СОДЕРЖАНИЕ Журнал "Досье на цензуру" Главная страница
ДЕЛО ВАЛЕНТИНА МОИСЕЕВА

"ТЮРЬМА В ЗАКОНЕ" ("Новые известия 18 июля 2001 г.)

Последние заявления Владимира Путина о нецелесообразности введения смертной казни заставили многих говорить, что наш президент - "настоящий европеец". И подумать о том, что мы уважаем свои обязательства, взятые Россией при вступлении в Совет Европы. Между тем наряду с прочими, еще не выполненными до конца обязательствами есть одно, о котором все забыли: вступая в Совет Европы, Россия пообещала вывести пенитенциарные учреждения из системы органов обвинительной власти. В Москве находится одно из самых известных пенитенциарных учреждений, не подчиненное ГУИН Министерства юстиции: тюрьма "Лефортово".

Федеральный закон "Об органах Федеральной службы безопасности" (в редакции от 30 декабря 1999) определяет, что органы ФСБ вправе "иметь и использовать в соответствии с законодательством РФ следственные изоляторы". Таким образом, этот нормативный акт входит в противоречие с принципами и стандартами Совета Европы, членом которой является Россия. Еще при вступлении в эту международную организацию Россия объявила о намерении привести закон о ФСБ в соответствие с европейскими нормами. Как видим, это не сделано до сих пор.

Московская тюрьма "Лефортово" - следственный изолятор, подчиненный ФСБ, что само по себе нарушает обязательства России перед Советом Европы. Об этой тюрьме написано множество мемуаров и существует множество ле- генд. Только редким, особенно "приближенным" журналистам удается туда проникнуть. Я пыталась взять интервью у начальника СИЗО "Лефортово" полковника Кирюшина, не так давно заступившего на хозяйство после смерти своего предшественника. Андрей Ларюшин, руководитель Центра общественных связей ФСБ, после моих настойчивых просьб об организации интервью заявил, что это невозможно. "Но почему? - не унималась я. Ларюшин ответил, что в "Лефортово" очень много сверхважных объектов (так на тю- ремном жаргоне называют "контингент" СИЗО ФСБ) и журналистов туда допускают только в крайнем случае. Ну что ж, раз мне отказано, придется довольствоваться свидетельствами тех, кто побывал за его высокими стенами.

Рассказы очевидцев
"Я очень внимательный и аккуратный человек. Много лет работал за границей и часто соприкасался со спецслужбами. Для меня было большим удивлением, что меня посадили в "Лефортово", в самое логово ФСБ, и дали возможность изнутри увидеть всю эту кухню". - Владимир Трофимов провел в тюрьме ФСБ полтора года. Его, руководителя аппарата Комитета по международным делам Госдумы, арестовали в апреле 1999 года и обвинили в получении взятки. В марте 2000 года ему дали 9 лет. Но президиум Верховного суда снизил приговор до 3 лет, и Трофимова отпустили по амнистии.

Не так давно в Европейском Суде по правам человека зарегистрирована жалоба Владимира Трофимова. В ней он подробно изложил все нарушения, допущенные по его делу во время следствия и пребывания в "Лефортово". Бывший руководитель аппарата Комитета по международным делам Госдумы сидел не только в тюрьме ФСБ. Перед отправкой в зону его перевели в Краснопресненскую пересыльную тюрьму. Был он некоторое время и в Тверском СИЗО. Поэтому ему есть с чем сравнивать: "Ситуация с правами человека в этих двух учреждениях чудовищная, - рассказывает Трофимов. - Но в тюрьме "Лефортово" есть определенная специфика, которой нет нигде. После тех методов особого воздействия, которые ко мне там применили, я предпочел бы сидеть в общей камере в обычной тюрьме".

Принуждение
к самоубийству?
"Здесь всегда хотели от людей только одного раскаяния. Оттого, верно, сами стены Лефортовской тюрьмы пропитаны покаянием", - пишет Владимир Буковский в своих воспоминаниях. Он сидел в этой тюрьме несколько раз. Первый раз в 1963 и последний в 1976 году.

У Трофимова сложилось впечатление, что следствию крайне необходимо получить от арестованного нужные показания. Для этого с ним сажают так называемых "наседок". Подобный метод "раскрутки" подследственного ис- пользуется и в обычных СИЗО, но там большие камеры, и "наседку" подчас бывает труднее определить. В Лефортовской тюрьме - двухместные и трехместные камеры. Говорят, что есть там всего две большие камеры на шестерых. По рассказу Трофимова его несколько раз переводили из камеры в камеру. Каждый раз один из соседей занимался его "обработкой": "В камеру всегда садится в качестве второго или третьего сотрудник ФСБ. Это люди в наколках, они представляются, как обычные уголовники. У каждого есть своя легенда. В "Лефортово" контакт поплотней, чем в обычной тюрьме. Я там уча- ствовал в выборах 1999 года и мог оценить, сколько на тот момент было заключенных. Их, по моим подсчетам, было меньше ста человек: Я думаю, что 30-40 из них "наседки".

"Мои подзащитные, которые подолгу содержатся в "Лефортово", прежде всего жалуются на вакуум общения, - говорит один из московских адвокатов. - Они постоянно видят одни и те же лица. Из-за этого у многих происходят оп- ределенные изменения в психике".

Владимир Трофимов считает, что изменения в психике могут быть связаны с определенными методами воздействия, которые оказываются на заключенных в "Лефортове". "Я полагаю, что там искусственно создают ситуацию, когда у человека может случиться моральный срыв, - рассказывает он. - А если это происходит, то человек уже не в состоянии сопротивляться оказываемому на него давлению. Один и моих соседей- "наседок" очень много рассказывал мне про самоубийство и про то, как его легче совершить. Он просил меня покончить с собой только в его отсутствие, когда он выйдет на прогулку. Я думаю, что депрессия там вызывается искусственно. Но доказать это документально я никак не могу. Это все мои личные ощущения. Судите сами: я оказываюсь в камере, меня в ней держат пять дней. Мучает жажда. Пить из крана не хочется. Уж очень вода плохая. Приходится пить чай, который тебе приносят. Они мне персонально приносили чайник утром и вечером. У меня в той камере была такая депрессия, которую нельзя ничем объяснить. Или еще другой эпизод: когда я уходил на свидание к жене, мне оставляли еду. Но я уже тогда опасался: еду выкидывал, а однажды решил поэкспериментировать на своем соседе. Он очень страдал от голода, и я отдал ему свою тарелку. Съев содержимое, этот человек, называвший себя членом олимпийской сборной по вольной борьбе, упал пластом, простонав, что задыхается. "Подобные эксперименты бывший руководитель аппарата Комитета по международным делам Госдумы, по его словам, проводил и на других своих сокамерниках, которым было недостаточно тюремной пайки. Результаты "экспериментов" подтверждали его самые худшие опасения.

Владимир Трофимов вышел из Лефортовской тюрьмы в полной уверенности, что к нему во время следствия применяли жесткие методы воздействия, подкладывая ему в пищу химические препараты. У него создалось впечатление, что в помещении Лефортовской тюрьмы существует секретная лаборатория специальных препаратов, подобная той, о которой в своих воспоминаниях рассказывает Судоплатов. "Судите сами, - уверял меня Трофимов, - в "Лефор- тово" находится следственное управление ФСБ, тут же рядом сидят заключенные - "подопьпные кролики". Тюрьма - закрытый объект, люди сидят в тепличных условиях, за ними очень удобно наблюдать и дозировать препараты".

Естественно, документально подтвердить свои страшные подозрения Трофимов никак не может. Но они не покидали его на протяжении всего тюремного заключения.

Вспоминая о своей эпопее в Лефортовской тюрьме, мой словоохотливый собеседник подчеркивает, что знает людей, к которым там не применяли никаких методов воздействия. Они, по его словам, просто отсидели положенный им до суда срок, "как в санатории"

Почему ФСБ "цепляется" за "Лефортово"?
В 1982 году моя мать Зоя Крахмальникова провела целый год в "Лефортово" по пресловутой 70 статье УК СССР ("антисоветская пропаганда и подрыв советского строя"). Она рассказывала мне, как лефортовские начальники гордились своим порядком, чистотой, жестким регламентом, тем, что они регулярно водили заключенных в баню, по первой просьбе являлся фельдшер. Гордились они и замечательной библиотекой, образовавшейся из книг, конфискованных в свое время у "врагов народа".

Валерия Новодворская, в своих воспоминаниях позволяет себе несколько похвальных слов об этой библиотеке. Обо всем остальном пишет: "Ожидаемых пыток не было, но чувствовалось, что какие-то рычаги запущены". И сравнивает человека, оказавшегося в "Лефортово", с Анной Карениной, бро- сившейся под поезд: "что-то мягко взяло за спину и неумолимо куда-то потащило..."

Вероятно, поэтому и моя мать, наслышанная о том, что в тюрьме всякое может случиться, внимательно следила за тем, чтобы всегда есть пищу только из общего котла, и однажды, придя с допроса, отказалась от тарелки супа, ос- тавленной для нее во время обеда. Одна из ее соседок, появившаяся в камере незадолго до суда, постоянно повторяла одну и ту же фразу: "Вы умрете в лагере, вы не выдержите условий".

Справедливости ради стоит признать, что большинство тех, кто сидел в "Лефортово", признают, что это, наверное, одна из редких тюрем, которая по бытовым условиям соответствует нормам Европейской конвенции по правам человека. Быть может, отсюда и нежелание обсуждать вопрос о незаконности ее подчиненности ФСБ. "Если "Лефортово" передать в ГУИН, то она очень быстро испортится и станет заурядной тюрьмой, со всеми ужасами российских СИЗО" - такой стандартный ответ на мой вопрос давали те официальные лица, которые вообще соглашались говорить на эту тему. Некоторые из них, как например, сотрудники Московской Академии МВД России, в принципе считая, неправильным, что "Лефортово" находится в подчинении ФСБ, все же категорически отказывались давать интервью. Бывший министр юстиции и депутат Павел Крашенинников через своего пресс-секретаря дал понять, что не видит смысла в обсуждении этой темы.

Гораздо словоохотливее были работники адвокатуры. Юрий Гервис, которому приходилось много раз посещать своих подзащитных в Лефортово"-,объяснил мне; почему ФСБ будет до последнего цепляться за "Лефортово": "Подслед- ственные, содержащиеся в этом СИЗО, проходят по делам, которыми занимаются ФСБ, Генпрокуратура и следственный комитет МВД. Значимые фигуры. "Лефортово" отличается самой лучшей изоляцией. В обычных тюрьмах есть так называемая тюремная почта, когда арестанты могут переписываться друг с другом. Насколько я знаю, в Лефортово" этого нет. С точки зрения следствия чрезвычайно удобно: тюрьма и следственное управ- ление ФСБ находятся в одном здании. Подследственный может быть вызван в любое время дня и ночи".

Руководитель Центра международной защиты, адвокат Каринна Москаленко возмущена тем, что в Лефортово" установлены специальные правила, регулирующие отношения адвокатов с подзащитными. По ее словам "администрация СИЗО ФСБ вводит различные ограничения на свободу и конфиденциальность общения обвиняемого и его защитника". Кроме того, Москаленко считает недопустимым, что "орган обвинения и орган со- держания людей под стражей находятся в одном ведомственном подчинении. Такой порядок вещей способствует тому, что методы ведения следствия и условия содержания арестованных не могут реально контролироваться".

Старожил
Лефортовской тюрьмы
"По коридорам следственного изолятора надзиратель идет, громко щелкая пальцами или, если не умеет, стуча одним ключом о другой. Это сигнал - предупреждение тем, кто, возможно, идет навстречу: веду заключенного. Мы не должны встречаться, не должны разговаривать, не должны видеть друг друга", - так вспоминает о "Лефортово" ее бывший узник, ныне вице-премьер и министр строительства Израиля Натан Щаранский. Известно, что одним из условий своего первого приезда в Москву после высылки из страны он поставил обязательное посещение Лефортовского СИЗО.

Звук "тюремных кастаньет" (одного ключа о другой), вероятно, слышит и современный узник Лефортовской тюрьмы - российский дипломат Валентин Моисеев. 4 июля он отметил три года своего пребывания в СИЗО ФСВ. "Новые Известия" уже писали об этом беспрецедентном деле. В декабре 1999 года Мосгорсуд приговорил Моисеева к 12 годам лишения свободы, но Верховный Суд, отменив этот приговор, направил дело на новое рассмотрение. С сентября 2000 года два новых судьи пытались вновь

Осудить Моисеева, но по разным причинам, которые таки остались

неясными, судебные заседания откладывались. О некоторых эпизодах, которые показывают, с какими абсурдными и унизительными обстоятельствами приходится сталкиваться российскому дипломату, говорит его обращение в Генпрокуратуру.

Является ли Мосгорсуд "служебным помещением ФСБ"о
"7 февраля 2001 года по прибытии из Мосгорсуда в СИЗО я без каких-либо объяснений и причин был подвергнут тестированию на наличие в организме алкоголя", - пишет он. Между тем весь день Моисеев находился под наблюде- нием конвоя. Алкоголя, разумеется, у него не обнаружили. Обращаясь в Генпрокуратуру, российский дипломат также попросил разъяснить ему, как регламентируется время доставки находящихся под стражей из СИЗО в суд и обратно. По словам Моисеева, как правило, путь из "Лефортово" в Мосгорсуд занимает несколько часов. Например, 5 февраля 2001 года доставка заняла 3 часа 20 минут. Во время доставки лица, содержащиеся под стражей, лишены возможности отправлять свои естественные потребности. Питание вне изолятора не предусмотрено. Не стоит забывать, что судебные заседания по делу Моисеева начались еще осенью 1999 года и продолжаются до сих пор.

Легко представить состояние человека, измученного многочасовой доставкой. Его привозят на суд, он готовится к серьезному разбирательству, а судья откладывает рассмотрение дела. Не является ли подобное отношение к подсудимому пыткой, не менее незаконной и изощренной, чем иные методы воздействия? В те редкие дни, когда происходит судебное разбирательство, в зале Мосгорсуда случаются странные вещи. Жена Моисеева, выступавшая на суде свидетелем, обратила внимание на постоянное жужжание, раздававшееся в зале суда. Она несколько раз обращалась в различные инстанции с просьбой объяснить, не используется ли там аппаратура неизвестного назначения. Наконец она получила ответ, подписанный заместителем директора ФСБ О. В. Сыромолотовым.

В письме этого высокопоставленного сотрудника сообщается, что "установленный на компьютер судебного делопроизводителя прибор предназначен для защиты видеотерминальных устройств от утечки информации по электромагнитным каналам". Опасаясь за состояние здоровья мужа, Наталья Денисова просила предоставить ей документы, касающиеся характеристик этого прибора. Из ответа представителя ФСБ явствует, что "указанное изделие является секретным, в связи с чем предоставить какую-либо документацию на него не представляется возможным" В заключение заместитель директора ФСБ заверил Денисову, что излучение изделия не оказывает биологического воздействия и не может негативно влиять на здоро- вье Моисеева".

Посылая ответ жене российского дипломата, представители ФСБ хотели ее успокоить. Но они не заметили, как проговорились: судя по письму, "указанное изделие является типовым и используется в служебных помещениях ФСБ в со- ответствии с требованиями законодательства" Возникает закономерный вопрос: с каких это пор зал судебного заседания Мосгорсуда стал считаться "служебным помещением ФСБ"?

Все это говорит лишь об одном: ФСБ, как любая государственная структура, должна находиться под общественным контролем. Между тем закон "Об общественном контроле за обеспечением прав лиц, находящихся в местах изоляции" так до сих пор и не принят Госдумой. СИЗО "Лефортово" продол- жает находиться в подчинении ФСБ.

Зоя СВЕТОВА

СОДЕРЖАНИЕ | В начало страницы