Лиана Налбалдян
Судья Кононов: Независимых судей в России нет
«Собеседник», 27.10.2009.
К президенту ходить не обязан
– Анатолий Леонидович, вы в КС всегда считались диссидентом, но недавно ваш коллега Владимир Ярославцев вас переплюнул. Наговорил такой крамолы испанской газете: и режим у нас авторитарный, и правосудие в руинах…
– Да, он дал много смелых оценок, и большую часть я поддерживаю…
– Даже то, что нами правят «случайные люди – Путин и Медведев»?
– Ну, это вольный, может быть, перевод. А Ярославцева в лучших традициях уже «высекли» на нашем пленуме. Коллеги, думаю, обиделись – они-то тоже себя считают людьми свободных взглядов, а пресса этого как-то не замечает.
– Ну, я готова сейчас пройтись с диктофоном по кабинетам…
– Нет, это вряд ли. Это они в душе все против. Из той серии – «знаю, но молчу».
– Но вы точно диссидент. Даже на встречу судей с Медведевым не пришли, сказались больным.
– Что-то я плохо помню эту ситуацию. Ну это ведь рядовое мероприятие. Раз в году судьи КС встречаются с президентом…
– Вот вы на эту единственную встречу и не пришли.
– Ну да, но не было у меня такой обязанности – туда ходить. Наверно, и заболел. Политического демарша в этом не ищите.
– А с Путиным за 8 лет его президентства встречались? Там можно было что-то обсудить или чисто за руки подержаться?
– Скорее второе. Ну, спрошу я его, почему протокол ЕС об отмене смертной казни так и не ратифицирован с 96-го года. Что это изменит? Его позиция по этому поводу ясна.
– Поясните свою. Сколько раз вы заявляли особое мнение?
– Уже где-то больше 50.
– Особое – это когда коллеги принимают общее решение, а вы пишете, что оно противоречит Конституции. И что это дает, кроме очистки совести?
– Ну, оно все же публикуется, многие мне пишут, что вот мы с вами согласны. Законодатель тоже иногда читает, и что-то реально меняется. По УК я много высказывал особых мнений, я все же специалист по уголовному праву.
По УК мы вообще очень много работали в 90-е годы. Пока депутаты не могли принять новый кодекс, нам приходилось своими решениями старый фактически переписывать. Там у меня тоже немало было особых мнений. Но в итоге приняли новый документ, и последние годы у нас его все ужесточают, ужесточают. Сейчас достигли пика.
– Но Медведев вот недавно высказался за гуманизацию…
– Не знаю, наоборот, у нас считается, что, чем строже наказывать, тем эффективнее. И это тоже такой политический козырь, мол, давайте усилим наказание за совращение малолетних, за наркоманию. Меньше преступлений от этого не становится. А уровень уголовной репрессии у нас и так запределен.
– Кстати, вы когда-то писали закон о жертвах политических репрессий. Сейчас они у нас есть, как вы думаете?
– Да, конечно. Та же журналистка Морарь подходит. Ее выдворили с мотивировкой, что представляет опасность для государства. Ее вопрос, кстати, решался и у нас, и у меня тут тоже было особое мнение. Да и все те, кому запрещают митинги и демонстрации, кого привлекают за это к ответственности, – они тоже вписываются. Вообще, конституционное право на мирные собрания у нас часто нарушается. Я по этому поводу тоже высказывался.
– Ходорковский, Алексанян – тоже репрессированные?
– Я бы не назвал их политическими. Это немного другое.
– Но все-таки вы до КС еще работали в Комиссии по помилованию. Тогда бы их помиловали?
– Конечно. Ельцин даже личных своих врагов типа Руцкого и Хасбулатова прощал. Сейчас-то вообще нет никакого помилования, и комиссию эту давно разогнали. Вообще, времена изменились, и тут многое субъективно…
– Но Конституция у нас та же. То, что записано на бумаге, все же на благо человека?
– Ну да, в теории она вполне на уровне. На практике же многие наши права очень сужены – избирательные, право на свободу слова. Начиная от назначения губернаторов, против которого я также выступал. И кончая последними региональными выборами – у нас сейчас по ним сотни обращений. Все больше от тех, кто пытался избраться. В принципе сейчас можно выдвинуться только от партии, только она остается субъектом политического процесса. Возможность самовыдвижения на практике сведена к нулю из-за произвола избирательных комиссий. Встает вопрос: есть ли вообще частное право у гражданина быть избранным? Ну и конечно, полно обращений от всех конкурентов «Единой России».
– А по поводу продления президентского срока у вас тоже было особое мнение?
– Можно предположить. Но я не могу об этом говорить. В законе записано, что существует потенциальная возможность жалобы на эту поправку, так что судья по этому поводу высказываться не может. Нелепо, конечно.
– Еще по Конституции у нас права человека выше прав государства.
– Да. Многие решения КС касаются этого. И они часто не совсем понятны. Есть конфликт между разными ценностями – человеком и властью, гражданином и государством. И судьи считают, что ищут баланс. Но ясно, в какую сторону всегда.
За Путина не проголосую
– Перевод КС из Москвы в Питер – это что: дали больше независимости или отправили в ссылку?
– Да тут не только я один был против – все, от рядового сотрудника до председателя Зорькина. У нас тогда были коллеги из Германии, на которую все ссылались по этому вопросу. У них, мол, КС тоже не в столице. Но у них-то это исторически сложилось, и никуда они не переезжали. Вот я их спросил: можно ли в Германии так, без согласия суда, взять его и перевести? Они сказали, что категорически невозможно ни юридически, ни политически. К тому же им на это потребовалось бы лет 10, это при их организации и порядке.
– Говорили, что переезд имел цель удалить судей подальше от важных решений.
– Не знаю, я думаю, что и в Москве было бы то же самое. Что меняет физическое расстояние? В последние годы мы и так решаем все больше частные вопросы.
– А с этого года еще гайки подкрутили. Главу КС и его замов вам теперь будут назначать сверху.
– Что тут скажешь... Это связано со стремлением централизованно решать все. Чтобы у исполнительной власти была возможность руководить и судебной системой, что в принципе недопустимо. Я считаю это решение крайне недемократичным и неуважительным к КС.
– А вдруг вам Путина назначат? Еще в 2008-м ходили слухи, что он может занять это место. Стали бы с ним работать?
– Он же не судья, с трудом вижу его в роли председателя. Если бы вернулась наша система внутренних выборов, я бы не стал за него голосовать.
– Но у вас и раньше все время одного Зорькина выбирали. Почему вас, например, не избрать?
– Совершенно невозможно. Не только из-за взглядов, конечно. Тут еще важны внутренняя компетенция, авторитет… Но, кстати, когда я периодически порывался уйти отсюда, коллеги, наоборот, отговаривали. Утверждали, что такой нам нужен.
– Вы независимый судья?
– Внутренне да, абсолютно. Внешне о полной независимости говорить нельзя. Ее нет ни у одного судьи ни на одном уровне.
– А ущемление своих прав как гражданина ощущаете?
– Как и все. Выйти на улицу без паспорта невозможно. За рулем гражданин не защищен от произвола. Придя в контору за получением справки, легко нарвешься на бюрократа, который сам себе закон. На тех же выборах, когда я вижу эти списки, мое право ущемлено недостаточным для меня перечнем представленных кандидатов.
– А вы ходите на выборы?
– Теперь нет. <...>