Евгения Окунь

Просто зечки

Когда я ездила в воспитательную колонию для девочек, чтобы проводить фотосеминары в отряде "ВИЧ-инфицированных" (совесть не позволяет писать без кавычек), то еще не была ВИЧ-диссидентом. Возвращаясь из этих поездок, все время думала о том, как, чем могу помочь этим девочкам. И когда меня снова приглашали принять участие в посещении этой колонии, то стремилась именно в этот отряд, к своим друзьям.

Постепенно, знакомясь с разными книгами и материалами в интернете, я поняла, что со СПИДом дело обстоит, с одной стороны, сложней, чем это пытаются представить заинтересованные люди, но - и не так страшно, как принято об этом думать. По крайней мере, все мы видим, что те, кто в 90-х и не мечтал дожить до нового века, переменив образ жизни и перестав колоться, превратились из обществ смертников в общества "людей, живущих с ВИЧ"... И слава Богу.

Но, поняв что-то про СПИД, про мифологию и страх, я ничего не понимала про тюрьму! Точнее, про воспитательную колонию для девочек, куда ездила, к тому времени, уже четыре раза!

Все четыре раза я бывала только в одном отряде. Привозила альбомы по искусству, фотоаппараты, нам разрешали немного фотографировать, это было прекрасное совместное творчество. Получились замечательные вещи; мы общались (насколько это возможно в присутствии охранников); я видела, что огромные сроки совершенно не соответствуют преступлениям, я видела, как девочки растут, как их детские души проходят тягчайшее, незаслуженно строгое испытание системой.

Но приезжая всегда в один отряд, я совершенно не понимала, кто же, собственно, сидит. Девочки из моего отряда, самые, по идее, несчастные, оказались совершенно не показательны в плане социального портрета рядовой несовершеннолетней российской зечки. Мои девочки, так называемые ВИЧ-инфицированные, это, как правило, бывшие потребители наркотиков, и хотя некоторые из не очень благополучных семей, но они не сироты, родители им пишут, кое-как помогают. Все они мечтают вернуться и зажить "новой жизнью". Они живут в колонии в одном отряде, всего их не больше 15 человек.

А остальные?..

Всего в той колонии около 400 заключенных. Во время своего пятого, последнего посещения, проходя по тюремному двору мимо колонны девочек на прогулке, я что-то спросила у одной из них. Слово за слово, узнаю, что девочка - сирота. Что у нее нет необходимых вещей , даже самых простых - мыла, туалетной бумаги, а, главное, тазика, без которого просто погибель, потому что горячей воды в колонии нет, бывает только в титане, если повезет и тебе хватит, то можешь подмыться в тазике, да и холодной тоже только в тазике. А тазик должны прислать из дому, а из дому не то что тазик - писем не шлют.

Я записываю фамилию девочки и вижу округлившиеся глаза рядом стоящих детей. Тогда я робко спрашиваю: "А кому еще не пишут, девочки, у кого нет тазика?"

И все, просто все вокруг выступают вперед - "мне!" Лес рук, и вдруг шепот со всех сторон на одну из них: "А ты чего тянешь, у тебя сестра есть", и ответ, тоже шепотом: "Да она мне за год только одну посылку послала".

После этой сцены я не пошла в "свой" отряд, а стала просто разговаривать со всеми подряд. И из этих разговоров поняла, что подавляющее большинство "малолетних преступниц" просто сироты, в основном, кстати, сироты при живых матерях - спившихся или "закрытых" (сами девочки так и говорят: "маму закрыли". Об отцах, кстати, в этой стране речь вообще не идет; если его нет или если он сидит - это еще не признак сиротства).

У меня самой пятеро детей. Глядя на каждую из этих девочек, слушая ее историю, я видела, что она попала сюда просто потому, что некому было заступиться, когда она, например, вовремя не вернула взятый покататься велосипед (14-летняя Ксюша получила за это три с половиной года) или нечаянно оказалась в какой-то общаге, где взрослые двадцатилетние девицы насиловали такую же взрослую девицу (14-летняя Олеся по просьбе этих девиц взяла все на себя, поверив, что малолетке ничего не будет, и получила 6 лет), или просто стянули жратвы для младших братьев-сестер (очень частый случай!), а государство - тут как тут, коварный монстр на мягких лапах, ждет и подкарауливает, не поскользнется ли какая сирота, чтобы хвать и - в железные лапы правосудия. Почти ни у кого из тех, с кем я говорила в тот день, в домах (если у них вообще был дом!) не было электричества - отрезали за долги. У одной моей собеседницы, как раз той, которой три с половиной года за велосипед дали, мама умерла, папа пьет, у дома, в котором они живут, нет стены, обвалилась, а у самой у Ксюши единственное желание - узнать, где же живут сейчас, зимой, младшие сестры, потому что дома не только одной стены, но ни отопления, ни электричества нет.

Венцом всего явился рассказ другой девочки, у которой дом просто по бревнам разобрали и увезли. За родительские долги. Да и администрация говорит: большинству некуда возвращаться. И, кстати, не скрывают, что отпускают по УДО только с учетом семейных обстоятельств - если есть "куда".

Сейчас в России только три воспитательные колонии для девочек. Но несомненно, что в скором времени потребуются новые, так как по последнему закону, в той же связке, что и монетизация льгот, узаконена страшная вещь - теперь, чтобы продать квартиру или дом с прописанными детьми, не нужно согласие не только этих детей, но и органа опеки и попечительства. Если раньше просто отрезали свет, то теперь за долги по квартплате будут продавать дома. Выходить на улицу и протестовать по этому поводу , как пенсионеры, они не могут, потому что - дети. А тем из них, кто сегодня за решеткой, может статься, уже некуда будет выходить.