декабрь 2000, Московский Комсомолец

АГЕНТ 2002

Вербовку признать недействительной?

Это дело носит гриф "совершенно секретно". Его слушают в Московском городском суде уже четвертым составом суда, и со всех участников закрытого процесса взята подписка "о неразглашении".

В декабре прошлого года Мосгорсуд уже признал его виновным в измене Родине и осудил на 12 лет, а спустя полгода приговор был обжалован в Верховном суде. Дело вернулось в Мосгорсуд, и, когда снова дошло до вынесения приговора, состав суда был полностью сменен. Без объяснения причин.

Громкий шпионский скандал грянул в июле 1998 года, когда в Москве задержали, а позже выслали из страны южнокорейского резидента Чо Сон У, работавшего под дипломатическим прикрытием. В тот же день был арестован и Валентин Моисеев - высокопоставленный российский дипломат, занимавший должность заместителя директора одного из департаментов МИДа РФ.

Дальше последовал стандартный ход - корейцы объявили персоной нон грата сотрудника российского посольства. "Рокировка" оказалась как нельзя кстати: в ближайшее время планировалась большая поездка нашей делегации в Сеул. Цель визита - по возможности оттянуть возврат 1 миллиарда 800 миллионов долларов, взятых нашей страной еще при Горбачеве. Корейцы знали, что отдавать нам нечем. Мы же знали, что они будут настаивать хотя бы на частичном погашении долга.

В большой политике - как в жизни обычных людей. И лучший способ не платить по счетам - уклониться от встречи, оттягивая час расплаты до последнего. А там, глядишь, падишах умрет или ишак сдохнет.

- Чо Сон У мы взяли с поличным. А Моисеев был завербован южнокорейской разведкой АПНБ и работал с Чо Сон У. Моисеев уже во всем сознался, - заявили спецслужбы.

После таких слов и последовавших за ними резких действий ни о какой поездке в Сеул речь уже не шла. "Того и гляди вообще все отношения между нашими странами прервутся", - судачили обыватели. Дипломаты судорожно вспоминали, когда и где у них были последние контакты с представителями Южной Кореи. А Валентина Моисеева обвинили в измене родине и посадили в "Лефортово".

Конец 40-х. Еще не оправившийся после войны Ленинград. Тысячи голодных сирот, чьи отцы погибли на фронте. У маленького Вали Моисеева, в отличие от них, никогда папы не было, и в свидетельстве о рождении в графе "отец" чернел жирный прочерк. Настоящий послеблокадный ребенок - вихрастый, тощий, вечно мечтающий о лишнем куске хлеба, единственная опора и надежда матери. Валя с удовольствием пел в хоре мальчиков при Мариинке и учился на "пятерки" в английской спецшколе. Поэтому, когда он подрос и сообщил приятелям, что поедет в Москву "поступать на дипломата", никто не удивился - кому же, как не Вальке, с его-то способностями и целеустремленностью, покорять столицу!

Моисеев подал документы на самое престижное отделение - МО (международные отношения) - и недобрал туда всего один балл. Чтобы не упускать талантливого юношу, ему предложили досдать математику и перевестись на МЭО (отделение международно-экономических отношений). Дали три дня на подготовку. Валя посидел за учебниками, пошел на экзамен и сдал.

Ну а дальше, как обычно, начался конкурс баллов, аттестатов и родителей. Чем круче предки, тем и престижней язык доставался абитуриенту. Сначала "закончились" европейские, потом восточные. От корейского открещивались до последнего - во-первых, трудный, во-вторых, работать потом можно будет только в Северной Корее. А так как с "родительским" пунктом у Моисеева было хуже всех, то его-то и определили на корейское отделение.

Язык давался трудно. Иероглифы получались "на одно лицо", гортанные звуки сливались в один протяжный вой, и понять эту дикую "песню" не мог никто. Большинство будущих "кореистов" всеми путями пыталось перейти в китайскую или - верх мечтаний - японскую группу. Через полгода мучений, когда Моисеев уже окончательно решил бросить институт, у него вдруг "пошло". И ненавистный корейский зазвучал любимой музыкой.

Дальше - все как по маслу. В 29 лет Моисеев уже занимал должность второго секретаря советского посольства в Пхеньяне, был в МИДе на хорошем счету, имел квартиру в Москве, жену и маленького сына. В служебных отчетах его характеризовали как очень способного и перспективного молодого дипломата. Казалось бы, его блестящей карьере ничто не может помешать...

Но тут в гулких МИДовских коридорах появилась новенькая. Невысокая худенькая темноволосая девушка с голубыми прозрачными глазами. Наталья Денисова только вернулась из Китая, где после курсов отработала два года секретарем в посольстве. И Моисеев влюбился. А вскоре сообщил всем, что хочет оставить семью, чтобы жениться на Наташе.

Это был настоящий скандал.

- Разведешься - уйдешь из МИДа, - предупреждали его начальники. "Аморалка нам ни к чему, сам понимаешь", - вторили партийные руководители. "Да живи ты как все: "шифруйся", встречайся с ней, но не разводись. Глупо из-за любви ставить на карьере крест", - по-дружески останавливали его сослуживцы.

Но Моисеев развелся. И ушел с дипломатической службы. Он устроился на работу в Институт экономики мировой социалистической системы. А через год защитил кандидатскую диссертацию и вскоре снова, теперь уже вместе с молодой женой, уехал в Пхеньян - в торгпредство, заведующим экономическим отделом.

Пхеньян начала 80-х, в разгар советско-корейской дружбы, - маленький теплый рай для командированных из СССР. Огромная территория посольства с шестью жилыми домами, отличная библиотека, теннисные корты, каток, бассейн, прекрасная школа с сильнейшими преподавателями и при этом большой коллектив и дружеское расположение местного населения. Моисеевы прожили там восемь лет.

- Я с Моисеевым отработал два срока. В начале 70-х я был советником-посланником, а Валентин Иванович только появился в посольстве. И потом, уже позже, когда он приехал в торгпредство, а я уже был послом, - вспоминает Николай Михайлович Шубников, бывший посол СССР в КНДР. - Я сам написал письмо в отдел загранкадров ЦК о том, что у нас не хватает хороших кадров, и попросил вернуть Моисеева на дипломатическую работу. Он очень способный, все быстро схватывал. К тому же порядочный, общительный, открытый человек - я был заинтересован в таком работнике. При мне Валентин Иванович вырос до 1-го секретаря посольства.

Дипломат - тот же разведчик, только работающий на территории другого государства легально. Те же многочисленные официальные и неофициальные встречи, сбор информации, выяснение мнений и т.д.

- Мы, как и другие работники посольства, постоянно общались с иностранцами. Ходили друг к другу в гости, поздравляли с праздниками, дарили подарки - это обычная дипломатическая практика, - рассказывает Наталья, жена Валентина Моисеева. - У нас были друзья: финны, венгры, чехи, поляки, монголы, корейцы... Наша школа считалась одной из лучших, и их дети учились вместе с нашей дочкой Надей.

Кто "при погонах", кто резидент, лишь трудящийся под дипломатическим прикрытием, - секрет Полишинеля. Знают все, но говорить об этом вроде как этикет не позволяет. "Те", как называли сотрудников спецслужб в посольствах, заметно отличались от обычных дипломатов. Не у каждого работника посольства в соцстране был автомобиль, а у "тех" - всегда. Да и подарки у резидента были обычно самые дорогие.

"Ху из ху" в других посольствах, не знали разве что малые дети. Правда, северных корейцев в шпионаже подозревали меньше других - все-таки братья по соцлагерю, живущие во многом благодаря нашим многомиллионным кредитам. Другое дело - "южане": с ними надо держать ухо востро, и это понятно без лишних объяснений.

Моисеева отправляют в стан бывшего врага - Южную Корею, где он два года работает советником. После Сеула, с его небоскребами и многоуровневыми дорогами, привычный Пхеньян кажется убогим младшим братом, переболевшим в детстве менингитом и навсегда отставшим в развитии.

В Сеуле у семьи появились новые друзья - немцы, шведы, чехи, поляки. Среди тех, с кем Моисеевы достаточно близко общались, была и семья корейца Чо Сон У, с которыми они познакомились еще в Москве. Чо Сон У работал тогда советником южнокорейского посольства. Связи между нашими странами были еще в зачаточном состоянии, и неразрешенных вопросов оставалось очень много.

- С Чо Сон У в начале 90-х встречались и заместители министра, и руководители департаментов, да и вообще все кореисты, - не скрывают работники МИДа. - На тот момент он был дипломатом среднего звена. Приятный, культурный человек, хорошо говорящий по-русски...

Жена Чо Сон У была профессиональной певицей, а их дочку Энбель они называли по-нашему - Аней. Девочка училась в Московской консерватории по классу виолончели. Моисеевых, к тому времени уже вернувшихся из сеульской командировки, южнокорейские друзья не забывают: частенько приглашают в гости и на выступления единственной дочери.

Валентин Иванович уверенно двигается по служебной лестнице: становится сначала завотделом, а потом и заместителем директора 1-го департамента Азии, часто летает в краткосрочные командировки в Сеул. С его последней должности обычно уезжают уже послами или получают ранг чрезвычайного и полномочного посланника.

Он много печатается в научных и общественно-политических журналах в России и за рубежом. У него практически готова докторская диссертация. Ему предлагают несколько стран на выбор, но Моисеев от всех предложений отказывается и ждет только одного назначения - в Сеул.

Визг тормозов, скрежет шин - и посольская машина мягко въезжает в новенький лимузин. Через пару минут место происшествия уже было оцеплено сеульской полицией, а растерянный виновник ДТП давал показания в участке.

Спустя три часа на оживленный проспект, весь искрящийся от внезапно выглянувшего теплого весеннего солнышка, вышел новоиспеченный агент ╧2002 АПНБ (Агентство планирования национальной безопасности - вроде наших СВР и ГРУ вместе взятых. - Е.М.). Зарплату для начала положили небольшую - всего 500 баксов в месяц, - да ведь и он пока еще не Гордиевский... За эти деньги требовали немного: встречаться с хорошо знакомым Чо Сон У и передавать ему интересующие спецслужбу документы и сведения. При этом - никакой конспирации, шифровок и паролей. Не надо даже ходить на Блуменштрассе и следить за цветочным горшком - в общем, минимум шпионских штучек и никакого риска.

Именно так, по версии ФСБ, АПНБ и завербовало одного из лучших российских кореистов Валентина Моисеева. Два года, пока шла разработка агента 2002, наши спецслужбы прослушивали телефон дипломата и проконтролировали больше 80 встреч Моисеева и Чо Сон У. И за все это время южнокорейский резидент ни разу не вынес от Моисеева ни одного документа.

3 июля 1998 года Чо Сон У вышел наконец из подъезда Моисеева не с пустыми руками. Вопреки всем международным нормам - без присутствия консула и обязательной санкции прокурора на личный обыск - корейца тут же обыскали, а найденные у него бумаги изъяли. Среди улик оказался и доклад Валентина Моисеева "Политика России на Корейском полуострове", который за несколько дней до ареста "с поличным" был прочитан на Российско-корейской научной конференции и предназначался для напечатания в прессе.

Той же ночью провели обыск и у Моисеева - в квартире, на даче и в гараже. Но вдохновленных чекистов ждало страшное разочарование: кроме 4647 долларов, названных "шпионским заработком" и тут же изъятых, и "досье Кореи" - огромной пачки газетных и журнальных вырезок по двум Кореям, - взять у "агента", прямо скажем, было нечего.

- В тот день, когда Валентина Ивановича арестовали, нам всем сказали, что он признался в шпионаже, и доказательств более чем достаточно, - рассказывает Леонид Моисеев, директор 1-го департамента Азии МИДа РФ. - Мы были потрясены: связать шпионаж с его личностью было просто невозможно!

- Предателем можно назвать любого. Но я слишком давно и хорошо знаю Валентина Ивановича. И никогда не поверю, что Моисеев ставил свою подпись на соответствующих документах или согласился работать на какую-либо иностранную разведку, - утверждает Николай Михайлович Шубников, бывший посол СССР в КНДР.

Но "разоблачительную" машину уже было не остановить. И грянул самый громкий за всю историю отношений между нашими странами шпионский скандал. Россия и Республика Корея обменялись "персонами нон грата".

От Моисеевых отвернулись все. Его имя предали анафеме и с тех пор произносили в МИДе только шепотом.

Уголовное дело, возбужденное против Моисеева, быстро распухло до 14 томов. Вскоре там появилась папочка с интригующим названием: "Личное агентурное дело Моисеева" - в ней лежала выписка из приказа по московской резидентуре АПНБ за 1997 год, в котором значилась и его фамилия. Документы, сделанные на ксероксе, были сплошь на корейской языке, но помечены сверху почему-то по-английски: "secret" и "top secret". По большому счету в этой папке не было ни одного целого документа: как позже признали эксперты, их "слепили" из разных кусков, ставя друг за другом абзацы с упоминанием таинственного "агента 2002" и Моисеева.

Моисеева обвинили в том, что он передал АПНБ три документа и восемь сведений секретного характера, а также, как сказано в обвинительном заключении, десятки "иных" документов, причинивших ущерб безопасности России. На "секретных сведениях", якобы проданных Моисеевым, в МИДе никогда не было грифа, и их присылали обычной почтой. И только после того, как арестовали Моисеева, их засекретили.

Как стало известно "МК", Моисеев действительно по роду своей деятельности давал подписку о неразглашении как минимум 100 секретов Родины, но разглашение ни одного из них ему и не вменяется. Получается, что никаких тайн он не выдал и не продал. А если их не было, то о каком ущербе государству вообще идет речь?.. Эксперты, среди которых были и представители ФСБ, так и не смогли оценить его сумму и даже не определили, в чем именно он заключался.

- Дипломаты всегда обмениваются секретами и секретиками, которые являются таковыми лишь на протяжении очень короткого периода времени или вообще ими не являются. Например, сегодня это еще секрет, а через пару дней - уже нет. Так без ущерба интересам государства между представителями разных стран завязываются доверительные отношения, - рассказывает опытный дипломат, попросивший не называть его фамилию. - Моисеев не мог по своему статусу обладать государственной тайной. Военных секретов он просто не знал, экономические не представляли для резидента никакого интереса, потому что такие сведения публикуются в открытой печати. Хотя, конечно, определенную информацию Моисеев знал, а вот насколько она была секретной, определить очень трудно. До 1997 года в России фактически не было четкого закона о государственной тайне, и в том же МИДе делились сведениями напропалую. И если бы тогда в коридорах МИДа появилось объявленьице типа "Продам Родину. По дешевке", никто бы не удивился.

До начала перестройки дипломатическая жизнь была строго регламентирована, и каждый четко знал, что он может делать, а что нет. Потом же, как уверяют дипломаты, и особенно при экс-министре иностранных дел Андрее Козыреве, в МИДе началась полная неразбериха.

- Я много раз встречался и с Ким Ир Сеном, и с Ким Чен Иром. Мы знакомы уже сорок лет и не один раз ездили вместе на охоту или рыбалку, - вспоминает бывший посол СССР в КНДР Николай Михайлович Шубников. - Беседы с руководителями государства сразу же шифруются и под грифом "совершенно секретно" лежат в архиве не один десяток лет. И вот лет пять назад ко мне пришел южнокорейский журналист и попросил рассказать об одной моей встрече с Ким Чен Иром (мы тогда провели вместе три дня на катере - рыбачили в Восточном море). Я рассказал ему, что было можно, и он опубликовал это в своей газете. А еще через пару недель корреспондент принес мне свежий номер, в котором слово в слово была напечатана стенограмма моей беседы с Ким Чен Иром. Та самая, сов.секретная, отправленная мною из Пхеньяна и хранившаяся в мидовских архивах. Выходит, что кто-то ее продал... И таких примеров более чем достаточно. Почему же ФСБ не ищет настоящих "продавцов"?..

Странная метаморфоза произошла на суде и с изъятыми "шпионскими деньгами". Во время процесса их почему-то предъявили в семи конвертах с маркировкой южнокорейского посольства и надписью "Моисеев", хотя до этого в протоколах обыска никаких конвертов не значилось. (Так и вижу эту картину: улыбающийся Чо Сон У, прямо под бдительным оком ФСБ, во время делового ужина в дорогом ресторане вручает Моисееву в конверте очередную зарплату, а благодарный дипломат-агент приходит домой и складывает конвертики в семейную тумбочку.) Правда, из справки, предоставленной МИДом, известно, что только одних командировочных Моисееву начислено в пять раз больше, чем у него нашли.

- ФСБ с самого начала использует подлоги, фальсификации и провокации, - возмущен Анатолий Яблоков, адвокат Валентина Моисеева. - Но мы даже рассказать о них не имеем права: методы работы спецслужб являются по закону государственной тайной, и их разглашение - преступление.

Как стало ясно во время процесса, спецслужбы так и не смогли установить, когда же все-таки Моисеев из дипломата превратился в агента 2002, - по их версии, это могло произойти в промежутке между 1992-м и 1994 годами. Тогда же на суде было доказано, что Моисеев... вообще никакой машины в Сеуле не разбивал и в полицейском участке не был. В аварию попал другой сотрудник нашего посольства - он-то и участвовал в разборе ДТП.

Перечислять "нестыковки" можно еще очень долго. Но от всего "дела Моисеева" остается одно совершенно четкое ощущение: или наши спецслужбы совсем разучились работать, или Моисеев - не шпион.

После ареста Валентина Моисеева ФСБ проводила в МИДе тщательнейшую проверку. Итог один: никаких нарушений ни в работе департамента, ни в работе самого Моисеева не выявлено. А вскоре в МИД нагрянула новая комиссия с тем же "заданием": найти доказательства. С результатами ее проверки никого в МИДе до сих пор так и не ознакомили.

- Арест Валентина Моисеева для нашего департамента - колоссальный удар, от которого мы до сих пор не можем оправиться, - говорит Леонид Моисеев, директор 1-го департамента Азии МИД РФ. - Один наш сотрудник, узнав об этом аресте, слег с инсультом и все никак не может до конца восстановиться. Умер старший советник отдела и хороший кореист - это тоже последствия тех событий. Валентин Моисеев - один из лучших специалистов по Корее в системе нашего МИДа. К тому же, что сейчас большая редкость, - отличный знаток экономики Северной Кореи. Я проходил свидетелем по делу, выступал на суде. Но ни во время следствия, ни на самом процессе ничего конкретного против Моисеева предъявлено не было. Суд почему-то ждал рассказов от меня, а не доказательств от прокуратуры...

Как отмечают специалисты, в последние годы российскую внешнюю политику на Корейском полуострове трудно назвать успешной. От огромного влияния на своего верного друга и преданного последователя - КНДР - у нас практически ничего не осталось. Даже оборудование для построенных нами АЭС северные корейцы покупают сейчас не в России, а у своих бывших злейших врагов - "южан". Да и во всем, что касается объединения двух Корей, нам теперь отводится лишь незавидная роль статиста. Во всем мире это называется провалом дипломатии.

Шпионские страсти почти трехлетней давности не прибавили теплоты нашим отношениям, хоть и закончились для всех участников скандала по-разному. Бывший резидент Чо Сон У пошел на повышение и возглавляет сейчас московское отделение АПНБ, а министр иностранных дел Республики Корея, разобравшись в ситуации, принес публичное извинение за унижение страны и подал в отставку. У нас же все наоборот: Валентин Моисеев сел, а тогдашний министр иностранных дел Евгений Примаков стал премьер-министром России.

Сейчас, по прошествии времени, аналитики пришли к выводу, что весь этот шпионский скандал был с самого начала затеян АПНБ. Судя по всему, это была классическая операция-прикрытие по спасению от провала настоящего агента. А российские спецслужбы, похоже, с радостью клюнули на наживку и не выпускают ее до сих пор.

Мало кто знает, что семь лет назад ФСБ уже пыталась обвинить в шпионаже на АПНБ другого российского гражданина - полковника пограничной службы Н. Он тоже, как и Моисеевы, дружил с семьей высокопоставленного южнокорейского дипломата и, следуя чекистской логике, мог на них работать. К счастью, тогда Главная военная прокуратура посчитала эти доводы малоубедительными, и дело было прекращено.

Времена изменились...

Елизавета Маетная

СОДЕРЖАНИЕ | В начало страницы