Зоя Светова

Чужие среди своих

Русские "непереселенцы"

Не так давно президент Путин подписал указ с призывом к соотечественникам, проживающим в бывших советских республиках, вернуться и обустроиться в России. Этот президентский проект, широко разрекламированный в прессе, скорее всего потерпит полное фиаско. Опыт вынужденных переселенцев, бежавших в Россию после развала СССР, не внушает большого оптимизма. Как правило, они не находят в России ни работы, ни постоянного жилья, ни сочувствия.

"Вам интересно, как нас встретили в рязанской деревне?- переспрашивает Александр Галат и начинает рассказывать:

- Нас там никто не ждал. Прямо с порога сказали: "Чего это вы приехали? Оставались бы в своем Узбекистане!"

В Узбекистане же оставаться было опасно для жизни.

Туда Александр приехал вместе с родителями из Комсомольска-на Амуре в начале 60-х. Родители его будущей жены Галины оказались там после Ташкентского землетрясения - приехали из Тульской области восстанавливать столицу Узбекистана. "Мы учились с Галей в одной школе в городе Ангрен, в 100 км от Ташкента, - вспоминает Александр. - Там и познакомились. Узбеки, таджики жили в основном в кишлаках, в пригородах. Было много русских. Все жили между собой довольно дружно. Каких-то серьезных конфликтов не возникало".

После школы Александр пошел в армию, служил в Уссурийском крае. Их воинскую часть несколько раз посылали в командировки в Афганистан. Эти поездки каждый раз были почти секретными, нигде не значится, что такой-то такой -то батальон был отправлен в Афганистан: официально там находился лишь "ограниченный контингент советских войск". Между тем призывники занимались в Афганистане вполне конкретным делом: трудясь в Уссурийском крае на военном заводе, во время командировок они объясняли своим товарищам, как обращаться с продукцией, которую они изготавливали. Во время одной из таких командировок Александр был контужен, получил травму позвоночника. В военном билете никто ничего отмечать не стал, воинская часть числилась в Уссурийском крае, значит, и командировок в Афганистан не было.

После дембеля Галат вернулся в Узбекистан, женился. Жить было негде, поэтому пришлось пойти на поклон в военкомат. Ему решили помочь, и Александр получил квартиру, как молодожен. Совмещать учебу и работу не получалось. Надо было кормить семью. А в конце 80-х - начале 90-х годов, когда в Узбекистане стали сильны националистические настроения, жить там, по словам Александра, "стало невыносимо".

"Если раньше из 35 школ пять было национальных, остальные русскоязычные, то в 90-х годах все изменилось, и осталось только 2-3 русские школы. Начали преследовать сначала турок-месхетинцев, потом взялись за русских. Я работал в артели. Мы расширяли Каканский перевал. Нам тоже угрожали и на работу возили под охраной. Стало страшно жить. Приходишь в магазин, и, если ты русский, тебе начинают хамить, обращаются только к узбекам, тебя просто не замечают, в транспорте русским старикам перестали уступать место. Отовсюду слышалось: "Понаехали! Убирайтесь в свою Россию!"

В 1989 году Галаты решили вернуться на родину. Случайно Галина узнала, что русским предлагают переселяться в Рязанскую и Тульскую область. В то время существовала программа переселения в сельскую местность. Галина поехала в Рязань на "разведку". Там ей сказали, что можно договориться с каким-то колхозом о работе. Заключила с председателем колхоза договор, вернулась в Узбекистан за семьей. Александр вспоминает о трудностях, связанных с переездом: "Без взятки было невозможно заказать контейнер для перевозки вещей. Правда, мы уехали еще до того, как развалился Советский Союз. А мой брат, который уехал через четыре года, уезжал в товарном вагоне вместе с вещами, иначе бы все вещи пропали при транспортировке в контейнере". Брат, кстати, так и не смог растаможить свою машину "москвич" - вывезенная из Узбекистана, она считалась иномаркой. Впоследствии он ее разобрал на запчасти.

В колхозе Галатам дали трехкомнатную квартиру в центре села. Работы как таковой не было. Александр - квалифицированный экскаваторщик и техник-строитель - работал скотником, ходил за коровами. Жена устроилась воспитательницей в детский сад. Получали мизерные зарплаты. Стали искать другой колхоз, другую работу: в то время уже везде в округе колхозы разваливались. Неожиданно нашлась работа в деревне Старое Тонино. Там был нужен тракторист. Дали дом, трактор - это все же лучше, чем за скотом ходить. Некоторое время казалось, что жить можно. Но стали задерживать зарплату, а потом и просто перестали ее платить. Сын и дочь учились в сельской школе, но детей на селе почти не осталось, поэтому Виталик и Валя в своих классах были единственными учениками. Пришлось им ездить в соседнюю деревню.

"В Узбекистане, до развала СССР, отношения между людьми были гораздо человечнее тех, что мне пришлось наблюдать в деревне, - вспоминает Александр. - Во-первых, нам как приезжим почему-то завидовали. Наверное, потому, что нам сразу дали дом, кто-то даже поджег старый дом, в который мы положили вещи. Мы всячески старались наладить отношения с местными. Но в деревне все меряется бутылками водки. А я не пью. Поэтому когда я кому-то помогал по хозяйству, например завезти навоз или привести сено, я отказывался от бутылки, которую мне предлагали за помощь. Я отшучивался, говорил: "В следующий раз ты мне поможешь по-соседски". Оказалось, что такой порядок отношений деревенских не устраивал: когда в следующий раз я попросил соседа мне помочь, он потребовал бутылку".

После того как старший сын Галатов уехал учиться в МГУ, они переехали в городок Спасск, снимали квартиру. Работы там не было. Перебрались в Московскую область, где все-таки можно что-то заработать на хлеб. Постоянным жильем обзавестись так и не получилось. Мыкаются до сих пор по чужим квартирам и домам.

У Галатов нет статуса вынужденных переселенцев, ведь они уехали до развала Советского Союза. Спрашиваю: "Может быть, подождали бы еще пару лет, и у вас был бы статус. Тогда что-нибудь получили бы от государства..."

"Нет, получилось бы еще хуже, - возражает Александр. - Вот брат, например. Он уехал позже нас, через четыре года. Но так ничего и не получил. Живет в деревне под Самарой. Зарплата мизерная. Все просто: мы никому не нужны. Как не нужны были в Узбекистане, так не нужны и в России. Там нас упрекали, что мы "понаехали", и здесь, оказывается, то же самое, "понаехали".

"Через месяц мы окажемся на улице..."

Истории Елены Травиничевой и Алевтины Дорониной подтверждают вывод Александра. Травиничева и Доронина - вынужденные переселенцы. Но этот "почетный статус" не дал ни той, ни другой ничего существенного. Они, так же, как Галаты, уже больше десяти лет мыкаются по чужим квартирам.

У Елены ситуация по-настоящему критическая. В скором времени она и ее трое детей могут оказаться на улице, лишиться постоянной прописки и - как следствие - будут вычеркнуты из очереди на получение жилья, на получение жилищного сертификата, на получение земли. Травиничева и ее семья вот уже несколько лет стоят в различных очередях. С 2001 года - в льготной очереди на жилье в УФМС по Московской области и в поселке "Мосрентген" Ленинского района Московской области под номером 9. Травиничевы включены в программу "Выполнение государственных обязательств по обеспечению жильем категорий граждан, установленных федеральным законодательством". Согласно этой программе, жилищные сертификаты распределяет Росстрой, который должен передать их в правительство Московской области, а правительство, в свою очередь, должно распределить сертификаты по районам. Впрочем, одному Богу известно, когда очередь дойдет до Ленинского муниципального района Московской области, в котором проживает Травиничева.

История Елены Травиничевой типична. Она с мужем жила в городе Шевченко в Казахстане. После развала СССР город переименовали в Актау, в школе казахи начали избивать ее сына, появились записки с угрозами: "Русские убирайтесь к себе домой!" В магазинах стали говорить только по-казахски. На работу без знания казахского языка не брали. Есть было нечего. Травиничевы решили продать квартиру. В 1997 году уехали в Брянскую область. Говорили, что там предоставляют квартиры и льготы тем, кто пострадал от радиации. Муж Елены родился рядом с Семипалатинским полигоном и вроде бы имел право на льготы. Но оказалось, что поскольку он родился в 1964 году, ему ничего не положено. Льготы полагались только тем, кто жил в зараженном районе до 1963 года и мог получить определенные дозы радиации. Вот почему, помыкавшись- помыкавшись в брянских деревнях без постоянного жилья и работы, так и не получив положенную им по закону компенсацию, Травиничевы переехали в Московскую область.

У тетки была комната недалеко от города Видное, она эту комнату приватизировала и разрешила Елене с семьей там пожить. Семья Травиничевых платит за комнату 8 тысяч рублей в месяц. А теперь тетка хочет комнату продать, и Елену с семьей по суду выселяет.

Тетку тоже можно понять: ей нужны деньги на лечение, а Травиничева выкупить комнату не может: она стоит 35 тысяч долларов. Могла бы купить, если бы Росстрой выделил жилищный сертификат.

"Куда я только не обращалась! Нигде мне за эти 15 лет толком не помогли. Только, пожалуй, в организации "Гражданское содействие", - вспоминает Елена. - Помогли и советом, и письма посылали в разные инстанции".

Елена судилась с ФМС Московской области, которая по надуманной причине отказалась продлить семье Травиничевой статус вынужденных переселенцев. По решению суда статус продлили. Когда администрация города Видное отказала семье в постоянной прописке, Елена опять подала в суд. Суд выиграла. Прописку дали. Излишне говорить, сколько сил стоят эти ежедневные хождения по инстанциям, переписка с чиновниками. Елена воспитывает троих детей, работает социальным работником. Муж один не в состоянии содержать семью. Жизнь в десятиметровой комнате с тремя детьми не способствует счастливой семейной жизни. Отношения супругов с каждым днем портятся. Непонятно, откуда еще у Елены берутся силы каждый день продолжать борьбу за выживание.

"Что теперь делать, я не знаю, - жалуется она. - Кредит с моей низкой зарплатой и небольшой зарплатой мужа мне никто не даст. Если бы кто-нибудь одолжил нам хотя бы часть денег, на которые мы могли бы выкупить у тетки комнату, то потом мы бы расплатились жилищным сертификатом..."

К сожалению, мало надежды на то, что Травиничевой захочет помочь какое-то частное лицо. И, собственно, почему частное лицо должно подменять собой государство? Государство, которое обязано помочь этой семье. Обязано исполнить закон...

"Убежала от смерти к месту вымирания..."

История Алевтины Дорониной в чем-то еще более драматична, чем история семьи Травиничевых. Во- первых, потому что Алевтина Ивановна гораздо старше Елены Травиничевой. Ей 66 лет. Во-вторых, потому что она - одна. У нее нет ни детей, ни мужа. В-третьих, потому что она всю жизнь прожила в Грозном, сорок лет учила детей в школе русскому языку и литературе и была похищена неизвестными, которые держали ее в заложниках, в "плену". Из плена Алевтина Ивановна чудом и убежала.

Доронину похитили в Грозном, когда она возвращалась домой из школы. Бандиты хотели отобрать у нее квартиру и требовали выкупа у родственников, у которых, естественно, не было никаких денег. Алевтину Ивановну держали под охраной в разных местах. Последнее время ее прятали в квартире на первом этаже одного из домов в селе Горагорское. Доронина вылезла в окно, когда охранники ужинали на кухне. Забежала в соседний дом. С помощью друзей по чужому паспорту ей удалось добраться до Москвы. В Москве Доронину встретили как террористку. В милиции заставили сдать отпечатки пальцев, не хотели выдавать паспорт. С большими трудностями, лишь благодаря ее обращению к Владимиру Путину, который тогда был еще премьер-министром , Алевтине Ивановне удалось восстановить документы. Одна из сотрудниц организации "Гражданское содействие" зарегистрировала учительницу у себя дома. В 2004 году она получила компенсацию за утраченное жилье и имущество - 125 000 рублей. Можно ли купить жилье на эти деньги? Невозможно купить даже домик в деревне.

Письмо бывшей грозненской учительницы спикеру Мосгордумы Владимиру Платонову - просьба о помощи:

"...Из Грозного выписана 18.10.2004 года. Стою в очереди на получение временного жилья из Федерального жилищного фонда, постоянное, надо думать, будет на кладбище. Узнала, что предоставление временного жилья отменили. Сотрудники миграционной службы г. Москвы советуют встать на очередь в муниципалитете по месту регистрации. Там категорически отказываются принять заявление, так как у меня регистрация по месту пребывания, а не по месту жительства. 15 марта этого года по этой же причине была аннулирована "социальная карта москвича". А то, что я вынужденная переселенка, почти 40 лет проработала учителем русского языка и литературы в Чеченской республике, не имеет никакого значения? Выходит, убежала от смерти к месту даже не выживания, а вымирания"! Откликнется ли Владимир Михайлович?

Увы, обращение к первому заместителю председателя Госдумы Любови Слиске не дало никаких результатов. Дорониной по почте пришла очередная отписка из Федеральной миграционной службы России, куда помощники Слиски, видимо, переслали письмо учительницы.

"Ваше заявление о предоставлении жилья в г. Москве, адресованное Л.К. Слиске, по поручению рассмотрено. Сообщаю, что предоставление жилой площади не входит в компетенцию Управления федеральной миграционной службы России по г. Москве... Для решения данной проблемы Ваше заявление направлено в правительство Москвы...."

Можно было бы поблагодарить чиновников ФМС за их "заботу" о Дорониной. Можно было бы, если бы бы не одна деталь: за полгода до этого письма из департамента жилищной политики жилищного фонда города Москвы Алевтине Ивановне уже приходило письмо. В нем говорилось, что правительство Москвы ей помочь ничем не может и что вопросы обеспечения жилой площадью беженцев и вынужденных переселенцев входят в компетенцию органов Миграционной службы, куда и стоит по таким поводам обращаться. Что это, как не бесстыжий футбол государственных чиновников!

Этот "футбол" основывается на том, что "жилая площадь из фонда города Москвы предоставляется гражданам, признанным в установленном порядке нуждающимися в улучшении жилищных условий. Таковыми признаются граждане постоянно (не менее 10 лет) живущие в Москве и обеспеченные жилой площадью ниже установленной нормы. Исключения сделаны быть не могут".

Но разве возможна жизнь без исключений? И разве Доронина не достойна этого исключения?

И опять, как в случае с Травиничевой, государство постыдно устраняется. И Дорониной остается надеяться лишь на чудо в лице какого-нибудь богатого человека, который неизвестно почему, из филантропии или в порыве безумного благородства вдруг решит купить ей комнату или квартиру. Иначе она так до конца своих дней будет скитаться по углам.

Три истории, собранные вместе, - всего лишь частицы того огромного океана человеческих историй, человеческих судеб, поломанных в результате распада огромной страны. Государство, власть, чиновники, назовите, как хотите, не смогли - и главное, не захотели - по справедливости и по закону помочь этим людям. Прошло 15 лет, и люди, облеченные властью, но абсолютно безответственные, вновь зовут в Россию соотечественников, предлагая им ехать в неизвестность, непонятно под какие гарантии жилья и работы.

Печально, что найдутся те, кто поверит, приедет в Россию и так же, как Галаты, Травиничевы и Доронина, столкнутся с враждебностью своих соотечественников и равнодушием чиновников. Им в спину будут шипеть: "Понаехали!", и Россия вряд ли станет им "землей обетованной".