Алексей Мокроусов

Заповедники и зоны

Эволюция как революция

Несколько лет назад мы говорили о прессе с моими французскими знакомыми. Разговор был из числа тех, которые принято называть "тяжелыми". В те дни шло планомерное разрушение НТВ, и французы были в шоке: как возможно уничтожение единственного действительно независимого телевидения в стране?

Мою индифферентность в этом вопросе собеседники не понимали. Объяснять им, что мне действительно не нравится ни НТВ, ни его принципы, ни его руководители и большинство звезд, казалось неудобно: эстетические принципы традиционно проигрывают принципам политическим и уж тем более демократическим. Тонкости же журналистской работы и вовсе с трудом поддавались описанию. Разве те, кто участвует в информационных войнах, а не заняты профессиональным делом, не должны подчиняться законам войны, с ее не всегда великодушным и уж точно всегда несправедливым отношением победителя к побежденному?

Сейчас, годы спустя, когда НТВ уже ничем не отличается от остальных госканалов, а его главную гордость, ведущих новостей, сменили безликие персонажи, я так и не могу ответить для себя на вопрос: а что же надо было тогда делать? Быть среди митингующих перед Останкино, изучавших холеные лица тогдашнего высшего руководства НТВ? Выступать с гневными статьями? Заниматься сбором подписей?

Остается ли вообще смерть массмедиа, их удушение либо перерождение, делом лишь самих журналистов? Или это такой диагноз общества, который можно установить, но невозможно вылечить?

Многие ли сегодня жалеют о смерти "Огонька" рубежа 90-х? О постепенном угасании "Московских новостей"? О том, что некогда "качественные", "интеллектуальные" газеты, такие как "Известия", выглядят сейчас эрзацем для постаревших поклонников "МК"? Причем обновленные, пожелтевшие "Известия" делает частично та же команда, которая до этого производила вполне "умный" продукт. Конечно, кушать хочется всем, и в ситуации, когда снижение жизненного уровня расценивается как катастрофа, уже не до упреков. Механизм самоцензуры порой здесь включается автоматически. Но сама тенденция вполне отчетлива: процесс пожелтения идет на всех парах, а вот обратного движения не наблюдается нигде. Вспомнить случай "поумнения" какого-нибудь издания или телеканала после его перепродажи невозможно.

Сегодня кризис в той или иной степени затрагивает и всю западную журналистику, ориентированную на анализ, а не скандал, обращенную к аудитории, а не к рекламодателю. Определенные финансовые трудности (или, скажем так: слегка заметное ухудшение условий работы) испытывают и левая французская "Liberation", и буржуазная швейцарская "Neue Zuercher Zeitung", и даже консервативная немецкая "Frankfurter Allgemeine Zeitung". Думающих читателей становится все меньше, но, кажется, не потому, что такие читатели сокращаются количественно. Просто все больше становится читателей недумающих, потребителей готовых формул (апофеозом такого мышления стала рекламная акция немецкой газеты "Bild", увесившей как-то всю Германию лозунгом "Тебе - твое мнение!").

Такие читатели воспринимают прессу как источник забавного и занимательного, поскольку и саму жизнь готовы поглощать лишь как продукт развлечения. Протестантскую этику сменила этика гедонистическая, ренессанс вновь уступил место барокко, а затем и рококо в его салонно-жеманном варианте, и голоса в защиту ситуации "как есть" звучат в России все громче. Особенно громко раздаются они в среде журналистики - печатной, радио, телевизионной. Той самой, что 15 лет назад эффектно (но эффективно ли?) поучаствовала в демонтаже старой системы. Как выяснилось, не совсем понимая, зачем она это, собственно, делает.

Поскольку идеи о сохранении статус-кво в мире желтеющих массмедиа озвучивают люди вовсе не бездарные, то и звучат они порой довольно убедительно. Но так ли уж они правы? Насколько вообще экономическая ситуация должна подчинять себе здравый смысл? Замещать собою ситуацию гуманитарную?

Эволюция некоторых СМИ выглядит уже хрестоматийной, достойной описания в учебниках. То же "Эхо Москвы" постепенно переквалифицируется из интеллектуально-демократической радиостанции в некую пародию на саму себя, живущую интересами лишь Садового кольца и населяющих его жителей. Старая лексика вроде бы сохраняется, но при этом потерян свой же собственный дух. Равно как и невольное самопризнание "Эха Москвы":"Пятнадцать лет гоним волну". Надо же догадаться написать подобное крупными буквами на растяжках и развесить в дни собственного юбилея по всей Москве! Зато заодно отметили и юбилей Фрейда...

Не менее типичны и трансформации "первой кнопки", некогда соединявшей радиоточки всех кухонь страны в единую радиосеть. Сегодня это просто одна большая рекламная радиогазета. Функции же классического журналистского радио, обращенного к повседневным потребностям слушателей, взяли на себя зарубежные радиостанции. Тот же "Корреспондентский час" на "Свободе" заменяет своей информационной плотностью неделю вещания иных отечественных радиостанций. Последние, словно по взмаху волшебной палочки, забыли о том, что жизнь состоит не из одних лишь советов дачникам и рассказов об атеросклерозе.

Общественный договор, пусть и негласный, который неизбежно должен был наследовать годам перестройки, принял несколько странную форму. Примирение позиций произошло не по линии примирения идей, но по линии интересов. Количество взяло верх над качеством, социальному практически не остается места на страницах газет и в программах радио. Социальное вытеснено entertainment'ом, аналитическая журналистика уступила место обывательскому взгляду на мир. Особенно преуспело в этом телевидение.

Аудитория как голем

С некоторых пор наши крупнейшие телеканалы обзавелись специально обученными людьми, отвечающими за идеологическое обеспечение происходящего. Как все специалисты по "моральному прикрытию", они хорошо знакомы с "законом большой лжи", которая, как известно с 30-х годов, действует куда эффективнее всего остального. И потому на голубом глазу позволяют себе утверждения, которым позавидовали бы их предшественники. Вот Игорь Буренков, специалист по рекламе и общественным связям (как сам он себя характеризует), оценивает в эфире радиостанции "Свобода" тезис о том, что "телевидение властвует над умами людей". "На самом деле это далеко не так. Я считаю и глубоко убежден, что у нас оно столько не значит", - говорит г-н Буренков, считая, что воспитывать должна семья и школа, а телевидение - всего лишь средство зарабатывать деньги. Г-н Буренков является директором по общественным связям ОРТ (замечательно название должности: так недолог час до появления и директора по погоде, а потом и ответственного за чистоту мысли: "ответственный по ОРТ за чистоту мысли" - звучит!). Каждое высказывание г-на Буренкова ценно своей информационной насыщенностью. В той же радиопередаче "Свободы" 27 ноября 2005 года он заявляет, что телевидение и мысль - две вещи совместимые. Высокопоставленный сотрудник ОРТ публично отказывается верить, будто телевидение связано с журналистикой, политической либо социальной. И заявляет: "Телевидение сегодняшнее все-таки коммерческое. И если мы видим, что в этой ситуации появляется определенная система, если видит продюсер, что тут растет определенным образом доля, которая так для него важна, конечно, он будет идти в эту сторону, следующее шоу он будет делать именно в этом направлении, чтобы приток зрителя как можно больший получить, - это неизбежность. Почему? <...> Если мы зависим на телевидении от денег, а мы от них зависим, то мы не можем поступать иначе на сегодняшний день. И если мы иногда поступаем иначе, в этом даже есть что-то героическое".

Плоды героического на ОРТ заметны невооруженным взглядом. Но, когда г-н Буренков отвечает в прямом эфире "Свободы" телезрительнице из провинции, у которой ловится лишь ОРТ да частично канал "Культура", в ответ на жалобы о засилье низкопробного, он может в ответ лишь посоветовать выключить телевизор да почитать книжку. В эпоху, которую иначе чем визуальной уже и не называют, когда восторжествовали "машины зрения", а массовое сознание во всем мире штампуется через телеэкран, такой ответ выглядит цинизмом, поистине достойным философской степени. Впрочем, Наталья Белюшина, чью ироничную книгу о нынешнем российском телевидении "Монстры в ящике, или Все, что вы думали о телезаразе, но стеснялись сказать" [М.: Алгоритм, 2005.], обсуждали в тот момент по радио, назвала такую позицию гораздо мягче - "лукавой". Можно найти еще один синоним для ее определения - политическая. И можно опасаться того, что вскоре топ-менеджерам национальных каналов запретят предаваться подобным сеансам публичного саморазоблачения, тем более на западных радиостанциях. Уж слишком впечатляют результаты.

Философствующему директору с ОРТ вторит со страниц интеллектуального журнала чиновница из РТР: "ТВ - зрелище, его идеология - развлекать. Даже серьезная беседа в эфире предполагает привлечение и удержание зрителя. Легче всего - за счет популярной темы или популярной персоны" (Анна Голубева, руководитель Службы развития телеканала "Россия", в статье "Ящик. Интеллектуальная игра. Правила", опубликованной в журнале "Критическая масса", 2005, N 3--4). Автор словно пытается сидеть на двух стульях. С одной стороны, г-жа Голубева иронизирует: "Неудивительно, что ТВ доводит до обморока представителей семейства высоколобых, - даже журналистов подташнивает: очень антисанитарно". С другой - упоминает имена Бодрийяра и Маклюэна, Прокопа и Адорно, писавших о тоталитарной сущности телезрелища [Об этом же, по сути, говорит в интервью "Искусство кино" и Олег Аронсон, смещающий акцент в сторону подчинения индивидуального коллективному: "Телевидение внеэтично, негуманно, поскольку оно апеллирует к той сфере восприятия, где располагается та часть "я", которая всегда, но неявно, отдается сообществу, а правила "мы" и правила "я" в данном случае не совпадают. Индивидуальное начало здесь оказывается подчиненным коллективному, но неявно. Это не тоталитарная машина, а нечто другое, нечто подобное наркотику, который способен превратить наше частное и одинокое существование в общение. Важным мотивом телевосприятия является желание быть вместе, иметь общую историю, разделять общую мораль"]. В российских условиях это навязывание идей выражается, в частности, в таких вещах, как принципы представления политической жизни. Согласно исследованиям Центра экстремальной журналистики и Союза журналистов России, опубликованным в июле 2006 года, "по сравнению с замерами трехмесячной давности ситуация на федеральных телеканалах ухудшилась: время, отводимое в новостях власти, увеличилось с 91 до 93%, а освещение деятельности оппозиции уменьшилось с 2 до 1%". Интересно, что г-н Буренков отказался комментировать эти результаты "Коммерсанту", заявив, что "нам неизвестны такие исследовательские организации, поэтому комментировать нерепрезентативные исследования мы не считаем возможным" [Цит. по архиву радиостанции "Свобода" от 7 июля 2006 года: www.svobodanews.ru/Article/2006/07/07/20060707174511563.html].

А его комментарии были бы, пожалуй, интересны своей весьма вероятной подсознательной советской ностальгией, ведь у нас сейчас нет даже политически ангажированного телевидения. Ангажированность подразумевает все же плюрализм высказываний, а плюрализм на нынешнем ТВ моделируется лишь искусственно. Он достигается либо путем специально подобранных (то есть отцензурированных) персонажей, либо обращен в глубокое прошлое. Передач, посвященных тайнам истории, на всех каналах становится всё больше, сделаны они всё интереснее. Передач, посвященных загадкам современности, практически не осталось. "Ваша резервация - прошлое", - словно говорят телезрителю. Журналистское расследование на телевидении исчезло как жанр - а без него нет и журналистики.

Не очень понятно, чем вызвана подобная слепота телечиновников: неизбывным уровнем профессионализма или искренней верой в то, что они говорят (хотелось бы все же верить в первое). Конечно, их отношение к телевидению как к бизнесу понятно, тем более что уровень зарплат на центральных телеканалах сопоставим с доходами в нефтегазовой области. Но можно взглянуть на происходящее из другой перспективы. Например, из перспективы мирового телеопыта, на который не любят ссылаться, но который никто не отменял. Даже в России он доступен сегодня многим, и уж прежде всего на тарелках самого телецентра в Останкино.

Частные европейские телеканалы не балуют публику интеллектуальными изысками, но едва речь заходит о государственных каналах или тех, что получают субсидии и дотации, даже ангажированный теоретик телевидения не осмелится отрицать: эти каналы принципиально отличаются от российских.

Соринка в чужом глазу

Во-первых, на европейском телевидении нет главного позора ОРТ - списка запрещенных к показу персонажей. Дискуссия может вестись с каждым, а дискуссий и во Франции, и в Австрии, и в Англии на телевидении много. Общество там относится к "ящику" скорее как к месту дебатов, а не способу извлечения сверхприбылей группой плохо установленных лиц. Единственное исключение на европейском пространстве - телевидение Италии, подчеркнуто развлекательное, минимально политизированное. Но вряд ли практика итальянской общественной жизни, сотканной из непрерывного уголовного преследования прокуратурой главы государства (в эпоху Берлускони), может служить образцом для российской демократии.

Во-вторых, государство принимает на себя ответственность за культурную миссию телеэкрана. Создаются межнациональные культурные телеканалы, вроде немецкоязычного "3Sat" или франко-германского "Arte". Программа новостей культуры на "3Sat" разительно отличается от того, что показывают в полночь по нашей "Культуре". Это анализ проблем, а не информация о том, что произошло или что случится. Там сталкиваются разные точки зрения, у нас - выдается некий более или менее занятный продукт в форме монолога.

Продукция же "Arte" настолько высокого качества, что попадает на международные кинофестивали. Одним из хитов последнего Московского кинофестиваля стала, например, лента "Кошмар Дарвина" Юбера Сопера (Франция - Австрия - Бельгия, 2004), впечатляющая история из жизни Танзании, беднейшей страны в Африке, расположенной на берегах озера Виктория. С тех пор как в озере появился нильский окунь, его фауна обеднела на 200 видов живности: окунь пожрал всё. Зато его теперь можно экспортировать по всему свету, и этим занимаются, в частности, российские летчики. Но в Танзанию самолеты летят не пустыми - оружие является, судя по всему, наиболее частым грузом.

Фильм получил уже несколько наград, в том числе такие престижные, как премия Европейской киноакадемии за лучший документальный фильм и "Сезара", но, боюсь, вряд ли он будет когда-либо закуплен для показа в России. При том что наша страна совершенно обделена подобными документалистскими расследованиями. Из городских ландшафтов исчезли залы, когда-то специализировавшиеся на документальных фильмах, а репертуары оставшихся заняты сами знаете чем. С другой стороны, уровень нашей тележурналистики, то весьма специфическое информационное поле реальности, что взращивается на полях телеэкранов, порождает дефицит реальности в головах публики. Западная документалистика, в том числе телевизионная, выглядит способной этот дефицит хоть ненадолго утолить. Наша же, за редким исключением, не имеет такой поддержки ни со стороны государства, формирующего (переходя на сленг) заказ, ни со стороны частных продюсеров, на этот заказ живо реагирующих.

Причем "Arte" - левоориентированный канал, чьи сотрудники увлечены социальной критикой. Это раздражает порой даже правящие круги. Когда во Франции к власти пришли правые, парламент пытался переориентировать канал, сменив его руководство. Фокус, доступный нашим депутатам с детства, в демократической стране не удается: руководство "Arte" никто не потревожил, а бюджет, превышающий 350 млн. евро в год, не сократился (о ситуации с BBC в Англии, где правительство финансирует независимую прессу, даже лень вспоминать).

И никого не смущают "рейтинги", это главное слово-пугало в лексиконе российских телевизионщиков. Понятно, что культура не в состоянии конкурировать с порнографией, криминалом и "мыльными операми" (разве что ток-шоу на злободневные политические темы способны на госканалах Франции и Германии соперничать со спортом). Но никому не придет в голову ставить их на одну доску. Заниматься этим выгодно лишь в манипуляционных целях, когда общественная система ценностей негласно отменяется и подменяется интересами группы лиц, оккупировавших телекормушку.

Неудивительно, что в этих условиях приблизиться нашей "Культуре" к западным образцам столь же сложно, как "Жигулям" сравняться с "Мерседесом". Меньше всего я хочу этим сравнением задеть или обидеть работников "Культуры": на фоне своих соседей в эфире они выглядят победителями, более качественного канала не делает никто. Просто общий уровень российского телеболота таков, что подпрыгнуть из него высоко не удастся даже самым талантливым прыгунам.

Интернет как место ссылки

Многое ли зависит от самих журналистов, особенно в ситуации, когда новый владелец издания просто увольняет всех неугодных и неудобных? Постоянные контракты практически нигде не практикуются, отступные неформальны, выплаты зарплат во многих случаях все еще происходят по серым схемам... Тут даже юридически невозможно себя защитить. Да и многие ли разделяют сегодня стратегию Павки Корчагина? К счастью или нет, но немногие. Время радикальных битв и демонстративных жестов прошло, жизнь вновь ценится больше идей. Но что же делать профессионалам? Запускать механизм автоцензуры? Подчиняться правилам игры, когда главным героем на ТВ становится прошлое? Крепко сделанные "разоблачительные" телесериалы посвящены истории, зато о современности - ни гу-гу, будто ее нет и в помине. Будто кому надо и без вас, дескать, разберется.

Выходом многим кажется Интернет. Туда предлагают эмигрировать "интеллектуалам" деятели телебизнеса - об этом с трудно сдерживаемым воодушевлением пишет, в частности, г-жа Голубева в упоминавшейся уже статье в "Критической массе". Эдакий вариант 31-го отдела из давнего романа Пера Вале и Май Шеваль.

Интернет-сообщество действительно выглядит максимально свободным среди всех информационных полей нынешней России. Хотя не стоит преувеличивать степень его аполитичности: последняя лишь немного ниже среднестатистических цифр по стране. Впрочем, в последнее время, когда в Интернет были вынуждены эмигрировать многие авторы печатных изданий, да и целые редакции ведут теперь виртуальное, а не бумажное существование, само качество Интернет-журналистики заметно выросло (обратный же поток, из Интернет-журналистики в "бумажную" прессу, пусть и слаб, но последней явно пошел на пользу). Но пока так и не произошло сращения телевидения и Интернета, на что надеялись в конце 90-х, когда в каждом телезрителе подозревали потенциального телередактора, верстающего сетку вещания исключительно "под себя".

К тому же цензура возможна и в Интернете. Китайский опыт ограничения захода на нежелательные сайты (речь не о порнографии, но об оппозиции) показывает, что правительство при желании способно справиться с любой идеологической заразой. О воспитательной роли виртуальных миров говорить пока рано: это интеллектуальная каша, требующая дисциплины и живого ума. Массовая же агитация и пропаганда, которыми занимается телевидение, строится на совершенно иных принципах.

В самой постановке вопроса - "Оставьте нам пространство телеэкрана, себе забирайте виртуальное пространство Интернета!" - есть много, как сказала бы г-жа Белюшина, от лукавого. Эта ситуация напоминает картины, порожденные лужковской действительностью на московских улицах. Посмотрите, что здесь произошло с пешеходами: им уже негде ходить. Тротуары во дворах спальных районов превратились в стоянки для машин, о переулках в центральной части города не хочется и заикаться. На Новом Арбате стоянки не только оттяпали часть бывших тротуаров. Водители, чтобы заехать на них или свернуть в нужный переулок, гоняют по мостовой как по проезжей части, не тормозя и только сигналя незадачливым пешеходам.

Так и хочется спросить от лица безлошадных: а мы вам вообще жить не мешаем? Причем спросить не только у водителей, но и у людей, отвечающих за эфирную сетку. Русская специфика? Трудности роста? Но почему, собственно, эфир должен принадлежать людям, умеющим считать только деньги? Хвост, конечно, любит управлять собакой, но не всякое животное на это согласится.

Изгнать телебоссов из их кабинетов практически невозможно. Это как на Сицилии: смена чаще всего происходит естественным путем. Мертвецы истлевают сами, хотя в России они - это и есть наша специфика - тлеть любят пожизненно долго. Но у всякой истории неизбежны не только конец, но и наступающее вслед за ним будущее. Хочется верить, оно состоится уже в других интерьерах и при других персонажах, которые "информационному обеспечению линии партии" и информационным войнам предпочтут изложение событий и их комментарий. Тогда и закрытие НТВ будет вызывать куда менее смешанные чувства. Да и станет ли такое закрытие вообще возможным?

Утопия, а такая притягательная.