Журнал "Индекс/Досье на цензуру"

Nota

Bene

Главная страница

События

Архив

МИРОВЫЕ МАСШТАБЫ. ПРЕСТУПЛЕНИЯ НА ГОЛОМ ОСТРОВЕ
На русский язык переведена работа Драгослава Михаиловича "Краткая история истребления" (перевод с сербского Ольги Дмитриевны Кутасовой). Пока у книги нет издателя.

"Эпизод" под названием Голый остров (1949-1953 гг.) в истории титоизма занимает такое же место, как холокост в истории гитлеризма или ГУЛАГ в истории сталинизма. Более сорока лет длился в Югославии заговор молчания: существование лагерей политзаключенных официально отрицалось. Только после смерти Тито (1980 г.) какая-то информация стала пробиваться на свет. Двенадцать лет бывший заключенный Голиотока, писатель Михаилович разыскивал товарищей по заключению и тайно записывал на магнитофон разговоры с ними. Пленки он прятал в безопасные места (первая запись сделана в 1979, последняя - в 1989 г.), а собеседникам дал обещание не публиковать записей, пока те живы. И сегодня многие имена скрыты под инициалами - ведь никакой реабилитации узников концлагерей, за исключением Черногории, и по сей день не проведено, архивы по-прежнему недоступны или уничтожены. Драгослав Михаилович развенчивает еще один миф нашего времени - о демократизме и гуманизме югославской модели социализма. "Голи-оток" - еще одно свидетельство преступлений перед человечеством большевизма-социализма-коммунизма.

Мы публикуем три фрагмента из книги:

ЛАГЕРНОЕ "САМОУПРАВЛЕНИЕ" В "САМОПЕРЕВОСПИТАНИИ"

Террор в югославских лагерях того времени сопровождался зверской системой "самоуправления" в "самоперевоспитании". Он проводился в жизнь под непосредственным руководством администрации лагерей и под постоянным контролем союзных и республиканских органов безопасности (Иван Краячич, Йово Капичич, Войо Билянович, Светислав Стефанович, Слободан Крцун-Пенезич), или Контрразведывательной службы Югославской армии (Ефтимие Шашич, Илия Костич), и невозможно себе представить, что ее вообще стали внедрять без ведома, санкции и директив самых главных государственных и партийных верхов. Контролеры и инспекторы "трудовых" концлагерей, в числе которых примечали и членов агитпропа республиканских центральных комитетов партии, были частыми гостями в управлениях так называемых строек - допускаемый эвфемизм лагерей.
"Первопроходцами" лагерного самоуправления и самоперевоспитания в большом лагере административных заключенных на Голом были толкачи, внедренные в бараки органами госбезопасности и милицией, а также шантажируемые заключенные с судебными сроками разного рода. Мне удалось идентифицировать несколько десятков таких людей. Они затем рекрутировали себе подручных среди тех же сломленных террором заключенных. Пытка самоперевоспитанием на Голом острове - с помощью администрации и под прямым контролем генерала Капичича - вводилась силами нескольких сот "перевоспитанных"из первой партии административных заключенных, доставленных на остров из сараевской центральной тюрьмы Боснии и Герцеговины во второй половине 1949 г. В день их прибытия сразу было убито двадцать лагерников. "Взятие власти" не обошлось без подавления сопротивления, в котором особенно упорствовали черногорцы. Так, на шестом десятке лет был убит Блажо Раичевич, довоенный сектатарь Краевого комитета партии Черногории, которого считают первой жертвой Голого острова.
Ирония истории этого страшного острова-лагеря состоит в том, что внедряли "самоуправление" с помощью "боснийцев" генералы и офицеры из госбезопасности Черногории (генералы Йово Капичич и Войо Билянович, начальник лагеря Воин Яукович и его заместитель Веселин Булатович, который проведет на острове в ранге заместителя, а потом начальника по крайней мере два года) и что очень скоро под давлением своих земляков черногорцы присоединятся к "боснийцам", среди которых было много мусульман и сербов из Герцеговины, и станут играть главенствующую роль и в лагерном самоуправлении. Этот феномен требует специального исследования. Черно-белый воинственный менталитет черногорцев, с одной стороны, привел их к самому высокому проценту узников по отношению к общей численности населения, первый убитый лагерник был черногорец, единственный перебежчик среди начальников всех концлагерей в Европе тоже был черногорцем, среди самых примечательных жертв Голи-отока было множество именно черногорцев, а с другой стороны, тот же менталитет на основе ложной мотивации "борьбы за свободу" со своими соплеменниками из Сербии породил самых страшных злодеев и насильников эпохи. Таким образом, можно сказать, что на Голи-отоке - стараниями прежде всего главного заказчика Иосипа Броза, вероломного шовиниста-суфлера Карделя и фашиствующего Краячича при содействии раболебных сербских услужителей из Лики и других краев Хорватии (Ефтимие Шашич, Бранко Дамянович), а также массы исполнителей из неустойчивых в своих национальных симпатиях черногорцев, - исходно присутствовала закулисная антисербская составляющая. Тупой головорез Александар Ранкович, который по должности своей был обязан заниматься этим "делом", прикидывался, что ничего не замечает. Слепая и безальтернативная идея югославизма, т.е. югославского государственного союза*, [*Согласно главенствующей идеологии первой Югославии (1918 - 1941), второй (1945 - 1991) и третьей наших дней, т.е. режима Слободана Милошевича, существование югославского государства является лучшим решением для всех народов, населявших территорию этого государства. Эту идеологию в наибольшей степени исповедовали сербы, другие же брали ее на вооружение тогда, когда она отвечала их национальным интересам, когда же она вступала с ними в противоречие, ее сменял, особенно в Хорватии и Словении, антиюгославизм, доходящий до примитивного антисербского шовинизма. Кульминации антиюгославизм достиг в двух гражданских войнах в Югославии - 1941-1945 и 1991-1995 гг. и продолжается сейчас в Косове и Метохии.] которую лелеяло в душе большинство сербов и Ранкович в том числе, привела к тому, что преступление Голого острова, само по себе ужасное, для сербов стало еще ужаснее.
Продолжение лагерного следствия начиналось с политических собраний в бараках, на которых узникам предписывалось сделать заявление о своей позиции или своей вражеской деятельности. На собраниях в зависимости от населенности бараков присутствовало от двухсот до трехсот пятидесяти человек. Проводили их старосты или их заместители в соответствии с исчерпывающими инструкциями соответствующих следователей, которые иногда, в особо важных случаях, и сами присутствовали на собраниях. Через эту унизительную пыточную процедуру, придубманную садисткими мозгами партии и тайной полиции, проходили все заключенные: и новички, которые таким образом подвергались "проверке", и старики, выполнявшие роль "проверяющих". Эта пытка могла продолжаться сколь угодно долго, пока следственная часть лагеря не была удовлетворена.
Председатель собрания задавал вопросы, этим "правом" обладали и все другие члены коллектива. Лагерное начальство расценивало это как форму борьбы с врагами. Заключенный, которого допрашивал коллектив, обязан был давать четкие ответы, называть имена "соучастников", часто членов своей семьи или родственников, и каяться в содеянном преступлении. В случае, если проинструктированного старосту и дирижируемый коллектив ответы не удовлетворяли, на допрашиваемого сыпались новые вопросы и угрозы; с дикими воплями люди спрыгивали с нар и наваливались на несчастного, его били, пропускали сквозь строй, подвергали линчеванию, что нередко приводило к смерти.
В зависимостии от директив следователя, коллектив, которым руководил староста со своим штабом, мог вынести одно из трех возможных решений. В случае отсутствия каких-либо проблем в ходе "проверки" и когда речь шла о молодом человеке, новичка сразу принимали в коллектив, и он становился равноправным его членом. Если у собрания оставались небольшие неясности, решение откладывалось на определенное время и новичку предоставлялась возможность еще раз выступить на собрании и снять эти неясности. В тяжелых случаях коллектив принимал решение объявить бойкот и тем лишал заключенного всех, и без того мизерных, прав и обрекал его на особого рода пытку.

ГРОТЕСКНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ МУЖЧИН В ЖЕНЩИН

Особым драматизмом исполнена научная работа Николы Николича об "исчезновении мужских половых признаков вследствие плохого питания". Симптомы болезни - наслоение жира на ягодицах и рост грудных желез у мужчин, при этом "железы настолько набухали, что выглядели, как грудь средней величины у девушки 18 - 19 лет". Наблюдались случаи уменьшения, а иногда и полной утраты одного или обоих testis, "приобретающих вид кастрированных".
"Изменение внешних морофологических черт у мужчин в направлении феминизации,- подчеркивает в своей работе Николич, - с непреложностью вызывает у мужчин серьезную психическую травму, которую можно определить как душевное расстройство, психоз демаскулинизации, превращения в кошмарного социального монстра..." Николич наблюдал 140 человек, страдающих этой болезнью, у 73 из них было уменьшение (аплазия) тестиса, у 67 - только увеличение грудных желез и отложение жира (маститоза, мастопатия).
Вместе с Николой Николичем и отдельно рапорты о болезнях на Голм острове подавали и Богомир Стоянович и Радомир Чиркович. В январе 1952 г. они констатировали, что калорийность питания увеличена до 3500 - 4500 калорий, однако пища по-прежнему однообразна и лишена в достаточном количестве белков, витаминов и минералов. Лагерные врачи изучают положение с дистрофией, желтухой, обморожениями и инфекционными кожными заболеваниями (лишаем и чесоткой) и находят увеличенную печень у 159 заключенных и у 488 - астению с начальными признаками дистрофии. Страдающими дистрофией первой степени они сочли 150 человек, второй степени - 23.
Стоянович и Чиркович наблюдали также развитие мастопатии и атрофии тестиса. В январе 1952 г. они диагностировали 36 таких случаев, но при этом сами полагали эту цифру заниженной, поскольку многие заключенные, помимо всего прочего, "стыдятся" жаловаться на это заболевание. И, действительно, уже 5 февраля число больных этим недугом возросло до 127 человек, а атрофия яичек, сама по себе или в сочетании с мастопатией, обнаружена теперь у 68 человек.
В дополнении к рапорту от 25 февраля д-р Богомир Стоянович характеризует эти явления лишь как "часть и начальные признаки более глубокого процесса дегенерации организма в целом... Дегенеративная трансформация в равной мере наблюдается как у занятых физическим трудом, так и у тех, кто не занят на физических работах, следовательно, дело прежде всего в условиях жизни... У занятых физическим трудом отмечается гиповитаминоз Б и серьезные повреждения сердечной мышцы... У многих заключенных, на первый взгляд здоровых, имеются тяжелые заболевания внутренних органов..."
В недатированном анализе причин этого заболевания, наводящего ужас на людей, Богомир Стоянович и Радомир Чиркович во главу угла ставят стресс*. [*Интереснейшую картину воздействия стресса на участников Второй мировой войны рисует английский военный историк Джон Элис в своей книге "Один день очень длинной войны". "Страх за свою жизнь, - пишет он, - оказывает невероятное давление на многих людей. И в конце концов они "лопаются". Ни один не выдерживал дольше девяти месяцев". Надо запомнить этот критический срок: девять месяцев!]
Все причины болезни они располагают в такой последовательности:
"1. Психологический момент... Лишение свободы, длительное пребывание в тюрьме, неизвестность срока изоляции, страх, психические травмы и т.п.;
2. Резкая перемена в образе жизни, особенно это касается ... питания... нехватки ...витаминов А, С, и Е ... ;
3. Тяжелая физическая работа...;
4. Авитаминоз и дистрофия..;
5. Длительная абстиненция...;
6. Отсутствие половых раздражителей: изоляция от женщин.
7. Наследственная предрасположенность...Хроническое недоедание предков неблагоприятно отразилось на генитальных органах, понизив их сопротивляемость. Тяжелые физиологические условия, в которых оказались люди, вызвали много заболеваний по большей части как раз у выходцев из отсталых краев. Точно так же именно у них наблюдались нарушения в развитии вторичных половых признаков, которые приобрели женский тип*. [* Если прежде я позволял себе нелестные высказывания о поведении в лагере наших людей из "отсталых краев", особенно из так называемых динарских областей (их недостаточной стойкости, истеричности, периодическом хамелеонстве, последующей "забывчивости" по отношении к тому, что они когда-то делали), а также об их общественной позиции ( что очень часто они оказывались не там, где бы нужно, и добивались этого способами, которыми не следовало бы пользоваться), то вот соображение, которое может служить если не полным их оправданием, то хотя бы частичным объяснением. Подобно тому, как тело лагерника, долго боровшегося за то, чтобы удержаться на ногах, упав в грязь, "помнит", что когда-то стояло, и при первой возможности снова встает, опережая в этом других, так помнит оно и пережитую панику и страх: панику боли и унижений, страх голода и нового падения в грязь. И сдается прежде других. Тело "помнит", как голодали, веками жили впроголодь его далекие предки, и страх, что это снова может произойти и с ним, приводит к проявлению слабости в самых неожиданных ситуациях. Эта "память", я думаю, хотя бы отчасти, объясняет молчание узников Голого острова на протяжении многих десятилетий о злодеяниях, которые им выпало претерпеть. Разумеется, при этом нельзя забывать, что в течении полувека они не только не получили никакой сатисфакции, а, наоборот, их все это время продолжали клеймить как "преступников", "изменников", "врагов", отчего "память"о страхе, что злодеяние опять может повториться, была постоянно настороже.]
8. Под воздействием холода....замечено довольно много случаев крипторхизма (втягивание яичек в брюшную полость)... С этим же связана и тяжелая аклиматизация людей на острове с его резкими перепадами температур..."

В свое время загребский художник Алфред Пал, административный залюченный (УДБ Хорватии) из первой и затем, как повторник, восьмой партий, рассказал мне про один невероятный случай. Летом 1951 г. в больницу на Голом привели заключенного с жалобой на непрерывную поллюцию. В этом состоянии и по этой причине человек через несколько дней скончался. Мы обсуждали это трагическое происшествие с д-ром Николой Николичем. Он подтвердил рассказ загребского художника, добавив, что несчастный получил удар по голове, когда его прогоняли сквозь строй. Наши с Палом старания узнать имя пострадавшего не увенчались успехом.
Этот случай получил косвенное объяснение в анализе Чирковича и Стояновича.
"...Мастопатии и атрофии предшествует полное отсутствие полового раздражения или же слабая и частичная эрекция и крайне редко поллюция. У некоторых больных до появления мастопатии и атрофии имело место усиление поллюции при неполной эрекции, а порой и просто сперматорея (непроизвольное истечение семенной жидкости - Д.М.) ."
В отличие от Николы Николича, утверждавшего, что от атрофии можно вылечиться и testis даже восстановить, Чиркович и Стоянович, подводя итоги своему анализу, пишут: "Наши попытки лечения атрофии и мастопатии гормонами не дали положительных результатов. Среди наблюдаемых больных не отмечено ни одной регрессии, при которой testis достиг бы первоначальных размеров, напротив, во всех случаях констатировалось прогрессирующее уменьшение, иногда до такой степени, что напоминало культи кастратов."
Затем следует добавление, что в одной контрольной группе "бросается в глаза большой рост в 1952 г." А это тот самый год, когда в лагере набирала силу так называемая либерализация.
Создается впечатление, что благодаря этому анализу, который эксперт относит к началу марта 1952 г., из Военно-медицинской академии в Белграде в лагерь направили для ознакомления с обстановкой эндокринолога подполковника д-ра Миолюба Кичича, который позже уже профессором и генерал-майором войдет в команду личных врачей Иосипа Броза. Он провел на острове во второй половине марта неделю, после чего направил соответствующий рапорт, по всей видимости, в медицинскую службу союзных органов безопасности, на имя ее начальника полковника д-ра Йована Белича. Любопытно, что в своем рапорте д-р Кичич упоминает д-ра Мореля и д-ра Штайнера, которые были на той же "стройке" в период между октябрем и декабрем 1951 г. Они, отмечает он, также изучали здесь "эндемический гепатит, который в виде спорадических случаев приобрел затяжной характер".
Профессор Кичич, по словам его хорошего знакомого, "добрый и мягкий человек", за несколько лет до смерти в одном телевизионном интервью пел осанну своему пациенту Брозу, который, помимо всего прочего, отличался и "блестящим здоровьем". По возвращении из своей ознакомительной поездки в лагерь Кичич, похоже, попал в юнацкие руки черногорских националистов Капичича и Белича, которые на "товарищеском ужине" проинструктировали эндокринолога, чего "не надо" и что "надо" писать в рапорте, не погнушавшись при этом напомнить ему, чего сейчас уже невозможно доказать, что "и у него есть семья". И эндокринолог - который спустя сорок лет шепнет приятелю:"Опубликуй я в то время свой рапорт, это была бы сенсация на весь мир!" - после этого ужина составит рапорт, где попытается умалить значение обнаруженной болезни.
Так, он выделит фразы: "Мастопатия сама по себе ничего не значит. Практически это здоровые люди." "Никакой мистической причины, - утверждает он в другом месте, - атрофии testis не существует, как не существует и эпидемии атрофии testis." "Наличие алиментарной дистрофии, авитаминоза и эпидемий дизентерии, паратифа и сыпного тифа, через которые прошел коллектив в 1950 и 1951 гг., недостаточно для объяснения причин всех форм этого заболевания, - считает он (но важно, что они названы), - и выделяет случай "товарища Муцича" из администрации, который, прежде чем заболеть той же болезнью, пережил две автокатострофы. Вот почему в перечне болезней на четвертое место он ставит "травматические моменты в широком смысле слова", а о психических даже не заикается.
Впрочем, факты обладают дьявольской силой, и эндокринолог, то ли шантажированный, то ли напуганный, то ли идеологически отравленный, все-таки не смог их обойти. Он пишет, что осмотрел только "238 рабочих", которых лагерные врачи представили ему как подозреваемых в этой болезни, а не весь лагерь, и подтвердил диагноз в 160 случаях, то есть даже на 33 случая больше, чем обнаружили лагерные врачи пятьюдесятью днями раньше! А до этого времени с начала улучшения условий в лагере прошло ... девять месяцев!
Благодаря стечению обстоятельств ко мне в руки попал этот рапорт, и я опубликовал его во второй книге "Голого острова", снабдив собственным комментарием - специалист это сделал бы лучше, - однако никакой сенсации, никакого потрясения не произошло ни у нас, ни за рубежом. Ибо против узников Голого острова все средства, включая самые чудовищные, хороши, полезны и плодотворны.

Мой рассказ даже отдаленно не исчерпывает полный перечень болезней на Голом. То же самое было и в лагере осужденных, вероятно, еще хуже обстояло дело в лагере 101, то же самое было в женском лагере. По крайней мере первые три года, а по большей части и позже лагеря населяли живые мертвецы, которые передвигались на неверных ногах по раскаленному или ледяному камню и жизнь которых постоянно висела на невидимом волоске. Умереть сегодня или дожить до завтра определялось азартной игрой, в которой меньше всего участвовал тот, кого она больше всего касалась. Остались в живых лишь те, кому подфартило слепое картежное счастье.
А последствия у оставшихся в живых? Это тоже нелегко перечислить: туберкулез, цирроз печени, больные почки, разного рода инвалидность, многообразные психические расстройства, прежде всего депрессия и мания преследования (их и преследовали!), алкоголизм, импотенция или ослабленная потенция, неспособность к браку, язвы внутренних органов, инфаркты и инсульты, рак, неспособность или недостаточная способность к контактам с людьми, неврозы, ослабленная концентрация, снижение интеллекта и т.д. У женщин, как только они попадали в лагерь, исчезала менструация и возобновлялась лишь по прошествии полугода после освобождения, но в подавляющем большинстве бывшие лагерницы уже не могли забеременить и иметь детей. И многое, многое другое.

ПО СЛЕДАМ ГУЛАГА И ХОЛОКОСТА

Сегодня вокруг преступления на Голи-отоке по-прежному царит атмосфера официальной лжи, фиговых листков и умаления его значения. А это в интересах нравственного здоровья народа недопустимо. В самом деле, если в обществе происходит такое чудовищное потрясение, оно должно во время принять экстренные целительные меры и не только по отношению к жертвам, но и к себе, чтобы не оказаться в капкане комплекса вины, разочарования и агрессивности, от которого трудно избавиться и который, в противном случае, неизбежен. Никакой режим, будь он правый или левый, не имеет права свою вину перекладывать на душу всего общества и всего народа. Режим, отказывающийся от решения тяжелых моральных и материальных проблем во имя благотворного искупления прежних грехов, по существу толкает общество на возможное повторение преступления.
Поэтому мне не остается ничего другого, как повторить свою прежнюю гипотезу.
По моим выкладкам на Голом острове других лагерях в этот период находилось от 40000 до 60000 заключенных.
Д-р Обрен Джёрджевич, начальник управления госбезопасности Сербии и секретарь внутренних дел Сербии до 1985 г., в нашей беседе в 1991 г. эту мою гипотезу подтвердил, сказав, что в Югославии тогда было 55000 - 60000 заключенных. В Сербии все они были вписаны от руки в "Книгу информбюровцев", своеобразном регистре лагерников, который велся в одном-единственном экземпляре и в который не входили те, кто сидел только в следственных тюрьмах. Точно такие книги, по всей вероятности, велись и во всех других республиканских и союзной службах безопасности, а также в Контрразведывательной службе Югославской армии. Джёрджевич уверял меня, что сербский регистр держал в руках и что до его выхода на пенсию в 1985 г. , - а по его убеждению и позже, - он не был уничтожен. Дело в том, объяснил он мне, что репрессии против узников Голого острова, в отличие от прочих послевоенных арестов и преследований, все это время продолжались и проводились без всяких ограничений и препятствий.
От частичного уничтожения полицейских досье, проводившегося после 1966 г., когда сместили Ранковича и когда началась третья партийная чистка, сербские органы безопасности, по инициативе д-ра Джёрджевича, уклонились, создав два фонда Голого острова - оперативный и исторический - и все документы умерших заключенных перебросив в исторический фонд. Оперативный фонд, таким образом, уменьшился, по его словам, почти наполовину. Это не может означать ничего другого, кроме того, что к 1966 г. из жизни ушла половина сербских узников Голого острова.
Кроме того, д-р Джёрджевич рассказал мне, что заключенные из Сербии, хотя в лагере подавляющее большинство узников при освобождении заставляли подписывать обязательство о сотрудничестве с органами, на самом деле, выйдя на волю, с полицией "очень мало сотрудничали" и в общественной жизни были крайне пассивны.
По моим расчетам, в период, о котором мы говорим, было арестовано на разные сроки от 200 000 до 250 000 человек, а всего в Югославии, в которой тогда было 17,3 миллиона жителей, репрессиям того или иного рода подверглось около миллиона граждан. Это не только аресты, но и выселение из квартир, конфискация имущества, увольнение с работы, принуждение к сотрудничеству, изнасилование и последующий шантаж, распад браков, принуждение к перемене места жительства, перемене профессии, невозможность служебного роста и т.п.
Репрессии, конечно, прежде всего обрушивались на заключенных в тюрьмах и лагерях, но они не обходили и их семьи, родственников, друзей, знакомых и многих других граждан, которые нередко вообще не имели никакого отношения к коммунистической идеологии и коммунистической партии ( а таких, по мнению Следователя на Голом острове, которое он высказал в своих письмах в редакцию еженедельника "Нин", было в лагере около десяти процентов). Часто для обвинения достаточно было рассказать невинный политический анегдот.
Партии, так или иначе унаследовавшие титовский режим, скрывают фактическую сторону этой долгой террористической кампании, поэтому так трудно докопаться до достоверных данных о погибших в ней. В своих книгах я пришел к заключению, что погибших должно было быть от пяти до пятнадцати тысяч, а, возможно, и в два раза больше. Но если данные д-ра Джёрджевича о количестве заключенных верны и если к 1966 г. погибла половина сербских узников Голого острова, то средняя цифра между названными была бы ближе всего к реальной.
Лично я очень сомневаюсь, что когда-нибудь это станет известным в полной мере. Причины тому, на мой взгляд, лежат в полувековых репрессиях, лишенных, разумеется, какой-либо правовой основы, в сокрытии фактов, уничтожении документов и фабрикации фальшивок, в огромной поддержке титоизма так называемой международной общественностью и мощной материальной помощи Запада, особенно США, что подняло уровень жизни в Югославии по сравнению с другими странами реального социализма на небывалую высоту. Равнодушие Запада "к комунистам Голого острова" в годы развала и распада второй Югославии только усилилось.
Но причины лежат и в частых проявлениях необузданной агрессивности, бессмысленного политиканства, дремучей глупости и примитивизма самих переживших террор лагерников, которые они демонстрируют в последнее десятилетие, особенно выходцы "из динарских краев". Этим они только восстановливают против себя общественное мнение, вооружая его таким же равнодушием, какое мы видим на Западе. В какой-то мере это равнодушие, вероятно, и результат "работы" тайной полиции, которую государство не могло не задействовать в процессе реабилитации и компенсации за моральный ущерб. Ибо без ее активного содействия, говоря по правде, эту работу невозможно ни начать, ни закончить.
Но все равно, можем ли мы сейчас восстановить картину полностью, или нет, необходимо сделать для этого все, что в наших силах. В интересах, повторяю, нравственного здоровья народа и общества.

Законы правовых государств и международные конвенции по правам человека запрещают терроризировать и истязать заключенных. Тем более такие действия возбраняются в мирное время. Югославия в 1948 г. без всякого сомнения, хотя апологетическая наука убеждает нас в обратном, ни с кем ни воевала. Правда, общественное мнение, когда речь идет об отдельных лицах, готово закрыть глаза на такого рода нарушения законодательства, но лишь в двух случаях - при борьбе с терроризмом и подозрении в шпионаже. Мои разыскания показывают, что и этих причин для массовых репрессий в Югославии в то время не было.
Конфликт 1948 г. не вызвал никаких внутригосударственных столкновений. Имели место лишь пограничные инцеденты, ответственность за которые несут государства, в них участвовавшие, в том числе и Югославия, будущие же заключенные лагерей на Голом острове в них никоим образом не участвовали. В пограничных инцедентах погибло не "две тысячи" и не "много" югославских граждан, как порой и сейчас повторяют иные попугаи, а, по данным того же Радована Радонича, 36 человек.
Однако, учитывая уже не раз демонстрируемую привычку "доктора Информбюро" режим во всем оправдывать и во всем виноватить самих узников Голого острова, осмелюсь и эту цифру поставить под сомнение, надеясь, что это не будет воспринято как пренебрежение к другим пострадавшим в то время. 18 ноября 1951 г. "Борба"опубликовала поименный список 11 жертв пограничной стычки, указав на обстоятельства их гибели. Поэтому вполне допускаю, что автор "Утраченной ориентации" в число жертв на границе включил семерых милиционеров и оперативников, погибших в железнодорожной катастрофе в ноябре 1951 г. при этапировании на Голи-оток девятой партии заключенных, а также причислил туда же еще какие-то случаи, не имеющие отношения к пограничным инцидентам. Заключенные же не могут нести никакой ответственности за смерть конвоиров, их везли в наручниках и не по собственной воле, в гибели конвоя виноват режим.
За двадцать лет занятий этой проблемой я ни разу не столкнулся с фактом, чтобы на Голый остров попал террорист, убивший кого-то в столкновении с противоположной стороной.
Аналогичным образом обстоит дело и со шпионажем в пользу Советского Союза и других стран бывшего восточного блока. Власти в разное время называли различные цифры "шпионов", всех их увязывая с Голым островом, - 10 000, потом 9 000, потом 7390 русских белогвардейцев, которые якобы все, как один, были советскими шпионами, и наконец, снова у неподражаемого Радована Радонича, появляется цифра 1250. А поскольку эта цифра стоит рядом с общим числом заключенных примерно 16 000, то и выходит, что шпионажем занимались 7,67% всех заключенных, то есть каждый двадцатый! Не скрою, в массе лжи, которую, как из помойного ведра, выливали на протяжении полувека на головы людей несведущих, эта ложь представляется мне самой имбецильной.
Об этом я много писал и здесь хочу лишь еще раз подчеркнуть, что на Голом острове сидели в основном несчастные бедолаги, из которых пытками и истязаниями вырывали признания, ничего общего не имевшие с действительностью, и только ничтожное число (одна промилле или даже меньше того) людей какое-то время в самом деле были связаны с некоей из осведомительских служб, всегда с благословления своей родной партии и своей родной службы безопасности и потом не смогли "своим" что-то "объяснить" и тем самым попали под подозрение.
Таким образом, и это не может служить пусть маленьким, но все же смягчающим обстоятельством для репрессий.
Уже не раз помянутый Следователь на Голом острове в своих письмах в редакцию так поделил заключенных: 30% вообще сидели без какой-либо вины; у 60% имелась незначительная вина; эти 90% он требовал немедленно реабилитировать; у оставшихся 10% была, по законам того времени, "вина". В последнем случае Следователь, вероятно, имел в виду тех, кто создавал маленькие организации тайной "параллельной партии", при этом не ставя задачи "насильственной смены режима", а лишь возможной работы в первичных партийных организациях, "когда для этого будут условия". Такие организации в Югославии создавались только в начале конфликта, главным образом в 1949 и 1950 гг., самое позднее в 1951 г. Позже их уже не было.
Поэтому мотивы этого зловещего преступления надо искать там, где их искали в аналогичных случаях массовых злодеяний, таких, например, как холокост и ГУЛАГ. Источники его, с одной стороны, в природе коммунистического режима, который совершал эти преступления, а, с другой стороны, в структуре личностей, в психологических и интеллектуальных особенностях людей, стоявших во главе режима. В нашем случае речь идет прежде всего о личностях Иосипа Броза, Эдварда Карделя, Милована Джиласа и Александра Ранковича. Преступления их ничем нельзя ни оправдать, ни смыть, ни преуменьшить.
Точно так же нельзя оставить без внимания исполнителей преступных замыслов меньшего формата, без которых их нельзя было бы осуществить и которые в силу собственной темной природы и охотничьего нюха на добычу, чувствовали себя в этой обстановке как рыба в воде; необходимо учесть также долговременные, обусловленные разгулом террора социальные сдвиги, благодаря которым большое число людей получили крупные преимущества. Те, кто построил свое благополучие на репрессиях и кого даже карьеристами не всегда можно назвать, создали атмосферу равнодушия и неприязни к судьбам пострадавших и сейчас тоже представляют препятствие на пути к постижению правды.
Преступление на Голом острове, на первый взгляд, кажется "незначительным" по сравнению с холокостом и ГУЛАГ-ом, где были миллионы убитых и миллионы узников концентрационных лагерей. Но, с другой стороны, невиданное, растянувшееся на сорок лет массовое злодеяние в стране, гораздо меньшей по размерам, являют и титовские лагеря с не меньшими зверствами и садизмом, целью которых было умерщвление не только тела, но и души, а последние десять лет его подхватили продолжатели и наследники режима, проводя его на свой лад и оправдываясь идиотскими полицейскими банальностями в том духе, что "не будь Голого острова, вся страна стала бы Голым островом", как будто страна с царящим в ней произволом и насилием, при которых никто не осмеливался сказать и слова и при которых главный преступник провозглашался пожизненным президентом и прижизненным святым, эта страна сама по себе не была одним страшным концентрационным лагерем. Это могут отрицать лишь те, кто сам участвовал в репрессиях, продав свою совесть или позволив политике полностью отравить свою жизнь.

С распадом Социалистической Федеративной Республики Югославии во вновь образовавшихся государствах произошли некоторые перемены в восприятии трагедии Голого острова.
В двух отколовшихся республиках, Хорватии и Словении, поспешили отречься от своих самых крупных деятелей Иосипа Броза и Эдварда Карделя, которые в бывшем общем государстве больше всего способствовали насаждению террора, с самого начала обратив его главным образом против сербов как "традиционно, в силу православной веры, ориентированных на Россию". Среди первых законодательных актов, принятых в Республике Хорватия и Республике Словения после отделения в 1991 г., были законы о реабилитации всех политических заключенных, в том числе и узников Голого острова.
Словения даже передала обществу бывших политзаключенных список узников Голого острова, арестованных на ее территории; в нем 560 фамилий (общеизвестный факт, что словенцев на Голом островебыло меньше всего), все реабилитированные по суду получили солидные компенсации, порой достигающие десятков тысяч немецких марок. В Республике Хорватия таких списков нет, а компенсации, наполовину или на две трети ниже, чем в Словении, выплачивались в три срока. Архивы в обоих новых республиках по-прежнему закрыты.
В остальных частях бывшей Югославии в этом отношении не сделано почти ничего.
В бывшей Республике Босния и Герцеговина, разделившейся на Мусульманско-хорватскую Федерацию и Республику Сербскую, среди прочего и по причине недавней гражданской войны, в законодательном порядке тоже ничего не предпринималось, хотя, по моим впечатлениям, в последней к проблемам бывших заключенных есть определенное понимание; не исключено также, что в хорватской части Федерации реабилитация охватила и тех, кто был в свое время арестован на этой территории.
В Черногории скупщина еще несколько лет назад приняла декларацию, осуждавшую террор на Голом острове. В приподнятых тонах в ней возвещалось, что узники Голого острова "не были предатели", а нескольким улицам и площади в столице Черногории Подгорице были присвоены имена некоторых из них. Министерство внутренних дел представило и списки заключенных, включивших в себя 3462 фамилии. После этого черногорское общество бывших узников Голого острова кинулось в объятия Союза борцов - организации, которая с самого начала была среди самых остервенелых гонителей "предателей партии и народа", сосланных на Голый. Подвергнув сомнению официальные списки, общество провело опрос на местах, и полицейские сведения расширились еще на 743 фамилии, так что общее число узников выпосло до 4205 человек. Этим все и ограничилось, и те из бывших лагерников, кто поумнее, поняли, что это был лишь предвыборный трюк в канун первых многопартийных выборов.
Новое руководство Черногории, вступившее в конфронтацию с руководством Сербии и находящееся под патронатом США, отдает себе отчет в югославской ориентации большинства черногорских узников Голого острова, поэтому скорее всего оно и думать не думает об их реабилитации, а если и пойдет на нее, то лишь тогда, когда сможет всю вину за террор возложить на "гегемонистскую"Сербию.
В Македонии ( здесь считают, что на Голом отбывало срок около двух тысяч македонцев) и в Сербии не было сделано даже этого.
Несколько лет назад в бытность свою президентом Сербии господин Слободан Милошевич, принявший делегацию бывших узников Голого острова, пообещал им бесплатный проезд на трамвае. А на требование открыть полицейские архивы, ответил, что об этом и речи не может быть по той причине, что они "там" друг друга избивали и друг на друга доносили, и открытие архивов лишь способствовало бы продолжению взаимной ненависти и распрей. Вышеназванному государственному деятелю невдомек, что на острове царил жестокий террор, который и был настоящей причиной такого рода "перевоспитания".
Ведя себя так, будто Югославия не погибла, по-прежнему исповедуя "югославство" и титоизм как ведущую идеологию и считая, что в конфликте с Советским Союзом одержана "великая победа", официальная Сербия тем самым признает преступление на каменном острове, находящемся за пределами страны, над своими гражданами достойным наследием титовского государства. Голый остров рассматривают не как страшное злодеяние, которым титоизм будет отмечен в веках, а как незначительный эпизод в важном внешне-политическом государственном конфликте, который не заслуживает внимания. Нынешний режим в Республике Сербия по существу относится к Голому острову так же, как современный режим в Республике Хорватия относится к усташскому геноциду и лагерю смерти Ясеновац времен Второй мировой войны, и если где-то невольно и вспомнят про остров, то только, высоко подняв над головой любезную сердцу икону Броза, и с единственным стремлением умалить его, свести на нет.
Трудно себе представить политику в этом вопросе более бессмысленную, чем нынешняя политика официальной Сербии. И еще труднее предсказать, как поступят с этим адским наследием остатки Югославии. Две бывшие республики Хорватия и Словения, давшие двух главных вдохновителей террора Иосипа Броза и Эдварда Карделя, смыли с себя позолоту титоизма, а вместе с ней и свою ответственность за преступление Голого острова, переложив ее на тех, кто примитивнее и глупее. А эти, запутавшись в сетях политики, которая не видит дальше своего носа, прикидываются простачками и предлагают немногим еще живым старикам то, что им уже положено по возрасту - бесплатный проед на трамвае!
Если вообще думать о предоставлении какой-то сатисфакции невинно репрессированным, то самое лучшее, если бы Скупщина Союзной Республики Югославии одним общим законом реабилитировала всех политических заключенных титовского режима (как это сделала Хорватия и Словения и как это только и можно сделать), в том числе и узников Голого острова, а затем его ратифицировали бы и две республиканские скупщины, сербская и черногорская. На следующем этапе надо было бы пройти тягостный и ухабистый путь длительных извинений, компенсаций и "исправления допущенных в прошлом ошибок". Разумеется, необходимо открыть архивы, причем это можно делать постепенно, с некоторым "торможением", ограничив допуск, чтобы не создавать блошиного рынка тайных документов, а кое-кого из "народных героев" из разряда персональных пенсионеров или уже покоящихся на кладбище "почетных граждан" неплохо бы призвать к ответу, дав их деятельности историческую или даже правовую оценку. Необходимо также было бы начать беспристрастное расследование того, что на самом деле происходило, обратившись к живым свидетелям как с той, так и с другой стороны.
Это очень тяжелый путь, но лучшего пути и для Сербии, и для Черногории, а также для самих узников Голого острова нет. Такой государственный шаг поначалу, возможно, вызвал бы некоторое потрясение, но очень кратковременное. Зато принесло бы долговременное умиротворение и отрезвление. Кроме того, такой поступок продемонстрировал бы и собственному народу, и всему миру, что - наконец! - покончено с идиотским титоизмом и что отныне в обеих республиках будут больше уважать те несовершенные достижения цивилизации, которые принято называть демократией.
Однако - не станем обольщаться! - и в униженной Сербии, и в нереально усилившейся Черногории властвует общий менталитет. Это менталитет кровной мести, неуступчивости, упертости, готовности упрямо биться до последнего на манер двух баранов, столкнувшихся на бревне над пропастью; менталитет права на трехдневный грабеж после одержанной победы и еще немного дольше; согласно этому менталитету, Сербия под знаменем товарища Тито в самом деле одержала победу, чуть ли не как в настоящей войне. Презирая труд, нацепив на грудь жестяные медали, этот менталитет так же далек от цивилизации, как менталитет албанцев в Албании или в Косове.
Каким же тогда образом он, убежденный в своей победе, когда-нибудь и в чем-нибудь поступится, особенно перед лицом "врага", которого он уже однажды в "славном прошлом победил"? На этот вопрос у меня нет ответа.

В начало страницы