Роналд Ковен

Сначала наведите порядок в собственном доме

Редакция благодарит международный журнал Index for free expression за возможность опубликовать материал, напечатанный в специальном выпуске журнала, посвященного Форуму НПО Европейского Союза Words and Deeds.

Рональд Ковен - европейский представитель всемирного комитета свободы прессы (www.wpfc.org)

Кто громче всех кричит о необходимости для прессы вести себя ответственно? Те самые политики и правительства, которые мечтают получить свободу действовать безответственно и избавиться от прессы, освещающей их деяния. Ни одно правительство не вопиет об ответственности прессы чаще, чем правительство Роберта Мугабе в Зимбабве. Призыв к прессе быть ответственной представляет собой не что иное как требование о самоцензуре. Никто из журналистов не призывает к безответственности. Вопрос же стоит так: ответственность за что? И ответственность перед кем? Перед правительствами? Но сама история ХХ века показала, что безответственные правительства, которые действовали вполне безнаказанно, не будучи подотчетны ни прессе, ни обществу, принесли человечеству куда больше бед, чем журналисты могли бы вообразить в самых безумных фантазиях. Нам постоянно приводят как пример безответственности прессы историю руандийского "Радио тысячи холмов", открыто призывавшего к геноциду, в том числе к массовым убийствам невинных женщин и детей, чьи фамилии и адреса звучали в эфире как прямая наводка для убийц. Но эта радиостанция была не свободным и независимым средством массовой информации, а пропагандистским орган преступной правящей партии.

Свободные и независимые средства массовой информации допускают ошибки, но не ведут систематических кампаний ненависти. Это делают пропагандистские органы, состоящие на службе у государства. По большей части в пустопорожней болтовне о необходимости ответственной прессы попросту не проводят различия между свободной и независимой прессой и пропагандистскими органами политических партий, участвующих в политических распрях и вооруженных конфликтах.

Когда речь идет о войне или конфликте, мало кто не уступает искушению смешать в одну кучу "прессу" и пропагандистские рупоры власти, призывая к установлению контроля и цензуры над тем размытым образованием, которое именуется "прессой ненависти".

Никто никогда не заявлял, что главными виновниками холокоста во время второй мировой войны были нацистский министр пропаганды Йозеф Геббельс или Юлиус Штрейхер с его листком ненависти "Дер штюрмер" ("Боевик"). Мы прекрасно знаем, что они были всего лишь политическим орудием в руках Гитлера и Гиммлера. Так почему бы сегодня не воспользоваться этой аналогией? Почему мы постоянно пытаемся взвалить на сегодняшнюю прессу все грехи? Или среди нас есть сознательные или невольные ненавистники прессы?

В этой сфере, как и во многих других, вполне применима англо-саксонская юридическая максима, гласящая, что "трудные дела порождают плохие законы". Тот факт, что руандийское "Радио тысячи холмов" - в реальности орудие войны, которое президент хуту использовал против тутси, - имело юридический статус частной радиостанции, где работали профессиональные журналисты, не меняет сути ее деятельности. И поползновение создать всеобщее международное законодательство о прессе, исходя из этого единичного ужасного примера, выше всякого понимания. Разумеется, одиозные призывы к массовым убийствам, озвучивавшиеся в эфире "Радио тысячи холмов", были преступлением против человечности и были оценены как таковые. И хотя некоторые преступники оказались журналистами, их вовсе не следовало судить именно как журналистов. И их судили как преступников, для чего не потребовалось никаких особых законов о журналистике.

Мы также слышали продиктованные благими побуждениями заявления о необходимости противодействовать "бдительной журналистике". В качестве самого яркого примера такого рода журналистики нередко приводятся события в Косове после того, как сербские власти были изгнаны из провинции. Тогда косовская газета "Бота сот" написала, что новая международная администрация берет на службу сербов, виновных в массовых зверствах против косовских албанцев. Газета, в частности, назвала фамилию одного водителя, нанятого на работу в международную администрацию. Через две недели этот человек был убит. Международная администрация обвинила газету в том, что она спровоцировала убийство водителя, и возложило на нее всю ответственность за это убийство. Мне доводилось слышать мнение, что публикация портрета этого человека и его домашнего адреса была равносильна призыву к его убийству. Но это обвинение прозвучало уже после постфактум. Когда газета привела некоторые данные о военном прошлом этого водителя, новая администрация палец о палец не ударила, чтобы защитить этого человека или проверить выдвинутые против него обвинения. Новые власти Косова явно недооценили ни грозящую ему опасность, ни то, насколько серьезными были выдвинутые против него обвинения. Международная администрация не смогла или не захотела взять на себя ответственность и предпочла возложить вину на газету. Но мне трудно согласиться с утверждением, будто пресса должна игнорировать решения международной администрации, призванной искоренить преступления прошлого режима, о найме на службу лиц, запятнавших себя этими преступлениями. Неужели косовская газета должна была пройти мимо этого факта?

И разве не следует предпринимать все усилия по поиску, разоблачению и преданию суду лиц, совершивших преступления против человечности? Задумаемся о том, что может произойти, когда такие усилия не предпринимаются? Возьмем в качестве примера Францию, где после освобождения были расстреляны тысячи коллаборационистов. Эти чистки нередко проходили во внесудебном порядке, и новый лидер страны генерал Шарль де Голль потребовал остановить кровопролитие и призвал к национальному примирению. В результате во французском обществе до сих пор не стихают споры о том, правильно ли поступила власть после войны. Необходимого национального катарсиса не произошло. Аналогичная проблема сейчас встала перед обществом во многих странах Восточной и Центральной Европы. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предсказать: Россия, в которой не произошло де-большевизации, будет биться над этой проблемой еще в течение полувека и даже дольше, а вот такие страны, как Чехия с ее "люстрационной" программой правды и примирения, будут становиться все более и более социально сплоченными. Но исполненные благих намерений самозванные надсмотрщики за прессой уверяют нас, что средства массовой информации, высказывающие свою озабоченность, являются "рупорами ненависти" и им нужно заткнуть рот.

Мы до сих пор слышим, как представители национальной прессы, работающие в условиях психологически расколотых обществ, заявляют, что в прессе не должны обсуждаться ужасы прошлого. В Боснии и Герцеговине редакторам крупнейших СМИ до сих пор представляется, будто их подвергают международной цензуре. Известная доля терпимости к прошлым эксцессам и впрямь нужна. Вспомним, к примеру, что произошло в Румынии, где после падения режима Чаушеску архивы тайной полиции использовались как источник материалов для еженедельного листка ненависти "Романиа маре" (Великая Румыния). Газета стал рупором ненависти к проживающим в стране венграм, немцам, евреям и цыганам. Она имела полумиллионный тираж и стала самым популярным в стране периодическим изданием. Но вскоре ее материалы утратили остроту и сенсационность, и тираж упал до 50 тысяч. Точно то же самое произошло после снятия ограничений на порнографическую периодику в Дании и Испании. Все эти издания начинали с колоссальных тиражей, которые постепенно упали до весьма скромного уровня. Несмотря на избитость этого клише, сладок лишь запретный плод. И гораздо чаще грешат на прессу, чем грешит она сама. Никто никогда не говорит о необходимости принять кодекс поведения для политиков. Зато постоянно слышатся угрозы со стороны политиков принять суровые законы об "ответственности" прессы, если пресса добровольно не станет сама себе цензором.

Подведем итоги. Все призывы к саморегулированию, или, что еще более лицемерно, недавняя мода на "совместное регулирование" есть не что иное как попытки политиков получить полную свободу рук и действовать под покровом тайны, без публичной информации об их деятельности. Попытки найти простейшее определение нежелательного содержания с помощью ссылок на заботу о моральной защищенности наших детей - это очередная тактическая уловка для внедрения цензуры. От ведущего клуба старейших демократий, Совета Европы, слышны постоянные призывы о борьбе против "незаконных и вредных публикаций". Что до незаконности, тут вроде бы все понятно. Но любые призывы против так называемого "вредного содержания" весьма субъективны, невнятны и легко могут быть извращены, в частности мировыми авторитарными режимами, которые только и мечтают о подходящем оправдании цензуры в своих странах. Как было справедливо замечено, массовый голод не возникает в тех странах, где свободная пресса вовремя предупреждает о его возможности. Массовый голод наступает тогда, когда Сталин, или Мао, или Менгисту могут его организовать в условиях полного молчания прессы. Иногда Совет Европы, действуя из самых лучших побуждений, сам подавал негативные примеры, соглашаясь с риторикой, которая обеспечивала прикрытие действиям против прессы, предпринимавшимися у нас в Европе авторитарными лидерами вроде Лукашенко или Милошевича. И нам вовсе не требуется черпать примеры в далеких странах третьего мира.

Тема недавнего форума Совета Европы: "Ответственное поведение средств массовой информации и общественных лиц" - явилась для многих поистине сюрпризом. Разговоры о необходимости официального определения "ответственности" журналистов то и дело возникали во время дискуссий в комитете по новому мировому информационному и коммуникационному порядку (КНМИКП), которые едва не уничтожили ЮНЕСКО. И эта тема всплывает вновь и вновь. Причем сколько бы раз ни говорилось о том, что ошибки дискуссий в КНМИКП не следует повторять, на это обычно отвечают, что это, мол, все в прошлом, и холодная война окончена. По этой же самой причине любым попыткам вставлять палки в колеса прессы, дабы помешать ей в свободном распространении информации, следует поставить надежный заслон. Самозванные цензоры всегда мечтали о том, чтобы пресса сама делала за них их работу, чтобы пресса сама воздерживалась от весьма неудобного для них неконтролируемого освещения событий, происходящих в тихих и темных закоулках власти, где иные политики жаждут воспользоваться свободой безответственных действий или безнаказанностью за свою продажность. И если есть некая общая платформа, на которой все политические партии могут прийти к согласию, так это утверждение, что во всех изъянах общества виновата пресса. При таком положении вещей правящий класс в любой стране снимает с себя ответственность.

Еще одна тактическая уловка правительств и политического класса, пытающихся обуздать прессу, заключается в стремлении возложить на СМИ общественно полезные задачи. И все сводится к тому, что прессу заставляют плясать под дудку правительства или политической партии. Это происходит, если предназначение журналистики определяють в терминах некой позитивной цели. Но журналистика не нуждается ни в каких оправданиях. Состоя на службе общества, журналистика уже сама по себе оправдывает свое существование. Она не нуждается ни в каких дополнительных позитивных оценках.

Одна из основных заповедей журналистики гласит, что ей следует избегать нормативных оценок или суждений и ее дело - голые факты, описывающие реальность без прикрас. Можно подумать, что тот же самый принцип следует применить к попыткам создать такие новые формы оценочной журналистики, как "журналистика мира", или "журналистика развития", или "гражданская журналистика" и т. п. Но чем же вам не по нраву обычная журналистика голого факта?

В ходе дискуссий в КНМИКП было высказано мнение, что мы должны практиковать "журналистику развития". Оказалось же, что имелась в виду журналистика, поддерживающая и не критикующая правительства развивающихся стран. Это была идеальная иллюстрация к тому, как можно использовать благородно звучащие призывы в качестве эвфемизмов для более или менее изощренных форм цензуры. Недавно у нас в Соединенных Штатах прошла дискуссия о так называемой "гражданской журналистике". Она основывалась на представлении о том, будто публика разочаровывается в прессе по той причине, что она сосредоточена на плохих новостях и посему предлагает слишком негативный взгляд на мир. На практике же это фактически сводилось к недовольству тем, что новостные СМИ критикуют деятельность местных и национальных правительств. В демократическом контексте американского общества намерения сторонников "гражданской журналистики" были бесспорно благими, но в реальной практике такой подход, возможно, подрывал бы функцию прессы как цепного пса демократии. Впрочем, крупнейшие мейнстримовые издания американской прессы отвергли эту идею.

Несмотря на скептическое отношение в Штатах к идее "гражданской журналистки", она была презентована в середине 90-х годов на конференции в Праге, которую финансировало ЮСИА. После первой презентации этого, с позволения сказать, новаторского подхода, мой друг, опытный румынский журналист, сидящий рядом со мной в зале, нагнулся ко мне и сказал: "Кто эти люди? Они что, коммунисты?" Нет, они не были коммунистами, но они не потрудились задать самим себе вопрос, как их предложение, чтобы пресса стала проводником задач и планов правительства, будет воспринята коллегами из бывших стран советского лагеря. Главной заботой журналистов из этих стран было как можно дальше дистанцироваться от властных структур, от которых они только что обрели свободу... И им вовсе не хотелось выслушивать советы о том, как пресса может обслуживать интересы их правительств. Поэтому когда я слышу разговоры о "журналистике мира" или о роли прессы в "разрешении конфликтов" или в "управлении конфликтами", я не могу отделаться от мысли, что именно в таких выражениях цензоры прессы в странах советского блока описывали способы ограничения свободы печати. Они выпускали многочисленные законопроекты и проекты международных договоров, чтобы набросить намордник на так называемых "поджигателей войны" в международном журналистском сообществе. И новомодное выражение "журналистика мира", разумеется, с готовностью было бы подхвачено ими как эвфемизм для прикрытия кампании за введение цензуры в мировом масштабе.

Раз начав рассуждать о том, что у прессы, дескать, есть функция или обязательства по обеспечению социального единства, социальной солидарности, борьбе с бедностью и так далее, куда мы зайдем? Может быть, нам следует еще и потребовать от журналистов профессионально заниматься "социалкой"? Общество нуждается в новостях и информации для того, чтобы демократия исправно функционировала как институт. Обществу нужен форум для анализа, дискуссии и обсуждения актуальных проблем. Обществу нужна практическая информация, прогнозы погоды, сводки с рынков, сведения о работе коммунальных служб. Обществу также нужна возможность отвлечься от повседневных забот - и такую возможность ему предоставляют даже серьезные новостные издания. Этих традиционных функций прессы более чем достаточно, чтобы нагрузить журналистов работой и не прибавлять к бремени их обязанностей еще и обязанность служить благим общественным целям, которая на самом деле является прерогативой политиков, религиозных проповедников, моралистов и прочих слуг общества - для них служение общественным интересам есть образ жизни! А они желают получить власть над прессой и использовать ее как орудие своей деятельности.

Прессе следует самой выбирать, какую ей играть роль. Некоторые издания могут с полным правом решить для себя, что они будут бороться за некие благие общественные цели. Многие этим реально и занимаются. Но это должно быть их собственным решением, а вовсе не результатом распределения ролей неким режиссером, стоящим над журналистикой. Принуждать прессу работать ради какой-то цели значит узурпировать ее свободу выбора, иначе говоря, отрицать свободу прессы.

Мне бы не хотелось говорить такие банальные и самоочевидные вещи, но благонамеренные попытки навязать прессе некие общественные роли исходят из стремления заставить прессу заниматься определенной деятельностью вопреки ее выбору. И в этом нет ничего нового или необычного. Те, кто сражается за то или иное дело, постоянно испытывают искушение заявить о том, что вся их деятельность направлена на благо человечества. Так, среди гуманитарных неправительственных организаций (НПО) существует устойчивое недоверие к прессе, потому что она не предоставляет им место и время для пропаганды таких священных для НПО идей, как права человека, здравоохранение и социальная гармония. А когда пресса направляет свой аналитический или критический прожектор на борцов за эти идеалы, НПО нередко поднимают крик: "Измена!" Если мы ратуем за "журналистику мира", тогда почему мы должны запрещать "журналистику войны"? Журналистам надо предоставить свободу освещать любые дискуссии, противоречия и коллизии, которые возникают в любом свободном обществе. Только в этом случае они смогут вносить максимальный вклад в здоровье общества. Мы никоим образом не должны позволить, чтобы ненависть и разочарование копились в тиши. Лучшая стратегия для избавления от этих пороков - дать им возможность заявить о себе. Именно этим и занимается обычная новостная журналистика - в отличие от оценочной журналистики, предписываемой политическими знахарями. Свобода - беспокойное дело. Ей чужда естественная нетерпимость людей к нестабильности, естественное желание навязать фальшивую эстетику порядка. Но вся наша история зримо свидетельствует, куда могут завести нас все эти призывы к порядку!

Свободное общество нуждается в свободной прессе - каким бы рассадником беспорядка она ни казалась. Пресса также имеет право на неверные суждения. Для этого и существует свободная открытая дискуссия в столь беспорядочной системе, какой является демократия. Без свободной прессы - свободной настолько, что она имеет право на ошибки и, да-да, расплачивается за них, если и когда это необходимо в соответствии с законом о клевете, применяемым независимым судом, - так вот, без такой свободной прессы общество обречено на несвободу.

Перевод с английского Олега Алякринского