Иван Петров

Я - малолетка

Иван Петров два месяца отсидел в ИЗ - 77/5 города Москвы (см. примеч. - Ред.) по обвинению, которого ему по закону предъявить не могли до достижения 16 лет (Ивану всего 15). Он проходил по делу о захвате приемной администрации президента РФ членами Национал-большевистской партии 14 декабря 2005 года.

Как выглядит со стороны московская тюрьма для малолеток, я не видел. Я ехал в "автозаке". На улице было холодно. При подъезде к тюрьме мы остановились. К нам в машину закинули примерно еще человек семь. Было ощущение, как будто мы рыба в бочке. Заехав на территорию тюрьмы, мы остановились напротив центрального входа. По одному нас под конвоем отводили на центральный корпус. Внутри была сильная влажность. С потолка капала вода и сыпалась штукатурка, все было закапано, как в старой бане. Нас повели по длинному коридору - я смотрел на ржавые, сальные двери камер.

Пришли на шмон. Нас заставили раздеваться наголо, приседать. При этом пиздили по почкам от скуки. Угрожали, что в камере, в которую приведут, тебя сделают пидорасом. Заставили учить правила поведения заключенного. Все это время не переставали бить. После окончания проверки нас повели на каптерку. Поставили на "растяжку" (стоя у стены, ноги на всю возможную ширину, руки вверх с ладонями, вывернутыми наружу) на два-три часа. По одному вызывали к каптеру. От каптера ужасно пахло перегаром, хотя он тоже был заключенным. Заставили снимать "вольную" одежду, выдавали вместо нее грязную, рваную, иногда с бельевыми вшами робу-спецовку. Из моей одежды остались трусы, футболка, носки и ботинки. Дошло дело до спальных принадлежностей. Подушку было невозможно отличить от кирпича, такая она была грязная и жесткая. Матрасы были такими тонкими, что даже не чувствовал их, когда спал. Одеяло было просто как марля, тонкое и дырявое. Нас начали таскать по холодным, мрачным коридорам. Привели на седьмой этаж, там, в отличие от всей тюрьмы, было почище. Подвели к камере, в двери было несколько дырок, прогрызенных супинаторами, - там сразу же замелькали тени. Подошел конвоир, вставил два ключа в хлипкие замки, после нескольких оборотов ключа дверь открылась. Я зашел в камеру, в ней горел тусклый свет. Была ночь. В камере, на первый взгляд, все спали, но когда закрыли дверь, все оказалось не так. Ко мне подошли двое заключенных. Остальные же двенадцать человек спали и не двигались. После того, как мне объяснили, где моя кровать, что можно, что нельзя примерно делать, я лег спать.

В шесть часов - подъем. Все проснулись, умылись, сели за стол. Позвали меня и начали расспрашивать, как я сюда попал и за что. После того как я назвал все свои статьи (278-я - захват власти от 12 до 20 лет, 214-я - хулиганство, 167-я - порча госимущества), все заключенные долго молчали в шоке. Ни у кого из них не было таких статей. После этого они начали долго объяснять, кем ты будешь первое время. "Зелеными" называли тех, кто только попал на тюрьму впервые. За несколько дней я освоился. За эти несколько дней насмотрелся всякого. Одного "опущенного" за то, что он дотронулся до чужой наволочки, отметелили так, что он не мог ни ходить, ни разговаривать целый день. Если ты не хочешь его бить, то могут избить и тебя. "Отстраненные" (или опущенные) там были даже не люди. Попал он в тюрьму за то, что захотел побороться за чистоту нации. Неудачно. Толпой в 30 человек ворвались в вагон метро и нанесли тяжкие телесные повреждения кавказцам. В камере он не смог объяснить, зачем это сделал.

Как себя поставишь, так и будешь жить. Все жили, стараясь подражать "ворам". Отказ от такой жизни делал тебя отщепенцем. В камере было братство, если менты начинали кого-то бить, издеваться, камера, этаж и весь корпус поднимали бунт: голодовка, перерезают вены, вышибают "кормушки" на дверях, не выходят на проверки... Так все время и жили. Как говорил смотрящий за камерой, тюрьма - это школа, а зона - экзамен. Только из-за этого малолетку и боялись, потому что она была беспредельной. Ментам приходилось считаться с понятиями заключенных.

Заботились не только о сокамерниках, но и о тех, кто сидит в карцерах. Каждый день перед проверкой делали "грузы". В "грузах" были сладости и сигареты, так как в карцерах это запрещалось. Даже если приходили письма - до сидящего в карцере они не доходили. Вечером водили на прогулку, на крышу, там были сделаны боксы с решеткой вместо потолка. На прогулку выводили в робе, выдавали фуфайки: грязные, порой без рукавов, мокрые. При всем при этом только на наш этаж поступило 200 новых фуфаек. Неизвестно, где они были. На прогулке мы прятали во всевозможные места "грузы" для других заключенных, тех, кто находится в карцерах. Их уважали. Там они находились не просто так, а за то, что ломали режим. Гуляли мы минут 15-30, не больше. Хотя по закону положено два часа. Все время прогулки шло запрещенное общение между камерами. После прогулки, примерно часов в восемь, мы без конвоя спускались в свои камеры, нам не хватало только ключей, чтобы совершить побег. В камеру мы с собой пронесли даже проволоку, оторванную на прогулке, длиной метров шесть, нас даже не обыскивали. Дожидались ужина. Кормили нас, конечно, "хорошо". Утром кашу - перловку или сечку, в обед - суп неизвестно из чего, а на ужин тухлую пересоленную капусту. Большим спросом пользовался хлеб, но его выдавали полбуханки на человека. После ужина перед отбоем заваривали чифир, садились за стол и обсуждали, как прошел денек и кто где накосячил. После выяснения всех проступков перед "воровским кодексом" виновные вставали у стенки, и им "пробивали в душу". Сколько бить ударов, говорил смотрящий. После отбоя все идут умываться и спать. Спали не все. Камера делилась на две категории: дневные и ночные. Ночными называли более понимающих "ход воровской жизни" - второходов, долгосидящих. Ночные занимались, тем, что гоняли "дороги" через решетки. Тогда охрана с запретной территории звонила на корпус дежурному, после чего начинали шмонать все камеры. Об этом предупреждал человек, который стоял на шухере у дверей, его называли "шлинфтовой" - "спина и уши хаты". В дневной "массе" тоже были шлинфтовые. Их было пятеро, в том числе и я. Каждый "зеленый" вначале становился шлинфтовым. Обо всех движениях на продоле он должен предупреждать камеру. Если же он этого не делал, его могли скинуть со шлинфтов или "пробить в душу" всей камерой.

Еще там была школа. Периодически нас выводили на уроки. Урок заключался в том, что вся камера сидит за партами, приваренными к полу, и просто смотрит телевизор. Был там священник. Он учил нас истории мироздания, раздавал иконки, крестики, дарил всякие подарки. Как-то раз он хотел принести нам в камеру радио. Но это радио не пропустили даже на территорию, так как по нему можно было слушать переговоры ментов. Чего они очень боялись. Как-то раз нам в камеру попал телевизор с радио. В течении всего дня мы слушали их переговоры, узнали, что в такой-то день будет шмон с участием ОМОНа. Так и произошло. Прессовали три камеры - это были "учения". После чего произошел небольшой бунт под Новый год. В карцеры попало пять человек зачинщиков. Они пускали по камерам предупреждения о беспорядках, за что поплатились. Потом телевизор ушел в другую камеру.

Новый год. До одиннадцати часов камера жила как обычно. Когда Путин начал толкать речь, смотрящий за камерой обозвал его кэгэбэшником. Когда начали бить куранты, мы достали сделанную из украденных и тайно принесенных баландером дрожжей брагу. Разлили по алюминиевым кружкам, выпив, начали буянить, орать в решку и дверь "с Новым годом, малолетка!". Охранник решил просто убраться подальше, чтобы не слушать. Кричали до часу ночи. После чего, устав, смотрели телевизор, кто-то звонил на последние деньги домой по мобильнику (они водились в некоторых камерах). У нас его кто-то умудрился утопить в унитазе. Перед подъемом, чтобы его не убили, он выломился из хаты. А потом подался в баландеры.

Первого января узнали, что почтальон, разносящий письма, решил уволиться. До 11 января невозможно было ни получить, ни отправить письма. Письма разносил "кабанщик", то есть тот, кто разносит передачи. Когда я в первый раз услышал фразу "Кабаны побежали", ничего не понял. И удивился объяснению, что это значит: разносят передачи. Передачи у нас были хорошие, только сигареты из магазина было нельзя малолеткам. Можно было только в передачах. В передачах их ломали, резали и т. д. Приходилось закручивать самокрутки. После 11-го числа начали разносить "объебоны" - предъявленные обвинения. В этот день мне принесли извещение о подаче жалобы по изменению меры пресечения, потому что мне до 16 лет не могли предъявить статью 278-ю о захвате власти. 18-го числа меня до отбоя должны были предупредить о выезде в суд, но этого не произошло. Меня даже не повезли в суд. Суд прошел без моего присутствия, без присутствия адвоката и законного представителя (моей мамы). После обеда меня "выдернули" из камеры, сообщили, что сегодня меня выпускают. Дали подписать два листочка. Я написал заявление о получении денег, чтобы доехать до места жительства. После меня опять отправили в камеру до прогулки. Никаких известий об освобождении больше не было. Всю камеру вывели на прогулку, а меня оставили. Вывели в каптерку, отдали все вещи и отпустили из тюрьмы. Первым моим желанием было перемочить всех ментов. На улице я увидел свою мать, которая дожидалась меня с десяти утра. С собой из тюрьмы я вынес свое письмо, которое не успел отправить в этот день. Все вещи я оставил в камере, так как забирать их считается плохой приметой. И в тот же день я приехал домой в Тверь. Показав справку об освобождении при проезде в метро, я привел в ужас работников метрополитена и железной дороги.

Примечание

Следственный изолятор N 5 расположен на северной окраине Москвы. Это один из самых новых изоляторов столицы. Первоначально в корпусах СИЗО размещался лечебно-трудовой профилакторий N 3. С ликвидацией ЛТП здание было передано Главному управлению исполнения наказаний. Приказом Минюста России N 85 от 15.03.2001 года учреждению ИЗ-48/5 присвоено наименование ИЗ-77/5 УИН Минюста России по г. Москве.

В 1998 году в СИЗО поступили первые несовершеннолетние правонарушители. В ноябре 1999 года несовершеннолетние лица, заключенные под стражу, переведены в отдельное режимное здание, где для них оборудованы спортивный зал, три учебных класса для занятий и просмотра видеофильмов, библиотека.

В 1999 году заработала хлебопекарня. В октябре 2000 года запущена линия по производству макарон, в марте 2001 года открыта столовая для личного состава.

В мае 2003 года в отряд хозяйственного обслуживания приняты первые женщины-осужденные (переведены из СИЗО-6).

С марта 2000 года СИЗО-5 принял активное участие в российско-британском проекте. Работа проекта была рассчитана на 3 года. СИЗО-5 сотрудничал в рамках Проекта с тюрьмой "Магилиген", расположенной в Северной Ирландии. Представители "Магилиген" во время своего пребывания отметили, что условия содержания подследственных изолятора приближаются к европейским стандартам.

В апреле 2001 года на территории СИЗО-5 открыта начальная школа для несовершеннолетних, а в октябре 2003 года приняла первых учеников общеобразовательная школа для несовершеннолетних.

На территории изолятора открыт Храм Святителя Николая Чудотворца, возведенный осенью 1995 года по совместной инициативе руководства СИЗО-5 и Московской епархии.

В 2002-2003 годах проведен капитальный ремонт 2-го режимного корпуса, где содержатся несовершеннолетние, переоборудованы прогулочные дворы, обустроен навес над дворами. Оборудованы кабинеты воспитателей, психолога. В общей сложности для проведения капитального ремонта ГУИН Минюста России и московской мэрией было выделено 20 миллионов рублей.

На сегодняшний день оперативная обстановка в учреждении удовлетворительная, в камерах изолятора содержится 1712 подозреваемых, обвиняемых и осужденных, из которых несовершеннолетние составляют около 350 человек. В изоляторе несет службу опытный, сплоченный коллектив сотрудников из 360 человек.

Начальник - подполковник Полтавский Сергей Иванович.

Примечание подготовлено Юрием Александровым.