Нильс Кристи

Политика уголовного правосудия: тенденции и влияние на состояние здоровья заключенных

I

Основная тема сегодняшней повестки дня - "тюрьма и здравоохранение". Поэтому позвольте мне начать с очевидного, но часто игнорируемого пункта, который звучит так: лучший способ улучшить общее состояние здоровья заключенных - снизить численность тюремного населения. Данная мера приведет и к снижению уровня преступности. Но сейчас я опущу этот момент и сосредоточусь на проблемах здоровья. Наказание есть намеренное причинение боли. Тюрьмы представляют собой основной инструмент причинения боли. Работники тюрем стараются облегчить эту боль, как замечательно показала Элисон Либлинг в своей книге "Тюрьмы и их моральное воздействие" (2004). В отдельных случаях заключенные могут даже получать доход от временного пребывания в тюрьме.Тем не менее, от тюрьмы до высшей меры наказания рукой подать: ведь тут отнимается хоть и не вся жизнь, но кусок жизни. Никогда не забуду старика, которого я встретил в главной тюрьме Осло. "Самое ужасное для меня - это весна, пожаловался он мне. И не потому, что из-за решетки наблюдаешь, как зеленеют деревья, а потому, что меня посадили весной. И каждая новая весна напоминает, что я потерял еще один год. А мне не так-то много лет и осталось".

Тюремное заключение не может быть полезно для здоровья. В ряде стран это полная изоляция, в других - вынужденное сожительство с огромным числом людей. Из всех форм заключения именно тюрьма быстро оказывает пагубное воздействие на здоровье. Например, при аресте и иных формах предварительного заключения, которые, как правило, являются самым тяжелым в любой пенитенциарной системе. Эти места заключения всегда переполнены. Я посещал одну такую тюрьму в Сан-Пауло, настолько набитую заключенными, что они даже не имели возможности пользоваться душем. В душевых находились арестованные. Они стояли там, тесно прижатые друг к другу. Или взять российские камеры предварительного заключения летом. Стоит невыносимая жара, и сотни людей находятся в одном помещении, прижавшись друг к другу полуголыми телами. А коридоры при этом пусты. Вивиан Стерн описала эту ситуацию в названии своей книги - "Приговоренные умирать" (1999). А ведь сидящим в камерах предварительного заключения приговоры пока еще не вынесены. Норвежские учреждения предварительного заключения - тоже позорное явление. Но в силу прямо противоположных причин: здесь люди испытывают ужасающие страдания потому, что в камерах предварительного заключения они оказываются в полной изоляции. Комиссия по пыткам за это неоднократно критиковала Норвегию. Трудно понять, как врачи выполняют свой профессиональный долг там, где люди обитают в таких нечеловеческих условиях.

Большинство тех, кто испытывает намеренное причинение боли, и раньше оказывались в подобном положении. Почти все они принадлежат к низшей страте своих обществ: бедные, плохо образованные, имеющие проблемы с наркотиками и алкоголем, сироты. Одна из наших студенток назвала свое исследование условий существования таких людей "Изобилие обездоленности". И эти условия становятся все хуже и хуже. Как показывает недавнее шведское исследование, в последние годы ситуация значительно обострилась по всем показателям.

И мы все это знаем. Но знание отнюдь не является идеальным лекарством против негативных последствий современной жизни. Мы постоянно слышим требования увеличить численность тюремного населения вкупе с призывами ужесточить условия тюремной жизни. В Словении и скандинавских странах тюремное население сравнительно невелико - около 70 заключенных на 100 тыс. жителей. В Западной и Центральной Европе эта цифра составляет 100 заключенных на 100 тыс. жителей. Но дальше на восток европейского континента эти цифры постепенно растут. В этом смысле Англия и Уэльс являются исключением - там плотность тюремного населения сопоставима с Восточной Европой, но это число еще будет возрастать, поскольку существуют планы к 2007 г. увеличить емкость пенитенциарных учреждений на 3400 мест. Россия с 562 заключенными на 100 тыс. жителей является лидером в Восточной Европе. Но безусловный чемпион мира - Соединенные Штаты, где на 100 тыс. жителей приходится более чем 700 заключенных. В самих же США лидирует Луизиана: тут за решеткой сидит более 1 процента населения. В одной из тюрем Луизианы надзиратели забыли отпереть замки на дверях камер, когда на побережье обрушился ураган "Катрина", и вода затопила здание (бюллетень "Хьюман райтс уотч", 22 сентября 2005 г).

Поскольку тюрьмы являются в высшей степени нездоровыми местами обитания, то для ВОЗ в целом и для проекта "Здравоохранение и тюрьма" одним из главных направлений должна стать работа, направленная на постепенный отказ от применения тюремного заключения.

II

Но каковы внутренние причины этого невероятного давления на пенитенциарную систему в наиболее индустриально развитых странах? Вероятно, ответить можно так: "Мы выпустили тигров из клеток. Мы сняли регуляторы экономической жизни и сделали экономический успех главным критерием достойной жизни".

В наше время экономическое мышление и приоритет экономических целей полностью доминируют над всеми иными возможными целями и заботами. В каком-то смысле все мы живем в тоталитарных государствах, где всем заправляет капитал. Но это капитал в новом смысле этого слова. Некогда слово capital означало вершину колонны, капитель, голову. Мы этим словом обозначаем главный город страны, столицу, но употребляем его и в значении "голова" - в тех случаях, когда ее не сносить: по-английски "высшая мера наказания" называется "capital punishment". Какая ирония: в наше время деньги заменили голову, вершину...

Прямо вытекает из нашего обожествления денег как "головы" всего поклонение закону джунглей в борьбе за победу. Мы делаем акцент на индивиде, а не на коллективе, прославляем магнатов от бизнеса, признаем права сильнейшего. В далекой перспективе он всех нас поработит. Рост и экспансия - вот основа такого типа мышления. Экспансия в городе, в стране, на планете. Большой пожирает маленького - вот закон либерализма. Открытые границы, миграция, люди, оказывающиеся в неведомом им мире... Элиот Карри в своей статье (сборник "Теоретическая криминология", 1997) отмечает, что если мы хотим понять природу преступления среди низших классов, мы НЕ должны сосредоточивать свое внимание на этом классе. Мы должны пристально изучать поведение высших классов, ибо там происходит развитие культуры нормативной жестокости. Он пишет:

"По мере развития рыночного общества ценность труда и его способности объединять индивидов в производственное сообщество постоянно снижается, поскольку все возрастает ценность потребления ради потребления - получения желаемого, опережения других любыми имеющимся в наличии средствами. И когда этот культурный сдвиг соединяется с сужением поля возможностей для добросовестного труда, он наносит двойной удар по одному из основополагающих механизмов социальной поддержки, общественного контроля и общественного долга".

Сам собой разумеется, это ведет к размыванию норм. Но вдобавок мы оказываемся в ситуации, когда мы становимся более уязвимы в своих попытках дать отпор неприемлемому поведению, с которым сталкиваемся. Это происходит потому, что мы вынужденно вовлекаемся в такой стиль жизни, когда постепенно теряем информацию об окружающих нас людях. Нам твердят, будто мы живем в "информационном обществе". Будучи норвежцем, я сегодня знаю о Бали больше, чем когда-либо раньше, особенно если речь идет о взрывах бомб на этом острове. Я больше знаю о Чечне, больше о птичьем гриппе, больше о лондонских отелях и об экзотических фруктах, которые продаются в Осло. Но я знаю куда меньше о своих ближайших соседях по кварталу. Я имею в виду "кухонное знание". Знание, которое я получаю от гостей, родственников, соседей, друзей моих детей. Этимологически слово "товарищ" - comrade - восходит к слову "комната" - camera. Товарищ - это человек, с которым я нахожусь в одном помещении. У нас и сегодня есть друзья, но они далеко, они больше не находятся рядом со нами в одном помещении, как то было раньше. И мы сами тоже больше там не находимся. Современные транспортные технологии меняют не только климат, но и общественную жизнь. Идеологии, превозносящие рыночную экономику и глобализацию, способствуют размыванию знания, основанного на местных контактах. Географически мы перемещаемся. Мы перемещаемся по образовательной лестнице. И мы перемещаемся по классовой лестнице. При нашей экономической свободе социальное неравенство неизбежно усугубляется. О большинстве современных государств можно сказать: никогда еще население не имело столь высокого образовательного уровня, измеряемого количеством сданных экзаменов. Но можно ведь сказать и так: никогда еще люди не знали так мало о своих ближайших соседях.

При всей географической, общественной и образовательной мобильности мы лишаемся "кухонного знания" и тем самым становимся уязвимы перед лицом всяческих невзгод. Чтобы решить какие-то бытовые проблемы, мы вынуждены обращаться к экспертам или специалистам в узких областях. На моей улице живет молодой пьянчуга. Он запугивает престарелую даму и вымогает у нее деньги. Она плачет и переезжает с этой улицы в другой район. На моей памяти такого никогда не было. Раньше, если бы я немного знал этих людей, я вмешался бы в их конфликт. Но сегодня я ничего делать не буду или же вызову полицию.

III

Но вот совершено преступление. Может быть, действительно надо вызвать полицию? Это обычная позиция. Но возможна и прямо противоположная - сказать: преступления не существует. Поступки, которые потенциально могут рассматриваться как преступления, подобны неиссякаемым природным ресурсам. Поступков как таковых не существует, их значение и смысл создаются в процессе их совершения. Классификация и оценка - вот основные поступки человека. Мир видится нам таким, каким мы его создаем. Поэтому и преступление есть продукт культурных, социальных и ментальных процессов. Всем деяниям, в том числе и нежелательным, можно найти десятки возможных определений для их понимания: дурные, безумные, злонамеренные поступки, уязвленное самолюбие, мальчишеская бравада, политический героизм или - преступление. Одни и те же поступки, таким образом, можно расценивать с точки зрения нескольких параллельных систем: правосудия, психиатрии, педагогики, теологии.

Если мы возьмемся положить конец тюрьмам в современных обществах, тогда очень важно будет понять, как возникают и видоизменяются значения и смыслы. И повлиять на этот процесс. Преступление есть социальная конструкция. Необходимо четко это понимать и, самое главное, проанализировать, на какой стадии количество переходит в качество и нежелательные поступки начинают восприниматься как преступления, а те, кто их совершил, - как преступники. Очень важно понять, при каких материальных, социальных, культурных и политических условиях преступление и преступник становятся доминирующими метафорами, доминирующим способом восприятия как нежелательных поступков, так и тех, кто их совершает. И это плодотворный подход. Он заставляет задаться вопросом, который очень редко ставят, а именно: каков приемлемый предел? Каково приемлемое количество нежелательных поступков, которые можно подводить под категорию преступления, то есть рассматривать эти поступки как преступления в соответствии с базовыми ценностями данного общества. Но этот вопрос естественным образом порождает следующий: каково приемлемое количество наказания?

Это вопрос не практический, а этический. Недавнее удвоение тюремного населения в Нидерландах связано не с изменением природы преступления, а с изменившейся политикой. Пенитенциарная система может прочитываться как своего рода язык. Она рассказывает нам о типе общества, в котором мы являемся гражданами или гостями. Некоторые ценности нацистского общества получили высокую оценку и в ненацистских обществах. То же с системой, созданной Сталиным. Многие высоко ценимые идеалы превозносились как в теории, так и на практике. Но затем появилась и оборотная сторона: множащиеся тюрьмы, концентрационные лагеря, гулаги. Сегодня в мире господствует система, стимулирующая мобильность и дистанцированность людей. Но одним из ее последствий является рост населения тюрем - современных концлагерей. Тюрьмы превратились в отстойник для бедняков, стали удобной заменой социальных пособий. Тюрьма - функциональная альтернатива системе социального обеспечения. Этим объясняется и низкое число заключенных в Скандинавии, и высокая численность населения тюрем в США.

IV

Как остановить этот процесс?

В общем и целом ответ прост: нам нужно загнать тигров обратно в клетки. В этой связи мне хочется сделать два основных замечания. На мой взгляд, необходимо бросить хотя бы тень сомнения на отупляющий консенсус по поводу благотворности экономического роста. Рост системы, государства, экономики - вовсе не очевидные преимущества. Если рост угрожает основным элементам нашей общественной системы, то элементарная логика профилактического лечения требует от нас остановить это развитие, остановить, чтобы подумать и подискутировать на эту тему. Но подобные дискуссии в Европе практически не ведутся. Каков же приемлемый предел? В политических дискуссиях, ведущихся в современной Германии, мы снова и снова слышим, что экономика-де нуждается в новых темпах роста. Рост... Но как насчет перераспределения ресурсов? Перераспределения, при котором будет обеспечен равный доступ к работе? Моя страна является одним из лидеров на планете по уровню национального богатства. Но по меркам ценностей и социального порядка, которые некогда доминировали в обществе, наше богатство представляет собой огромную опасность. Биологи пытаются сохранить условия жизни для людей, фауны и флоры, и самой нашей планеты. Криминологи должны предпринимать такие же усилия по сохранению общественных систем.

И второе замечание, совершенно конкретное. Коль скоро тюрьмы являются рассадниками болезней, давайте предложим альтернативы. Их немало в нашем распоряжении - особенно в форме восстановительного правосудия и иных аналогичных социальных решений, или в виде базовых мер по удержанию социального обеспечения на таком уровне, когда нуждающимся людям будет что терять, если они станут заходить слишком далеко в своем асоциальном поведении.

V

Это подводит меня к следующему важному пункту, имеющему отношение к организации медицинского обслуживания заключенных. Необходимо создать такую систему, при которой работники здравоохранения были бы независимы от тюремной администрации. В полной мере этого никогда не удастся добиться, да и не нужно. Однако независимость можно выразить одной фразой: работники здравоохранения не должны быть работниками пенитенциарной системы. Я с радостью услышал, что эта позиция была представлена в докладе на конференции по проблемам медицинского обслуживания в тюрьмах и общественного здравоохранения в Лондоне в 2004 году. К этому я бы добавил: не только система здравоохранения должна быть выведена за рамки тюремной системы, так же следует поступить и в отношении ряда других служб, что мы сделали в Норвегии. Наши тюремные библиотеки входят в общую систему муниципальных библиотек, тюремные школы подчиняются департаменту образования, священники являются представителями церкви, а врачи - работниками государственной системы здравоохранения. Сотрудники только приписаны к конкретной тюрьме, причем нередко в течение довольно длительного периода. Для работников различных служб очень важно не утратить профессиональную квалификацию и следить за развитием своей профессии, чтобы самим не оказаться взаперти за тюремными стенами.

Административной независимости добиться относительно нетрудно. Но вот социальная независимость представляет куда более серьезную проблему. Это особенно очевидно, когда речь идет о наркотиках в тюрьмах. Ни одна тюрьма не ограждена от нелегальных наркотиков. Иначе это были бы ужасные тюрьмы, полностью изолированные от общества тоталитарные монстры. Заключенные принимают наркотики, многие в виде инъекций. Но шприцы - редкая роскошь в большинстве тюрем. Пронести в тюрьму их трудно, а надзирателям их легко обнаружить. Но сегодня все громче раздаются голоса за то, чтобы обеспечить заключенных шприцами. Проекту "Здравоохранение в тюрьме" удалось сделать важный шаг вперед, заставив ВОЗ принять в мае 2005 года "Директиву о тюрьмах, наркотиках и снижении ущерба для здоровья". В этой директиве сказано:

"Настоятельно рекомендовать тюремным системам продвигаться как можно быстрее - в той мере, в какой это позволяют ресурсы, - к введению дополнительных мер по снижению ущерба, как-то:

• развивать тщательно спланированные и всеобъемлющие программы клинического лечения наркозависимых заключенных, в том числе терапевтической помощи потребителям заменителей опиатов;
• развивать программы бесплатного распространения шприцов, аналогичные тем, которые осуществляются в городских общинах, особенно в условиях, когда число ВИЧ-инфицированных и носителей вируса гепатита С в том или ином учреждении достаточно высоко или если известно, что там широко распространена практика инъекций наркотиков;
• применять эффективный метод дезинфекции шприцов и инструментов для татуажа наряду с информированием заключенных о недопустимости и опасности общего употребления шприцов".

Это важнейшие и прогрессивные шаги. Я поддерживаю многие инициированные ВОЗ мероприятия, связанные с тюремной наркоманией, но сделал бы еще один шаг. Нет сомнения в том, что наркотики - главный бич нашей пенитенциарной системы. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести в тюрьме хотя бы один день или почитать отчеты о тюремном быте. Люди идут на преступления, чтобы добыть денег на наркотики, преступления совершаются на каждом этапе незаконного оборота наркотиков, будь то их импорт, торговля или употребление; заключенные лишают себя шанса досрочное освобождение, если у них при досмотре обнаруживают наркотики, а большинство не может порвать со своим пристрастием и после освобождения. Как очень давно отметила одна британская газета, война с наркотиками окончена. Наркотики победили. Это проигранная война. Но в то ж время это война, которая является основной движущей силой неуклонного роста тюремного населения в современном обществе.

Перевод с английского Олега Алякринского