Власть должна быть вменяема

Арье Найер Военные преступления: Геноцид. Террор. Борьба за правосудие.
М.: Юрист, 2000, 366 с. Книга издана при поддержке Фонда Сороса. Перевод А.Богдановского

В русском переводе вышла изданная два года назад на Западе книга, написанная президентом Инcтитута "Открытое общество", бывшим руководителем Human Rights Watch Арье Найером. Предисловие к русскому изданию написал его единомышленник - Сергей Адамович Ковалев. Внимательный читатель заметит тонкое интонационное различие этих текстов - небольшого предисловия и самой книги. Найер излагает и анализирует мировой опыт международной защиты прав человека - в том числе, если эти права нарушаются тем государством, чьим гражданином человек является. (Опыт ХХ века убеждает нас в том, что именно собственное государство часто оказывается самым опасным врагом...) И в тоне Найера звучит естественная уверенность в реальных перспективах этого правозащитного занятия. Сергей Ковалев, на собственном немалом опыте познавший предмет исследований Арье Найера, высказывается, скорее, в интонации надежды. Действительно, международное гуманитарное право для России сегодня - почти исключительно предмет спекуляции - риторика, но не реальность. Живя в одном времени, мы находимся в несколько разных исторических измерениях.

Неслучайно книга Найера подтвердила для Сергея Ковалева (видно, сильно "фонил" и личный опыт) его собственный достаточно радикальный вывод (он вполне самокритично называет его "категорическим и утопическим"): "Проблема уголовного наказания за грубые и массовые нарушения прав человека и, в частности, за военные преступления и преступления против человечества, неразрешима в рамках национального правосудия. Поэтому все эти преступления, в какой бы стране они ни совершались, должны быть подсудны исключительно международным судебным органам".

Иначе говоря, речь идет о глобальной исторической подвижке - ограничении национально-государственного суверенитета во имя охраны индивидуальной человеческой жизни. Привлекательная перспектива. Но Найер обсуждает прежде всего программу-минимум. Он говорит о необходимости и возможности утвердить практику международной уголовной ответственности за совершение военных преступлений и преступлений против человечества. Он подробно анализирует опыт работы Международных Трибуналов по бывшей Югославии и Руанде, рассказывает о попытках правового преследования латиноамериканских и африканских диктаторов, обращается и к опыту Нюрнбергского и Токийского Трибуналов по военным преступлениям. Книга написана на очень большом фактическом материале. Но одновременно Арье Найер размышляет о "теории преступления": о преступном государстве и коллективной ответственности, о преступном приказе и смягчающих вину обстоятельствах, о различии понятий "военные преступления" и "преступления против человечества", о правовом иммунитете высших чиновников и военных лиц, о правомерности амнистии для военных преступников...

Мы еще только начинаем обретать ясный язык для публичного обсуждения этих тем. И пока плохо чувствуем весьма существенные терминологические различия. Разнобой в переводе и употреблении термина "humanity", о чем упоминает С. Ковалев, в этом отношении очень показателен. Этот термин переводят (иногда аргументируя свое предпочтение, иногда же вовсе ничего не разъясняя) то как "человечность", то как "человечество" - соответственно, получаем "преступления против человечности" и "преступления против человечества". Путаница эта выражает туманное понимание сути дела. На месте достаточно определенного понятия оказывается почти метафора, нагруженная "общегуманитарным" смыслом. По справедливому замечанию того же Ковалева, понятие "преступление против человечности" принадлежит скорее сфере нравственности, в то время как понятие "преступление против человечества" - юриспруденции. Иначе говоря, понятие "человечность" выражает скорее "общее чувство гуманности". (Замечательно при этом то, что сам С. Ковалев отдает предпочтение понятию "человечности".) Но может ли право защищать саму "человечность"? И что если человечность - сама источник скверны и зла и преступления? Размышление уходит в бесконечность... Не слишком ли зыбкая почва для позитивного права?

Между тем, еще Ясперс, говоря о появлении в ХХ веке принципиально нового преступления - санкционированного государством уничтожения целых групп своих граждан по этническому, расовому, религиозному или иному признаку, - вводил различие между военными преступлениями и преступлениями против человечества. Вот так он объяснял это различие: "Военные преступления - это преступления против человечности... это все мерзости, что совершены в отношении врага. Преступление же против человечества - это притязание решать, какие группы людей и народы вправе или не вправе жить на земле, и осуществлять это притязание путем истребления". Именно это различие позволяет ввести понятие "преступного государства" и впервые рассмотреть это явление как уникальное событие ХХ века. Ясперс в 60-х годах называл этот новый вид преступления общим словом "геноцид". "Геноцид означает в принципе исполнение приговора, вынесенного другой группе людей, народу, который не должен жить на земле. Кто притязает на такой приговор и исполняет его, тот преступник перед человечеством. Такие действия совершались против евреев, цыган, душевнобольных... Кто на основании такого приговора осуществляет истребление народов через какую-то организацию и в этом участвует, делает нечто принципиально отличное от всех преступлений, какие совершались доселе. Он действует против принципа, который заключен в принадлежности к роду человеческому..., в признании человека человеком... с людьми, совершающими такое, человечество в свою очередь жить вместе не может" (К. Ясперс. Вопрос о виновности. М., Прогресс, 1999).

Новый масштаб и новые технологии преступления - вот о чем говорит Ясперс и что его заботит как новое явление... Понятие "человечество" не предполагает дискуссии о том, что "человечно", и что "бесчеловечно". Оно утверждает право человека на жизнь на основе лишь факта рождения человеком. В то время как понятие "человечность" открывает пространство для бесконечных дискуссий... Еще одно существенное следствие: говоря о "преступлении против человечества" Ясперс считает адекватной ему - смертную казнь: "В общественных интересах человечества люди, которые это делают или делали, и только такие люди, должны быть наказаны смертью" (с. 119).

И еще один фрагмент. Из переписки Ханны Арендт с Карлом Ясперсом.

Х. Арендт: "Преступления нацистов...взорвали границы законности, и именно это делает их столь чудовищными. Никакая кара за них не может быть достаточно суровой. Разумеется, очень важно было бы повесить Геринга..., но это совершенно неадекватная мера... вынести адекватное наказание в рамках любого из существующих законодательств - невозможно...".

К. Ясперс: "Вы говорите, что деяния нацистов нельзя определить как "преступление" - и я не могу согласиться с вашей точкой зрения, ибо виновность, перекрывающую любую уголовную, неизбежно обретает оттенок некоего "величия" - сатанинского величия... Мне кажется, что нам следует видеть вещи во всей их полнейшей банальности..." (Найер, с. 294).

Смертная казнь адекватна преступлению против человечества именно потому, что совершают это преступление люди (и здесь излишни разговоры о гуманности или "демоническом начале"), то есть существа, несущие ответственность. Логика Ясперса упирается в четкий аргумент вменяемости и ответственности человека. Апелляция к общей идее "человечности" - уводит к метафизическому размышлению.

Несмотря на то, что переводчик Арье Найера Александр Богдановский предпочел термин "человечность", сама книга настраивает на необходимость отчетливых понятий, равно как и практических решений и действий, которые должно сегодня предпринимать мировое сообщество, чтобы избежать эксцессов неконтролируемого насилия.

Елена Ознобкина