Главная страница Рубрика "Вокруг журнала"

    Передо мной лежат копии следственных дел самых близких мне людей: мамы, отца и дяди - брата отца. В каждом из этих дел находятся протоколы допросов, очных ставок, материалы реабилитации их и других обвиняемых. Эти документы, а также некоторые другие, позволили мне восстановить обвинительный процесс 30-х годов, который я назвала "Бессарабским делом".
    Обычно следственные дела, составленные ГПУ-НКВД-КГБ открываются ордером на арест и протоколом обыска. Первая страница следственного дела моей матери - Анны Кофман начинается "Заявлением" М.И.Табачника, несомненно написанным под диктовку следователя в духе эпохи. В этом заявлении арестованный рассказывает о своих "преступлениях" перед советской властью и чистосердечными признаниями хочет "предотвратить последствия предполагаемой террористической деятельности, в частности возможное покушение над руководителями ВКП(б) (так и написано "над"), организуемое группой французских троцкистов, подосланных Жаком Дорио. "Я сам прибыл в СССР с прямым заданием Дорио убить Сталина (подчеркнуто в деле) говорил он. П.Ригуло в своей книге "Les paupieres lourdes (Тяжелые веки)" приводит слова из большого выступления Ж.Дорио (бывшего коммуниста и большого друга Советского союза), сказанные 1 февраля 1942 г на зимнем велодроме, где Дорио имел в виду судьбы французов, находящихся в немецкой оккупации: "Нищета? - конечно! Отсутствие свободы ? - без сомнения! Репрессии? -Несомненно! -Но не гулаг! Нужно отдавать себе отчет, что происходит здесь и там", ссылается он на брошюру, озаглавленную "Советы повсюду".
    "В сентябре 1934 года, рассказывает далее Табачник, я, сменив свой румынский паспорт на советский, прибыл в Москву, получив явки от Дорио и Паз - известного парижского троцкиста, ближайшего друга Дорио. Я был связан с Паз с 1928 года". Паз -это искаженная фамилия гражданина Франции Тузе, встреченная в другом следственном деле. Тузе был руководителем отдела иностранных рабочих французской коммунистической партии (ФКП). Табачник назвал приехавших из Франции Лейба Шора и Давида Фихмана, входивших в "Общество бессарабцев". Называет он и Рафаловича как руководителя их террористической группы, Анну Кофман, переправлявшую якобы шпионские материалы во Францию, Якова Гриншпуна, Ефима Гуревича, говорит о группе диверсантов на автозаводе N 22. О себе он сообщает, что с 1926 года работал во французской полиции ("сюртэ женераль") под кличкой "Мишель".
    Это "Заявление" Табачника датировано 15 декабря 1937 года, а на следующей странице "дела" стоит резолюция Ежова от 16 декабря, которую привожу дословно: "Надо немедля (сегодня же) всех, проходящих по показаниям Табачника, арестовать. Результаты доложите". Далее подпись Ежова и оперуполномоченного 5-го отдела Главного управления госбезопасности Гречищева. В ночь на 17 декабря мои родители Анна и Лазарь Кофманы и брат отца Самуил Кофман были арестованы и отправлены на Лубянку.
    14 января Табачник был снова допрошен. Он дополняет свои прежние показания и называет новые имена. Протокол допроса, который ведет оперуполномоченный Поляков, напечатан на 21 странице, и, по-видимому, допрос был очень длительным. Арестованный сообщил, что еще во Франции сотрудник французской разведки Фигон дал ему задание собирать сведения "по строительству военных самолетов, а также информацию о настроении населения СССР". Материалы из СССР должны были пересылаться через Марию Кофман. Здесь названо другое имя вместо имени моей матери Анны. Однако, следователь спрашивает Табачника, были ли другие лица, кроме Анны Кофман, с которыми он должен был связаться по разведывательной работе. Абзац с именем Марии жирно отчеркнут. По заданию Фигона Табачник должен "вербовать" среди знакомых бессарабцев "шпионов, разведчиков, террористов". Ниже приведен ряд фамилий, названных Табачником:
    Ефим Лазаревич Гуревич 1904 года рождения, инженер-конструктор краснопресненского машиностроительного завода, в других документах - института дирижаблестроения. Он был арестован 17 декабря 1937 года; Давид Моисеевич Фихман 1903 г. рождения - педагог московской школы N121, арестован 17 декабря 1937 г.; Плешакова - монтажница лаборатории московской телефонной связи; Яков Гриншпун -его родственник, токарь завода N 22; Бастамова Раиса Ивановна - знакомая Табачника; Вайнштейн Григорий - работник оргметалла, будто бы связанный с французской полицией; Ванеев - инженер управления промышленных предприятий наркомсвязи, в мае 1937 года он вернулся из Лондона; Сасов Андрей - инженер, бессарабец из Аккермана, в 1917 году переехавший из Парижа в СССР, был связан с анархистами, его жена Мария Вейцман - также анархистка; Полонская Софья - из Аккермана, приехала в СССР из Парижа в 1917 году; Израильсон Изя - бессарабец, с которым Табачник учился в Льеже и встречался в Париже в Обществе бессарабцев, где он был членом комитета Общества. С 1926 года Израильсон работал в полпредстве СССР в Париже. По показаниям Табачника он бывал у Фигона, что "свидетельствует о связи с французской разведкой". В Москве Израильсон работал редактором иностранного отдела газеты "Гудок" и печатался под псевдонимом Лидии или Людин; Яков Мошкович - из Аккермана, Табачник знает его с детства, учился с ним в Аккермане и Льеже. Мошкович - командир-танкист, служил в Ленинграде; Леблан Луи и Лефевр - о них известно со слов Табачника, что в 1934 году они были направлены из Франции в СССР для шпионской деятельности; Вольман Борис Яковлевич - из Аккермана, знаком Табачнику с детства, учился с ним в Аккерманском коммерческом училище и в Льежском университете, в 1925 году приехал в Париж, где работал чертежником на заводе, ас 1931 года - в советском торгпредстве, в 1931 году приехал в СССР, сначала работал на строительстве электростанции в Сталинграде, а затем в Киеве. Следователь Поляков после каждой названной фамилии задает провокационные вопросы, требует доказательств о причастности этих людей к шпионской организации. Из протокола допроса видно, что виновность всех, в том числе и допрашиваемого, обусловлена заранее. Приведенное в настоящей статье перечисление имен, встреченных в следственных делах, не случайно. Стараюсь для каждого арестованного отметить мельчайшие подробности, по которым их смогли бы узнать родственники и друзья. Но также хочу сохранить для потомков и имена их палачей.
    Идут аресты, допросы. Бессарабское дело обрастает новыми именами, следователи сочиняют новые компрометирующие подробности, создают провокационные ситуации, заставляют арестованных давать взаимоисключающие показания и подтверждать то, что им необходимо для доказательств "преступления". Показания, отвечающие их задачам, выделяются, подчеркиваются. Многие сведения для своих показаний Табачник, а также другие арестованные узнают в ходе допросов от следователей.
    Но необходимо рассказать об "Ассоциации бессарабцев", описание которой имеется во второй части следственных дел в виде приложения. В 20-е годы после оккупации территории Бессарабии Румынией в Европе начали возникать бессарабские общества. Это можно объяснить тем, что в Румынии бессарабская молодежь, стремящаяся получить высшее образование, подвергалась дискриминации со стороны властей. Бессарабцев, особенно евреев-бессарабцев, принимали в университеты по процентной норме. Впоследствии бессарабских евреев вообще перестали принимать в высшие учебные заведения Румынии. Поэтому бессарабцы устремились в европейские университеты, куда их охотно зачисляли. Проблема была только в оплате за обучение. Среди студентов имелись дети состоятельных бессарабцев, а также способная, но бедная еврейская молодежь, которой помогала еврейская община. Для взаимодействия и облегчения жизни на чужбине студенческая молодежь объединялась в землячества. Такие группы появились в Берлине, Париже, Праге, Брюсселе, Льеже, Тулузе и других городах Европы. Бессарабские общества обменивались информацией, литературой. Главенствующая роль принадлежала парижскому обществу. Оно было создано в 1924 году (по данным французской полиции - в феврале 1925 года) по инициативе Христиана Раковского. Одним из его организаторов был Розенберг - сотрудник советского полпредства во Франции, а затем работник МОПРа в Москве (Международная организация помощи борцам революции). МОПР просуществовал в СССР до 1947 года. Бессарабское общество имело легальный статус и было зарегистрировано в префектуре полиции. Его официальной задачей являлось объединение выходцев из Бессарабии, защита, моральная и материальная поддержка своих членов, а также информирование европейской общественности о событиях в Бессарабии, ее политической и экономической жизни. В парижскую ассоциацию входило примерно 80 человек, она существовала на членские взносы (2 франка и вступительный взнос - 3 франка, другими средствами ассоциация не располагала). Членами ее могли стать не только бессарабцы, но и сочувствующие им. Следует отметить, что сведения о структуре и задачах общества, взятые из следственных дел, в первой части этих дел приписывают членам общества троцкистско-шпионскую, антисоветскую деятельность и связь с французской полицией. Вторая же, посвященная реабилитации жертв советского режима и основанная во многом на архивах "сюртэ женераль", о чем будет сказано дальше, говорит, напротив, о коммунистической направленности работы всех европейских обществ бессарабцев, о зависимости их от коммунистических партий Европы и СССР. Так, по данным "сюртэ женераль", руководители обществ "проводили большевистскую пропаганду среди русских и бессарабских рабочих, агитировали их за возвращение в СССР". В документах "сюртэ женераль" парижская ассоциация названа большевистской группировкой, действующей под руководством советского посольства и французской компартии.
    Бессарабское общество было связано с парижской секцией румын, Союзом русских рабочих и обществом советских студентов. У всех этих объединений были общие интересы, и их члены посещали многие собрания и доклады Общества бессарабцев, а то и состояли в нем. На собрания общества приглашали французских политических и общественных деятелей - Анри Барбюса, редактора "Юманите" Даниэля Рэню, директора журнала "Вечер" Поля Луи, депутатов парламента, председателя Лиги прав человека Виктора Ваша и др.
    После того как Раковский был отозван из Парижа, руководство в Бессарабском обществе перешло к секретарю полпредства Гельфанду, который обеспечивал связь с Москвой. Его помощником был Виктор Гарский - сотрудник советского торгпредства в Париже. Во главе парижской ассоциации стояло бюро, в которое входили Абрам Вайнберг, Давид Фихман и Шая Шаймович, которые по приезде в Москву также были арестованы по Бессарабскому делу. В Москве находилось центральное общество бессарабцев. Организацией бессарабцев руководили Пьер Иосифович Николя-Кониц и секретарь МОПРа Марсель Кордье. До этого Николя работал в Париже по линии Балканского комитета помощи жертвам террора на Балканах. П.И.Николя - Кониц (г.рожд. 1895, гор. Бухарест) корректор 7-ой типографии в гор. Москве был арестован 5 января 1937 г. Марсель Кордье (1896 года рождения) французский поданный, член ФКП с 1920 года, арестован 5 января 1938 г. Во время допросов были названы также другие имена членов центрального общества: Монович, Качановский, Дембо, Воборник, Шлезерман, Демьянов, Рива Давидович. Руководящяя роль в центральном обществе принадлежала Раевичу и Ольдовскому-Гриншпуню, а в обществе румынских эмигрантов -Стынке.
    Вне всякого сомнения, подобные общества, созданные в Европе, были инспирированы или, во всяком случае, использованы советской властью для представления СССР в глазах Запада как "родины мирового пролетариата". Подавляющее большинство членов этих обществ - западных коммунистов и беспартийных - искренне верили, что только присоединение Бессарабии к СССР сможет улучшить положение ее населения, тем более, что сведения о белом терроре румынских властей были небеспочвенны. При встрече с советской действительностью эти люди начинали осознавать ситуацию. Однако, свирепствовавшая в те годы в Европе безработица, советские лозунги о равенстве и братстве всех народов, а главное, слепота и наивность энтузиастов, искренне веривших в возможность построения светлого будущего в этой стране, привлекали их в Советский Союз. Следует отметить, что уже в двадцатые годы были опубликованы за рубежом книги ряда людей, побывавших в тюрьмах и лагерях СССР (Раймонд Дюге "Каторга в красной России", Таландие, Париж, 1927; Юрий Бессонов "Мои двадцать шесть тюрем и мой побег с Соловков", Пайо, Париж, 1928; Людовик Подо "В тюрьме под русским террором" Ашет, Париж, 1920 и др.). И все же вплоть до нынешних разоблачений большая часть интеллигенции и правительственных структур Запада то ли верили, то ли хотели верить в демократичность советского режима, закрывая глаза на террор в тоталитарном государстве. Французский историк П.Ригуло на основании множества документов рассказал об этом довольно подробно в книге "Les paupieres lourdes" ("Тяжелые веки"),?. 1991.
    1937-1938 годы известны как годы развертывания большого террора. Существовал оперативный приказ N 00447 наркома НКВД СССР Н.Ежова от 30 июня 1937 года, в котором он приказывал "с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию" Все граждане, "относящиеся к первой категории" (по его градации наиболее враждебные), "подлежат немедленному аресту и по рассмотрении их дел на тройках... (следствие проводится ускоренно и в упрощенном порядке) - расстрелу"... Надлежало сохранять "в полной тайне время и место приведения приговора в исполнение".
    В эти же годы началась подготовка к аннексии Бессарабии и других западных территорий, и помощь подобных обществ вроде Бессарабского стала не нужной. Многие "бессарабцы", получившие на западе образование и принявшие западные коммунистические взгляды, приехав в Советский Союз и став советскими поданными страны, где террор сопровождался шпиономанией и в первую очередь касался иностранцев или побывавших - приехавших из-за рубежа, в полной мере почувствовали ужас своего положения. Люди, спровоцированные НКВД выступать в защиту рабочего класса за границей в рамках подобных обществ, создаваемых при посольствах, полпредствах, в СССР обвинялись в шпионаже и были истреблены, как и другие, приехавшие по вызову Коминтерна, бежавшие от фашистских режимов, приехавшие к родственникам или в служебные командировки и т.п. В реабилитационных документах по делам А.Кофман, Л.Кофман и С.Кофман заместитель генпрокурора СССР Д.Терехов в 1956 году пишет в "Протесте" (на полном серьезе) , что обвинения в принадлежности к агентуре германской, французской, английской и румынской разведок не подтверждаются, хотя надо бы написать "абсурдны" . Подобные рассуждения о действиях НКВД приемлемы, если бы к последним была применима логика. Но при тоталитарном режиме террор, всеобщий страх, подозрительность и система насилия устраняют всякие логические объяснения. И все же аресты , приехавших из-за границы, были для НКВД более выигрышны, так как создавали групповое дело, облегчали обвинительные приговоры, повышали результаты работы следственных органов. Сыграло роль также и то, что у истоков бессарабского дела стояла фигура Раковского, обвиненного в троцкизме и к тому времени уже арестованного.
    Христиан Раковский (1873-1941) был профессиональным революционером и крупным советским политическим деятелем. Он состоял в партии большевиков с 1917 года. В 1918г на Украине Раковский возглавлял ЧК, был там председателем Совнаркома до 1923 года. С 1919 по 1927 годы он член ЦК ВКП(б) и один из руководящих работников Коминтерна. Раковский был послом в Англии (1924-26 гг.) и во Франции (1926-27 гг.). В 1927 году его обвинили в троцкизме, исключили из партии и отправили в ссылку. Но в 1935 году он был восстановлен в партии и возглавлял Красный Крест в СССР. Еще в 1927 году Раковский, питавший революционно-романтические иллюзии, поклонник Троцкого и Бабефа, выступил с резкой критикой извращений, практикуемых советским партийным руководством (бюрократизм, роскошный образ жизни партийных руководителей по контрасту с простыми рабочими, проведение репрессий против недовольных). В письме из ссылки к Валентинову - бывшему меньшевику, философу и экономисту - Раковский критикует лживые высказывания Молотова, оправдывавшего произвол партийных деятелей и необоснованный террор диктатурой пролетариата. Раковский был арестован 27 января 1937 года и осужден на 20 лет тюремного заключения. В 1941 году при приближении немецких войск к городу Орлу он в числе 161 заключенного, среди которых были Мария Спиридонова, Александр Айхенвальд, расстрелян в Орловском централе 11 сентября на основании письменного распоряжения председателя военной коллегии Ульриха. Последнего называли хозяином расстрельного дома, в подвалах которого убивали тысячи заключенных. Из протоколов допросов видно, что от арестованных по бессарабскому делу добивались компрометирующих Раковского материалов, сообщений о его троцкистской деятельности.
    Читая протоколы следствия, понимаешь, что сведения, получаемые на допросах, фиксировали все происходящее с арестованными выборочно. По этим листам нельзя восстановить количество допросов, моральные и физические мучения людей, находящихся в руках НКВД. Само содержание протоколов допросов говорит о том, что далеко не все вносилось в дело. А уж сам язык протоколов, безобразно-примитивный, составленный по школьному принципу вопросов и полных на них ответов... Вопросы заранее содержали обвинения, вроде дежурной фразы "ваша преступная деятельность" и т.п., эпитеты "троцкистский", что затем вписывалось и в ответы, составленные также стандартно, оглупленно и заискивающе виновато. Безусловно, все эти вопросы-ответы писал следователь, и лишь отдельные фразы и подпись принадлежали допрашиваемому. Во всех делах протоколы имеют общий канцелярский стиль, хотя вели их различные следователи. Например, допрос Л.Кофмана следователем Кучинским Н.П., длящийся двое суток (19-20.01.38). Вопрос: "Следствию известно, что указанное вами общество бессарабцев во Франции являлось прикрытием для контрреволюционной троцкистской работы против СССР. Вы умалчиваете о связи вас и вашей жены с французской тайной полицией. Говорите правду, когда вы были завербованы сюртэ женераль?" Ответ: "ни я, ни моя жена с полицией связаны не были". Вопрос: "К этому вопросу мы еще вернемся. Продолжайте ваши показания о контрреволюционной деятельности общества бессарабцев... Следствие располагает данными, что к вам ходили агенты "сюртэ"... Вы имели с ними связь". Ответ: "Нет, с такой явкой у меня агентов "сюртэ" не было". Вопрос: "Вы врете, говорите правду и не виляйте..." Ответ: "Я утверждаю, что с указанной явкой у меня агентов не было". Вопрос: "С кем же вы были связаны по шпионской линии здесь, в Москве?" Ответ: "...с прямыми агентами "сюртэ" связан не был..." Через несколько строк в протоколе и неизвестно через какое время... Ответ: "Кроме того, я хочу добавить, что я имел связь с прямыми агентами "сюртэ женераль" и французских троцкистов..."
    Протокол написан на 30 страницах, и если вначале его вел Кучинский, то в конце под протоколом появляется вторая подпись майора Г.Б.Ярыева. Привлечение второго следователя и разноречивость ответов допрашиваемого, сначала упрямо не желавшего соглашаться с обвинением, позволяет предположить применение "недозволенных методов следствия". Ясно, что к допрашиваемым применяли пытки, заставляли признать то, что нужно следователям.
    В 1995 году вышла книга Федора Лясса "Последний политический процесс Сталина, или Несостоявшийся геноцид". В главе "Обличители" рассказывается, что в политических процессах очень важную роль играл так называемый обличитель, выбиравшийся из числа обвиняемых, по показаниям которого стряпалось все дело. Например, на процессе Г.Зиновьева обличителем был С.В.Мрачковский (Антисоветский объединенный троцкистско-зиновьевский центр, 1936), на процессе Ю.Пятакова - К.Радек (Параллельный антисоветский троцкистский центр, 1937) и т.д. вплоть до последних, описанных в этой книге, где на процессе по делу Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) обличителем был И.С.Фефер. Как пишет Лясс, такой обличитель арестовывался раньше остальных обвиняемых. "Первый удар приходился на него, и он ломался, либо поддавшись на уговоры, обещания, а чаще под пытками. Такой человек находился здесь же в тюрьме для очных ставок и обличений остальных арестованных". Какие пытки и шантаж были применены к названному в начале статьи Табачнику, мы теперь не узнаем. Моисей Израилевич Табачник был родом из Аккермана, приехал во Францию в 1925 году и работал в инженерной части "Союза русских рабочих во Франции". Он был активным членом Общества бессарабцев. В описываемом процессе он, как объяснил сотрудник КГБ С.Бабушкин, знакомя меня с делами моих родственников, сыграл роль "обличителя", назвав первый ряд фамилий людей, привлечённых по "бесарабскому" делу. На суде Табачник от своих показаний, данных на следствии, не отказался. Он был расстрелян вместе с остальными и в 1956 году реабилитирован.
    Основываясь, главным образом, на следственных делах и детских воспоминаниях, кратко расскажу биографии моих близких.
    Мама Анна Владимировна Кофман (урожденная Герценштейн) родилась в
    Петербурге в 1900 году. Ее отец, инженер по транспорту (один из немногих инженеров-евреев в России) В.И.Герценштейн, был человеком передовых либеральных взглядов, хорошо образован. Его близкий родственник Михаил Яковлевич Герценштейн - один из авторов кадетской либеральной программы - примыкал к правому крылу, с 1903 года являлся приват-доцентом Московского университета, в 1905-м - профессор сельскохозяйственного института. В 1906 году он стал членом Первой Государственной думы, а 18 октября того же года (через 10 дней после ее разгона) был убит наемным убийцей-черносотенцем. Он похоронен в Териоках,
    После смерти мужа моя бабушка Раиса Борисовна Билик-Герценштейн в 1904 году уехала с тремя маленькими детьми сначала к родственникам Красносельским в Швейцарию, а затем во Францию. Мама получила в Гренобле высшее электро-техническое образование и работала в различных фирмах. Ее брат Сергей участвовал как доброволец в рядах французской армии в первой мировой войне. Он был серьезно ранен, отравлен немецкими газами и тяжело болел всю жизнь. Умер он в 1977 году и похоронен в центре Франции в провинции Авейрон в городке Сен-Жан-де-Брюэль. Старший брат Дмитрий приехал в Москву в тридцатые годы и погиб при невыясненных обстоятельствах.
    Еще находясь в Париже, Анна Кофман и ее муж - румынский подданный -вступили в Общество бессарабцев и французскую коммунистическую партию. После увольнения по сокращению из французской фирмы последний год перед отъездом в СССР Анна работала в торгпредстве СССР во Франции. В 1930 году вместе с мужем уехала в Советский Союз, в Москву, где работала в Московском Центральном телеграфе заведующей бюро технической информации и переводов. Она была арестована на работе. Хотя ордер на арест был подписан позднее - 20 декабря, арестовали ее 16 декабря. После первых допросов на Лубянке мама была 29 декабря переправлена в Бутырскую тюрьму. На следствии и на очных ставках с М. Табачником, Л.Рабиновым, Л.Кофманом, Д.Фихманом, последние подтверждали выдвинутые против нее обвинения, однако, Анна Кофман не признавала себя виновной и не соглашалась их подписывать. В "Постановлении", в протоколах допросов стоит подпись оперуполномоченного 5-го отделения XI отдела Главного управления государственной безопасности НКВД Е.Пискуновой. В протоколах очных ставок стоит также и фамилия лейтенанта госбезопасности Л.Б. Беньковича. В обвинительном заключении от II апреля 1938 года Анна Кофман обвиняется как "активная участница антисоветской, троцкистской, шпионской, террористической организации (Ассоциация бессарабцев), подготавливавшей по заданию французского фашиста Дорио террористические акты над руководителями партии и правительства (опять это "над"), проводившая шпионскую работу в пользу Франции, принимала участие в подпольной троцкистской деятельности Бессарабского общества (Бессарабское общество никогда не было подпольным даже по имеющимся у следователей фактам), была переброшена вместе с мужем Л.Кофманом для ведения шпионской работы в СССР, осуществляла связь с агентами французской разведки М.И.Табачником, Л.Н.Рабиновым, Л.М.Кофманом, Д.М.Фихманом" (обвинительное заключение подписано ее постоянным следователем Е.Пискуновой, а также старшим лейтенантом ГБ Боярским). Анна Кофман была единственной женщиной осужденной по этому процессу и единственной, которая "вообще ни на очных ставках, ни на следствии, ни в суде виновной себя не признала" ( из заключений, составленных военной коллегией верховного суда СССР от 27 июля и 10 августа 1956г по делам Рабина и Табачника). Все показания против нее других обвиняемых она на признала и на все обвинения, как свидетельствуют протоколы, отвечала - "это ложь". Несмотря на бездоказательность обвинений, а также "удивительное" примечание, что "вещественных доказательств по делу не имеется", она была приговорена к высшей мере наказания, то есть к расстрелу с конфискацией имущества. Для смертного приговора суду было достаточно показаний не присутствовавших там свидетелей. То, что эти показания были получены во время длительных допросов, на которых сначала обвинения отрицались и были "выбиты" позднее, то, что эти показания на своих судебных заседаниях обвиняемые отвергли как ложные (Кофман Л., Фихман Д. и некоторые другие), сказав, что дали их лишь в процессе следствия, значения не имело. Следователи, добившись нескольких строк подтверждения обвинений, следующих в том же протоколе, где выше эти обвинения отвергались, подчеркивали их и оставляли для суда. Затем эти строки выносились в обвинительный приговор. На судебном заседании выездной сессии военной коллегии верховного суда в составе военных юристов Орлова, Преображенцева, Жагрова и Шапошникова 14 июня 1938 года было вынесено обвинение по статьям 58-6, 58-11, 58-8-17 и объявлен приговор военной коллегии. Заседание началось в 19 часов 40 мин. и кончилось в 20 часов. . Выписка из приговора гласит: "Приговор окончательный и на основании призидиума (так и написано) - ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года приводиться ( снова так написано) в исполнение немедленно". Здесь ошибок не бывало. Справка о приведении приговора в исполнение хранится в особом архиве. Она подписана лейтенантом ГБ Шевелевым.
    А была моя мама веселой, смешливой с кудрявыми каштановыми волосами. Любила дурачиться, играть с детьми, каталась со мной на санках со снежных горок, играла в теннис, каталась на коньках, велосипеде, умела плавать, любила стихи...
    Отец Лазарь Кофман был старшим из трех сыновей Моисея и Любы Кофман. Родился в Одессе, жил в городе Измаиле в Бессарабии. Оттуда вместе с двоюродным братом Хаимом Лахмановичем уехал в Льежский университет. Через два месяца началась первая мировая война, и оба юноши попали в гражданский плен как русские подданные, где и находились с 1914 по 1918 годы. Они вернулись в Бессарабию, находившуюся к тому времени под властью Румынии. Прожив два года в Измаиле, в 1920 году Лазарь уехал учиться во Францию. Он окончил в Нанси электромеханический институт и работал в различных французских фирмах. Позднее он активно включился в работу Бессарабского общества и одно время был его секретарем. С 1925 года Лазарь работал в торгпредстве СССР как инженер-электрик, а в марте 1930 года был выслан вместе с женой из Франции как нежелательный иностранец. В Москве Л.Кофман работал в НИИ N 12 инженером-авиаконструктором. Он был арестован 17 декабря ночью у себя дома. Так как Лазарь Кофман занимался изобретениями приборов для самолетов и испытаниями их в воздухе (были испытательные полеты вместе с летчиком Михаилом Громовым), то есть предположения, что ему дали доработать свои чертежи. Припоминаю, как моя бабушка, приехавшая из Франции в 1932 году помогать маме в связи с рождением ребенка, рассказывала кому-то, кто не боялся к нам приходить после арестов, будто отца видели на каком-то заводе или в институте, куда его приводили под конвоем. Возможно, это были только слухи. Во всяком случае, в книге "Развитие авиационной науки и техники в СССР. Историко-технические очерки" Наука, М., 1980 г. в разделе "Средства управления" есть ссылки на его работу, датированные 1939 годом, когда его самого уже не было в живых. Отец находился в Лефортовской тюрьме, прошел ряд допросов, очных ставок и 14 июня 1938 года суд военной коллегии в составе тех же военных юристов Орлова, Преображенцева, Жагрова и Шапошникова, длившийся с 20 часов до 20 часов 20 мин., то есть через 20 минут после вынесения приговора его жене (встретились ли они перед смертью?) приговорил его по статьям 58-6, 58-8, 58-11 к расстрелу. Свидетели по делу не вызывались. Обвиняемый виновным себя на суде не признал, от своих показаний, данных на предварительном следствии, отказался. Показания свидетелей также отрицал, как ложные. Ему предоставили последнее слово, в котором он заявил, что троцкистом не был и никаких сведений шпионского характера не передавал. В этот же день 14 июня были расстреляны и некоторые другие участники Бессарабского дела - Гуревич, Николя-Кониц, Табачник...
    Сразу же после ареста родителей меня хотели забрать в детский дом, но бабушка спасла меня. Хотя она была очень хорошо образована и знала несколько европейских языков, ей не разрешили преподавать, так как у нее не было советского диплома. Мы жили на ее частные уроки (очень редкие и плохо оплачиваемые), продавали вещи. Нам помогали добрые люди. Позднее после смерти моей бабушки в 1941 году за мной снова приходили, чтобы забрать в детский дом. Но и на этот раз я туда не попала, так как младший брат отца с женой оформили опекунство.
    21 декабря 1937 г. по этому же делу был арестован Самуил Сидорович Шор (1901 года рождения, гор.Бухарест), член общества румынских эмигрантов в Париже и общества бессарабцев. В 1933 году он приехал в Москву, работал инженером в "Теплоэлектропроекте", член ФКП с 1926 по 1928, а затем ВКП(б). Протокол допроса Самуила Шора от 31 декабря 1937 года подписан следователями Счастливцевым и Хорощуком (следователи "не отдыхали" даже под новый год). Из него можно узнать, что по заданию Марселя Кордье (возглавлявшего МОПР сначала в Париже, а позже в Москве) "наша троцкистско-террористическая группа наметила совершить три террористических акта против Сталина, Молотова и Ворошилова, причем, в первую очередь предполагалось совершить покушение на Сталина. О необходимости совершения этих актов говорили в доме политэмигрантов на Воронцовом поле, на квартире Николя в Москве и на его даче в Малаховке". Лично Шору Кордье предложил участвовать в покушении на Ворошилова и проследить маршрут движения его машины. В протоколе названы фамилии румынских эмигрантов Мориса Стынки (секретарь общества румынских эмигрантов), Николя-Кониц, Соло Гехта (он же Франц), Макса Сафира, Мишеля Каца, Бренера, Маркуса, Линибера, Ионеско, Палевского и его жены Марго. Из Общества бессарабцев названы активные троцкисты Лазарь Кофман и его жена Анна Кофман, Сендер. Задание во Франции Шор получал якобы от Жозефа Надлера, а связь с Раковским осуществлял через Николя. Записано, что Шор для исполнения задания "несколько раз дежурил на Арбатской улице или на улице Фрунзе, чтобы заметить время проезда маршала"... Ему был предложен "один вариант этого покушения... столкновение машины маршала с грузовиком". И следователи, и подследственные не предусмотрели, что по этим улицам грузовые машины не проезжают,
    Большая часть участников этого судебного процесса была приговорена к высшей мере наказания (расстрелу) за те же сфальсифицированные обвинения в шпионаже в пользу разведок всей Европы, за участие в контрреволюционной, троцкистской и террористической деятельности а также, разумеется, за замыслы убить руководителей партии и правительства. Зловещая фигура Жака Дорио витала над обвиняемыми, возможность собрать компрометирующий материал против Христиана Раковского вдохновляла следственные органы. Следственные материалы насыщены признаниями в несовершенных преступлениях, оговорами в первую очередь себя, но и всех, кого требовали следователи. Несомненно, за всем этим стояли "методы физического воздействия, которые должны применяться в отношении явных и не разоружившихся врагов народа как совершенно правильные и целесообразные методы". Эта цитата взята из "совершенно секретного" документа, написанного Сталиным 10.01.39 и адресованного секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД.
    На судебном заседании военной коллегии С.С.Шор, П.И.Николя-Кониц,
    Д.М.Фихман, Е.Л.Гуревич, А.Б.Гринберг от своих показаний, данных во время следствия, также отказались как от ложных и виновными ни себя, ни тех, кого они оговорили, не признали. Отказавшиеся от своих показаний и признавшие их для этого суда, длящегося 15-20 минут, были безразличны. Все это не имело никакого значения. По бессарабскому делу мне известно, что были расстреляны: С.Шор, П.Николя-Кониц, Л.Кофман, А.Кофман, Д.Фихман, Е.Гуревич, А.Гринберг, А.И.Палевский, Ш.Шаймович, М.Табачник, А.Подробинек, Л.Рабинов, Г.Вайнштейн. Французскому подданному Марселю Кордье - секретарю МОПРа, за которого хлопотало французское посольство, после тюремных испытаний было предложено покинуть СССР в течение пяти дней. Неизвестна судьба Рафаловича, выехавшего в октябре 1937 года во Францию. Среди членов Бессарабского общества оказались "невозвращенцы", как их назвали в следственных делах. Это Марьясин и Каминский. Они спаслись от НКВД.
    В Израиле в русскоязычной газете "Новости недели" за 3 ноября 1998 года в статье Эдди Бааля "Лица на память" рассказывается о судьбе Бориса Владимировича Марковича - члена Московского общества бессарабцев. Там написано, что в мартовские дни 1938 года "была арестована большая группа бессарабцев, которые в 30-е годы разными путями прибыли в Советский Союз". В статье, кроме рассказа о трагической судьбе Б.Марковича, расстрелянного на Бутовском полигоне 4 июня 1938 года, названы фамилии А.В.Богопольского, И.Олдак-Олдаковского, которые по материалам Бааля были также расстреляны в 1938 году, указана фамилия Вассермана, о котором более ничего не известно. В следственных делах, находящихся у меня, эти фамилии не встречены.
    Средний брат из отцовской семьи Самуил Кофман 1899 года рождения родился в Бессарабии в гор. Килия. Он учился в Одессе на физико-математическом факультете Одесского университета, после прихода белых войск в Одессу уехал к родителям в Бессарабию. Свою учебу позднее он продолжал в Берлине, где одновременно работал в торговом представительстве СССР как референт. Там он сотрудничал с женой Горького Андреевой. Как студент он принимал участие в работе общества советского студенчества и Общества бессарабцев. Был членом коммунистической партии Бессарабии, затем германской, а позднее ВКП(б).
    В Москву Самуил приехал в 1927 году. Он учился в 1 московском университете на факультете права, работал в наркомате иностранных дел, затем снова учился в институте красной профессуры. В марте 1934 года его отозвали из института и направили в качестве секретаря полпредства в Литву, где он работал до 1936 года. Затем он вернулся на должность референта в наркомат иностранных дел.
    Арестован Самуил Кофман ночью 17 декабря 1937 года одновременно с братом. В обвинительном заключении от 9 января 1938 года, составленном следователем А.Шкуриным, ему инкриминировалось членство в "подпольной бессарабской антисоветской троцкистской организации, осуществлявшей террор (уже осуществлявшей, но когда и где), и шпионская деятельность". Он был заключен в Лефортовскую тюрьму.
    На допросах Самуил настойчиво возражал следователю, что съезд бессарабцев и само общество не были троцкистскими, фиксируя это после каждого упоминания о троцкистском характере обвинения, на каждой странице протоколов. Съездом троцкистов, как одним из пунктов обвинения во всех "делах", следователи называли встречу бессарабцев в Париже в квартире Л. и А.Кофманов, куда пришли, приехавшие из Берлина Самуил, из Брюсселя А.Подробинек и некоторые другие земляки и друзья Кофманов. Самуил отрицает свою причастность к германской и английской разведкам и обвинения вроде того, что он был руководителем контрреволюционного союза советского студенчества в Берлине. Он отрицает все обвинения, объявляет в тюрьме голодовку.. Следствие продлили до сентября 1938 года в связи с показаниями против него арестованного Марка Натановича Мархова. Дело было направлено на доследование и рассмотрено особым совещанием. Вел дело оперуполномоченный Холодков. Обвинение проходило по статьям 58-17, 58-6, 58-8, 58-11. Позднее в "Протесте" в 1956 году, подписанном Варшавским и Д.Тереховым, сказано, что показания против С.Кофмана являются вымышленными, что давший их его брат ЛКофман на суде от них отказался. Другие показания, в том числе и данные Марховым, " о том, что он является агентом и резидентом английской разведки не внушают доверия, и С.Кофман их отрицал". На то время Лазарь Кофман уже был реабилитирован посмертно, и, как пишут в реабилитационных документах "установлено, что осужден необоснованно". А самого Самуила не было в живых. Но это потом. Пока же по постановлению особого совещания С.Кофман был приговорен к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком на пять лет. Чья-то рука на выписке из протокола написала "Колыма".
    Его жена, Нина Николаевна Кофман (урожденная Фелицина) - известный
    искусствовед - педагог (1906 - 1998) после ареста смогла встретиться с ним только один раз на Свердловской пересылке, нелегально уехав с работы из Москвы. Они свиделись в присутствии часового в течение какого-то получаса и она успела передать теплую одежду. На следующий день она прибежала в пересыльную тюрьму со вторым чемоданом, где была еда, но заключенных уже отправили на этап. На вокзальных путях она не смогла его отыскать. Больше эти люди, продолжавшие любить друг друга до конца, не встречались. Через всю оставшуюся жизнь Нина Николаевна Кофман героически пронесла фамилию мужа и клеймо "жены врага народа". Во время Отечественной войны она оставалась в Москве, работала и участвовала в строительстве оборонных укреплений на подступах к городу, осталась в живых во время бомбежки ее дома и разрушения квартиры. Около 30 лет, начиная с 1944 года Нина Николаевна работала директором детской художественной школы, откуда вышло много известных художников. Она создала при школе детские группы изобразительного искусства, где занимались совсем маленькие дети иногда с 4-х лет. Ее ученики поддерживали с ней дружеские связи всю ее жизнь. После выхода на пенсию с 1972 по 1996 годы Нина Николаевна работала в музее изобразительных искусств им.Пушкина, где она руководила изостудией при музее. Ее детские группы охватывали до 200 детей в возрасте от 4-х до 10 лет. Для Нины Николаевны было важно раскрывать перед детьми красоту окружающего мира переданную в искусстве и развивать в них возможность свободного творчества. Многие годы Нина Николаевна была членом международного жюри по детскому рисунку, устраивала выставки детских рисунков в стране и за рубежом.
    С.Кофман провел в тюрьме и Колымских лагерях, а затем в ссылке 13 лет, получив на протяжении этого времени добавочный срок ( два приговора в 1947 и в 1950 годах). В редких письмах с Колымы, помимо беспокойства за судьбы своих близких, чувствуется тоскливое бессилие от невозможности помочь им. Он писал, как горько он сожалеет, что не смог попасть на фронт. Он знал о смерти своего брата и его жены, о гибели своих родителей в оккупированном фашистами Измаиле. В последних письмах особенно отчетливо проступают его мысли о полной безнадежности какого-либо изменения нынешней ситуации, бессмысленности своего существования там. Последний приговор 16 октября 1950 года - бессрочное поселение, он принял, как свой смертный приговор. В найденных записях он писал, что "в самом понятии жизни уже заложено понятие свободы, жить без этой свободы, жить рабом - лучше вовсе не жить. Нельзя выбирать между рабством и смертью - это одно и то же". В ночь с 18 на 19 октября Самуил Кофман покончил с собой, вскрыв сонную артерию. Его похоронили в гор. Магадане 23 октября 1950г.
    Примерно в то же время, что и Кофманы, был арестован их двоюродный брат-бессарабец Хаим Исаакович Лахманович. Из Измаила в 20-е годы он уезжал учиться в Бельгию, а затем в Берлин, где жил с Самуилом Кофманом и помогал ему. В 30-е годы Лахманович приехал к родным в Москву. Он также обвинялся в принадлежности к Бессарабскому обществу. До сих пор мне не удалось познакомиться с его делом и узнать подробности о его гибели.
    Рафаил Кофман - младший брат отца (1908 - 1987) в детстве жил с родителями в гор. Измаиле. Он начинал учиться в Праге, а затем, приехав к старшим братьям в Москву, закончил Московское высшее техническое училище им. Баумана. Он был хорошим инженером и конструктором, имел свои изобретения. По-видимому, он избежал ареста, так как не был членом партии, а кроме того, не имея постоянного адреса, жил вместе с женой на съемных квартирах. На следующий день после объявления войны - 23 июня Рафаил ушел в действующую армию. Он воевал, был в окружении, участвовал в партизанских боях, состоя в партизанском отряде, попал в немецкий плен и чудом спасся, выдавая себя за армянина. Когда Рафаил заболел тифом, за ним ухаживал немецкий врач. Чтобы никто не узнал, что он еврей, этот удивительный врач оставался с ним круглосуточно, никого не подпуская к нему. Врач выходил его, а мы не знаем ни его имени, ни дальнейшей судьбы. После возвращения Рафаил попал в фильтрационные лагеря, но благодаря свидетельствам своих товарищей по партизанскому отряду, не был сослан или арестован. Он снова начал работать по специальности, но... В 50-е годы Рафаил, как побывавший в плену, был уволен и стал безработным. Рафаил Кофман был талантливым шахматистом - международным мастером по шахматной композиции. Он написал ряд книг по шахматной композиции, составлению задач, а также об известных шахматистах мира. Одна из наиболее интересных написанных им книг - это "Избранные этюды С.Каминера и М.Либуркина" (Москва, ФИС, 1981). Сергей Каминер был другом М. Ботвинника. В юности осенью 1937 года незадолго до своего ареста Каминер передал тетрадь со своими этюдами будущему 6-ому чемпиону мира. И после этого он исчез из жизни, из памяти людей. Ботвинник в 50-е годы после реабилитации С.Каминера передал его тетрадь с этюдами специалистам. Рафаил Кофман в это время работал в Центральном шахматном клубе на Гоголевском бульваре в Москве, где участвовал в составлении шахматной энциклопедии и в издании журнала "Шахматы в СССР". Он написал книгу о Сергее Каминере и включил в нее его этюды. Книга была подготовлена и издана " с большой любовью и тщательностью", как написал в предисловии М.Ботвинник. Каминер умер совсем молодым - тридцати лет (1908 - 1938) и 20 лет его работа пролежала у Ботвинника недоступная людям.
    История самой Бессарабии, переходившей на протяжении столетий из рук в руки, достаточно трагична. Еще в 1812 году по Бухарестскому миру Бессарабия после турецкого владычества вошла в состав Российской империи. В октябре 1917 года недолгое время власть возглавлял краевой совет Бессарабии - Сфатул-Церий, там была объявлена автономия. Но уже в январе 1918 года в Бессарабию при поддержке Франции вступили румынские войска. Румыния заявила, что пришла в Бессарабию для борьбы с большевиками. Сфатул-Церий сам поднял вопрос о присоединении Бессарабии к Румынии при сохранении, однако, ее автономии. После восьмимесячной оккупации румынскими войсками в ноябре 1918 года Бессарабия вошла в состав Румынии, но об автономии уже речи не было. Крестьянские восстания вспыхнули в Хотинском уезде в январе 1919 года, в 1924 году было Татарбунарское восстание. Происходили аресты,
    расстрелы, ограбления и частые погромы. На Венской конференции в 1924 году продолжались переговоры о возвращении Бессарабии Советскому Союзу, который считал ее своей территорией. Необходимость создания общественного мнения для возвращения Бессарабии СССР, пропагандирование этих идей в бессарабских обществах были необходимы советскому правительству и проводились в жизнь НКВД.
    В конце 30-х годов к власти в Румынии пришла "железная гвардия" во главе с фашистскими деятелями Куза и Гога. В это время в Румынии усилился антисемитизм. Евреи терпели унижения, издевательства и бойкот и от властей и от населения. 28 июня 1940 года после советского ультиматума Бессарабия была передана Советскому Союзу вместе с Северной Буковиной. Приход Красной Армии сначала был воспринят большинством населения Бессарабии, особенно евреями, с энтузиазмом. Однако, почти сразу же с установлением советской власти начались аресты, грабежи, обыски, национализация имущества. В первую очередь были арестованы и высланы сионисты и симпатизировавшие им. Перед началом войны с Германией и Румынией 13 июня 1941 года началась депортация населения, как тогда формулировалось "социально-чуждого", в Сибирь и Казахстан Были высланы тысячи семей, главным образом, семьи состоятельных людей, мелких лавочников, владельцев скота, мельниц и т.п. Высылали также всех, кого считали неблагонадежными, на кого поступали доносы На сборы давали несколько часов. Среди наших родственников были высланы семьи брата бабушки Кофман - Бориса Лахмановича и Гершберг - родственников жены младшего брата отца Рафаила. Людей грузили в товарные вагоны - старых и малых. Среди высланных было много детей, в том числе и грудных, много немощных стариков. Мужчин отделили от семей и отправили в лагеря, детей и женщин - на поселение. История депортаций из Бессарабии после прихода туда советской власти, рассказана Е.А.Керсновской ("Наскальная живопись", 1991). Подверглись репрессиям и члены румынской коммунистической партии, в числе которых был уроженец гор. Аккермана Моисей Шапиро. В 16 лет он был арестован румынскими властями за подпольную коммунистическую деятельность. Потом он активно помогал установлению советской власти в Аккермане. А затем, в 21 год Моисей Шапиро был арестован и сослан советскими органами. После возвращения из лагерей Моисей Шапиро принимал большое участие в работе общества "Мемориал". Он много помогал бывшим узникам гулага, защищая их права, участвовал в составлении "Книг памяти",, составленных для Донского кладбища и других захоронений. Моисей Шапиро трагически погиб в автокатастрофе 6 июня 1997 года. Члены "Мемориала, бывшие узники гулага и их близкие вспоминают еговсегда с большой теплотой и благодарностью.
    В июле 1941 года немецко-румынские войска оккупировали всю Бессарабию. Был опубликован декрет о присоединении к Румынии Бессарабии и Северной Буковины, а также Транснистрии (территории между Днестром и Южным Бугом), принятый 3 сентября 1941 года. В это время в Бессарабии румынские фашисты, проводя оккупационную политику, убивали евреев и коммунистов. На территории Транснистрии были созданы страшные лагеря смерти Бершады и другие, в которых погибли почти все оставшиеся в этих местах евреи. Много евреев было убито и в пределах самой Бессарабии. В Измаиле погибли мои дедушка Моисей и бабушка Люба Кофманы. Они имели трех взрослых сыновей: один из них, старший, был к тому времени уже расстрелян в московских подвалах НКВД, второй находился в концентрационном лагере на Колыме, а третий, младший - Рафаил, на фронте.
    Бессарабия была освобождена от немецко-румынской оккупации в августе 1944 года (Кишинев взят советскими войсками 24 августа 1944 года).
    Судьба французских архивов, использованных в следственных делах, необычна. В начале второй мировой войны, в 1940 году правительство Франции спрятало эти архивы от немцев в департаменте Гар. Там было около двадцати тонн архивных материалов различных ведомств: военного министерства, второго бюро генерального штаба, дирекции "сюртэ женераль" и другие архивные материалы. Один французский сержант выдал гестапо местонахождение этого склада. В июне 1943 года архивы были вывезены из Франции. В 1945 году советские войска в одном из немецких лагерей на территории Чехословакии обнаружили французские архивы. Материалы были переправлены в Центральный государственный особый архив (ЦГОА), и до 1980 года ими могли пользоваться только сотрудники КГБ и некоторые историки. Затем, как пишет П.Черкасов в своей статье в газете "Русская мысль" "Великий князь под колпаком истории", по данным которой и изложены эти сведения, ЦГОА переименовали в Центр хранения историко-документальных коллекций, и материалы стали несколько более доступны советским и даже иностранным исследователям. В 1992 году была достигнута договоренность о возвращении архивов Франции. Французское правительство оплатило расходы по микрофильмированию ряда документов для России. Но Государственная дума наложила вето на возвращение архивов и других ценностей, захваченных во время войны (не забудем, что Франция была союзницей России во второй мировой войне). По-видимому, российская Дума еще не избавилась от советского комплекса "держать и не пущать" Архивы " сюртэ женераль", по данным статьи ПЧеркасова, входившего в экспертную комиссию по отбору материалов на микрофильмирование, содержали 909684 дела, в том числе дела "о проверке благонадежности" и досье на французских и иностранных граждан с картотекой, содержащей сведения, по которым были составлены архивные справки и другие документы, приведенные в следственных делах по бессарабскому делу. Все эти материалы в делах отмечены грифом "секретно" и содержат архивные справки об "Ассоциации бессарабских эмигрантов во Франции", о "Союзе русских рабочих во Франции", выписки из картотеки французской контрразведки, материалы "сюртэ женераль". Этими-то материалами и воспользовались сотрудники Комитета государственной безопасности в период массовой реабилитации политических заключенных. Отсюда были взяты различные сведения для составления реабилитационных справок на основании данных о бессарабском обществе, досье на членов его и их характеристик. Обвинения, приведенные в следственных делах о том, что арестованные были агентами и резидентами европейских разведок, работали на французскую полицию, подготавливали и совершали террористические акты опровергаются документами "сюртэ женераль".
    Эволюция поисков судеб моих близких похожа на миллионы подобных, которыми занималось население нашей страны. С детства в памяти остались слова "Бутырки", "Матросская тишина", "Лефортово", очереди с передачами... Никаких сведений об исчезнувших родных мы не имели, кроме слов " 10 лет без права переписки". В июне 1948 года (после совершеннолетия я получила право узнать о судьбе своих родителей), я пришла в Москве на Кузнецкий мост 24 (адрес знакомый многим в те времена). К окошечку стояла большая очередь. В эти учреждения почему-то всегда были такие очереди. Я назвала фамилии, имена, отчества формулу приговора. Военный чин ответил теми же самыми словами; "десять лет без права переписки для обоих". -Но ведь прошли эти десять лет. Где мои родители ? - Он досадливо повторил все сначала, добавил: "Больше мы ничего сказать не можем. Следующий!" А следующих было много и я начинала понимать, что ждать больше нечего. Это сейчас мы знаем, что стоит за этими словами. А Лубянка знала все уже в те времена, но лгала тысячам родственников расстрелянных ими людей.
    После речи Никиты Хрущева на XX съезде, которую я слушала на площади гор.Охи на Северном Сахалине (окончив геолого-разведочный факультет нефтяного института, я работала там нефтяным геологом ), мне переслали вызов в московский районный ЗАГС. Приехав в Москву, я получила свидетельства о смерти родителей. На вопрос секретарши, почему долго не получала документы, я объяснила, что на днях приехала с Сахаалина. Надо было видеть брезгливое выражение на лице этой юной девицы, услышать ее понимающее: "ааа, вы все оттуда". В свидетельствах, кроме имени, фамилии верным был также возраст. Затем стояли даты смерти, фальшивость которых была мне ясна. Все остальные графы - причина, место смерти - прочерки. Сведения о смерти составлялись, судя по датам на документах, с февраля по декабрь 1955 года. В следственном деле под грифом "Секретно" есть указание председателя военной коллегии полковника юстиции В.Борисоглебского, соответствующему отдела ЗАГСа выдать справки о смерти отца и матери. Несмотря на то, что в "деле" несколькими страницами ранее написано, что эти люди 14 июня 1938 года расстреляны, нимало не смущаясь, родственникам, то бишь мне, дают справки с фальшивыми датами смерти: отца - 29 января 1940 года, матери - 25 декабря 1939 года. Смешным оправданием тысяч и тысяч фальшивых дат смерти служила установка реабилитационного ведомства, что нельзя сосредоточить все эти убийства в одно время и тем более отнести их на 35-38-е годы, известные как годы массовых расстрелов.
    После моего заявления в 1956 году в прокуратуру я получила приглашение о пересмотре дела из Военной коллегии подписанное Л.Веселовым. Опять стояла я в огромной очереди на ул.Воровского ныне Поварской 13. Очередь тихая, понурая, замороченная. Случайно у меня сохранился обрывок списка этой очереди с177 по 190 номер. Часть фамилий вычеркнута. Позади меня женщина тихо рассказывает, что должна получить справки о реабилитации на четверых: трех братьев и отца. Может быть, ее фамилия была под номером 188 - Молчанова. Впереди стоял невысокий коренастый человек, получающий справку на себя, (номер 185)- Бинун Левик Авсеевич. Он был в лагерях Ветлосян Тобысь и Сельхозседью в 3-х и 23-х км от Ухты. Показываю ему фотографию мамы (почему-то думала, что отца расстреляли, а мама погибла в лагерях). Сначала, видимо, для утешения Бинун сказал, что лицо знакомо, потом ответил, что ошибся.
    Справки о реабилитации выдают за столом по конвейеру. Они стандартны и различаются именами и датами приговоров. Во всех справках общая лицемерно-лукавая фраза ..."по вновь открывшимся обстоятельствам"... и не менее звучная "...за отсутствием состава преступления..." Объяснений, какие открылись обстоятельства и каков состав преступления в то время никто не услышал. На мой вопрос, где же их могилы, мне устало ответили: Разве вам было бы легче, если бы вы это знали?" Как раз в этот период по стране шествовал лозунг "Никто не забыт, ничто не забыто". По отношению к миллионам репрессированных он остался актуален и в нынешние дни. У многих и многих нет родных могил.
    После публикаций в газетах и журналах статей А.Ваксберга, Д.Гая и других в январе 1988 я снова пришла в Военную коллегию и встретила там внимание и сочувствие. Теперь Л.С.Веселов подтвердил, что даты смерти ложны, но сами дела по-прежнему с 1938 года остались засекреченными и здесь имеются лишь выписки. Очень скоро мне прислали справку, в которой указывалось, что мои родители "были необоснованно привлечены к уголовной ответственности ( ранее слово "уголовная" не упоминалось ) по обвинению в государственном преступлении и 14 июня 1938 года приговорены к расстрелу. Точная дата приведения приговора в исполнение неизвестна, но, как правило, он приводился в исполнение в тот же день (в самом приговоре указано - "немедленно ).
    В начале девяностых годов в государственных органах безопасности были созданы специальные группы, занимающиеся реабилитацией репрессированных. Они помогали выжившим осужденным или родственникам ознакомиться со следственными делами. Пошла и я на Кузнецкий 24. С.Бабушкин любезно передал мне тюремные фотографии родителей, правда, только анфас. На просьбу дать и профили он ответил; "а зачем они вам?". Как страшно было смотреть на эти искаженные, мгновенно постаревшие измученные лица, разбитые очки отца, неузнаваемо страшное лицо мамы... Даже в это либеральное время сотрудник Бабушкин прикрывал рукой отдельные страницы дел, сидя рядом, не давал переписывать какие-то сведения, уносил и приносил снова папки с делами.
    Позднее я все же смогла подробно и спокойно прочесть следственные дела и описать бессарабскую трагедию.
    В конце восьмидесятых годов под давлением общественности власти вынуждены были открыть тайные места жертв массового уничтожения по всей стране. С 6 декабря 1990 года в газете "Вечерняя Москва" начали печатать "расстрельные списки" под заголовком слов Сталина: "Их всех надо расстрелять".
    В Москве и Московской области в настоящее время известно более десятка мест тайных массовых захоронений (хочется сказать - мест закапывания трупов, а то и убийств; ведь хоронят люди...). Имеются устные свидетельства, что в 20-30 годы расстрелянных хоронили на Калитниковском и Рогожском кладбищах. Есть захоронения заключенных в районах Строгино и Долгопрудной, погибших на строительстве канала Москва - Волга. Официально подтверждены документами пять таких захоронений, перечисленных по хронологии расстрелов: Яузская больница. Ваганьковское и Донское кладбища, Бутово и Коммунарка.
    На территорию Яузской больницы, ныне городской клинической больницы 23 привозили смертников в 1921-23 годах. Расстреливали их недалеко от здания больницы у глухой кирпичной стены. Расстрелы строго документировались актами о приведении приговора в исполнение с подписями исполнителей. Захоронения продолжались до 1929 г. Здесь по данным "Комиссии по установлению мест массовых захоронений жертв репрессий при столичной мэрии" зарыто примерно до тысячи человек. На Ваганьковском кладбище трупы закапывали у глухой стены. Здесь захоронено также около тысячи человек. На местах расстрелов и захоронений и на Яузе и на Ваганькове ныне располагаются помойки. На Донском кладбище захоронения начались после декабря 1934 года и сосредоточены в трех общих могилах. По этим захоронениям составлены "Книги памяти" неполно перечисляющие похороненных здесь людей, начиная с расстрелянных после убийства Кирова и кончая убитыми по "Ленинградскому делу" и членами ЕАК.
    Последние захоронения, отмеченные Комиссией в третьей могиле, отнесены к 1945 -1953 гг. Наибольшее количество жертв захоронено на Бутовском "полигоне" и в районе Коммунарки. Первый находится на Варшавском шоссе, а второй - на Старокалужском. Бутово, как "полигон", для расстрелов начали использовать с конца 1936 года - начала 1937 года. В разгар террора в Бутово направляли машины одну за другой с живыми людьми, так как Лубянка "не успевала справляться" (А.Мильчаков "Вечерняя Москва", 10.01.1991 г.). В глубокие рвы в 4-5 слоев сбрасывали трупы расстрелянных здесь же людей. В Московском областном управлении ФСБ имеются списки, где приведены имена более 27 тысяч убитых и захороненных в Бутово. Захоронения окружены забором с колючей проволокой. Вокруг "полигона" расположены деревни, дачные поселки, среди которых есть и дачный поселок сотрудников бывшего КГБ. Несколько лет назад в Бутово была открыта мемориальная доска. Другой "полигон" находится в районе совхоза "Коммунарка" на территории бывшей дачи Ягоды. Это закрытый охраняемый объект окруженный забором с колючей проволокой. Здесь было расстреляно приблизительно 10 -15 тысяч человек. В "Расстрельных списках" по "Коммунарке", опубликованных в "Вечерней Москве" 27 июля, я нашла фамилию своего отца, несмотря на то, что в справке выданной военной коллегией в 1988 г. написано, что "по действовавшим в 1938 году правилам место захоронения осужденных не фиксировалось, в связи с чем установить его в настоящее время не представляется возможным". В ФСБ помимо многих других черт, унаследованных от прошлых органов госбезопасности, осталась как видно и рефлекторная реакция лгать, хотя это бесполезно и не нужно им самим. Теперь захоронения более чем пятидесятилетней давности становятся известными.
    В пос. Ягодном Магаданской области работает журналист Иван Паникаров -председатель общества "Поиск незаконно репрессированных". Он собирает для "Книги памяти" сведения обо всех бывших колымчанах - политических узниках гулага ( территории Магаданской области, Чукотки, Якутии и Хабаровского края). Им организованы, кроме "Общества", Музей памяти, памятник на знаменитой "Серпантинке" (1991)в Ягодинском районе, где находилась тюрьма смертников. Начат серийный выпуск книг - воспоминаний старожилов Колымы, в том числе и бывших узников гулага, регулярно печатаются на эти темы рассказы в газете "Северная правда". Основным спонсором и вдохновителем всех этих дел является сам Иван Александрович. Я помогала Ивану в розысках бывших колымчан, Нина Николаевна Кофман и я послали ему материалы о Самуиле Кофмане и статья о нем была напечатана в "Северной правде".
    Сейчас "Мемориал" имеет свою страницу в интернете, в которую внесена большая часть материалов по истории Мемориала и основным программам - как историческим так и правозащитным, в том числе расстрельные списки по московским захоронениям.

    Список использованной литературы:
    1. А.Н.Александри, Бессарабия и бессарабский вопрос. М., 1926.
    2. А.Борщаговский. Обвиняется кровь. М., 1994.
    3. В.Корнеев. Были ли тайные кладбища у НКВД. "Известия" N 239 от 26.08.1990
    4. P. Кофман. Избранные этюды С.Каминера и М.Либуркина. М.ФИС.1981
    5. В.Лозинский. Место, куда декрет об отмене смертной казни не распространяется. "Карта" N 6, Рязань (Росссийский независимый, исторический и правозащитный журнал), 1994
    6. Ф.Лясс. Последний политический процесс Сталина или неудавшийся геноцид. Иерусалим, 1995.
    7. Малая советская энциклопедия, 1958.
    8. А.Мильчаков. Статьи в газете "Вечерняя Москва": от 27.02. и 10.08.1990, от 16.01. и 26.02.1991.
    9. Развитие авиационной науки и техники в СССР.Историко-технические очерки. Наука, М" 1980.
    10. Х.Раковский. Письмо Валентинову . Астрахань, 1928. В книге СССР: внутренние противоречия, под ред. В.Чалидзе, Бенсон (Вермонт), 1987
    11. Pierre Rigoulot. Des Francais au goulag. 1917 - 1984. Fayard, 1984.
    12. P.Rigoulot. Les paupieres lourdes. P, 1991
    13. Ж.Росси. Справочник по ГУЛАГу. Просвет, М., 1991.
    14. Следственные дела Кофмана Л.М., Кофмана С.М., Кофман А.В. (рукописи). Центральный архив ВЧК-ОГПУ-НКВД.
    15, П.Черкасов. Страницы истории. Великий князь под колпаком французской секретной полиции (по страницам полицейского досье). Русская мысль N 4186 (от 28.087-03.09.1997).
    16. Д.Юрасов (записал Я.Леонтьев). Жертвы и палачи в одних могилах. Общая газета N 18(197) от 28.08-03.09 1997