(123585, г. Москва, ул.Ген.Берзарина, д.17, кор.2, юрконсультация N 26, МГКА, т.192-61-41).
в защиту осужденного Моисеева В.И.
КАССАЦИОННАЯ ЖАЛОБА
(дополнительная к жалобе от 20 декабря 1999г.)
16 декабря 1999 года приговором Московского город-ского суда был признан виновным в совершении преступле-ния, предусмотренного ст. 275 УК РФ и осужден к наказанию в виде 12 лет лишения свободы в ИК строгого режима, с кон-фискацией принадлежащего ему имущества
Моисеев Валентин Иванович, родившийся 10 марта 1946 года в г. Ленинграде, русский, гражданин России, с высшим образованием, женатый, имеющий двоих детей, ранее не судимый, до ареста работавший заместителем ди-ректора 1Департамента Азии МИД РФ, являющийся чрезвы-чайным и полномочным посланником 2 класса, проживаю-щий в г. Москве по адресу: ул. Исаковского, д.12, кор.1, кв. 97; с 4 июля 1998г. и по настоящее время, содержащийся под арестом в следственном изоляторе ФСБ РФ в Лефортово.
Названный приговор суда считаю не справедливым, не законным, не обос-нованным и подлежащим отмене.
Выводы суда, изложенные в приговоре, не в полной мере соответ-ствуют фактическим обстоятельствам дела; одностороннее и не полное рас-следование уголовного дела не было восполнено в судебном заседании; в основу приговора положены доказательства, полученные с нарушением закона.
Следствие, а затем и суд в приговоре расширили формулу обвинения (указав, что Моисеев как гражданин СССР, а затем- гражданин Российской Феде-рации) и не учли того, что ст. 275 УК РФ предусматривает специального субъекта преступления- только гражданина РФ.
Поэтому формальный подход к настоящему делу приводит к следую-щим выводам: При поступлении на работу в МИД СССР гражданин СССР Моисе-ев В.И. 12 сентября 1990 года дал обязательство о неразглашении государствен-ной и служебной тайны (т.1, л.д.70). В связи с распадом СССР Моисеев В.И. с сентября 1991г. автоматически стал гражданином Российской Федерации и, как и другие сотрудники, был уволен из МИД СССР. С этого момента все его обяза-тельства перед государством СССР и МИД РФ перестали иметь юридическую си-лу. В 1991г. он был принят на работу в МИД РФ, где не давал никаких обяза-тельств, влекущих ответственность, за разглашение гостайн и где уже существо-вали упрощенный порядок сношений с иностранцами и режим охраны гостайн. В СССР, а затем и РФ с 1960 года по 31 декабря 1996г. за государственную измену в форме шпионажа была предусмотрена уголовная ответственность граждан СССР по ст. 64 УК РСФСР (Моисееву обвинение по этой статье не предъявлялось). В Российской Федерации уголовная ответственность за аналогич-ный состав преступления, но для специального субъекта- граждан РФ была предусмотрена статьей 275 УК РФ и лишь с 1 января 1997г. В соответствии со ст. 54 Конституции РФ, ст. 10 УК РФ уголовный закон, устанавливающий пре-ступность деяния, обратной силы не имеет и поэтому за действия, совершенные Моисеевым до 1 января 1997г., он не должен нести уголовной ответственности.
В судебном заседании установлено, что Моисеев в конце 1996г., отве-чая на вопросы сотрудника ФСБ РФ М., добровольно и своевременно сообщил о своих встречах с Ч.С.У, своих подозрениях о том, что Ч.С.У не тот, за кого себя выдает, об обсуждаемых с ним темах и интересующих его вопросах (в том числе относительно проекта договора с КНДР о дружбе, разглашение сведений о кото-ром было затем вменено в вину Моисееву). М. не только не потребовал прекра-тить эти встречи, не сообщил, что Ч.С.У представитель спецслужбы АПНБ, не предостерег от встреч с иностранным разведчиком, но и просил повторить эти встречи, с целью выяснения интересующих ФСБ РФ вопросов. Таким образом, последующие встречи с Ч.С.У были вызваны просьбами сотрудника ФСБ М. и по-этому не образуют состава преступления или, как минимум, подпадают под при-мечание к ст. 275 УК РФ, в связи с чем Моисеев должен был быть освобожден от уголовной ответственности.
В нарушение ч.1 ст. 68 УПК РСФСР суд, голословно указав в пригово-ре, что Моисеев в 1992- 1994г.г. был привлечен к негласному сотрудниче-ству разведкой республики Корея- АПНБ, дал согласие на негласное сотрудниче-ство, был включен в действующий агентурный аппарат АПНБ, собирал документы и сведения, интересующие АПНБ,- не отметил какие конкретно противоправные действия им были совершены в этот период и почему эти действия в представлен-ных СВР РФ агентурных и других документах отражены только с начала 1994г. Суд установив, что Моисеев вернулся из командировки лишь в марте 1994г., а Ч.С.У приехал в Москву в августе 1994г. не мотивировал в приговоре как Моисеев сумел при таких условиях передавать документы и сведения с начала 1994г. по 3 июля 1998г. Документально подтверждены в суде и два других периода (май 1996г. и апрель 1998г.- т.11, л.д.58), когда Моисеев находился в командировках и не мог заниматься шпионской деятельностью.
В нарушение ч.2 ст. 68 УПК РСФСР суд не указал мотивы, приведшие Моисеева в период 1992- 1994г.г. к государственной измене. Якобы полученные в период 1994- 1998г.г. 14 тысяч долларов США указа-ны в приговоре не как корыстный мотив, приведший Моисеева к совершению преступления, а как денежная сумма, на которую Моисеев субъективно не рассчи-тывал и которую АПНБ выплатило Моисееву в порядке вознаграждения по лич-ной инициативе. Не доказано, что эти деньги поступили от АПНБ и их конфиска-ция, в целом, не обоснованна, т.к. в деле имеются данные, что они накоплены семьей на протяжении длительного времени, их размер сопоставим с законным доходом, полученным Моисеевым.
В суде достоверно не установлены факты вербовки Моисеева, дачи со-гласия на сотрудничество с АПНБ, наличия агентурной сети, собирания им доку-ментов и сведений, составляющих гостайну, выдачи государственной тайны или оказания иной помощи иностранному государству, с целью причинения ущерба внешней безопасности государства или реально причинившим ущерб интересам России.
Эксперты в суде не смогли должным образом обосновать, в чем за-ключался этот ущерб, т.к. практически все вмененные Моисееву сведения публи-ковались в открытой печати или звучали на брифингах. 9 февраля 2000 года во всех средствах массовой информации прозвучало сообщение о подписании Росси-ей договора о дружбе с КНДР, который будет опубликован в печати.
В приговоре не точно отражены, показания свидетелей К.Г.Б., И.А.Т., М.А.И., Т.Г.Д. о том, что все знали о причастности Ч.С.У к южнокорейской раз-ведке и не допустимости разглашения документов МИДа. В действительности эти и другие сотрудники МИДа в суде заявили, что не считали эти сведения секрет-ными, и они не могли причинить ущерба внешней безопасности государства.
Суд в полном обьеме не проверил заявлений Моисеева о причастности Т.М.Е. к передаче Ч.С.У списка документов на корейском языке на 8 листах и признал, что это являлось шпионским заданием Моисеева; исказил показания Т.М.Е. в части важности сведений, содержащихся в названном списке, а также в докладе Моисеева.
Вопреки заключениям экспертов суд признал доклад, 4 фотографии переданные Моисеевым Ч.С.У и названный список на 8 листах, документы, в ко-торых не содержались секретные сведения,- вещественными доказательствами шпионской деятельности Моисеева.
Вопреки протоколу обыска суд указал в приговоре на обнаружение 7 конвертов, в которых якобы были разложены 4647 долларов США и признал эти конверты вещественными доказательствами.
В приговоре ошибочно указано, что проектом приказа по резидентуре АПНБ в Москве на 1997г. установлено, что именно Моисеев передал конкретно все те документы и сведения, которые ему вменены в вину. В действительности об этом говорится в другом смонтированном ФСБ документе- переводе копии аген-турного дела Моисеева.
Суд, указав в приговоре, что Моисеев еще на предварительном следст-вии отказался от своих первоначальных показаний, заявив, что оговорил себя в ре-зультате психологического воздействия и угроз со стороны оперативников и сле-дователей, а также отсутствия избранного им адвоката (т.2, л.д.193-196),- затем не обоснованно сослался в приговоре на все эти вынужденные показания Моисеева в подтверждение его вины.
В действительности, из материалов уголовного дела и протокола су-дебного заседания усматривается:
(В этом месте из текста кассационной жалобы автором изьяты 4 листа текста, т.к. они раскрывают провокационные формы и методы работы ФСБ РФ и по закону являются секретными, подлежат огласке в закрытом судебном за-седании, в дальнейшем изьятия по тем же основаниям будут обозначаться *).
Осуществивший провокационные действия в отношении Моисеева и как видно явно заинтересованный в исходе дела сотрудник ФСБ РФ М. оказался причастным к изготовлению двух основных документов, положенных в основу обвинения Моисеева в государственной измене в форме шпионажа, подлинность которых категорично отрицал на следствии и в суде Моисеев. В судебном заседа-нии М. признал, * и что полученные агентурным путем ксерокопии проекта при-каза по организации работы резидентуры АПНБ в Москве на 1997г. и выписки из личного агентурного дела Моисеева (т.5, л.д.83-89)- сначала им с помощью ксе-рокса были увеличены, а затем он закрыл те места, которые, по его мнению, не касались Моисеева, и где говорилось о других агентах и с помощью ксерокса из-готовил окончательную копию. Таким образом, он изготовил окончательные смонтированные документы, которые были представлены в уголовное дело и на перевод (т.13, л.д.28). В связи с не читаемостью и не четкостью этих копий в суд были представлены новые копии с этих документов, но и они не отличались чет-костью, на каждой странице видны полосы от закрывания участков текста при ксерокопировании. Лишь в нескольких случаях говорится, что сведения получены от Моисеева, но в подавляющем большинстве из названных документов не ясно от кого получена информация, т.к. в них речь идет о многих агентах (агент 2001; агент начальник отдела Кореи, агент старший советник и др.). Имеется много пропусков в тексте, нарушена нумерация, что позволило Моисееву придти к вы-воду, что это не два, а четыре документа. Эти важнейшие для уголовного дела, но по названным причинам сомнительные документы не прошли экспертизы на под-линность и достоверность. При таких условиях названные документы не могут быть признаны допустимыми с точки зрения закона доказательствами. Допро-шенный в суде Моисеев категорически отрицал как подлинность этих документов, так и сведений в них изложенных, заявив, что их смонтировал М., а не корейские спецслужбы (т.13, л.д.140-145).
Перечень сведений, содержащийся в этих двух сомнительных доку-ментах, по мнению большинства сотрудников МИДа не включал в себя докумен-тов и сведений, составляющих государственную тайну, в той или иной форме по-являлся в открытой печати, звучал на брифингах и приемах. Такие показания дали в суде заместитель Министра иностранных дел РФ К.Г.Б., директор 1ДА МИД РФ М.Л.П., начальник департамента безопасности МИД РФ К. и другие.
Так, допрошенный в суде свидетель К.Г.Б. (т.12, л.д.88-99, т.3, л.д.52-54) показал, что в МИДе сложился порядок, при котором не подлежали огласке документы и сведения, имеющие гриф секретности. Если этого грифа не было, то каждый сотрудник был волен сам определить допустимо или нет его оглашение иностранным дипломатам. В ходе работы над договором о дружбе и сотрудниче-стве России и КНДР о факте такой работы и о её этапах информировалась южно-корейская сторона. Этот договор после подписания будет опубликован. Поэтому огласка не причинила вреда безопасности России. Также не представляло опасно-сти разглашение проекта договора России и КНДР о сотрудничестве, хотя и на-рушило тактику дипломатии. Только после случившегося с Моисеевым в МИДе стала разрабатываться инструкция о порядке работы и засекречиванию докумен-тов (т.12, л.д.93).
Свидетель М.Л.П. в суде показал, что в МИДе все отвергли версию следствия о том, что Моисеев будучи завербован корейской разведкой, встречался с Ч.С.У у себя на квартире, в ресторанах и других местах, где передавал докумен-ты и сведения, составляющие гостайну потому, что такого не могло быть. Вся ра-бота сотрудников МИДа состоит именно в таких встречах и обсуждениях. При этом в России эти встречи оплачивали корейцы, а в Корее- соответственно опла-чивали наши дипломаты. В МИДе не было официальной информации о принад-лежности Ч.С.У к южнокорейской разведке. После распада СССР всех сотрудни-ков МИД СССР уволили, а затем уже вновь приняли в МИД РФ, но новых юриди-ческих обязательств о соблюдении режима секретности не потребовали, четких новых инструкций о порядке встреч с иностранцами не было. Наши договоры с корейцами не носят грифа секретности и до подписания они обсуждаются и изме-няются. Если Моисеев уходил с работы на длительное время, то всегда ставил его в известность (т.12, л.д.66).
Оглашенными в суде показаниями свидетеля М.А.И. подтверждается, что он, как и Моисеев, неоднократно встречался с Ч.С.У, хоть и догадывался о принадлежности его к спецслужбам (т.3, л.д. 47-50).
Свидетель Т.Г.Д. (т.12, л.д.71-87, т.3, л.д. 16-20) показал в суде, что познакомился с Ч.С.У в 1991г. и затем еще встречался с ним в 1993г. Он не гово-рил Моисееву о принадлежности Ч.С.У к разведке (т.12, л.д.79). В МИД России было сообщение о подготовке нового договора между Россией и КНДР, текст его стандартный и не секретный. Разглашение договора ущерба обороноспособности России не причинило (т.12, л.д.82).
Свидетель Т.М.Е. показала, что давно знакома как с Ч.С.У, так и с Моисеевым и Т.Г.Д.. Найденный у Моисеева перечень документов и сведений не содержит секретной информации, и в разное время публиковался, а сведения по-являлись в открытой печати. В июне 1998г. Моисеев выступил на семинаре в ин-ституте с докладом о проблемах на корейском полуострове и она, когда в суде ей предъявили изъятый у Ч.С.У доклад, подтвердила, что с ним и выступал Моисеев (т.12, л.д. 117-125).
В суде не удалось проверить показания свидетеля И.А.Т., которые бы-ли оглашены и к которым у Моисеева и защиты было много вопросов (т.3, л.д.10-15). В суде не допрашивались свидетели Е.Л.Е. и Д.В.И., которые на следствии показали, что практически все российские дипломаты контактировали с Ч.С.У, как в служебной, так и в приватной обстановке (т.3, л.д.34-38, т.3, л.д.56-59).
В ответ на запросы следователя М.Л.П. и К. подготовили весь пере-чень вмененных в вину Моисеева документов и сведений, и в препроводительных письмах указали, что все эти документы не являются секретными, т.к. все они бы-ли официально озвучены на проводимых в министерстве брифингах, либо переда-вались в печать для распространения внутри страны и за рубежом, публиковались в печати. Все эти документы и сведения были пересланы следователю открытой (несекретной) почтой (т.9, л.д.67,68, 71-141).
Явно тенденциозные и противоречивые заключения экспертиз по оп-ределению степени секретности, из всего массива (125 сведений и документов), якобы переданных Моисеевым документов и сведений, признали секретными лишь 3 документа и 5 сведений, а остальные не признали содержащими гостайну. Относительно якобы переданных Моисеевым 28 документов сделали вывод, что таких вообще не существовало и изложенные в них сведения носят недостовер-ный характер, что свидетельствует об отсутствии реального ущерба интересам страны и дезинформации южнокорейской разведки (т.4, л.д.113- 154, 149,133). *
Из ответа директора 1 ДА МИД РФ М.Л.П. К. следует, что в силу сво-их должностных обязанностей Моисеев имел доступ к шифртелеграммам, секрет-ным и несекретным документам, политписьмам, политотчетам посольств и др. важным документам и сведениям. В его обязанности входило поддержание регу-лярных контактов с дипломатами РК и КНДР, участие в переговорах и делегациях различного уровня (т.9, л.д.27-28). В правилах внутреннего трудового распорядка для работников МИДа от 5.01.96г. нигде не сказано о том, что контакты с дипло-матами должны осуществляться с разрешения или уведомления руководства (т.9,л.д.29-39).
В то же время, как видно из перечня сведений, к которым имел доступ в МИДе Моисеев за период с марта 1994г. по июнь 1998г. Моисеев ознакомился со 132 документами, в которых действительно содержались сведения секретного характера и 27 документами, где были сов.секретные сведения (т.9, л.д.8-26). Из всего этого массива только 2 документа в какой- то мере, содержат данные, вхо-дящие во вмененный Моисееву перечень разглашенных сведений (т.9, л.д.13). Но и эти сведения, несмотря на формальный гриф секретности, как сказано выше, не-однократно публиковались, обсуждались на брифингах и в среде дипломатов не считались секретными.
Кроме этих цифровых данных отсутствие у Моисеева прямого умысла на передачу государственных секретов иностранной разведке с целью причинения ущерба безопасности России подтверждается и сведениями из положенной в ос-нову приговора ксерокопии выписки из проекта приказа по организации работы АПНБ в Москве на 1997г., где в отношении Моисеева говорится что "...с начала 1996г. поступление от него документов, подлежащих секретному учету прекрати-лось... Избегает глубокого обсуждения вопросов, связанных с государственными интересами России, но информирует о северокорейской тематике..." (т.1, л.д.61-64).*
При совершенно явном спровоцированном характере действий Мои-сеева и добровольном информировании Моисеевым ФСБ о своих контактах с Ч.С.У, судом даже не обсуждалось это обстоятельство как исключительное и не анализировалась возможность применения к Моисееву приложения к статье 275 УК РФ или ст.64 УК РФ.
На предварительном следствии и в суде одни и те же эксперты дали необоснованные и противоречивые заключения о степени секретности сведений и при этом в основу своих выводов положили не точный перевод спорных докумен-тов. При оценке степени секретности исходили не из тех документов- Закона РФ "О государственной тайне" 1993г. и Перечней, которые действовали на момент предполагаемого разглашения сведений, а только из Перечня 1996г., который во многом более жесткий, чем предшествовавшие аналогичные Перечни, что в целом необоснованно усилило ответственность Моисеева, которого обвинили в шпион-ской деятельности за период 1992-1998г.г. Названные заключения экспертов как доказательства не допустимы еще и потому, что составлены с грубым нарушением требований Конституции РФ. В соответствии с ч.4 ст.29 Конституции РФ "Пере-чень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом", а эксперты на следствии и в суде при формулировании своих выводов использовали лишь внутриведомственные Перечни и документы. При проведении экспертиз были допущены и другие нарушения закона, что привело защиту к вы-воду о недопустимости с точки зрения закона заключений экспертов как доказа-тельств и вызвало неоднократные ходатайства защиты о назначении повторной экспертизы в Межведомственной комиссии по защите государственной тайны. Суд отклонил эти ходатайства и, в нарушение ст.50 Конституции РФ и ч.3 ст.69 УПК РСФСР, положил в основу приговора недопустимые с точки зрения закона доказательства.
Так, из заключения экспертов по определению степени секретности сведений от 28.04.99г. (т.4, л.д. 113-154) следует, что эксперты при решении во-проса о секретности сведений: за 1994г.- о намерении северокорейцев в военно- технической области; за 1995г.- об отношении к договору с КНДР МО РФ (т.4, л.д.135-149); за 1996г.- о причинах бегства Ч.М.Г. и документов: за 1995г.- проек-те договора между РФ и КНДР, за 1996г.- проекта договора между КНДР и РФ (якобы переданного Моисеевым 18.03.96г., т.е. в день когда он был в команди-ровке и не мог этого сделать),- применили Перечень сведений, засекреченных в МИДе РФ, утвержденный приказом МИД РФ от 5.08.96г. N 2\дб, а не действо-вавшие в момент разглашения Перечень сведений, подлежащих засекречиванию в МВЭС СССР от 6.06.89г. N 01\294с, Перечень сведений, подлежащих засекречи-ванию в МВЭС РФ от 4.05.94г. N 14с. и Закон РФ "О государственной тайне" 1993г.
Не уверенность и не последовательность экспертов в своих выводах о степени секретности просматривается и в явных противоречиях между содержа-нием исследовательской части заключения и выводов экспертов. В частности, в исследованиях и выводах экспертов, изложенных (т.4, л.д. 149 и 133; л.д.128 и 149; 129 и 150; 137 и 150).
Таким образом, эксперты фактически подтвердили показания в суде сотрудников МИДа и информацию департамента безопасности МИД РФ, что до-кументы и сведения, вмененные Моисееву как разглашение гостайны, до возбуж-дения уголовного дела и назначения названной экспертизы в МИДе РФ не счита-лись секретными. Не секретный и общедоступный характер названных сведений подтверждается публикациями в открытой печати: о проектах названных догово-ров (т.4, л.д. 161-162, 164- 167), о Ч.М.Г.- (т.4, л.д. 159-160) о военно- техническом соглашении (т.4, л.д.169) и по другим сведениям- (т.11, л.д.91- 147).*
Аналогичные недостатки имеются и в заключении экспертов ГРУ ГШ ВС РФ от 21.01.99г. (т.4, л.д.181-186).
Главным недостатком двух названных заключений экспертиз стала не-доброкачественность основных исходных материалов- сомнительных документов, поступивших из УКРО ДКР ФСБ РФ- смонтированных ксерокопий с многочис-ленными пропусками, т.н. выписки из проекта Приказа по организации работ ре-зидентуры АПНБ в Москве на 1997г. (т.5, л.д.83-85, 87-89) и Выписки из личного агентурного дела Моисеева (т.5, л.д. 79-81, 103-113) и их аннотированный и явно не профессиональный перевод. Суд удовлетворил ходатайства защиты и в суде был сделан новый перевод документов, который отличался от 3-х предыдущих, но с которым Моисеев не согласился, т.к. военный переводчик- преподаватель при-менил больше военные термины, чем специальные дипломатические и в результа-те был искажен смысл документов. Суд удовлетворил ходатайство защиты о на-значении повторных экспертиз, с учетом нового профессионального перевода до-кументов. В нарушение ст. 81 УПК РСФСР суд, назначив фактически повторную экспертизу (названа судебной экспертизой, но по характеру вопросов- повторная), поручил её проведение тем же экспертам. Это обусловило низкое качество и по-верхностность повторных заключений экспертов. В названных заключениях фак-тически отсутствует исследовательская часть и голословно подтверждается пра-вильность выводов их первичных заключений. В исследовательской части заклю-чений экспертов указаны только документы, которыми руководствовались экспер-ты. Не сделан анализ отличия старого перевода от нового, что не позволяет объек-тивно судить насколько существенны отличия смысловые и текстовые и при больших расхождениях в переводах, без должной мотивировки сделан вывод о подтверждении правильности первых заключений. В исследованиях, необходимо было объяснить: какие нюансы сообщений об одних и тех же событиях в откры-той печати и в названных 4 переводах сделали их соответственно не секретными или секретными сведениями. При явном различии четырех переводов был ли та-кой, который бы совпадал с публикациями в печати и был не секретным. Не вне-сли ясности и ответы экспертов на вопросы суда.
Заключения экспертов в вопросе о причинении Моисеевым ущерба обороноспособности и внешней безопасности РФ не убедительны и не аргументи-рованы. Эксперты допускают подмену понятий, что видно из их вывода по важ-нейшему для дела вопросу: "ущерб обороноспособности в результате передачи сведений о ликвидации военного изделия состоит в том, что вооруженные силы РФ потеряли возможность контроля за авиацией Японии, США и др.* И такие сведения могут привести к существенным дипломатическим осложнениям" (т.11, л.д.74- 78, 79-89, т.13, л.д.159-162). Решение о выводе военного изделия было принято без Моисеева, сведения об этом имелись в открытой печати (т.13, л.д. 165), отсутствие военного изделия на прежнем месте практически сразу выявляет-ся радиоэлектронными средствами заинтересованных стран.
В заключении экспертов г. и Л. (т.11, л.д. 74-78) имеются и процессуальные нарушения (ст.ст.81,82,189,191,194 УПК РСФСР): нет даты, име-ются не оговоренные исправления и зачеркивания. Эксперт Л. в заключении не дал подписки эксперта, не ознакомлен с правами и обязанностями эксперта и не предупрежден об уголовной ответственности за дачу ложного заключения (т.11, л.д.74).
Защита заявила в суде ходатайство о проведении повторной эксперти-зы в межведомственной комиссии по защите государственной тайны, которое су-дом было не обоснованно отклонено и суд при вынесении приговора использовал сомнительные заключения экспертов (т.11, л.д.89-90, 91-147, 148-151).
Кроме заключений экспертов судом в основу приговора положены и другие доказательства, полученные с нарушением закона и поэтому с точки зрения закона, не допустимые.
Так, суд обосновал обвинение Моисеева письмом В. г. (т.1, л.д.73-74) и приложенными к нему выпиской из проекта приказа по организации работы резидентуры АПНБ РК в Москве на 1997г., выпиской из личного агентур-ного дела Моисеева, сообщением ФСБ РФ от 21 августа 1998г. о методах работы АПНБ (в приговоре листы дела не указаны). Вывод письма В. г. (т.1, л.д. 73-74) о том, что в проекте приказа по организации работы резидентуры АПНБ РК в Москве на 1997г. якобы сказано, что агентом 2002 являлся Моисеев В.И., не соот-ветствует действительности и этого в названном проекте приказа нет. Перевод приложенных к письму документов был сделан оперуполномоченным П. (т.1, л.д.52-60, 61-64), он же готовил названное сообщение от 21 августа 1998г. и про-водил оперативно- технические мероприятия в отношении Моисеева и Ч.С.У (т.1, л.д.77-78, 81-89, 90-93). При этом, в нарушение ст.ст. 57, 66, 134 УПК РСФСР при осуществлении перевода выписки из агентурного дела Моисеева (т.1, л.д.52-60) и выписки из проекта приказа (т.1, л.д.61-64) Моисееву не разъяснялось право на заявление отвода, а сам переводчик П. не предупрежден об ответственности за неправильный перевод, сведения о его квалификации в деле отсутствуют, на л.д.52 им допущены не оговоренные исправления. В последствии этот перевод документов неоднократно (4 раза) уточнялся другими переводчиками.
В основу обвинения Моисеева в государственной измене в форме шпионажа суд положил крайне сомнительные документы, поступившие из заин-тересованных в настоящем деле спецслужб России. Эти сомнительные докумен-ты: смонтированные в ФСБ РФ ксерокопии проекта приказа по организации рабо-ты резидентуры АПНБ в Москве на 1997г. и выписка из личного агентурного дела Моисеева (поступившие в феврале 1997г.), а также сообщение СВР РФ о контак-тах Моисеева в 92-94гг. (т.1, л.д.77-78), сообщение ГРУ ГШ ВС РФ "о свободном образе жизни" Моисеева (т.9, л.д.165), письмо ФСБ РФ от 9 июля 1998г. (т.1, л.д.73-74), выписки из сводок наружного наблюдения и справки о прослушивании разговоров Моисеева в период с 17 сентября 1996г. по 3 июля 1998г. (т.9, л.д.176-177, т.1, л.д. 81-89, 90-93),- полученные оперативным путем или справки обоб-щающие оперативные данные, отсутствующие в деле, не прошли экспертной оценки на подлинность и достоверность.
В материалах дела отсутствует постановление суда, разрешающее про-ведение указанных оперативных мероприятий, в связи с чем, не представилось возможным проверить соблюдение 6-ти месячного срока действия постановления суда, не удалось выяснить почему оперативные материалы длительное время не реализовывались или не уничтожались по истечении 1 года хранения, а также со-блюдение других требований закона об ОРД.
Сомнения в подлинности этих оперативных документов вызывают следующие нарушения закона. * В соответствии с ч.2 ст. 11 Федерального закона от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности" (с изменениями от 18 июля 1997 г., 21 июля 1998 г., 5 января 1999 г.) Результаты оперативно-розыскной деятельности могут служить по-водом и основанием для возбуждения уголовного дела, представляться в орган дознания, следователю или в суд, в производстве которого находится уголовное дело, а также использоваться в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств.
Во всяком случае, все перечисленные оперативные материалы были получены задолго до возбуждения уголовного дела и поэтому не могут считаться допустимыми и достоверными доказательствами.
Суд, сославшись в приговоре на эти сомнительные оперативные доку-менты в качестве доказательств и документов, нарушил также требования ч.ч.2,3 ст.69, ст.ст. 70, 129 УПК РСФСР и ч.2 ст. 50 Конституции РФ.
Обыски по месту жительства Моисеева (т.1, л.д.94, 95-100) по месту работы Моисеева (т.1, л.д.101, 102-105), на даче Моисеева (т.1, л.д. 106), в нару-шение требований ст.ст. 168, 170 УПК РСФСР были проведены без санкции про-курора. Допущенные нарушения закона признал в своем письме в суд заместитель Главного военного прокурора Смирнов В.А., который сообщил суду, что на нару-шение требований ст.ст.141, 141-1, ст.176, ч.2 УПК РСФСР при производстве обысков в квартире и на рабочем месте Моисеева, следователям строго указано. (т.11, л.д.1-2). Суд в приговоре указал не соответствующие действительности све-дения о том, что протоколом обыска квартиры Моисеева подтверждается изъятие 7 конвертов, в которых были разложены доллары США (т.1, л.д. 95-100) и признал эти 7 конвертов вещественными доказательствами (т.1, л.д.154).
В протоколе опознания свидетелем Н. Ч.С.У (т.3, л.д.83-87), опознания свидетелем Л. Ч.С.У (т.3, л.д.116-120) понятым не разъяснялись их права и обя-занности, предусмотренные ст. 135 УПК РСФСР, а разъяснены требования ст. 141 УПК РСФСР.
Опознание Л. Моисеева проведено с нарушением ч.ч.6,7 ст.165 УПК РСФСР, т.к. Моисеев явно старше статистов и был одет в свитер белого цвета, а статисты в одежды темного цвета. В протоколе не предложено опознанному на-зваться и нет справки о том, кто был крайним справа, что не позволяет с уверен-ностью судить, кто был опознан (т.3, л.д.110-115). Аналогичные нарушения до-пущены при опознании Н. Моисеева (т.3, л.д.94-99).
Очная ставка Моисеева с Т.М.Е. проведена с грубым нарушением тре-бований ч.3 ст. 163 УПК РСФСР. Следователь изначально избрал тактику наво-дящих вопросов и фактически сам предложил каждому участнику следственного действия лишь подтвердить свои прежние показания, не пытаясь устранить явные противоречия между ними (т.3, л.д.100-104). Следствие и суд, в нарушение ст. 20 УПК РСФСР явно не стремились установить истину в вопросе причастности Т.М.Е. к передаче списка договоров, полученных от Моисеева, Ч.С.У. Получив заключение дактилоскопической экспертизы о том, что из 16 пригодных для идентификации отпечатков пальцев лишь 4 принадлежат Моисееву, следствие и суд не проверили заявлений Моисеева о причастности к этому Т.М.Е. и не свери-ли её отпечатки пальцев (т.4, л.д.20-30).
В постановлении о назначении дела к рассмотрению (т.11, л.д.3) в на-рушение ст.ст.222,223 УПК РСФСР не рассмотрено ходатайство Моисеева о рас-смотрении его дела судом присяжных, не указано место вынесения постановле-ния.
Таким образом, следует признать, что допустимые и достоверные ма-териалы предварительного и судебного следствия, в целом подтверждают показа-ния Моисеева о том, что он не занимался шпионской деятельностью. В действи-тельности Моисеев В.И. как на следствии (т.2, л.д.193-196), так и в суде (т.13, л.д. 205-208) неоднократно пояснял, что в начале следствия он себя оговорил вследст-вие испытанного от внезапного ареста психологического шока, а также в резуль-тате незаконных методов ведения следствия- угроз и шантажа тем, что арестуют его детей и испортят им их карьеру. В его служебные обязанности входили встре-чи и контакты в неформальной обстановке с Ч.С.У и другими южнокорейскими дипломатами. Аналогично осуществляли контакты с иностранными дипломатами и другие российские дипломаты. Он не скрывал своих встреч с Ч.С.У не только от своего руководства и сослуживцев, но и от ФСБ РФ, представителю которого М. подробно рассказывал об этих встречах и обсуждаемых вопросах. М. не предлагал воздерживаться от контактов с Ч.С.У и не предупреждал о том, как он должен был себя с ним вести. М. просил продолжить с ним встречи и выяснить у Ч.С.У взгля-ды и позиции по интересующим ФСБ РФ вопросам. Ч.С.У или другие представи-тели АПНБ не предлагали ему сотрудничества с южнокорейской спецслужбой. Моисеев на это своего согласия не давал и денег за это не получал. Изъятые на квартире и в кабинете валютные ценности накоплены им за время его трудовой деятельности и принадлежат ему и его семье. Всё обвинение держится на двух смонтированных на ксероксе документах, их аннотированном переводе и ошибоч-ных заключениях экспертов, фактически засекретивших считавшиеся в МИДе РФ общедоступными сведения и документы, которые до возбуждения дела открыто обсуждались и публиковались. У Моисеева не было умысла на причинение ущер-ба внешней безопасности государства, и он считает, что не причинил ущерба стране.
Поскольку на следствии и в суде не доказаны объективная сторона (кто, когда, как завербовал Моисеева; дача им согласия на негласное сотрудниче-ство с АПНБ; собирание, передача документов и сведений, составляющих гостай-ну Ч.С.У; получение за это денег; причинение ущерба внешней безопасности го-сударства), субъективная сторона (не было прямого умысла на занятие шпионской деятельностью; * не указан мотив шпионажа), дано расширенное по сравнению с законом и не верное толкование специального субъекта преступления, следует признать, что в действиях Моисеева не установлено состава преступления и Мои-сеев должен быть оправдан.
На основании ст.ст. 325, 326 УПК РСФСР,-
ПРОШУ:
*
Вызвать для участия в судебном заседании кассационного суда осуж-денного Моисеева В.И.
Отменить приговор Московского городского суда в отношении Мои-сеева Валентина Ивановича и уголовное дело прекратить, на основании ст.5, ч.1, п.2 УПК РСФСР.