Борис Дубин

Социальная атомизация как наследие и данность

При дефиците любых сколько-нибудь существенных жизненных ресурсов, которые в российском социуме и обществах похожего типа контролируются централизованной властью, массовая установка исключительно на адаптацию к любым обстоятельствам (причем адаптацию чаще всего понижающую, с готовностью сокращать требования к жизни и к себе) ведет к последовательной фрагментации общественной жизни. Сокращение и обрыв социальных связей, изоляция, атомизация вместе с недоверием населения к большинству действующих институтов и вообще постоянным недоверием к людям, особенно к «чужим» – принципиальные черты обществ, пытающихся выйти из тоталитарного порядка. Социальный мир, на который может рассчитывать сегодня средний россиянин, практически кончается за ближайшей границей родных и близких.

Вот данные об информированности, положительной оценке и реальном участии взрослого населения страны в каких бы то ни было общественных объединениях – потенциале солидарности в массе населения.

Таблица 1

Объединения, союзы, общины	Знают	Считают полезными	Принимают участие
ЖСК, товарищества жильцов	28	25	1
Садовые и дачные товарищества	33	28	6
Религиозные общины	17	11	1
Творческие союзы, профессиональные ассоциации	7	6	0,2
Профсоюзы	35	21	6
Общества защиты прав потребителей	29	25	0,5
Общества инвалидов	34	30	0,5
Женские организации	10	9	0,2
Ветеранские объединения	35	31	0,5
Благотворительные организации	17	16	0,3
Благотворительные фонды, распределяющие денежные пособия	8	6	0,1
Экологические организации	16	13	0,2
Правозащитные организации	15	13	0

2006 г., N=1600 человек

Как видим, информированность о той или иной организации и сознание полезности ее деятельности никак не связаны с реальным участием в ее работе. Несколько более заметен уровень участия россиян лишь в двух типах объединений – традиционных советских профсоюзах и столь же традиционно советских садово-дачных товариществах.

Это не случайно: наиболее позитивно россияне относятся именно к тем общественным организациям, которые существуют с советских времен и финансируются государством. Положительное отношение к ним выразили до двух третей опрошенных, а помощь и поддержку от них готовы принять 70% жителей России. Примерно на таком же уровне согласия находится массовая оценка вклада государства в развитие гражданского общества и гражданского сознания: вклад федеральных властей положительно оценивают 65% опрошенных, региональных властей – 61%. Роль других инстанций и институций – политических движений, правозащитных организаций, российских и международных фондов, экологических движений, религиозных общин – в этом процессе гражданского строительства россияне оценивают заметно ниже; при этом несколько выше средних – но не намного выше – выглядят лишь оценки респондентов с вузовским образованием. Лишь 14% (опрос в июне 2008 г., N=1600 человек) считают, что большинство общественных движений возникают сегодня в России по собственному почину граждан «снизу», две трети же в сумме убеждены, будто инициатива здесь по-прежнему исходит от власти, оппозиционных ей политических организаций или заинтересованных сил «извне». В целом россиянин сегодня – по-прежнему существо подопечное: по опросам последних 10 лет, от 72 до 81% населения уверены, что большинство людей в России не смогут прожить без постоянной заботы, опеки со стороны государства. Житель России – «человек государственный» (по формуле Андрея Платонова), а не общественный. Подавляющее большинство населения с этим обстоятельством свыклись, не видят других возможностей и не хотят иного.

В «пространстве» между государством, властью как источником благ, с одной стороны, и ближним кругом родных и друзей – с другой, для рядового россиянина нет ничего, социальная пустота. Роль «промежуточных институтов» – общественных движений, организаций, форм самоопределения – в этом плане, по оценкам абсолютного большинства россиян, близка к нулю, доверие к ним достаточно низкое. Лишь 2% опрошенных считают роль общественных организаций в жизни сегодняшней России очень значительной, еще 18% расценивают ее как «довольно значительную». Но две трети опрошенных не видит за общественными инициативами, движениями, организациями вообще никакой роли. Общее мнение сходится на том, что общественные объединения и выступления не приносят успеха.

Таблица 2. В какой мере общественным движениям, например, таким, как объединение автомобилистов, «обманутых вкладчиков» и т.п., обычно удается достичь своих целей?

В полной мере	2
В большой мере	11
Лишь отчасти	59
Совершенно не удается	16
Затрудняюсь ответить	12

2008 г., июнь, N=1600 человек

При этом значительная часть респондентов достаточно хорошо осознает нынешнюю разобщенность жителей России и слабость потенциала солидарности в стране, но ничего не собирается делать для того, чтобы подобную ситуацию изменить.

Таблица 3. Что, по вашему мнению, мешает людям самостоятельно, без участия властей объединять свои усилия, предпринимать совместные действия для решения своих проблем и общественно важных задач? (Можно было выбрать несколько ответов, ранжировано по убыванию показателя.)

Большинство людей не верят в то, что такая деятельность может принести весомые результаты	31
Большинство людей живут по принципу «моя хата с краю», их не волнуют проблемы других	29
Большинство людей устали, замотаны, у них не хватает сил и свободного времени	25
Большинство людей не имеют организационных навыков, опыта коллективного решения практических задач	23
Большинство людей не способны объединиться, договориться, прийти к общему мнению	20
Большинство людей не имеют веса, влияния, необходимых для решения практических задач	20
Большинство людей ленивы, апатичны, безынициативны	18
Большинство людей действуют только в своих личных интересах	18
Большинство людей не верят социально активным людям, думают, что те действуют небескорыстно	15
Большинство людей опасаются преследования со стороны властей	14
Большинство людей не хотят заниматься ничем «неофициальным», тем, что не поддерживают власти	8
Затрудняются ответить	7

2008 г., июнь, N=1600 человек

Сами россияне, по их заявлениям, были бы готовы участвовать в работе, прежде всего самых локальных, ближайших к ним объединений и организаций (озеленение двора – 10%; инициативы по защите жилищных прав – 6%) и в благотворительных инициативах помощи детям, беднейшим слоям (7%). Данные о заявленной готовности принять участие в других типах общественных инициатив и движений не выходят за пределы допустимой при таких опросах статистической погрешности. В порядке сравнения: по данным на середину 1990-х годов, 82% американских граждан, 68% граждан ФРГ, 53% британцев и 39% французов, по их заявлениям, состояли членами той или иной общественной организации. Работали в общественных организациях на добровольных и бесплатных началах 60% в США, 31% в Германии, 26% в Великобритании, 35% во Франции. Количество людей, работавших в американских благотворительных организациях на общественных началах, с 1977 по 1995 г. увеличилось вдвое. В 1994 г. 73% старшеклассников в Америке работали на общественных началах, 45% из них – несколько раз в год, 17% – два-три раза в месяц, 11% – не реже раза в неделю [ Lipset S. M. American Exceptionalism. N. Y., 1996, Р. 278; Murswieck A. Gesellschaft // Laenderbericht USA/ Willi Paul Adams, Peter Loesche (Hrsg.). Bonn, 1978. S. 712–715. ].

По опросу Левада-Центра в 2007 г. (N=1600 человек), в каких-либо спортивных клубах, творческих союзах, благотворительных организациях или добровольных общественных объединениях по месту жительства состоят менее 5% взрослых россиян, и лишь две трети (64%) данной подгруппы, более чем скромной по объему, посещают встречи, собрания каких-либо из этих клубов, организаций, объединений хотя бы раз в месяц. Получается (и это подтверждают результаты еще одного опроса Левада-Центра в том же 2007 г., N=2400 человек), что в деятельности женских, молодежных, религиозных и каких бы то ни было иных добровольных объединений и групп участвуют, по их признанию, от 1 до 3% взрослых россиян. Невозможно говорить об этой совокупности более подробно и сколько-нибудь обоснованно: по величине она находится в пределах допустимой для таких опросов статистической ошибки.

Важно не смешивать фрагментацию, защитную и реактивную по функциям, с формированием и укреплением пространств частной жизни. Дескать, население уходит от государственного контроля и общественного участия в частную жизнь. Это не так: подобный «уход» требовал бы отстаивания и поддержания гарантированных прав человека на автономию приватного существования, не говоря уже о частной собственности, неприкосновенность которой, как убеждены россияне, им тоже почти не гарантирована.

Кроме того, персонализированные связи родства, близости, дружбы, даже профессиональной солидарности с советских времен по сей день отягощены фундаментальным обстоятельством, которое также чрезвычайно важно для понимания характера нынешнего социально-политического порядка и о котором все в российском социуме знают и помнят. Оно состоит в том, что любая сложившаяся социальная форма может быть использована властью как заложничество – для вменения каждому вины за всех, а всем за каждого. Санкции, следующие за таким неправовым и внесудебным вменением ответственности, могут быть более мягкими или более жесткими, но о них не забывают. Стойкое ощущение собственной уязвимости, незащищенности законом, механизмами его исполнения и охраны (судом, прокуратурой, правоохранительными органами) год за годом сопровождает от двух третей до трех четвертей россиян. Адаптация и привычка, фрагментация и заложничество – таков, в общих чертах, будничный социальный порядок России позднесоветского и постсоветского периодов.