СОДЕРЖАНИЕ Журнал "Досье на цензуру" Главная страница
ДЕЛО ВАЛЕНТИНА МОИСЕЕВА

Судебный процесс убедил нас в невиновности Моисеева
Пресс-конференция адвокатов Юрия Гервиса, Анатолия Яблокова и Карины Москаленко (Центральный дом журналистов 9 ноября 2000 года)

Ведет пресс-конференцию Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности.

А. Симонов: В этом и в окрестных помещениях по такого рода поводу мы собираемся не первый раз, не первый год.

Первым делом было дело Вила Мирзояна, которое по тем временам собрало в соседнем помещении аудиторию раз в шесть больше. Ошеломительная это была пресс-конференция. Нам удалось ее провести накануне того дня, когда Мирзоян должен был быть арестован. В остальных случаях мы уже не успевали.
В деле Моисеева мы задержались более, чем во всех остальных. Я представляю Фонд защиты гласности. Поначалу дело дипломата стояло как бы вне сферы наших интересов. Но когда мы увидели, что все родовые признаки дел, сочиняемых Федеральной службой безопасности вокруг проблем государственной тайны, носит и это дело, то с подачи наших коллег, которые уже этим делом занимались, мы тоже включились. Выяснилось, что подготовка следователей ФСБ настолько профессионально низкая, что даже малой открытости наших судов она не выдерживает. Рассыпаются когда-то чрезвычайно убедительные для судов (поскольку они закрыты для всех остальных) доказательства, которые добыты с огромным количеством процессуальных нарушений, которые время от времени суды признают недостаточными, недостоверными, юридически безосновательными или полученными с нарушениями закона. Частично даже иногда удается изъять их из материалов обвинения.
Предыдущие дела: Гриша Пасько - военный журналист, Сойфер - ученый. И вдруг - чиновник МИДа. МИДовский дипломат. У нас самих было некоторое внутреннее отторжение. Но, если защищаешь права человека, то в конце концов приходится признать внутри самого себя, что даже президент имеет те же права человека, что и я - рядовой его избиратель или неизбиратель.
Так вот оказалось, что и заметный крупный чиновник Министерства иностранных дел никоим образом не застрахован от лживых обвинений, от предвзятости судебного рассмотрения. Ему как раз труднее всего было противостоять этому. Ранее мы привыкли работать в тесном контакте с адвокатами, сейчас и это было не так.
С адвокатами мы познакомились пару месяцев тому назад, когда впервые по сути дела на общетеоретическом уровне они согласились принять участие в "круглом столе", посвященном проблемам таких процессов. Должен с печалью заметить, что материалы этого "круглого стола" в "Новых известиях" так и не появились на свет.
Но в данном случае адвокаты работали от общественного мнения отдельно. Это один из вопросов, на которые, я надеюсь, они сегодня ответят.
Итак, представляю Вам Юрия Петровича Гервиса, Анатолия Юрьевича Яблокова и Карину Акоповну Москаленко. С Кариной Акоповной мы работаем вместе много лет, знаем друг друга давно, она подключилась к этому делу на более позднем этапе.
попросил бы для начала кого-то из двух рядом со мной сидящих коротенько рассказать предысторию. Очень кратко.

Ю.Гервис: Давайте я, поскольку я в этом деле абориген. Этим делом я занимаюсь уже более двух лет. Уголовное дело в отношении Моисеева Валентина Ивановича по признакам преступления, предусмотренного ст.275 УК РФ было возбуждено, обращаю ваше внимание, 3 июля 1998 года.

Моисеев В.И. был задержан 4 июля в 5 часов в следственном изоляторе "Лефортово". Обвинение ему было предъявлено 13 июля 1998 г., расследование было закончено 28 (или 29 - точно сейчас не помню) мая 1999 г. В первом судебном заседании, которое длилось более двух месяцев, был вынесен 16 декабря 1999 г. обвинительный приговор, в котором Моисеев был признан виновным в преступлении, предусмотренном ст.275 УК РФ, и приговорен к 12 годам лишения свободы с конфискацией имущества. После того, как защитниками были поданы кассационные жалобы, кассационное рассмотрение произошло 25 июля 2000 г.. Обвинительное решение в отношении Моисеева было отменено, материалы уголовного дела были отправлены на новое судебное рассмотрение в Московский городской суд в ином составе судей и 5 сентября второе рассмотрение было возобновлено.
Сейчас у нас закончено судебное следствие, завтра у нас прения. Потом суд удалится на приговор - обвинительный или оправдательный, который будет всем известен, и потом уже можно будет говорить о том, что там произошло.

А.Симонов: Спасибо большое. Таким образом мы получили краткую канву событий. Теперь вопрос, который я хотел бы задать.

Почему вы не выходили на контакт с прессой, почему вы не пытались работать с общественным мнением, что вам в этом смысле помешало и почему вы решили это сделать, когда во втором процессе судебное следствие закончилось?

Ю.Гервис: Я хочу сразу же поправить. У защиты никогда не было нежелания работать с прессой. Были наши обращения на период первого судебного следствия, и дальнейшие попытки привлечь внимание к нашему делу, поскольку, с нашей точки зрения, схожесть ситуации с Пасько однозначна, в отношении дела Никитина - тоже есть много вопросов, которые аналогичны. Но в связи с тем, что СМИ были задавлены Центром общественных связей ФСБ, той лживой информацией, которую распространяет постоянно генерал Зданович, очень тяжело приходилось пробивать стену недоверия к этому делу, которая была в журналистских кругах.

Удалось сделать несколько заметок. Например в "Коммерсанте", которые более- менее объективно стали освещать данную проблему. Больший интерес возник после того, как дело было рассмотрено в Верховном Суде, приговор был отменен и после этого общественное мнение стало понимать сущность того, что заявления, которые делались защитой и которые делала жена Моисеева, на мероприятиях, которые мы проводили, имеют под собой основание и не являются голословными заявлениями защиты. Поскольку Верховный Суд признал правоту наших суждений.
Данное уголовное дело и вообще дело, которое связано с государственной тайной и засекречено, освещать очень сложно, поскольку данная ситуация не определена четко в законе. Любое движение защиты в ту или иную сторону и раскрытие процессуальных нарушений, материалов уголовного дела, тех объективных данных, которые получены на следствии, в суде, реальных фактов обвинения или оправданий подзащитного, истолковываются односторонне: мол, мы пытаемся оказать давление на следствие и на суд, но никогда государство не признает того, что оно давит на суд и общественное мнение в большей степени.
Наше желание состоит в том, чтобы суд был честным, добросовестным, и чтобы те лица, которые рассматривают это дело, постоянно ощущали внимание общественности, чтобы те нарушения, которые они совершат, потворствуя незаконным методам ФСБ, и тем незаконным доказательствам, которые имеются в деле, стали известны.

А.Симонов: Существуют подписки адвокатов о неразглашении. Вы давали подписку?

А.Яблоков: Подписки бывают разные. Подписки о неразглашении данных предварительного следствия это одно. Поскольку я подключился к этому уголовному делу уже на стадии вынесения первого приговора, то есть 16 декабря 1999 г., то с меня подписку о неразглашении данных предварительного следствия не брали. С меня взяли подписку о неразглашении государственной тайны, которая содержится в материалах уголовного дела.

А.Симонов: Как определяется наличие или отсутствие государственной тайны в материалах уголовного дела? Допустим, там есть материалы, помеченные значком "государственная тайна", и материалы, свободные от этого значка? Я не нарушаю тайну следствия?

Ю.Гервис: Чтобы было понятно, я скажу. По существующей инструкции ведения судебного и следственного делопроизводства любое уголовное дело, если оно имеет хоть один документ - сопроводительный или информационный - с грифом "секретно", все целиком будет засекречено. Даже там не будет ничего. Но если придет хоть одна бумага из ФСБ, которая будет иметь гриф "секретно" или "сов.секретно", все дело будет засекречено.

А.Симонов: На сегодняшний день, если я вас правильно понял, существует отработанный механизм делать любое дело, связанное с деятельностью ФСБ, секретным потому, что в конце концов я могу написать слово "секретно" на приказе о назначении меня самого начальником ЖЭКа?

Ю.Гервис: Даже просто запрос, привлекался ли человек, запрашивались ли в отношении него какие-то бумаги, приходит ответ из ФСБ за грифом "секретно" и все дело засекречивается. Это позволяет засекретить любое дело не только ФСБ, но и Генеральной прокуратуре по Холодову, по Козленку и по всем остальным делам. Открытое уголовное дело так же засекречено и с той же целью.

А.Яблоков: Мое мнение, что такая сложившаяся судебная практика, когда из-за грифа "секретно", буквально все и любые материалы адвокат не имеет права разглашать, - такая практика порочна и незаконна. Она ограничивает право адвоката на ведение защиты. Если следствие или суд считают, что есть какие-то материалы, не подлежащие оглашению, то в подписке надо конкретно указывать эти документы и материалы, а все остальное адвокат имеет право разглашать, обсуждать и выступать где бы то ни было.

Иначе искажается всякий смысл защиты.

К.Москаленко: По этому делу меня забыли попросить подписаться.

Журнал "Индекс": Понятно, что этот механизм отработан хорошо. Но ведь если есть какое-то ходатайство или действие, которое не является секретным, и вы разгласите его, то вас не могут привлечь к ответственности - не за что.

Ю. Гервис: Формально да. Но это делается иным образом. Существует практика в г.Москве: по тому же делу Холодова о разглашении привлекли нашего коллегу. Все делается очень просто. Адвоката привлекают за то, что он нарушает адвокатскую этику, с одной стороны, с другой стороны влияет привлекают адвоката за то, что он влияет на свидетелей, оказывает влияние на родственников.

А.Симонов: Просто хочу пояснить, что на самом деле есть и другие способы. А из совсем экзотических, например, адвокат Нерсесян, участвовавший в процессе по делу Пасько, был удален из зала судебного заседания якобы за оскорбление суда, а затем исключен из Коллегии адвокатов Российской Федерации. Вот это особенно хочу подчеркнуть. Правда, это не помешало ему и дальше заниматься адвокатской практикой. Спасибо, что у нас не одна адвокатская коллегия. Но тем не менее его коллеги быстренько его исключили. Так что давление может быть оказано любым способом.

Журнал "Индекс": В Определении Верховного Суда об отмене приговора как одна из причин указана, что первый суд лишь ограничился общим перечнем сведений и документов, переданным Моисеевым иностранному государству, не указав, какие сведения и документы когда именно были переданы Моисеевым. То есть это указание суду. Суд, в котором вы участвуете, установил когда, кому, что Моисеев передавал?

Ю.Гервис: Вопрос очень простой, с одной стороны, а с другой - невозможно на него ответить. Мы можем лишь высказать свою точку зрения. Поскольку судебное следствие прошло, то я могу с уверенностью сказать, что никаких новых данных, позволяющих говорить, что Моисеев совершал преступное деяние или что-то передавал, не обнаружено. Наоборот, я могу сказать, что все те основополагающие данные, которые были признаны секретными, составляющими гостайну, не могли быть переданы Моисеевым, поскольку в одном случае он находился в заграничной командировке, был на расстоянии от Москвы более 3 тысяч километров, от лица, которому якобы в это время передавал эти сведения, а в другие временные рамки он вообще не встречался с этим лицом в течение очень большого времени. И это, как ни смешно, доказано в материалах самой же ФСБ.

Журнал "Индекс": И еще об указании Верховного Суда. Верховный Суд указывает, что объективную сторону преступления составляют действия лишь со сведениями, являющимися государственной тайной, лишь именно в тот срок, в который это рассматривается. Но таких данных в первом суде не было, поэтому приговор отменен. Второму суду дано указание выяснить, что из этих сведений составляет государственную тайну, что нет, именно на срок совершения таких действий. В этом судебном заседании удалось провести необходимые экспертизы?

А.Яблоков: В этом судебном заседании не проводились повторные экспертизы, о чем защита неоднократно ходатайствовала как на первоначальном этапе судебного разбирательства, так и повторно, в конце, когда уже были исследованы все доказательства по уголовному делу. Ходатайства заявлялись официально. В последний раз мы заявили такое ходатайство в письменном виде. Без должного обоснования судом эти ходатайства были отклонены.

В Определении Верховного Суда сказано, что не могут быть признаны законными и обоснованными заключения экспертов по определению секретности сведений, на которые суд ссылался в первом приговоре.
Согласно Конституции РФ секретность сведений определяется Законом. Такой закон "О государственной тайне" был принят лишь в 1997 году. В 1993 г. существовал Закон о государственной тайне, но этот закон не содержал перечня таких сведений. Такой перечень появился только в законе, принятом в 1997 году. Если следовать Закону, то поскольку не было перечня сведений, составляющих государственную тайну до 1997 года, то все сведения, передавал их Моисеев или не передавал, секретные или несекретные, не составляют состава преступления, поскольку не было такого закона.
Если смотреть материалы уголовного дела, то из того обвинения, которое было предъявлено Моисееву, следует (я повторяю, это по материалам следствия), что после 1997 года Моисеев никаких секретных сведений не передавал. Получается, что в действиях Моисеева, даже если стать на позицию обвинения, если следовать строго закону, нет состава преступления на настоящий момент.

А.Симонов: То есть попросту говоря, пока было можно, он передавал. А как стало нельзя - он перестал передавать. И в этом, как говорится, был абсолютно законопослушен?

Ю.Гервис: Я объясню ситуацию. В деле вообще не доказано, что Моисеев когда-либо кому-либо что-либо передавал. Это существенно. Самими же материалами ФСБ, которая в течение двух лет проводила разрешенные законом мероприятия в отношении Моисеева, подтверждается, что во время встреч с Чо Сон У не установлено ни одного факта ни получения, ни передачи Чо Сон У чего-либо от Моисеева, ни от Чо Сон У Моисееву.

А.Симонов: Надо объяснить, потому что не все знают, кто такой Чо Сон У.
Ю.Гервис: Это корейский дипломат, который является визави моего подзащитного по данному уголовному делу.

Было также установлено, что аналогичные встречи проводились этим сотрудником посольства Республики Корея с другими российскими дипломатами, они ничем не отличались от его встреч с Моисеевым. Хочу объяснить еще
Вот я держу в руках копию договора о дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Корейской Народно-Демократической Республикой.

А.Симонов: Тот дипломат был из Южной Кореи, прошу обратить внимание.

Ю.Гервис: Для того чтобы было понятно, я в руках держу до сегодняшнего момента совершенно секретный документ.

Вопрос: А где взяли?

А.Симонов: Где взяли - там нет.

Ю.Гервис: В уголовном деле данный документ признан содержащим совершенно секретные сведения. До сих пор в уголовном деле он присутствует как совершенно секретный. Чтобы было понятно: из МИДа он пришел в таком же открытом виде. На судебном следствии выяснилось, что никаких проблем и претензий к МИДу по совершению действий с секретными документами и разглашению данного документа (поскольку он был признан следствием совершенно секретным, содержащим гостайну),- никаких претензий не было. То есть в МИДе никого не наказали за то, что там до сих пор разглашается секретный документ. В МИДе он открытый для всех.

В отдельно взятом уголовном деле любая бумажка может быть совершенно секретной. В отдельно взятом уголовном деле Моисеев может быть признан иностранным шпионом на основании обычного документа. Вот парадоксальность того вопроса, который может быть связан с государственной тайной.

А.Яблоков: Я хотел бы дополнить, что, по тем же сведениям ФСБ, за Моисеевым проводилось оперативное наблюдение и оперативное прослушивание в течение более двух лет, с 1996 года.

А.Симонов: А прослушивание представлено?

А.Яблоков: Я хотел сказать вот о чем. Более 80 встреч было проконтролировано сотрудниками ФСБ, встреч Моисеева с Чо Сон У. Ни разу во время этих встреч не зафиксировано, чтобы Моисеев что-то передавал Чо Сон У, не было зафиксировано, чтобы Чо Сон У давал в порядке вознаграждения какие-то деньги или другие подарки. То есть объективная фиксация, проведенная сотрудниками ФСБ, действий Моисеева и Чо Сон У не подтверждает предъявленного ему обвинения.

А.Симонов: То есть оперативники работают чисто, а потом приходят следователи и начинают на основании этого "шить дело".

У меня такой вопрос: Как отнесся суд к ходатайствам защиты и как относился суд к ходатайствам обвинения? Это довольно существенно. Есть три категории ходатайств: ходатайства, которые были приняты, ходатайства, которые были приобщены и не известно, будет их рассматривать суд или не будет. Они не были отвергнуты, вроде как суд согласился их рассматривать в процессе принятия решения. И третья категория ходатайств - ходатайства, которые были решительно отвергнуты. Как сочетаются эти три категории? Просто интересно.

А.Яблоков: Защита заявляла ходатайства с момента открытия судебного следствия. Я могу повторить, чтобы имелось представление, какие ходатайства были заявлены защитой. Первое, о рассмотрении дела судом присяжных. Было отвергнуто. Оно заявлялось неоднократно, как в первом судебном заседании, так и в этом судебном заседании было повторено.

Второе. Об отводе военному прокурору, который участвовал в работе по этому делу. Он участвовал, начиная с предварительного следствия, по разовому поручению своего начальника. Участие военного прокурора по делу в отношении гражданского лица, каким являлся Моисеев Валентин Иванович, незаконно и недопустимо, это противоречило закону о Прокуратуре Российской Федерации. Согласно этому закону допускается участие военного прокурора в тех случаях, когда дело касается военнослужащего, или если дело проводится в местностях за пределами Российской Федерации и нет территориальных гражданских прокуратур.
Но несмотря на то, что нарушалась прямая статья закона, тем не менее суд последовательно наши ходатайства об отводе военного прокурора отклонял.
Заявлялось ходатайство о допуске к участию в деле в качестве общественных защитников представителей общественных организаций. Многие организации представляли такие ходатайства. И все эти ходатайства, мы считаем, были отклонены без должных законных оснований, только на том основании, что дело в порядке ст.18 УПК являлось закрытым.

А.Симонов: Простите ради бога, хочу прокомментировать. Прошу обратить внимание. Военный суд Тихоокеанского флота в деле по обвинению Пасько допустил к участию двух общественных защитников, один из которых вообще не служил в армии - Александра Петровича Ткаченко, генеральный директор Российского ПЕН-центра, а второй, правда, был контр-адмирал, но тоже в отставке, так что погоны его в данном случае не спасали. Там это было допущено и, видимо, опыт участия общественных защитников настолько не понравился суду, что даже в гражданском суде они теперь не были допущены. Продолжайте, пожалуйста.

А.Яблоков: Мы тоже считали, что не было законных оснований для того, чтобы отвести наше ходатайство о допуске общественных защитников, но тем не менее суд это ходатайство отклонил.

Мы неоднократно заявляли ходатайство об изменении меры пресечения Моисееву и обосновывали свое ходатайство тем, что Верховный Суд, смотревший дело, не нашел достаточных доказательств и приговор Московского городского суда отменил. Мы просили изменить меру пресечения на подписку о невыезде. Мосгорсуд на это тоже не пошел.
Кроме этого, мы заявляли ходатайства об истребовании большого количества документов и сведений, которые мы считали необходимым изучить в подлинниках.
Ведь Федеральная служба безопасности свои секретные документы, которые были положены в основу обвинительного приговора, представила в копиях, причем копиях никем не заверенных. Это были ксерокопии. И мы заявляли ходатайства о том, чтобы эти документы, хотя бы для того чтобы их можно было осмотреть и исследовать в судебном заседании, были представлены в подлинниках. Чтобы можно было провести экспертизу подлинности этих документов, поскольку большинство этих документов были на корейском языке.
Было четыре перевода этих документов и ко всем этим переводам были претензии, поскольку переводчики были или неполноценными специалистами или специалистами не той специфики. Последний перевод вообще делался военным переводчиком, который не владел МИДовскими терминами, не мог сделать адекватного перевода. Мы ходатайствовали о том, чтобы был сделан перевод окончательный, достоверный специалистом МИДа или специалистом МГИМО. И только чтобы после этого перевода были проведены экспертизы в Межведомственной комиссии по защите государственной тайны РФ, чтобы определить секретность имеющихся в документах сведений. Однако суд без должных оснований отклонил эти ходатайства, несмотря на то, что по закону каждое доказательство тогда признается доказательством, когда известен источник, есть сведения, откуда он произошел, и этот источник не должен вызывать сомнения.
Такими признаками документы ФСБ не обладали. Я считаю, что на этих документах суд новый приговор, как было раньше при первом рассмотрении судебного дела, уже построить не сможет. Это будет явно незаконное действие.
Кроме этих мы заявляли и многие другие ходатайства: о вызове дополнительных свидетелей, с которыми Моисеев Валентин Иванович работал в Сеуле (двух свидетелей вызвали и допросили в судебном заседании), заявляли другие ходатайства, направленные на полное и всестороннее исследование материалов дела. Но все ходатайства защиты были отклонены. В то же время ходатайства прокурора практически все удовлетворялись.
Мы повторили свои ходатайства в конце судебного следствия в письменном виде. И они также были отклонены.
Единственный положительный момент в том, что мы заявили в письменной форме ходатайство об исключении доказательств, полученных с нарушением закона, и мы просили его рассмотреть при вынесении приговора. Суд приобщил это ходатайство к материалам дела, и мы надеемся, что оно будет объективно рассмотрено при вынесении приговора.

А.Симонов: Вопрос к Карине Акоповне. Вы считаете, что количество чисто процессуальных нарушений уже на двух фазах этого дела достаточно для обращения в Европейский Суд?

К.Москаленко: Скажем так: первую фазу я сама проверяла, в смысле читала материалы дела. А вот сейчас от своих коллег я узнаю, что происходит при втором слушании дела, где я не имела возможности присутствовать.

Я должна сказать, что даже тот факт, что суд отложил рассмотрение ходатайств, возмутителен. Он должен был рассмотреть. Я заметила фразу, что неизвестно, будут ли они удовлетворены. Да нет, не должно быть у нас такой примиренности. Мы-то адвокаты понимаем, что это грубейшее нарушение. Ходатайства рассматриваются тогда, когда они заявляются. Это ведь очень важно.
Суд говорит о том, что он будет это рассматривать когда-то, то есть вот такое отложенное рассмотрение ходатайств по нашему уголовно-процессуальному закону не допускается. Часто наш УПК ругают и вполне обоснованно. Но я всегда говорила о том, что если хотя бы наш дефектный не вполне совершенный УПК исполнялся до конца, то хотя бы таких нарушений не было.
В чем здесь смысл? Адвокаты заявляют совершенно обоснованное ходатайство на совершенно обоснованном этапе. Сейчас в ходе судебного следствия с участием сторон, обсудив важные вопросы, они ходатайствуют исключить какие-то доказательства из числа таковых, потому что они таковыми не являются, они получены с нарушением закона. Это аксиома.
Суд говорит, что он это обсудит потом. Он что делает? Он не дает нам возможности сказать: "Ага, господин судья, ваша честь, это уже необъективно. Вы считаете их доказательствами". Он их потом засчитает или, как надеются мои коллегия и я тоже, - не засчитает.
В суде присяжных это делается на предварительной стадии, чтобы такие доказательства вообще не были предметом разбирательства, чтобы шлейф психологического давления уже не имел места в отношении присяжных. А в данном случае адвокаты просят хотя бы на этой стадии, ну ладно, они были предметом, их все читали, хотя бы на этой стадии исключить их из числа доказательств.

А.Симонов: Каринна Акоповна, я Вас очень прошу. Я Вам обязуюсь предоставить журналистскую аудиторию для подробной лекции... Но про Европейский Суд...

К.Москаленко: Я должна была выступать вместе с моими коллегами в Верховном Суде Российской Федерации, но по причинам от меня независящим этого не произошло. В принципе мы уже подготовили с супругой Моисеева и с самим Моисеевым обращение в Европейский Суд, мы ждали только, чтобы этот приговор был узаконен в кассационной инстанции, после чего у нас возникало право на обращение в Европейский Суд.

Вообще читая это Определение (определение Верховного Суда), испытываешь удовлетворение, но только в первый момент, потому что когда вы серьезнее это Определение почитаете, вы увидите, что адвокаты говорят, скажем о десятках доводов, а суд разбирает только один довод. Кассационная инстанция не дает оценки всем другим доводам защиты, а их у защиты множество.
Или, например, такая фраза: "Изложенные судом в приговоре обстоятельства совершения Моисеевым преступления носят неконкретный характер, а вывод о его виновности в совершении указанного деяния сделан без учета всех обстоятельств дела". Мы прыгали до потолка и были счастливы, что нам приговор отменили. Но фраза эта свидетельствует совсем о другом. Если все это носит неконкретный характер, никто не потрудился это все доказать, а вывод о виновности сделан без учета обстоятельств дела, то напрашивается вывод: его осуждение незаконно, а он не является виновным. Во всяком случае, его виновность не доказана.
В тот момент мы не стали передавать дело в Европейский Суд по совершенно естественной причине: отменен приговор, дело не имеет окончательного судебного решения и мы не можем идти в Страсбург. Сейчас супруга Моисеева взяла на себя такую смелость на этой стадии, не только без кассационного определения, но и без приговора, - смелость обратиться в Европейский Суд по правам человека.
Мне уже множество людей задали вопрос: ты вроде лекции читаешь по Европейскому Суду, как же вы допустили такую безграмотность?
Это не безграмотность. В исключительных случаях это действительно допускается. Во всяком случае, по данному делу допущено такое количество нарушений, которые не могут быть ни восполнены, ни изменены, ни исправлены, и в общем можно говорить о нарушении невосполнимом. Кто, например, восполнит потерянное здоровье? (Ст.3 Европейской Конвенции - пытки и бесчеловечное обращение) Кто может восполнить или компенсировать дефекты ареста, которые уже были допущены? Или там дефекты в осуществлении права на обжалование незаконного ареста? Если вам не дали возможности обжаловать незаконный арест, ваше содержание в тюрьме незаконно.

А.Симонов: А фальсификация вещественных доказательств?

К.Москаленко: Что с этим можно сделать? Их можно только исключить. Здесь как раз восполнимо. Их можно только исключить, но до сих пор не исключили, и я не уверена, что исключат.

А скажем, самое главное. Почему все-таки Наталья Михайловна, представляя интересы мужа, подготовила такое Обращение в Европейский Суд?
Кто может как-нибудь компенсировать или исправить нарушение принципа презумпции невиновности? (Ст.6-2 Европейской Конвенции по правам человека). Ныне действующий президент Российской Федерации, тогда он возглавлял ФСБ, в категорическом тоне высказывается о виновности лица, в данном случае Моисеева. Что это можно вырубить топором, забыть, исключить, выключить память, изменить, исправить? Нет, никогда. И поэтому я не стала отговаривать Наталью Михайловну отправить наше ранее еще подготовленное обращение со своим письмом, объясняющим, почему уже на этой стадии она беспокоит европейский Суд по правам человека и просит их принять это дело к рассмотрению.
Во-первых, потому что оно предрешено. Когда сам президент говорит, что человек виновен... И во-вторых, потому что (она в этом убеждена, и я ее не сумела переубедить) она утверждает действительно, что жизни Моисеева, его здоровью сегодня угрожает опасность. А это те права, которые невосстановимы.
И, наконец, последнее, если даже на этой стадии нам скажут, давайте все-таки дождемся окончательного решения, мы не теряем возможности потом, добавив туда существующие и новые нарушения, - приобщить их к нашему обращению с тем, чтобы это дело было рассмотрено впоследствии.

А.Симонов: Господа, вопросы.

Интерфакс: Можно уточнить? Ходатайство были направлены при первом судебном рассмотрении или сейчас?

А.Яблоков: И при первом судебном слушании дела, в котором участвовал мой коллега, а я не участвовал (я знакомился с протоколом, видел, что там были эти ходатайства). И при втором, в самом начале были эти ходатайства. И в конце судебного следствия мы в письменном виде повторили (поскольку нам отказали), мы снова повторили в письменном виде, и нам снова отказали.

НТВ: Чем можно объяснить, что сначала Моисеев признал свою вину в ходе первых допросов, а потом выяснилось, что он не признает свою вину?

Ю.Гервис: Извините, но кто Вам сказал, что Моисеев когда-либо признавал свою вину? Понимаете, если Зданович врет, если у него нет совести, то причем здесь Моисеев?.

Еще до начала судебного заседания (когда еще идет следствие, в 1999 г.) ФСБ выпускает книжку, где говорится, что Моисеев шпион, о чем здесь можно говорить?
Никогда Моисеев не признавал себя виновным в совершении данного преступления. Он всегда с первого допроса говорил, что никому не давал согласия на занятие шпионской деятельностью, никогда ею не занимался и никаких действий, направленных против своей родины и своего государства, он не производил.
Обратное не доказано ни в суде, ни следствием, ни первым судом. Что врет Зданович, это на его совести.
Действует принцип: ФСБ расследует дело, значит все там хорошо, значит все так и есть. К сожалению, я с этим столкнулся, когда начал защищать Моисеева по данному уголовному делу. Для меня как бывшего сотрудника ФСБ и бывшего следователя, которого учили, как нужно расследовать данные уголовные дела, то что было сделано в данном уголовном деле, не поддается никаким сравнениям.
Это уровень нашей районной милиции, но не из-за того, что я ругаю милицию, а из-за того, что в милиции это рутинно и повседневно, некоторые нарушения, которые там есть, они им простительны. Но при расследовании уголовного дела, как это делается ФСБ, это непростительно.

А.Симонов: Даже менты, извиняюсь, если подкидывают наркотики, то подкинут аккуратно. А когда деньги взятые вместе, расфасовывают по пачкам и кладут их в конверты родом из южнокорейского посольства, даже рядовая милиции этого не допускает.
Ю.Гервис: Любой сотрудник правоохранительных органов знает, что обыск производится с санкции прокурора. В исключительных случаях производится без санкции прокурора, но с уведомлением в течение суток о произведенном действии. Это элементарно. ФСБ, отдел, который занимается шпионажем и должен являться образцом расследования уголовных дел, элементарно проводит несколько обысков без санкции прокурора, а уведомляет через три дня. Вот захотели, вот сообщили. Скажите спасибо, что через три дня.

А.Симонов: А кто был в качестве понятых?

Ю.Гервис: В качестве понятых сотрудники неизвестной воинской части, которая находится в центре города Москвы, в половине двенадцатого ночи оказались в районе Строгино. Случайно. Работающие в одной и той же военной организации, но друг друга "не знают".

Газета "Русская мысль": Вы сказали, что этот южнокорейский дипломат встречался и с другими сотрудниками МИДа. Объясните мне, пожалуйста, почему именно против Моисеева было заведено уголовное дело, в чем здесь подоплека?

А.Симонов: В принципе я подозреваю, что этот вопрос не по адресу. На самом деле было бы очень славно спросить у начальника Центра общественных связей ФСБ г-на Здановича, по какому принципу изо всех имевших возможность быть обвиненными дипломатов выбрали именно Моисеева? Это, как говорится, неизвестно, на кого кирпич падает. Юрий Петрович, у Вас есть более серьезные соображения?

Ю.Гервис: Существуют несколько версий и предположений.

Первая версия такова, что Моисеев стал неугоден определенным кругам ФСБ и в МИДе. И их интересы сошлись в одной точке. Поясню свою мысль. Накануне ареста Моисеева, за несколько недель до этого, был решен вопрос о назначении его на другую, вышестоящую должность, позволявшую ему более конкретно определять политику России и влиять на нее на Корейском полуострове. Кому-то было выгодно занять это место - это одна версия.
Другая версия. Хочу напомнить, что в тот период очень широко качалось кресло под директором ФСБ на тот период - под Ковалевым. Считаю, что ФСБ сделала медвежью услугу своему руководителю, пытаясь показать в очередной раз, что мы, мол, работаем, мы разоблачаем, - показать свою пользу для государства.
И третья. Это, возможно, работа корейских спецслужб в отношении Моисеева, поскольку он относился равноудаленно как к Южной, так и к Северной Корее, занимал позицию прагматического равноправия между этими двумя странами. Желание, с одной стороны, просто подставить Моисеева. С другой стороны, - зашифровать реальный источник, который до сих пор существует в данном учреждении. Утечка, которая происходила, которая вменяется Моисееву, по заявлению лиц, которые были допрошены в судебном заседании, продолжается.
Выводы здесь сделать очень тяжело, можно говорить только о предположении.

А.Яблоков: Я хотел бы дополнить. В "Российской газете" за 26 октября было опубликовано интервью неназванного сотрудника ФСБ "Николая". Он там сказал, что Моисеев практически один определял всю политику в отношении двух Корей, настолько крупным он был специалистом. И действительно все свидетели говорили, что Моисеев был самым выдающимся специалистом в этой области, а ФСБ считала его единственным специалистом, который один определял всю политику нашей страны.

Видимо, поэтому выбрали Моисеева.

НТВ: Путин, будучи главой ФСБ, высказывал какое-либо отношение к этому делу? Поконкретнее пожалуйста.

К.Москаленко: У нас есть вырезка из публикации.

А.Яблоков: "Не важно, на какую разведку он работал - южнокорейскую или северокорейскую, но мы работали по факту." "Комсомольская правда", 8 июля 1999 года.

Интерфакс: Моисеев знал, что Чо Сон У является агентом южнокорейской спецслужбы?

Ю.Гервис: Я могу Вам сказать, что ни один сотрудник МИДа не знал о какой-либо другой принадлежности Чо Сон У, кроме как советника посольства Республики Корея. Документально подтверждено, что данное лицо везде было представлено только таким образом. Никаких других данных о этом не было. Какие взаимоотношения были у Чо Со У с ФСБ и что они друг о друге знали - это вопрос второй.

Хочу обратить внимание, что ФСБ в 1996 г. лично Моисеевым было сказано, что он встречается с Чо Сон У. С 1996 г., повторяю, ФСБ было известно об этих контактах и известно от самого Моисеева. Эти факты были установлены и на предыдущем судебном заседании, это подтвердилось и в ходе настоящего заседания как свидетельскими показаниями, так и материалами уголовного дела.

Преображенский (издание?): Вопрос к Гервису, как к бывшему работнику ФСБ. Я тоже бывший работник. Скажите, зачем надо было продолжать такое безграмотное дело, когда уже выяснилась вся безграмотность?

Ю. Гервис: Ситуация проста и банальна для нашего государства. ФСБ совершила акцию, которую не должна была проводить. Они попали в ситуацию, из которой не знают, как выйти. Когда они задержали Моисеева и оказалось, что он ничего не совершал и ничего не было обнаружено у советника посольства РК Чо Сон У, когда его в нарушение Венской конвенции обыскали в приемной ФСБ, заднего хода нельзя было давать.

ФСБ как любая государственная машина начала крутиться и крутится до сих пор, и будет дальше перемалывать любого, попавшего в эти жернова, и доказывать свою состоятельность и то, что они уже один раз заявили. Другого нет ничего.

Журнал "Индекс": Удалось ли в суде доказать подлог конвертов с маркировкой южнокорейского посольства, в которые, якобы, были разложены деньги, уплаченные Моисееву?

Ю.Гервис: Удалось установить, что эти конверты не изымались. Как они волшебным образом появились, неизвестно.

С другой стороны, мы пытались добиться у сотрудника ФСБ, которого допрашивали: скажите, Вы считаете серьезным, что человек, который работает на иностранную разведку, получает деньги в именных конвертах "господину Моисееву", на которых стоит штамп посольства Республики Корея? Хранит эти деньги у себя дома, расфасованными в эти же конверты, в которых их якобы получил? Этот сотрудник долго мялся, но так и не высказал своего отношения к подобным доказательствам. Позиция ФСБ очень проста: вот мы вам даем, а вы предполагайте. Он с корейцами разговаривал? Разговаривал. Вот у него конверты есть, там доллары лежат.И все идет на предположении, подтасовке фактов. Вот они встречались, встречались больше, чем другие. Может быть, здесь что-то нечисто. Ни одного конкретного факта, что Моисеев что-то сделал, что-то передал, нет. Все построено на недомолвках, предположениях.

Журнал "Индекс": Верховный Суд приговор отменил и вернул дело на новое судебное рассмотрение. Значит, основной канвой судебного дела снова становится обвинительное заключение. И что - до сих пор у подсудимого Моисеева нет текста секретного обвинительного заключения? Он даже не знает тот сценарий, по которому идет суд?

Ю.Гервис: Да, мы неоднократно ходатайствовали о том, чтобы Моисееву был вручен текст обвинительного заключения, которым он мог бы пользоваться в судебном заседании. Происходит парадоксальная ситуация, когда обвинительное заключение якобы передано Моисееву, но находится в спецчасти Лефортовского изолятора.

Хорошо. В рамках отдельно взятой камеры "Лефортово" обеспечить режим секретности нельзя. Но мы ставили вопрос иначе: дайте возможность нашему подзащитному иметь текст обвинительного заключения на руках во время судебного заседания.
Суд сказал, что от них это никоим образом не зависит и технически они это сделать не могут. В течение всего судебного заседания, как первого, так и второго, Моисеев не имеет документа, по которому он обвиняется. Он не может сличить, что говорит судья, с тем, что действительно есть, ответить на вопросы, уточнить позицию. Право Моисеева на защиту нарушено, и оно ничем невосполнимо. Суд не предпринимает никаких действий, чтобы восполнить данный пробел.

К.Москаленко: Это то нарушение, которое можно было бы устранить при новом разбирательстве дела. Я уже с грустью готовилась вычеркивать этот пункт из нашей жалобы в Европейский Суд. Но они не пошли на то, чтобы это восстановить. Я хочу сказать, почему суд это делает. Он наивно полагает, что здесь он как бы не при чем и что это своего рода произвол того следственного изолятора, где находится Моисеев. Суд не вручает обвинительное заключение лично. Всем находящимся под стражей он вручает копию обвинительного заключения через администрацию следственного изолятора.

Это очень серьезный вопрос: где содержится Моисеев? В чьих руках он находится?
Находится же он по сути дела в руках органа обвинения, потому что если вы вспомните, следственный изолятор "Лефортово" имеет ведомственную подчиненность абсолютно недопустимую. То есть это полное беззаконие.
При вступлении в Совет Европы мы дали обязательство, что вся пенитенциарная система будет передана в ведение Министерства юстиции.
Мы так привыкли к этим рутинным нарушениям, что не всегда обращаем внимание на них. Один факт, который немедленно характеризует всю ситуацию с этим следственным изолятором.
Когда я явилась к Моисееву, чтобы передать ему проект нашей жалобы, разработки наших совместных документов и т.д. - у меня все это немедленно отобрали и сказали, что поступит все это к Моисееву только через администрацию следственного изолятора.
Можете себе представить конфиденциальный характер отношений адвоката и его подзащитного через администрацию следственного изолятора, да не просто изолятора, а того, который относится к стороне обвинения?
Да, мы живем в России. А Россия сегодня находится в юрисдикции Европейского Суда по правам человека. Раз мы живем в России, у нас появляется сегодня масса оснований для жалоб.
Так вот, заканчивая рассказ о неправомерном вмешательстве в приватные отношения между обвиняемым и его адвокатом, я должна закончить вот чем: ему эти документы так и не передали, так же как ему не передали и текст Европейской Конвенции.
Пять лет я занимаюсь международными механизмами защиты прав человека. И я вам должна сказать, что по первому решению против Российской Федерации - Комитета по правам человека ООН- наш заявитель, чьи интересы мы представляли, уже сегодня должен быть освобожден из-под стражи. Наши СМИ этот факт просмотрели, проглядели, им это не нужно. Но ведь это факт.

НТВ: Есть ли параллели в деле Моисеева и гражданина США Поупа?

Ю.Гервис: Я не знаю материалов данного уголовного дела, знаю по прессе. Аналогичная ситуация с высказыванием ЦОСа, Здановича конкретно, о том, что Поуп был задержан с поличным, в момент передачи - этот штамп, глупость, которая кочует из одного дела в другое.

Та же самая картина у Моисеева. Даже в МИДе, когда там проводилось совещание, руководством ФСБ было сказано: да вы что, Моисеев был задержан с поличным, в момент передачи. Его взяли с деньгами, с документами, он во всем сознался, все раскрыто.
И это кочует до сих пор. У Поупа то же самое. И нарушения везде одни и те же. Людей, которые сейчас это делают, не учили, как правильно расследовать уголовные дела. Чтобы было понятно, там расследуют дела не выпускники Высшей школы, академии, а выпускники военного вуза, переводческого. Те лица, которые возбуждали дело в отношении Моисеева, из этого же органа. Кто переводил тексты на корейском языке, из этого же органа. Кто вел дело, из того же органа. Военный институт переводчиков и юристов. Такой междусобойчик сделали.
Чтобы было понятно: термин РТР как вы расшифруете? Вот в тексте обнаружили термин "РТР".

Ответ: Российское телевидение и радио.

Ю.Гервис: А переводчик, который делал у нас перевод в суде, расшифровал как "радиотехническая разведка". Вот о чем разговор. Кто что хочет - то и видит. Одни говорят: маркетинг, другие - разведывательная операцию по выяснению обстоятельств.

А.Симонов: Всех благодарю.

СОДЕРЖАНИЕ | В начало страницы