Журнал "Индекс/Досье на цензуру" 

Антон Борисов

Частные мысли на одну государственную тему

Достоинство личности охраняется
государством. Ничто не может быть
основанием для его умаления.
Конституция РФ. Статья 21

В жизни много интересного...

Вот, например, баскетбол. Оказывается это такое захватывающее зрелище! Столько эмоций, торжества и отчаяния! Правда, узнал я об этом на тридцать восьмом году жизни. Да и то случайно. Хотя случайность эта имеет вполне закономерные корни. Просто несколько лет назад мои американские друзья пригласили меня на матч местных команд. И вот тогда я понял, как это потрясно – отдаваться на волю эмоциям вместе с тысячеликими трибунами, сливаться с ними в одном крике. И еще я понял, что на родине я, скорее всего, никогда бы не узнал, как это: быть болельщиком и фанатом своей команды, волноваться на ее выступлениях. Это знание мне подарила Америка. Противоречивая, на мой взгляд, страна. И насколько я ей благодарен, настолько я ее не понимаю. Но еще больше я не понимаю некоторые стороны российской жизни.

У России очень хорошая Конституция. Но почему-то действие ряда ее статей заканчивалось на пороге моей квартиры. Поясню: пока я жил дома, в Астрахани, за свою тридцатичетырехлетнюю жизнь, в общественных местах я побывал всего два раза. А на прогулках на открытом воздухе – пальцев на руках много, чтобы посчитать. Я не мог и не могу воплотить декларированные Конституцией права, допустим, «на пользование учреждениями культуры, на доступ к культурным ценностям». Я ни разу не был в цирке, музее, картинных галереях, в библиотеке, театре… Не потому что не хочу, а потому что не рассчитаны эти заведения на меня и мне подобных – людей на колясках. Или кто-то решил, что культура для таких, как я, непозволительная роскошь, а Конституцию можно игнорировать? И кто же этот «кто-то»?

Инвалиды – граждане России…

Не величественной нефте-газово-ядерной, космической державы, как все остальное население. Нет, российские инвалиды граждане другой – нищей, измученной, заплаканной, униженной страны, которую нефтегазовая высокомерная красавица пренебрежительно не замечает, хотя население несчастной, по оценкам различных источников, составляет 15–17 миллионов. Это сопоставимо с населением Голландии (16,4 млн.), в три раза превышает население Дании (5,4 млн.), Финляндии (5,3 млн.), почти в четыре – Норвегии (4,3 млн.). Проявляется впечатляющая картина – инвалидов в России столько, что они могут заселить три небольшие европейские страны. В процентном исчислении это каждый десятый россиянин.

Каждый десятый! Среди них немало колясочников, и большинство из них вынуждено сидеть в своих квартирах – индивидуальных гетто, потому что не имеют возможности самостоятельно выбраться на прогулку, не говоря уже о чем-то большем. Инвалидам-колясочникам даже демонстрацию в защиту своих прав устроить практически невозможно. Не приспособлены наши города. Не приспособлены наши дома, не приспособлены тротуары, общественный транспорт. А главное – не приспособлено общественное сознание. Что вообще-то легкомысленно и недальновидно. Декоративный экран, разделяющий мир здоровых от мира инвалидов, проницаем абсолютно для всех. Стать временным или постоянным «гражданином ущемленной России», рискует каждый. И как тогда жить?

От костыля да от поводыря…

Одна знакомая блоггерша-журналистка перенесла операцию и временно потеряла способность передвигаться без посторонней помощи.

«Я абсолютно обездвижена. Ни о каком выходе на улицу речи быть не может. До машины из больницы меня везли в коляске. Пандус в подъезде нашего отделения такой крутой, что я чуть не навернулась со свежеоперированной ногой. Только теперь я поняла, почему в Англии, Америке жестко требуют, чтобы дома были оборудованы пандусами для инвалидов-колясочников, и проемы в ваннах-туалетах, соответственно, тоже. У нас в доме до лифта два пролета. После лифта два пролета. И лифт крохотный. Какая там коляска? Значит, еще три недели как минимум мне сидеть без свежего воздуха…»

А если это случилось много лет назад и нет надежды встать на ноги? Коляска и третий этаж без лифта? Когда мы здоровы, об инвалидности не думается. Думается о чем угодно: о банкротстве, внезапной смерти, смерти от старости, а вот о том, чтобы стать беспомощным – не думается. Представить себя без ног – страшно и плохо. Но пусть кто-нибудь из высокопоставленных социальных чиновников, кто не боится предрассудков, попробует. И попытается в таком состоянии мысленно прожить несколько дней. Посетить магазины, поликлинику, концертные залы, стадион, кафе, ресторан, бассейн или добраться на общественном транспорте до вокзала. Ну как, уважаемый? Удалось заехать в ближайшую аптеку на коляске?

Государство делает шаги…

Недавно профильное министерство объявило, что ежегодное переосвидетельствование инвалидов уходит в отвратительное прошлое. Устало скажем «ура» и заморочено порадуемся за тех, кто освободится наконец от плановых многолетних унижений. Однако, боюсь, что эта ложка социального меда без следа растворится в бочке организационного дегтя, переполняющего евроотремонтированные офисы соответствующих организаций. Месяц спустя после принятия упомянутого постановления я получил вот такое письмо-жалобу от посетителя моего ЖЖ.

«Так уж получилось, что я, будучи инвалидом, должен проходить ежегодную комиссию в Бюро медико-социальной экспертизы в нашем городе. Удивляет то, что каждый год этот день становится для таких, как я, пыткой. Я по сравнению со многими остальными выгляжу как самый "живой" человек. А вот некоторые приходят туда на костылях, некоторые в солидном возрасте.

Очень странно устроена работа этой организации: приехать необходимо к 8 утра, чтобы сдать документы и... сесть ждать! Я, правда, в этом году пришел только к 12 часам, но приняли меня через два часа. К четырем, кое-как дописав справку, все-таки отпустили. А вот люди, приехавшие из сел передо мной, почему-то прошли только после меня (!). И ведь отойти совершенно нельзя ни по мелким делам, ни покушать: вызвать могут в любой момент – в том порядке, как "лягут звёзды". Создается такое ощущение, что этот орган защиты инвалидов психологически калечит их.

При мне мужчина на костылях, приехавший из села в 7 часов утра (по расписанию автобуса), уехал так и не пройдя комиссию, потому что опаздывал на последний рейс. Некоторые плакали. В ответ на слезы вышел представитель комиссии с чашкой чая в руках и утешил: "Куда вам торопиться? Вы пенсионеры. Сидите, общайтесь!" Вот после этого на дверях таких организаций, как МСЭК, Пенсионный фонд и т.п., хочется написать "Люди, будьте человечнее!" Не для тех, кто туда обращается, а для самих работников...»

Это бесхитростное письмо пугает своей обыденностью. Заурядная, в общем-то, ситуация: высокомерное благополучие добродушно попирает униженную немощь. У нас всюду так? Это просто атавизм культуры в отдельно взятых организмах или наша национальная черта? И возмутился только один...

Перед Отчизной с укоризной…

Такое трудно вообразить, когда речь идет об Америке. Это своеобразная страна. Здесь даже президентом был инвалид-колясочник. Причем дважды. Звали его – если кто подзабыл – Франклин Делано Рузвельт. Не берусь утверждать, но полагаю, что именно этот факт во многом изменил сознание американцев, как и многих, европейцев и заставил пересмотреть отношение к «немобильным» людям. Думаю, что в немалой степени пример выдающегося политика способствовал пониманию простой истины: больное или травмированное тело не является поводом для лишения человека права на образование, трудоустройство, достойную жизнь, права на максимальную реализацию своих возможностей. И, убедившись, что недюжинный интеллект может быть заключен в немощном теле, американские и европейские законодатели, подталкиваемые демонстрациями общественных организаций и судами, провели соответствующую работу. И в проекты зданий, помещений, публичных центров, пешеходных дорожек, в конструкции общественного транспорта стали вноситься дополнения, кардинально изменившие жизнь людей с нарушениями опорно-двигательного аппарата, и теперь везде: и в детских учреждениях, и в школах, и в университетах, и на предприятиях – инвалиды и здоровые люди существуют, понимая друг друга.

Вот и мне здесь все доступно. Даже сейчас, в полночь, когда я пишу эти строки, я могу прерваться, сесть на трамвай и уехать в центр, чтобы просто погулять. Проблем – никаких. Трамваи ходят каждые двадцать минут до глубокой ночи и с четырех утра снова начинают движение. И не только трамваи доступны. В каждом автобусе есть заезд или подъемник. Когда я сажусь, остальные пассажиры ждут. И заходить начинают только после того, как шофер автобуса пристегнет ремнями коляску. И никто при этом не возмущается.

А что мешает так делать и поступать нам? Неужели только крепкое здоровье нашего президента?

Память съязвила…

1991 год. Я и двое сопровождающих возвращаемся из Западной Германии, где мне делали мою первую спецколяску. Москва. Ночь. Аэропорт Шереметьево-2. Нам надо добраться в Домодедово. Пассажирские массы вдавливаются в салоны автобусов. Мои сопровождающие подхватывают коляску и пытаются протиснуть ее в дверцу. Нас толкают. Водитель начинает возмущенно кричать. Мы игнорируем. Он вскакивает и начинает нас выпихивать из салона. Кто-то приходит ему на помощь. Мы ошарашены и чуть не вываливаемся на тротуар. Автобус уходит. И тут я обнаруживаю пропажу сумочки в которой находились все мои деньги и документы... Впрочем, не стоит об этом. Лучше о главном.

Такой простой закон…

Кроме великих и не очень президентов, есть в американской истории еще и инвалиды-ветераны вьетнамской войны, и гражданское общество, готовое денно и нощно отстаивать права притесняемых сограждан. Причем не меньшую активность в этой борьбе проявляют люди вполне здоровые и благополучные. Просто у них это уже на уровне рефлексов – многие считают себя в ответственности за происходящее рядом. И если что-то считают несправедливым, начинают «всем табором» убеждать в том же своих конгрессменов. Поэтому в 1990 году в США и был принят Закон об американцах, имеющих инвалидность – ADA (Americans with Disabilities Act). Он уравнивает в правах инвалидов со всеми остальными американцами. Понимаете, если здоровый американец может спокойно зайти в магазин, устроиться на работу, посещать баскетбольные матчи, то такие же права и максимальные возможности их реализации должны быть и у людей с инвалидностью. Максимальные возможности – всем! Соответственно, те нехорошие личности или организации, прямо или косвенно ущемляющие инвалидов в этих правах, по закону ADA будут нести нешуточную ответственность. Скажем, владельца ресторана, в котором нет пандуса для въезда инвалидной коляски, просто оштрафуют и заставят сделать этот пандус. И так – во всем. Закон работает, и его защиту я испытываю на себе ежедневно. Хотя и не являюсь гражданином США. А у нас реально принять подобный закон о правах инвалидов? Или мы ограничимся великодушной отменой «ежегодной ревизии отсутствующих конечностей?»

Рядовое событие…

Сегодня днем я фотографировал белку. Точнее, пытался это делать. Белка впрыгнула на внешний подоконник окна и застыла мохнатым столбиком, вертляво заглядывая в комнату. Я быстро нащупал камеру, но вмешался пудель Роки. Приветственно махнув хвостом, он подскочил к окну. Белка ушастым шариком скакала по подоконнику, Роки, как ракетка в руках начинающего теннисиста, тщетно пытался ее перехватить. А я щелкал наугад, надеясь поймать интересный кадр. Вскоре мы пошли гулять. Для меня это здесь – обычное дело. В парке нас ждали. Знакомая белка вскочила на коляску, схватила приготовленный для нее орех. А потом они с Роки затеяли игру в догонялки. Белка совершала немыслимые скачки по огромным соснам, хвастаясь перед двухмерным псом своим трехмерным совершенством. Наверное, на ее взгляд, Роки был странной, не совсем нормальной гигантской белкой, не способной лазить по деревьям... А Роки возбужденно радовался очередному случаю поиграть с пушистой молнией. Этим двоим совершенно не мешало неумение пса прыгать по веткам. Их дуэт состоялся.

И мне очень хочется, чтобы «дуэт» российских инвалидов с широкой общественностью тоже состоялся как можно скорее, несмотря ни на какие трудности и недопонимание. Чтобы поездки колясочников в магазины и театры стали для них самым что ни на есть рядовым событием. Возможно, я неисправимый оптимист, но, честное слово, надоело хвалить Америку, хотя и есть за что.