Index Главная страница
Другие публикации Григория Пасько
Содержание номера

  Григорий Пасько

  ПОЛЕТ ЗА ИСТИНОЙ

Александр Соколов

    "Утро туманное, утро седое...", - мурлыкал под нос немолодой уже капитан, бреясь в солдатском умывальнике аэродромной казармы. Заметив меня, он спросил:
    - Что, пресса, не спится?
    Я промолчал.
    - Ну и правильно. Все равно скоро подъем и... вперед, заре навстречу.
    Часа через полтора наш старый Як-38 оторвался - тяжело и нехотя - от бетонки и, развернувшись, взял курс на юг.
    Это было первое и последнее мое участие в разведывательной операции. Предлагая эту командировку, начальник разведки флота и первый заместитель начальника штаба решили, что увиденное своими глазами позволит мне "лучше осветить агрессивные устремления американско-корейской военщины".
    Наша "военщина", кроме сомнительной наружности "ильюшина", состояла из пяти членов экипажа и десятка офицеров-разведчиков Дальневосточного военного округа. От флота, кроме меня, было еще два офицера: капитан-лейтенант и капитан 2 ранга. Знал я их плохо, а потому почти не общался с ними. И так получилось, что посажен я был рядом с дальневосточниками. В основном это были капитаны, но камуфляж не позволял определить звание каждого.
    Огромный салон самолета был полупустым. Техники особой я не заметил, но радиоперехватывающую аппаратуру от проигрывателя апрелевских пластинок отличить смог. Каждый сидел за своим столиком, как правило, возле иллюминатора. На спинках кресел свисали парашюты: достаточно было накинуть лямки на плечи и защелкнуть карабины между ног и... - лети, душа моя, навстречу морю.
    Задача наша была очень простой. Прилететь в район Ри - это воздушный треугольник на стыке с 40-й параллелью, где заходит демаркационная линия-граница двух Корей; крутиться в нем, записывая методом радиоперехвата разговоры потенциального противника; вести аэрофотосъемку и визуальное наблюдение.
    Едва мы набрали высоту, один из членов экипажа, молодой прапорщик, пацан еще, внес картонный ящик, доверху забитый сваленными в него небольшими, граммов на 150, консервными баночками с виноградным соком. Точно такие же я видел на линиях Аэрофлота. Их выдавали в паек пассажирам. Военным летчикам вряд ли стали бы выдавать в таких смешных баночках. Значит, догадался я, это был результат чэйнджа военных с гражданскими; тем более что в нашей стране военные и гражданские аэродромы расположены, как правило, всегда рядом.
    Мы летели на довольно приличной высоте, где солнце припекало уже вовсю. Сок поэтому пришелся кстати. Через пару часов прилетели в район. Погода - великолепная, видимость - отличная. Только мы нащупали внизу пару лаптей десантных кораблей и начали замечать время выплевывания из них маленьких точек - плавающей техники америкосов, как тотчас нас в коробочку взяли два истребителя-штурмовика F-16 "Хорнет".
    - О! Друзья наши пожаловали! - воскликнул Володя, веселый капитан-разведчик. - Щас трепаться начнут. Послушаем.
    Я перешел поближе к приемникам. Из динамика что-то потрескивало, поскрипывало, так что можно было подумать: самолет рождался в муках вместе с этой техникой лет 30 тому назад. Тем не менее голоса слышались относительно четко. Разговаривали два летчика. Оба они висели на наших крыльях в своих красивых мощных самолетах. У левого на фюзеляже была нарисована красная морда кошки и внизу выделялась надпись "Red Cat". У другого тоже была надпись - кажется, "Голубая молния". Они летели так близко, что я отчетливо видел их серебристые шлемы, темные очки фирмы "Rainbow" и приборы управления.
    Разговор переводил Володя. Треп был ни о чем.
    - Хай, Джонни! Ты откуда вылупился?
    - Из отпуска. Прибыл на базу, а тут приказ - лети.
    - Что привез на наш авианосец? Кроме историй о своих любовных победах...
    - Почту... Но там заминка произошла... Я уронил мешок мимо палубы корабля.
    - Ха-ха... Ну ты даешь. Не поймают - тебя нырять заставят.
    ... И так далее, в том же духе. Не знаю, что уж выудили наши разведчики из этого разговора, но записан он был почти весь. Да, была еще фраза, типа: "Давай русского подвинем". - "Нет, не надо. Через пару часов он сам улетит, если не развалится раньше..."
    "Хвастуны", - подумал я. Хотя... Есть ведь отчего быть такими. Кто сильный, тот и наглый. Кто наглый, тот и прав. И скрывать им, уверенным в своей силе, нечего. Только слабый, неуверенный, закомплексованный, с полными штанами амбиций придурок будет все и вся засекречивать. Мне, к примеру, настрого запретили писать о том, что техника у нас - допотопная. Также не разрешили мне писать о дебилизме на учениях, когда они большей частью походили на заранее спрограммированный, каждому участнику до минуты и до метра известный спектакль. Всякое отклонение от сценария считалось "ЧП" - чрезвычайным происшествием. Вот один лишь пример различного подхода к одной и той же ситуации.
    Идут учебные полеты с борта авианесущего крейсера "Энтерпрайз". Один пошел, второй, третий... Четвертый, едва взлетев, камнем рухнул в море. Небольшая заминка. Спущены спасатели. Взлетел вертолет. Достали обломки. Приспустили звездно-полосатый на флагштоке и... один пошел, второй, третий...
    Те же учения у нас с борта авианесущего крейсера "Минск". За полдня взлетело три самолета. Четвертый разбился. Дробь - всем учениям на месяц-два. Пока не проведут поисково-спасательную операцию, пока не доложат в штаб флота, оттуда в главный штаб ВМФ, оттуда в министерство обороны; пока по обратной цепочке не придут директивы-разнарядки-приказы с указанием причин и наказанием виновных - ни один самолет не взлетит в небо. Я уже не говорю о том, что наш Як-38, самолет вертикального взлета, это - убийца летчиков сам по себе. В военном городке, в трех часах езды от Владивостока есть кладбище, состоящее только из могил летчиков, разбившихся на Як-38. Если не ошибаюсь, этот самолет-убийца до сих пор стоит на вооружении. Хотя - где стоит? На Тихоокеанском флоте авианосцы "Минск" и "Новороссийск" в начале 90-х были за бесценок проданы в ту же Корею на металлолом.
    - О чем задумался, пресса? - толкнул меня в бок Володя. И, не дожидаясь ответа, продолжил: - Красиво, черти, высаживаются. Интервал соблюден и по времени, и по расстоянию. Никаких сбоев. Техника на берег выползает вся. Обеспечение тыловое - тут же, рядом, не так, как у нас - по два дня потом ищешь.
    - Знаю, - отмахнулся я. - Я уже трижды высаживался на Клерке...
    - Поздравляю, что жив остался, - засмеялся капитан. Он ушел. Оставив мне баночку сока. Я посмотрел, как резко рухнул вниз сопровождавший нас "Красный кот". Выяснилось, что они с "Голубой молнией" ушли "домой", а на их месте тут же выросли два других самолета. Что и говорить: при такой опеке не до резких маневров. Но свою задачу мы мало-помалу делали.
    Вдруг я почувствовал, что не мешало бы сходить в гальюн. Я встал и прошел по направлению к отсеку летчиков. Меня встретил пацан-прапорщик.
    - Где тут?..- спросил я, не успев договорить. "Прапор" словно ждал моего вопроса. Он любезно - даже слишком - проводил меня к ширмочке, за которой стояло ведро. В принципе, к такому сервису на наших военных самолетах я был готов. Я начал расстегивать пуговицы и тут же обратил внимание на то, что ведро - пустое. Я оглянулся. Прапорщик, ехидно улыбаясь, стоял тут же. "Может, ты и член мой держать будешь?" - спросил я. Прапорщик, или, как их называют еще, "кусок", быстро задернул ширму. Я посмотрел вниз: два его ботинка не сдвинулись ни на миллиметр. "Что-то здесь не то... - подумал я, - летим уже часа четыре, выдули ящик сока, а ведро пустое". Застегнув брюки, я вышел и сел на свое место. "Кусок" тотчас метнулся за ширмочку и вышел оттуда, не скрывая своего разочарования.
    Через пару минут он принес еще ящик сока и поставил его рядом со мной. И снова ядовито-любезно улыбнулся. К соку я больше не притронулся, а попытался занять себя хоть чем-нибудь, чтобы отвлечься от назязчивой мысли "испытать кайф" по анекдоту про пиво и туземного вождя племени. Ища поддержки или сочувствия, я окинул взглядом разведчиков. Ноль внимания - на меня, на ситуацию... Впрочем, один из них подошел, набрал пригоршню баночек с соком. Два удара штык-ножом, два всасывания - и пустая баночка лежала в мусорном ящике.
    Я поражался выдержке моих коллег по полету, но, чуя подвох, так и не решился "размочить счет". Когда я снова встал с кресла и пошел к отсеку пилотов, прапорщик был уже рядом и застыл возле ширмочки. Я прошел мимо, в кабину летчиков, и попросил у командира разрешения поприсутствовать.
    Так я убил еще час. Затем час вместе с Володей ползали по карте района, где были нанесены корабли, места высадки и дислокации участников учений "Тим спирит". Но стоило взгляду упереться в баночки с надписью "сок", тут же идея-фикс возрождалась, как птица феникс из пепла. Я вспомнил, как однажды летел с Камчатки на транспортном АН-12. Народу набилось - видимо-невидимо: офицеры, отпускники, жены, дети, бизнесмены, проститутки... Словом, все наше государство в миниатюре. Я был уже опытным командированным и потому на предложение выпить не реагировал. Однако присоединившаяся кучка бизнесменов с девицами облегченного поведения (и как они только на военный борт попали? хотя... все продается, все покупается) настойчиво предлагали то амаретто, то джин. А одна простая девушка после пары рюмок предложила уединиться. Вот вы смогли бы уединиться в малом зале ожидания на же-де вокзале районного центра?
    Не знаю, чем бы закончились ее попытки уединить меня, если бы не раздался детский крик: "Мама, ну я же писать хочу!". Мама заметалась по кабине, как раненая рысь. Вот тогда даже моя легкодоступная соседка поняла, что уединиться в салоне транспортной "аннушки" не так-то просто. Помню, возник прапорщик (они, наверное, вроде трактирных половых на самолетах) с ведром и уединил маму с ребенком. Если быть совсем уж точным в деталях, то ребенок был - девочка. Вся операция заняла минут сорок: то ли в хвостовом отсеке невесомость была, то ли мама решила с дочкой за компанию, но длилось это долго и громко. И в очередной раз я понял: вся боевая техника (и не очень боевая) сделана у нас для боя, для войны, но не для людей, как, впрочем, и многое другое в нашей стране. Например, дороги. Одного взгляда достаточно, чтобы понять - это не дороги, а танковые директрисы.
    "Утро туманное. Утро седое...", - это из кабины пилотов выглянул усатый штурман. Он вышел, метнул наметанный взгляд за ширмочку, чему-то ухмыльнулся в густые, рыжие от табака усы и снова скрылся в кабине.
    Появился прапорщик с очередной порцией сока. Дойдя до меня, остановился и сказал: "Что же сок не пьете, тащ капитан-лейтенант?". "Проходи дальше, интриган", - сказал я ему, еле сдерживаясь, чтобы не припереть его к переборке и не выдавить тайну пустого ведра. Нельзя! Я - гость. Да и невежество свое, незнание каких-то шуточек, подначек или традиций показывать не хотелось. А потому сидел, как идиот, и терпел.
    Вскоре мы "пошли" домой. Американцы, сопроводив нас до границы зоны Ри, помахали руками и улетели назад. Впереди нас ждал родной аэродром и хороший ужин в офицерской столовой. Обратный путь показался мне вдвое длиннее. Ведро оставалось пустым. Я чуть не выматерился, когда увидел Володьку, вскрывавшего очередную банку с соком. И куда оно только лезло в него!
    Когда мы сели, над аэродромом уже нависли мрачные отечественные сумерки. Где-то вдалеке чернели деревья, словно застывшие на посту часовые. Самолет еще доруливал на место стоянки, а бравые разведчики открыли дверь и судорожно приноравливали длинную металлическую стремянку. А потом, прыгая через три перекладины, посыпались на бетонку, как зайцы на сушу из лодки деда Мазая.
    Добежав до кромки ВПП, выстроились в шеренгу и мощными струями, как дебелые полковые жеребцы, оросили пожухлую аэродромную траву. По шеренге прошелестело слово "кайф".
    Рядом со мной, кисло улыбаясь, пристроился прапорщик.
    - А вы молодец, - сказал он. - Экзамен выдержали.
    - Какой экзамен? - искренне поинтересовался я.
    - Как? Не в курсе?
    И он поведал мне о старой летчицкой традиции, согласно которой первый "сходивший" в ведро должен затем это ведро выносить. Сам кайф заключается в том, чтобы наблюдать, помирая со смеху, как неудачник несет по вибрирующей, словно живой, стремянке ведро с горкой. Не расплескать практически невозможно. А расплескать на бетонку - это позор.
    Подошел Володька. "Фу, блин, - сказал он, - тяжелый был полет". Я подумал, сейчас он поведает что-то о трудностях разведки, о новых приемах десанта американцами. Увы, увы - он говорил о соке и о бронированных мочевых пузырях подобравшейся компании.
    - Вы хоть задачу-то выполнили? - язвительно спросил я.
    Вовка отмахнулся: какая, мол, к черту, разведка. Кроме разведчиков, ее результаты, как правило, никого не интересовали, а отчеты пылились из года в год в шкафах и впечатление производили только на сопливых зеленых лейтенантов.
    - Через пару месяцев летим снова, - сказал Володька. - Полетим?
    - Ты знаешь, - спросил я у него, - что за чемоданчики носят с собой космонавты из автобуса в ракету?
    - Нет, - признался разведчик.
    - Это у них регенерационные устройства... Мини-туалеты. Вот обзаведетесь такими же, тогда полечу с вами.
    ...А статью я написал. "Полет за истиной" называлась. В ней было и про полет, и про разведку, и про американцев... Вот только о пустом ведре я умолчал. Мало ли кто еще вздумает полететь. А традиции - дело святое. На них одних, можно сказать, и держится наша армия.

27.06.99. СИЗО г. Владивосток. Камера 97.