Алексей Мокроусов
Гибель Ван Гога, или Конец начала
Искусство так же часто приносит художнику прибыль, как и несчастье.
Удалось совпасть со временем в понимании места - готов случай Пикассо, на худой конец Дали. Не удалось - либо нищета и безвестность, либо суд и тюрьма.
Преследование художника за его произведения сродни преследованию философа за его мысли. Подобных примеров полно и в науке, и в искусствах. На процессе Оскара Уайльда обвинение цитировало его пьесы и прозу, Даниэля и Синявского сразу судили за опубликованное, работы венских художников-акционистов в конце 60-х уничтожали по решению суда.... История продолжается и в новом веке: атеизм по-прежнему не в моде, на этот раз в России, где разгром выставки "Осторожно, религия!" обернулся юридическим торжеством погромщиков.
Но до гибели художника дело доходит редко. Если вынести за скобки тоталитарные режимы, параноидально уничтожающие всех подряд, число оплативших творчество собственной жизнью минимально.
Потому таким ударом оказалось для Голландии, да и для всей Европы, убийство 2 ноября 2004 года 47-летнего режиссера Тео Ван Гога. И либеральная, и консервативная часть общества оказалась растерянной и подавленной после того, как 26-летний сын мусульманина марокканского происхождения застрелил документалиста.
Причиной убийства стал фильм "Submission", снятый Ван Гогом. Он рассказывает о судьбе женщины в современной мусульманской культуре. За "натурой" далеко ехать режиссеру не пришлось: количество мусульман в Западной Европе давно исчисляется миллионами (треть из 900 тысяч живущих в Нидерландах мусульман - марокканцы).
В качестве сюжета Ван Гог использовал реальные судьбы реальных людей. При создании видеоряда он инсценировал задним числом ряд событий, не уклоняясь, впрочем, от подлинных историй, связанных с обращением с женщиной в исламской культуре, якобы оправданном Кораном, но в то же время прибегнув к помощи таких мизансцен, которые своей жесткостью и жестокостью задели не только мусульман.
Гибель Ван Гога, родственника великого художника-импрессиониста, поставила перед шокированной Европой массу новых вопросов, к которым та оказалась не готова - не только та Европа, что озабочена сращеньем культур, но и та, что не представляет себе жизни Старого Света без сотен тысяч мигрантов, согласных на любую, даже черную работу, по любым, самым низким расценкам. За зарплату, за которую не станет работать ни один европеец ни при каких обстоятельствах.
Либерально мыслящему гражданину ЕС понятная и другая сторона новой, для многих все еще непривычной экономики. Исправно платящий налоги иммигрант избавляет от многих последствий демографического кризиса. Сколько бы ни ворчали на обилие турков, боснийцев, поляков, русских, именно их налоги позволяют платить пенсии многочисленным пенсионерам. Без этих рабочих мест вся социальная система, и так находящаяся на последнем издыхании, рухнула бы в одночасье.
Но одно дело - теоретическое понимание ситуации. Другое - реакция на агрессию, на вызов демократическим ценностям Старого Света. Границы толерантности окрасились кровью, о дальнейшей тактике мультикультурализма - ни слова.
Волна насилия, прокатившаяся после убийства Ван Гога по всей Голландии, затронула школы и мечети, коснулась детей и свяшенников. Многие марокканцы - из числа законопослушных - решили из-за в последнее время покинуть возросшего расизма страну. Правительство взяло под контроль сам принцип отбора имамов для работы в Нидерландах, для них разработали специальные правила, призванные интегрировать их в существующую систему гражданских ценностей.
Дополнительным фоном убийства Ван Гога стала смерть другого масс-медийного героя, Пима Фортейна, харизматичного (в смысле Жириновского) лидера голландских популистов, выступавшего, в частности, накануне парламентских выборов в мае 2002 года за резкое ужесточение иммиграционной политики. Свежеиспеченной партии Фортейна прочили оглушительный успех. Лозунгом его кампании было: "Лодка полна". Фортейн, которому газеты уже предрекали пост премьер-министра, отказывался признавать себя расистом и не любил сравнений с Ле Пеном, но требовал резко ограничительной политики в отношении иностранцев. Кроме того, его неприятие ислама во многом определяли личные гомосексуальные предпочтения. За два дня до выборов Фортейна застрелил молодой голландец левых взглядов. Партия выборы проиграла. Так в самой либеральной западноевропейской стране, выращивающей не только тюльпаны и розы для всего континента, но и правила терпимости к легким наркотикам и проституции, гомосексуализму и прочим непривычным для консервативного мира вещам, прорвало плотину нетерпимости. Решающим аргументом в споре вновь стал размер калибра.
Двусмысленные цели
Сама фигура Ван Гога выглядит при этом довольно двусмысленной и при более подробном рассмотрении и вовсе не вызывает особых симпатий. Очевидно талантливый режиссер, яркий интервьюер, открытый и сердечный в общении с близкими людьми, он выступал одновременно и в маске резонера-провокатора, в свое время даже отсидел в тюрьме за антисемитские высказывания, после чего стал почему-то безудержным критиком арабского мира. От его печатных текстов постепенно отказались все приличные издания Голландии, и последнее время они печатались лишь в бесплатно распространявшейся газете "Metro". Многие его фильмы, по отзывам даже дружелюбно настроенных к нему людей, отличались порой неприятной резкостью высказывания, когда не слишком легко было провести черту между полемическим задором и откровенным, на грани невыдержанности и невоздержанности, бузотерством.
Французский политолог Лорен Шамбон считает Ван Гога откровенным расистом, напоминающим Ле Пена. Не случайно среди горячих поклонников его последнего фильма оказалось руководство правой итальянской партии "Лига Норд" - оно не только показало фильм в здании итальянского парламента, но и прилагало немало усилий, чтобы продемонстрировать его депутатам Европарламента. Тем более что какое-то время среди депутатов стали распространяться нелегальные копии фильма, скачанные из Интернета - подобного рода реклама явно не способствует ясности диалога.
Не случайно автором сценария короткометражки стала 34-летняя сомалийка Айан Хирси Али. С недавних пор депутат голландского парламента, она известна резкими выпадами против мусульманства, считая его традиции и ценности принципиально несовместимыми с европейской культурой. Из-за многочисленных угроз в ее адрес Хирси Али живет последние годы под охраной полиции, а сразу после убийства режиссера она получила "письма смерти", после которых место ее пребывания стало уже совершенно засекреченным. В каком-то смысле пули, выпущенные в Ван Гога, предназначались его сценаристке.
Тем не менее принцип важнее в данном случае обстоятельств. Когда неприязнь становится взаимной, многие ли способны на диалог?
Как сказал по немецкому телевидению один из приятелей убийцы, тот следовал своему пониманию долга. Он защищал свою религию всеми доступными способами, потому заслуживает оправдания.
Для мира, еще со времен Вольтера переставшего подчиняться религиозным догмам и предрассудкам, наступили тяжелые дни. Сладостная пора мультикультурализма, миф о единении наций, о братании и взаимном прорастании культур - все кончилось в мгновение ока. Что наступило следом? Означает ли произошедшее начало нового этапа?
Для многих гибель Ван Гога - всего лишь результат нелепого стечения обстоятельств, всплеск ненависти отдельного фанатика, направленный против конкретного обидчика, а не общества в целом. Художники воспринимают ситуацию иначе - и уже на апрельской биеннале 2005 года в Шардже Эрик ван Либесхоудс показал инсталляцию, состоящую из изображений обнаженных мужчин и женщин, газетных вырезок о смерти Ван Гога и сопровождавшуюся статьями о расистской реакции голландцев..
Интеллектуалы - не только голландские - давно уже говорят о поразительном феномене соседствования культур. В рамках не только мегаполисов, но даже небольших городков они умудряются сохранять абсолютную автономию друг от друга. Не происходит не только слияния, но порой вообще отсутствуют какие-либо контакты. Причем речь идет не только о феномене разных религий, но и внутринациональном отчуждении. Особенно ярко это заметно на примере Германии, разделенной на "осси" и "весси", западных и восточных немцев. И еще контрастнее границы между "фольксдойчами", привезенными на историческую родину из России, и коренным населением: об ассимиляции здесь чаще всего приходится лишь мечтать, да и дети русских немцев порой охотнее общаются лишь между собой, замыкаясь в собственному межеумочном мире.
Оппозиция "свой / чужой" в современной жизни Европы давно выглядит проблемной для аналитиков. За несколько месяцев до убийства Ван Гога левая немецкая "Tageszeitung" начала публикацию серии очерков об интеграции мусульман в немецкое общество. Начиналась эта серия примечательным высказыванием Сабины Ам Орде: "Берлин - исламский город. После двух христианских конфессий мусульмане образуют третье по своим размерам религиозное сообщество. Тем не менее ислам все еще остается символом чужого". С другой стороны, поток информации о новых угрозах в Интернете со стороны экстремистов (последние новости касались почему-то Швеции, где ислам является второй по значимости религией) не позволяет перевести разговор в русло отвлеченных дебатов. Каждый раз это конкретный вопрос о конкретном соседе, продавце в продуктовом магазинчике, торгующем допоздна, сидящем напротив пассажире в метро.
Чем хороша история, так это невозможностью предугадать ее ход.
Отныне Европа станет куда пристальнее вглядываться в своих новых сограждан. Даже самые кровавые их деяния, даже взрывы в мадридских поездах 11 марта 2004 года, не могут остановить притока рабочей силы и налогоплательщиков одновременно. А вымирать Европе не хочется. Потому ей придется, видимо, разобраться прежде всего с собственной идентичностью. Закат просветительских идеалов, окрасивший собой весь ХХ век, пока что так и не обернулся рассветом новых идей. Между тем субъекты этих идей физически заполняли собой пригороды европейских мегаполисов, их базары и рынки.
Культурная идентичность неожиданно оказалась куда более сложным организмом, чем туристически-фольклорный набор песен и плясок, кулинарных рецептов и из года в год повторяющихся праздников.
Сформулировать ее невозможно, игнорировать тем более. Странные ощущения, неожиданные эмоции, которые испытывают сегодня парижане, глядя на укутанных в черное с головы до пят женщин, дискуссии о платках для школьниц-мусульманок, новые мечети, вырастающие посреди протестантских городов Германии - об этом не писала энциклопедия Дидро, это снилось лишь самым отчаянным футурологам.
Что в истории надежно, так это невозможность повернуть ее вспять.
Реальность сформировалась таковой, какова она есть. Касается она не только мест, где новые европейцы проживают компактно, но и всего пространства планеты. Поэтому таким громким оказалось эхо пуль, выпущенных, быть может, в не самого симпатичного человека на свете.