из участников тренинга говорит ему, что в нем нравится (или не нравится, или какое-то пожелание, или еще что-то, что тренер сочтет полезным и важным в данный момент, – вариантов множество). Многие специалисты на настоящий момент считают эту практику опасной и недопустимой, особенно «горячий стул» с оценочными высказываниями, так она может привести к катастрофическим последствиям для самооценки и самоидентификации участников. При этом речь идет о взрослых людях, пришедших на тренинг добровольно, имеющих поддержку ведущего-психолога, а не о первоклашках. ].

По моим воспоминаниям (а также по воспоминаниям довольно большой референтной группы), происходило это так: каждый кандидат в октябрята выходил к доске, любой желающий из одноклассников поднимал руку и давал свою характеристику. При этом ребенок мог получить характеристики прямо друг другу противоречащие. Например, характеризуют некоего Ваню. Зинка Петрова, симпатизирующая ему за курносый нос и за то, что машинку дал поиграть, может охарактеризовать его как очень чистоплотного и аккуратного. А Васька Иванов, наоборот, недолюбливающий нашего Ваню за то, что пишет аккуратно и вообще не с нашей улицы, может охарактеризовать его как неряху, сославшись на опрокинутый в столовой стакан и испачканные мелом штаны.

Не то чтобы эти мнения что-то значили, но это урок, показывающий, насколько чужой взгляд, добрый или не очень, может оказаться важным в твоей судьбе. Классу к пятому–седьмому понимаешь, что на одноклассников как раз можно не обращать внимания, но зато абсолютно невозможно игнорировать директора, завуча и классного руководителя.

В советские времена был страх – и различные выговоры с занесением и без, и возможность, что не примут в пионеры, потом в комсомол, а значит, прощай, карьера, и пресловутые «волчьи билеты» – характеристика, с которой не то, что в институт, в заборостроительный техникум не возьмут. Была возможность не дать человеку нормально продолжать обучение, просто не допустив его в старшую школу.

Сейчас, по крайней мере, в Москве и Петербурге этой проблемы нет. Школ достаточно и платных, и бесплатных. Проблему можно решать и связями, и деньгами, и даже вовсе без оных, но по сути ничего не изменилось. Страха больше нет, но любой гражданин остается во власти формулировки, выдуманной власть предержащим. Причем, зачастую «власть предержащим» оказывается малограмотный секретарь, методист или другой «труженик бумаги» младшего звена.

К примеру, характеристика «по месту жительства» дается в ДЭЗе. Что же про каждого из нас знает наш ДЭЗ? Например, то, что в нашей квартире проживает кто-то «не по прописке» (то, что это может быть супруг, брат, сват, во внимание не принимается); то, что мы раза два протекали на соседей; то, что в прошлом году у нас отрубилась электроэнергия и мы звонили в этот самый ДЭЗ, изволив интересоваться причинами ЧП на повышенных тонах; и… да в общем-то и все. А теперь представьте себе, что вам при этих параметрах необходима характеристика в суд. Предлагаю три варианта в зависимости от настроения работника (или, что чаще, работницы) ДЭЗа:

1) У работницы ДЭЗа прекрасный день, с утра ей поклонник подарил фиалку с соседней клумбы, и вообще вы с ней собачек вместе гуляете: «Имярек, проживающий по такому-то адресу, является добросовестным квартировладельцем, регулярно и своевременно вносит коммунальные платежи. Соблюдает общественный порядок. Проживает с родителями и гражданской женой. Любит животных, легко находит общий язык с соседями, участвует в общественных мероприятиях по обустройству территории».

2) Работнице ДЭЗа не важна ваша судьба, ей бы поскорее отписаться: «Имярек, проживающий по такому-то адресу, своевременно вносит коммунальные платежи. В конфликтах и нарушениях правопорядка не замечен. Проживает с семьей».

3) Работнице ДЭЗа с утра наступили на ногу, вчера лишили премии, а неделю назад вы оскорбили ее, пожаловавшись на нетрезвого сантехника: «Имярек, проживающий по такому-то адресу, поселил у себя сожительницу, не прописанную по данному адресу. Проживает с ней и с престарелыми родителями. Нарушает общественный порядок: выгуливает собаку в ночное время, мешая лаем соседям, регулярно заливает граждан, проживающих этажом ниже, вступает в конфликты с соседями. Склонен устраивать скандалы. Неоднократно немотивированно оскорблял работников коммунальных служб».

Чувствуете разницу?

И хорошо если характеристика вам нужна по нейтральному поводу. Можно привести пример, как такая «игра в слова» привела к настоящей трагедии – «Новгородское дело». 19 апреля 2007 года Новгородским городским судом по ходатайству следователя было вынесено постановление об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Следователь обосновывал ходатайство тем, что Федорова «обвиняется в совершении особо тяжкого преступления, нигде не работает, постоянно находится в контакте и проживает совместно со своей малолетней дочерью и может вновь совершить насильственные действия в отношении своего ребенка. Кроме того, тяжесть предъявленного обвинения может свидетельствовать о том, что обвиняемая скроется от органов следствия и суда и таким образом воспрепятствует производству по делу» То, что девушка не работает, как раз чтобы «постоянно находиться в контакте с малолетней дочерью», следователь Колодкин во внимание как-то не принял. Суд в своем решении основывался лишь на тяжести предъявленного обвинения; никаких конкретных обстоятельств, дающих основания опасаться, что Антонина может скрыться от следствия либо совершить насильственные действия в отношении своей дочери, следователем представлено не было.

После принятия постановления суда Антонина была отправлена в следственный изолятор.

***

Чем беззащитнее человек, тем более роковую роль может сыграть с ним недоброе бюрократическое слово. Самые незащищенные в этом смысле (впрочем, как и во всех остальных смыслах) категории – это люди, находящиеся в дисциплинарных заведениях [ Тут термин «десциплинарные» употреблен в том значении? в котором его вводит Мишель Фуко в своей работе «Надзирать и наказывать». ]: пенитенциарных учреждениях, армии, школах и особенно в детдомах. В последнем случае особенно, потому как даже шанса нет опровергнуть жесткие несправедливые формулировки, – жертва обыкновенно не видит документа, ставшего причиной ее несчастья, а даже если вдруг увидит, еще не умеет (да и не имеет права) написать встречную кляузу. С высокой концентрацией этого явления я столкнулась в одном из детдомов, расположенном в далеком Подмосковье. Когда кто-то из воспитанников своим поведением окончательно утомляет педагогов (а судя по всему, у этих господ хроническая усталость от своих подопечных), они пишут характеристику, с которой ребенка отправляют в психиатрическую клинику [ Что происходит с этими детьми дальше – оставим за кадром. Вариантов не так уж и мало: от растерянности медиков, которым прислали толпу здоровых, но невоспитанных и весьма девиантных детишек, с которыми теперь не понятно что делать, до преступлений, которые связаны уже вовсе не с формулировками, а с беспрецедентной человеческой жестокостью. ]. Тут момент тонкий – особенность современной психиатрии в том, что любое абсолютно нормальное проявление человеческого бытия можно описать в терминах, позволяющих врачам не лукавя ставить тот или иной диагноз.

Прекрасный пример Егор Летов. В 80-х он насильственно был отправлен в психиатрический стационар. Всеми это было воспринято как гонения на андеграундного музыканта, человека, пошедшего против системы. Сам он описывал это так: «Пока не началась перестройка, я лежал в психушке на „усиленном обеспечении». Там меня сразу стали накалывать сверхсильными дозами нейролептиков. После особенно страшной дозы я даже временно ослеп. Я впервые столкнулся со смертью и с тем, что куда хуже смерти.

Это лечение нейролептиками везде одинаково – что у нас, что в Америке. Все начинается с „неусидчивости“. После введения чрезмерной дозы лекарств типа галоперидола человеку приходится мобилизовать все силы, чтобы контролировать собственное тело. <…> Эти препараты делают из человека дебила. Эффект – как от лоботомии. Ты становишься мягким, покладистым и сломанным на всю жизнь. Как в романе „Пролетая над гнездом кукушки“.

В один прекрасный день я понял: либо сейчас сойду с ума, сломаюсь, либо мне надо бежать. Например, когда выносят бачки с мусором. Но бежать только для того, чтобы добраться до девятиэтажки, которая стояла напротив, и броситься оттуда вниз. В основном так поступали пациентки из женского отделения. Они повторяли этот суицидальный маршрут почти ежедневно: ускользали из отделения, добегали до девятиэтажки и бросались. Дальше убежать было невозможно. Сибирь, Омск, морозы страшные.

Когда я до конца понял, что смерть рядом, это и дало мне силы. Во мне произошло как бы расслоение: я увидел свое тело со стороны. Тело болело и рвалось на части. А само мое „Я“ было светящейся спокойной точкой, которая находится где-то рядом с телом, но не очень-то с ним и связано. Тело можно искалечить и уничтожить, но сам „Я“ все равно останусь.

И вот после этого я начал писать новые песни.

Совсем другие».

Чтобы было понятно, по каким признакам Летова упекли в психиатрический стационар, привожу выдержку из МКБ [ Международный классификатор болезней. ]-10 (хотя в те годы действовал еще МКБ-9, разница не велика) о симптомах шизофрении: «Хотя четких патогномоничных симптомов нет, для практических целей целесообразно разделить вышеуказанные симптомы на группы, которые являются важными для диагностики и часто сочетаются, такие как:

г) стойкие бредовые идеи другого рода, которые неадекватны для данной социальной культуры и совершенно невозможны по содержанию, такие, как идентификация себя с религиозными или политическими фигурами, заявления о сверхчеловеческих способностях (например, о возможности управлять погодой или об общении с инопланетянами);

д) постоянные галлюцинации любой сферы, которые сопровождаются нестойкими или не полностью сформированными бредовыми идеями без четкого эмоционального содержания, или постоянные сверхценные идеи, которые могут появляться ежедневно в течение недель или даже месяцев;

е) прерывание мыслительных процессов или вмешивающиеся мысли, которые могут привести к разорванности или несообразности в речи; или неологизмы;

…

з) „негативные“ симптомы, такие как выраженная апатия, бедность речи, сглаженность или неадекватность эмоциональных реакций, что обычно приводит к социальной отгороженности и снижению социальной продуктивности; должно быть очевидным, что эти признаки не обусловлены депрессией или нейролептической терапией;

и) значительное и последовательное качественное изменение поведения, что проявляется утратой интересов, нецеленаправленностью, бездеятельностью, самопоглощенностью и социальной аутизацией».

Полагаю, врачи, ознакомившись с авангардным творчеством Егора Летова, с его идеями, казавшимися совершенно невозможными на тот момент, абсолютно искренне считали его больным и нуждающимся в помощи, а вовсе не стремились притеснять неформала. Но ужас в том, что под эти формулировки симптомов подходит любой человек, не признающий систему, отказывающийся от социализации по общепринятому пути [ А в любом тоталитарном обществе это не просто общий план стратегии построения социальной траектории, а всего несколько четко расписанных последовательных действия. ], с достаточно оригинальным мышлением и развитой фантазией.

***

Подводя итоги, можно сказать, что мы очередной раз нашли ответ на вопрос «кто виноват?», – бюрократы конечно же, злобные бюрократы, наследие нашего предыдущего государства, они, конечно, всегда и во всем виноваты. Но вот как быть с вопросом «что делат?»? Отменить характеристики? Я думаю, не надо объяснять, почему это невозможно. Ввести стандартные термины? Их в любом случае не удастся сделать безоценочными. Например, на данный момент термин «сожитель» является юридически более приемлемым, чем «гражданский супруг», но в восприятии современного человека (включая судей и присяжных) он негативно окрашен, так же как термины «отчим» и «мачеха». С последними в современной ситуации совсем тяжело, так как повторные браки стали распространены повсеместно, и ребенка часто воспитывает не родной отец, а как раз отчим. При этом отношения могут быть самыми близкими и теплыми, а вот «паспортного» папашу человек может даже и не помнить в лицо, но фраза «воспитывался отчимом» звучит как своеобразный приговор. Существует стереотип, что отчим или предполагаемый отчим может относиться к приемному ребенку только как к помехе. Так в уже упомянутом «Новгородском деле». 20 декабря 2007 Мартыновой было предъявлено следующее обвинение: «Мартынова безразлично относилась к своей дочери, придавая ее жизни и здоровью меньшее значение, чем своему личному благополучию и своим дальнейшим планам, полагая, что наличие малолетнего ребенка может стать препятствием для устройства ее личной жизни, учитывая, что она находится в разводе с отцом Алисы и с ним не проживает, желая вызвать чувство жалости со стороны своего сожителя Мартынова К. К., приняла решение избавиться от дочери путем убийства» [ http://www.flickr.com/photos/26129360@N04/sets/72157604789134688 ]. То, что вышеупомянутый Кирилл Мартынов к моменту написания этой бумаги был уже не сожитель, а муж, нежнейшим образом относится к своей приемной дочери, ведет непрерывную борьбу за благополучие своей семьи и в результате этой борьбы сам оказался под следствием [ 22 февраля 2008 г. следователь Фомичев по рапорту Д. Пальчук, следователя по делу Антонины Мартыновой (Федоровой), возбудил уголовное дело против Кирилла Мартынова по ст. 310 УК РФ «Разглашение данных предварительного расследования»: «...умышленно, с целью формирования негативного общественного мнения относительно методов ведения следствия и доказательств обвинения... находясь в неустановленном месте на территории Российской Федерации... публично разгласил данные предварительного расследования... распространив сведения о содержании показаний свидетелей, постановлений о привлечении в качестве обвиняемой…». ],, во внимание не принимается. Так же, как во время суда не были приняты во внимание (то есть даже рассмотрены как «не имеющие отношения к делу») результаты независимых психологических экспертиз, зато выступила психолог от прокуратуры с уникальным в своей адекватности и научности экспертным заявлением о том, что «маленькие дети просто так по лестницам не лазают». Результат, вердикт присяжных: «Виновна, не заслуживает нисхождения». На настоящий момент Антонина в бегах вместе с ребенком, а шансы на благополучный законный исход этого дела стремятся к нулю.

***

Характеристики с вольными формулировками встречаются и озадачивают людей не только у нас, но и в гораздо более правовых странах. Из воспоминаний человека, работавшего в Германии: «В характеристике с уже бывшего места работы (собственно, с аахенской кафедры) среди прочих многочисленных весьма хвалебных словес написана фраза, ввергшая меня в недоумение. ''Даже в стрессовых ситуациях, когда дела шли не так, как задумывалось, ему удавалось переопределить задачу и найти способ решения". Теперь о том, что меня смутило. Дело в том, что на Западе принято писать положительные характеристики. Вообще. Все это делают и все об этом знают. То есть, если написано, что "в ряде случаев ему не удавалось справиться с работой в полной мере", – это означает, что человека уволили за профнепригодность, а если написано "он сделал все возможное для решения задачи" – это значит, что он с ней не справился. Конечно, не так радикально, но вот эту поправку делают все и всегда. В свете этого вышеприведенный пассаж вызывает недоумение – то ли я настолько крут, что справился со сложными обстоятельствами, то ли такой дурак, что довел дело до больших проблем, а потом героически их преодолевал».

То есть мы видим все ту же историю – написано одно, читаем другое, причем вместо тезауруса существует некое кривое зеркало, правила искажения которого не выражены эксплицитно. И тут напрашивается вывод, что, пока мы не создадим единый словарь, состоящий из эмоционально не окрашенных терминов и все характеристики не начнут писаться только по строго оговоренным правилам, не позволяющим слову стать всевластным оружием в руках бюрократов, мы все остаемся их подданными, зависящими от предрассудков, личностного отношения к нам и сиюминутного настроения минимонархов с печатями.