Главная страница

Неволя

НЕВОЛЯ

<Оглавление номера>>

Алексей Рафиев

Что такое пытка?

Автор благодарит за помощь в создании материала Общественный центр содействия реформе уголовного правосудия

С уверенностью на все 100% берусь утверждать, что самое многонациональное место нашей страны – тюрьма. Я там был, я там жил, и я, как принято говорить в среде заключенных, за свои слова отвечаю. Воюющие между собой на телеэкранах армяне и азербайджанцы, чеченцы и русские, грузины и абхазцы, евреи и фашисты, коммунисты и некоммунисты мирно уживаются друг с другом, невзирая ни на какие распри их политических лидеров и идейных вдохновителей.

Некоторые люди, пытаясь понять, как обстоят дела в государстве, заглядывают за забор с колючей проволокой. Если все в порядке там, значит, все в порядке вообще. Предлагаю заглянуть. Чем в конце концов мы хуже «некоторых» людей?

В 1975 году мне было всего три года от роду. Наряду с этим и некоторыми другими событиями вышеупомянутый год остался в памяти народной еще и в связи с тем, что именно тогда Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию о защите всех лиц от пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Статья первая известного всему цивилизованному миру документа поясняет, что под пыткой подразумевается «любое действие, посредством которого человеку намеренно причиняется сильная боль или страдание, физическое или умственное». 10 декабря 1984 года была принята Конвенция с аналогичным названием, которая предусматривала создание действенных механизмов межгосударственной защиты людей от пыток и прочих зверств. Спустя три года Конвенцию ратифицировал Советский Союз, а мне исполнилось пятнадцать. Я заканчивал школу, подумывал о поступлении в институт, увлекался рок-музыкой, начал курить, влюбился… Короче говоря, со мной все было в полном порядке. Я нормально рос и подавал немалые надежды, даже не подозревая о том, что когда-нибудь окажусь в тюрьме и сильно изменю свои взгляды на многие вещи, в том числе и на пытки. Я освободился из мест лишения свободы ровно год назад – в феврале 1999-го. К настоящему моменту я уже восстановился в институт, опять увлекаюсь рок-музыкой, по-прежнему курю и вновь влюблен. Со мной снова все в порядке, словно и не было полутора лет какого-то нелепого, бессмысленного бреда. Именно столько я просидел за решеткой. Именно находясь там, с той стороны забора с колючей проволокой, я изучил Конвенцию по пыткам, и твердо решил по освобождении обязательно поделиться некоторыми своими соображениями с окружающими. Затрагиваемая тема весьма пикантна. Она сама по себе находится на грани того, что в народе называется «чернухой». Если не за гранью. Тюремные издевательства, в последние годы фантастически широко освещаемые средствами массовой информации, иногда становятся продолжением этих издевательств, до того подробно и живописно некоторые психически неуравновешенные журналисты смакуют темы гомосексуальных изнасилований, поножовщин и т.д. Но в подобных «сенсационных» материалах очень часто напрочь забывается главное – анализ, отношение, поиск глубинного смысла в происходящем. Понятие «пытка» в России до сих пор не криминализировано, по причине чего отсутствуют какие-либо официальные сведения на этот счет. Итак, давайте попробуем разобраться, что же такое пытка.

Эксперты отмечают следующие особенности рассматриваемой проблемы, имеющие место в настоящее время. О широком применении пыток знают представители всех звеньев уголовного судопроизводства, но считают, что насилие на досудебных стадиях является неизбежным злом, без которого было бы невозможно справиться с нынешним валом преступности. Милиции, дескать, выпала незавидная доля выполнять черную, но необходимую работу. Опросы общественного мнения показывают: большинство респондентов считают, что милиция вправе применять насилие (по крайней мере в особых случаях), даже если оно запрещено законом. Среди тех, кто побывал в милиции, доля относящихся терпимо к насилию бывает выше, чем в среднем. Многие адвокаты также более или менее лояльно смотрят на незаконные способы обращения даже по отношению к собственным подзащитным. Избиения и пытки наиболее распространены на стадии «допроцессуального», нерегестрируемого задержания подозреваемых. С ними, как правило, сталкиваются на уровне обычных отделений милиции, отделов внутренних дел, спецподразделений (ОМОН, СОБР), при проведении широкомасштабных войсковых операций по борьбе с организованной преступностью. Следователи прокуратуры применяют пытки гораздо реже, чем следователи ОВД или дознаватели. В различных регионах России пытки часто имеют одни и те же названия («слоник», «ласточка», «конвертик», «смерть Бонивура», «распятие Христа» и т. д.) и похожие технологии исполнения. Все чаще применяются так называемые «квалифицированные пытки», не оставляющие никаких следов и видимых повреждений на теле истязаемого (электроток, удары мешками с песком, удары по болевым точкам и т. п.) Изменился характер пыток с точки зрения целей и мотивов. Широкое распространение получило вымогательство. Зачастую к пыткам прибегают для решения личных проблем – сексуальных, психологических, связанных с обслуживанием коммерческих и криминальных структур. Известен ряд случаев немотивированных пыток. Имеют место отдельные эпизоды, когда издевательствам подвергались не только задержанные, подозреваемые и обвиняемые, но и свидетели, а также потерпевшие.

Все мы помним фразу любимого многими киногероя Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме». Теперь давайте вдумаемся в смысл афоризма. Получается странное дело. Безобидное и непогрешимое на первый взгляд крылатое изречение по сути своей отражает наше реальное отношение к происходящему. У нас сформированы определенные стереотипы мышления. То, что в цивилизованном обществе дико, нами воспринимается, как нечто вполне допустимое. Если внимательно прочитать Уголовно-процессуальный кодекс, то нетрудно будет убедиться в том, что практически любого человека, совершившего правонарушение, можно арестовать. Для следователя подобный поворот очень выгоден. Не надо выписывать повестки, назначать встречи, мучить себя составлением протоколов. Подозреваемый сидит себе в камере и пускай сидит. Себе же хуже делает. А поскольку даже сразу признавшие вину заключенные ждут вынесения приговора многие месяцы, то чего уж там говорить о строптивых. Следователю спешить некуда. Он готов в интересах следствия, разумеется, держать человека в тюрьме, добиваясь от него, за неимением иных доказательств, «чистосердечного признания» столько, сколько сочтет нужным. Можно год. Можно и больше. В зависимости от обстоятельств. И суд, как правило, сочувственно относится к «интересам следствия» и выносит решение о содержании подозреваемого под стражей. Я встречал людей, просидевших в следственных изоляторах (СИЗО) в ожидании приговора более пяти лет.

Теперь предлагаю заглянуть в камеру общего режима, где содержится подавляющее большинство подследственных. Особенно живописать не буду. Тема эта одновременно настолько злободневна и спекулятивна, что обстоятельства быта заключенных читателю известны неплохо. Напомню лишь пару подробностей. Люди спят в три-четыре смены и живут в таких условиях, при которых нет возможности содержать себя в чистоте и хотя бы в относительной сытости. В некоторых камерах на одного человека в среднем приходится менее одного квадратного метра площади. Когда на улице тепло – в камере нечем дышать, стены становятся влажными от испарений, люди теряют сознание от духоты. Когда на улице жарко – в камере некоторые дышать перестают совсем, а вода со стен бежит ручьями. Разве это не пытка? Думаю, если преступника насильно в тридцатиградусную жару поместить в переполненный такими же преступниками автобус на пару лет, это будет называться именно так и никак иначе. Невзирая на личность и психологические особенности конкретного человека.

Но страдание страданию рознь. Можно время от времени из переполненного автобуса какого-нибудь «пассажира» вытаскивать и делать из него «конвертик». Истязуемого принуждают сесть, поджав под себя ноги, сверху наваливается палач и сплющивает жертву. После человека закрепляют в таком положении веревками или ремнями и оставляют на длительное время. Когда жертва теряет сознание, ее приводят в чувства ударами резиновой дубинки по почкам. Можно и по голове. Помните архаичную для начала третьего тысячелетия дыбу? Помните Ивана Грозного, помешивающего угли под котлами, в которых варятся люди? Теперь, думаю, запомните и «конвертик». Хочется верить, что когда-нибудь он станет историей и постепенно его совсем забудут.

Самым распространенным издевательством была и остается так называемая «растяжка». Фактически, это выглядит узаконенным мучением. Данную пытку можно часто увидеть в телевизионных программах, посвященных проблемам борьбы с преступностью. Сотрудники милиции, позволяющие снимать на видео человека в «растяжке», по-видимому, считают ее вполне законной. Человека заставляют садиться чуть ли не в шпагат, при этом широко расставив руки и максимально выгнув корпус вперед. Пара часов такого времяпрепровождения – и подопытный (термин вполне уместный) долго хромает на обе ноги и мучается болями в пояснице. Для заключенного, сидящего давно, «растяжка» – процедура привычная. Что касается телесных наказаний, то необходимо упомянуть еще о битье по пяткам. Эта весьма популярная мера взыскания (пришедшая на Русь вместе с татаро-монгольским игом из Китая) призвана выбивать дурь из непокорного узника и приводит к опущению почек. Есть и другие не менее средневековые методы напоминания о том, кто есть кто. Помните пословицу: «Закон – тайга, медведь – хозяин»? Она именно про это.

На протяжении столетий пытка оставалась главным средством добычи доказательств вины подозреваемого в совершении преступления. Если полистать литературные памятники, то не останется никаких сомнений в том, что истязания были в Средние века чем-то вроде правил хорошего тона по отношению к не желавшим признавать вину и каяться в содеянном. В России борьба с пытками и необоснованно длительными досудебными арестами началась с появлением написанного самой Екатериной Второй «Указа о вольности дворянской». А ее же «Наказ» от 30 июля 1776 года, составленный для Комиссии по выработке нового Уложения законов, содержал 227 статей, посвященных уголовному праву. Но, увы, размышления императрицы так и остались на тот момент не более чем досужими рассуждениями весьма и весьма продвинутой женщины. В 1801 году Александр I пишет свой Указ, в котором печатно требует, чтобы «само название „пытка“, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было из памяти народа». В 1863 году Александр Второй отменяет телесные наказания для всех граждан Российской империи, во многом опираясь в своей законотворческой деятельности на труды Екатерины Великой. Открыв Конституцию РФ, во второй части 21 статьи читаем: «Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию». Из века в век кочуют гуманные идеи и одновременно с ними факты нереальных, непостижимых зверств, признающиеся в официальных документах и докладах, вплоть до предоставленных Комиссиям ООН. По каким-то непонятным для нормального человека причинам по сию пору люди продолжают, подчас совершенно безнаказанно, издеваться над людьми. В законодательстве напрочь отсутствует как таковое понятие «пытка». С чем же тогда бороться? Вопрос вполне уместный.

За время своего пребывания в местах лишения свободы я, будучи по натуре человеком творческим, вел что-то вроде дневника, фиксируя всевозможные наблюдения. Приведу одно из них:

Одиночная камера. Не побывавший в ней человек никогда не поймет, что же такое на самом деле одиночество, а испытавший на своей шкуре прелесть длительной изоляции вряд ли захочет по доброй воле повторить этот печальный опыт еще раз. Через несколько дней тишины начинаешь реже курить. Шипение тлеющей в пальцах сигареты и пепел, вдребезги разбивающийся о цементный пол, оглушают. Вокруг звучат проносящиеся в мозгу мысли. Они отражаются от стен и эхом, гвоздями, с болью вбиваются через ушные раковины обратно в голову. Собственное дыхание неожиданно обнажает хрипы прокуренных легких и слово «туберкулез» становится навязчивым, вызывающим панику в каждой клетке уставшего от длительного покоя и голода организма. Чаще всего тубик приходит именно туда – в зацементированные склепы, в которых вместо Солнца и Луны круглосуточно светит электрическая лампочка. Чаще всего люди возвращаются оттуда двинутыми на всю башку. Первое время они кажутся прозрачными и странно смеются – одними губами. Или не смеются вовсе. Такое тоже случается. Те, кто нутром посильней, через день-другой очухиваются. Остальные так и ходят глушеными.

На сегодняшний день практически в каждой тюрьме и во многих зонах есть специально отведенные помещения для ВИЧ-инфицированных, многие из которых больны открытой формой туберкулеза. По окончании срока человек выходит на свободу и попадает к нам. Если так пойдет дальше, то в обозримом будущем мы превратимся не только в самый преступный, но и в самый больной народ планеты Земля. Всемирная организация здравоохранения ООН объявила лекарственно-устойчивую форму туберкулеза самым опасным инфекционным заболеванием XXI века. Уже сегодня можно говорить об эпидемии, которую очень трудно остановить. Курс лечения стоит в России несколько тысяч долларов. Мало кто сможет найти такие деньги. Да и процент излечения даже с помощью новых препаратов невысок. Эта проблема – следствие безумной политики, проводящейся десятилетиями. Пока Россия не доведет свое тюремное население до приемлемой численности, не найдется выхода из старого, еще гулаговского тупика. Сейчас в нашей стране на 1000 человек приходится 8–9 зэков. В Европе на 1000 человек – один зэк. Наши тюремные стены превратились в Великую Китайскую, ими опоясана вся страна. Смехотворные амнистии не способны выправить ситуацию. И не надо тешить себя иллюзией непричастности к тем или иным событиям. Отвернуться – еще не значит спрятаться. Туберкулез – красноречивое напоминание всем о том, что посторонних в жизни не бывает. От выращенной за решеткой палочки Коха не спасут заборы с колючей проволокой.

Все мы помним наизусть весьма актуальную для России пословицу про тюрьму и суму. Каждый (за единичными исключениями) может запросто угодить за решетку. Тюрьмы и лагеря переполнены случайными людьми, которых изредка встречающиеся профессиональные преступники называют «пассажирами» или «далекими». Говоря о пытках, совсем необязательно смаковать подробности конкретных патологических эпизодов. Справедливости ради необходимо сказать, что далеко не все работники органов внутренних дел являются садистами, извращенцами и взяточниками. Многие до конца остаются обыкновенными мужчинами и женщинами, добросовестно выполняющими свою работу. Именно они, наряду с арестантами, составляют группу риска, ежедневно контактируя с туберкулезниками, а следовательно, ежедневно подвергаясь страшной опасности заразиться. Ежегодно ТБ заболевают тысячи работников тюрем и лагерей, включая медперсонал. Издевательским по своей сути можно назвать законодательство, а пыточным – само взятие под стражу и, даже более того, причастность к так называемой «правоохранительной системе». Отношение порождает отношение.

<Содержание номераОглавление номера>>
Главная страницу