 |
Дело Пасько - 2 |
Содержание Главная страница |
Дело Григория Пасько: у медузы костей не бывает!
Десятого июля накануне суда, назначенного на одиннадцатое число, на Владивосток обрушился дождь, сопки тут же затянуло туманом. Влажность - сто процентов. В этот день Григорий предстал перед судейским столом во Владивостокском гарнизонном военном суде. Дело в том, что Григорий потратил очень много сил, нервов, времени для того, чтобы уволиться с флота. А его - не отпускали. Откуда столь горячая любовь к офицеру, которого ФСБ обвиняет в измене родине? Ларчик открывается просто. Гэбешникам как серпом по одному деликатному месту была мысль, что как только Пасько уволится в запас, он станет обычным гражданским человеком, сможет получить зарубежный паспорт, сможет работать как все граждане, выехать за рубеж. Уже был приказ командующего Тихоокеанским флотом - уволить, а Григория все не отпускали на свободу. Изощренная пытка, - он же ни на какую другую работу устроиться не мог, чтобы зарабатывать на хлеб насущный. В судебном заседании меня потряс прокурор, который заговорил о том, что Пасько ущемлен в своих правах - у него истек срок контракта, он хочет уволиться, на прежней работе трудиться не может, денег получает - кот наплакал. Судья, выслушав доводы Пасько, представителя той части, где он служил, прокурора, вынес решение - жалобу офицера Пасько удовлетворить и уволить его из рядов вооруженных сил.
Мы вышли с Григорием в коридор суда, он стал ходить по канцеляриям, чтобы выпросить копию решения. За окном шел дождь, из нужника густо несло гадостью, бледные матросики жадно курили у ведра, наполовину наполненного окурками. Опальный офицер прощался со своей флотской службой.
Десятого июля бледный от волнения Пасько вошел в зал Тихоокеанского флотского военного суда в сопровождении адвокатов. За пять минут до начала заседания в зал ворвались местные журналисты, быстро поставили камеры, засверкали блицами. Их было человек двадцать. Никого из иностранных журналюг не было. ФСБ, дважды перенеся начало суда, добилось своего. Иностранцы интерес к процессу потеряли. За окном тут же запыхтел компрессор, диктофон стал ненужным, это напомнило мне ситуацию с делом Никитина. В здании городского суда Петербурга все время рядом с залом 48, где судили Александра, визжали какие-то дрели, стучали молотки. Вошел судья и народные заседатели. Особенно был представителен судья Дмитрий Кувшинников, высокого роста, широкоплечий, хорошо подстриженный, он прекрасно смотрелся в черной судейской мантии. Старший прапорщик Морозов подкачал: никакой судейской мантией было не прикрыть жуликоватую кошачью физиономию. Зато заседательница Бабич была очень импозантна. У кого-то в ФСБ хороший вкус. Прокурор меня совершенно разочаровал: и ростиком не вышел, и личиком - не Делон. А позже оказалось, что и до Демосфена ему далеко.
Сначала были всевозможные процедурные вопросы. Где Пасько родился, учился, сколько у него детей. Напряженный момент возник, как только Григорий заявил, что у него нет оснований доверять военным, которые сидят в судейских креслах. Именно ему, прослужившему двадцать лет, хорошо известен армейский закон - приказы начальника не обсуждаются, а выполняются. Адвокаты и Григорий огласили пять ходатайств. Пасько заявил ходатайство о вызове в суд в качестве свидетеля Куроедова, главнокомандующего ВМФ России. Именно он знал, над какими темами работал военный журналист Пасько, хорошо знал Григория, потому что возглавлял ТОФ, много раз лично обращался к журналисту с просьбами писать на очень важные темы, знал, какие книжки он собирался написать, какие напряженные отношения у него сложились с ФСБ. Адвокат Анатолий Пышкин огласил очень важное ходатайство, - запросить у ФСБ какие меры были приняты в отношении тех сотрудников, которые, расследую дело Пасько, фальсифицировали материалы. При вынесении предыдущего приговора суд одновременно провозгласил частное определение по фактам фальсификации отдельных материалов уголовного дела. Адвокат Иван Павлов зачитал ходатайство, которое может и должно сыграть очень важную роль. Во время следствия следователь ФСБ Егоркин направил материалы на японских журналистов из компании Энэчкей и русских сотрудников этой же компании, требуя привлечь их к уголовной ответственности. Это был тривиальный паровозик - Пасько шпион, японские журналисты - шпионы, русские сотрудники их сообщники. Адвокатам известно, что никакого уголовного дела против этих граждан не было. А значит - рушится вся система доказательств. Если Пасько - шпион, и носил шпионские журналистские материалы в телекомпанию, значит в ней сидели шпион на шпионе.
После перерыва судья огласил определения по заявленным ходатайствам, и мое сердце затрепетало. Он удовлетворил ходатайство адвоката Павлова! Материалы буду запрошены из ФСБ. Такой же момент был и в деле Александра Никитина. Его обвиняли в разглашении секретных сведений об авариях и катастрофах атомных подводных лодок, а на прилавках магазинов лежали книги и журналы, в которых все аварии описывались подробнейшим образом. В том числе и знаменитый справочник Павлова. ФСБ заявляло - мы возбудили против Павлова уголовное дело. Выяснилось, что это была ложь.
Вскоре судья принял решение: дальнейшие заседания суда проводить в закрытом режиме. Все местные журналисты тут же уехали. Я остался нести вахту у дверей зала. В отличие от питерского городского суда, где судили Никитина, тут не было ни таблички с грозной надписью, ни дежурного милиционера. Все шло с провинциальной простотой. На железной лестнице, которая лежала у дверей зала, сидел, как кот на заборе, матрос Вася, одетый в гражданскую одежду и читал газету. Вася изо всех сил делал вид, что он тут сидит просто так. Все тот же густой запах сортира, расположенного рядом, стрекот пишущих машинок в канцеляриях.
В закрытом заседании прокурор стал зачитывать обвинительное заключение. То и дело он, окончательно запутавшись, просился на перерыв. В один из таких моментов я его сфотографировал у двери зала. Он очень обиделся:
- Дайте хоть позу принять поприличнее.
И гордо выпрямился у дверей, держа в руках свой портфель.
Во время одного из перерывов я встретил в коридоре судью Кувшинникова. Да, что одежда делает с человеком. Без мантии передо мной был обыкновенный полковник с заурядным лицом. Вспомнился стишок знакомой журналистки:
Камзолы из плюша, колеты из байки,
Но знай, что под ними солдатские майки!
Я попросил прокомментировать происходящее общественного защитника Александра Ткаченко:
- Оказывается, Пасько имел смелость в 1991 году поверить в Закон о СМИ и Конституцию России, что журналист может работать открыто, писать о самых больных темах. А ФСБ восприняло это в штыки - как он посмел писать такое в такой зоне, где полу война, полу мир с Японией? Дело против Пасько ФСБ начало еще в 1992 году, задолго до дела Никитина. Для кагебешников появление генотипа таких журналистов как Пасько было громом среди ясного неба. И они начали действовать антиконституционно. Для того чтобы такого журналиста в Приморье не было. Им же нужны ручные журналисты, которые пишут на заданные ими темы.
Адвокат Анатолий Пышкин прокомментировал происходившее так:
- Мы поражались способности обвинения представить жизнь обычного журналисты в криминальном свете. Обвинительное заключение состоит из штампов и клише из пособий. Берутся целые абзацы и в эти абзацы нужно только подставить нужные фамилии - Иванов, Никитин, Пасько, Терешкин, Пышкин, Моисеев, Поуп.
Итог происходившему подвел Иван Павлов:
- Представь себе самую большую медузу. Прокурор взял и вывалил это бесформенное тело, с сильным запахом разложения на судейский стол. И суд расценил это как нормальную юридическую работу. И лежит это бесформенное, приванивающее тело на судейском столе, а суд собирается его препарировать по косточкам. Ничего у него не получится. Потому что у медузы костей не бывает!
Виктор Терешкин