Василий Ермихин
Уступая злу
Почему Церковь не спасла общество от ксенофобии
Церковь и ксенофобия
Когда малограмотные подростки из социальных "низов" выходят с арматурой в руках на охоту за "инородцами", "иноверцами" и "бомжами", они, отчасти, копируют в своем поведении государство: все-таки оно первым дало примеры национальной и социальной ксенофобии, а дурной пример заразителен... Но эти заболевания появились в нашем обществе не вчера, а как минимум десятилетие назад, и все это время в нашей социальной действительности присутствует такой (по идее) мощный фактор морального здоровья, как Церковь. Причем Церковь теперь, в отличие от советского времени, может наконец-то активно сеять слово Божие, имеет и немалые земные возможности (вон сколько храмов-то восстановлено!), пользуется, судя по опросам, большим доверием населения и автономна от государства. Почему же в таком случае Церковь не сдерживает рост ксенофобии и насилия в нашем обществе?
Опыт показывает, что ясного и полного ответа на этот вопрос нельзя получить ни у православных "батюшек", ни у монахов, ни у знакомых прихожан... Хотя отдельные крупицы истины порознь высказывают многие, с кем приходилось беседовать. Так, в конце концов, и возникло решение поставить этот вопрос в печатном издании, а заодно попытаться дать некоторые варианты ответа на него хотя бы на примере нескольких главных событий современности... А читатели, Бог даст, дополнят... Итак, противостоит Церковь ксенофобии или поддается ей? А если противостоит, то есть ли на этом фронте успехи? И если есть, то как их оценивать, чем измерять? А если успехов нет, то почему?
Может быть, не совсем правильно, рассматривая проблему ксенофобии в связи с отношением к ней Церкви, пользоваться теми же измерительными инструментами, какие применяются к обычным, "земным" организациям... К духовному вопросу и подойти нужно духовно - то есть посмотреть, что Церковь сделала для того, чтобы в обществе было поменьше национальной и социальной ксенофобии, а побольше любви и братства...
Распад СССР
В советское время Руская Православная Церковь (РПЦ), хотя и называлась даже не Российской, а Русской, была, можно сказать, "всесоюзной" и многонациональной Церковью в отличие от другой официально разрешенной православной структуры - Грузинского Патриархата, который, по сути, являлся Церковью одного народа, с соответствующим подходом к кадровым вопросам.
Еще был жив Советский Союз, а Церковь уже начинала испытывать на себе опасности пробуждения разнообразного национализма по "окраинам империи". Казалось бы, одно это должно было сделать РПЦ главным борцом против ксенофобии и шовинизма, главным хранителем традиций межнационального мира и согласия, которые действительно были определенным достижением СССР.
Тем более что пример грузинской Церкви уже показывал, какие могут быть в ближайшем будущем опасности... (В Грузии начали разгораться межнациональные конфликты, а Абхазия и Южная Осетия относились к Грузинскому Патриархату.) Оказалось, что внутри одной и той же конфессии могут происходить межэтнические конфликты, и принадлежность к одной церковной структуре не только не защищает от межнациональных проблем, но даже может их усугублять, если Церковь не прилагает усилия к преодолению ксенофобии "на своей канонической территории", а уж тем более, если хоть чем-то ксенофобии способствует...
А у РПЦ имелись свои зоны риска (например, Молдавия и Приднестровье), где национальные конфликты начинали разделять людей принадлежащих не только к одной вере, но и к одному Патриархату.
В то же время у Церкви были не только причины, но и возможности бороться за межнациональный мир, потому что в тот момент наблюдался взрывной рост интереса и доверия к Церкви, ее слово набирало вес... (Однако чуть ли не единственным представителем Церкви, кто заявлял, что священнослужители должны останавливать начинающиеся межнациональные конфликты и выражал личную готовность это делать, был известный священник Александр Мень.)
В противостоянии союзного центра и российского правительства Церковь постепенно заняла сторону Ельцина. Этот выбор во многом оказался определяющим, ведь президент России с самого начала опирался во многом на националистические (соответственно дезинтеграционные) настроения и силы. Декларация о суверенитете России не могла быть принята без массовой поддержки депутатов-патриотов, да и сами они считали ее своей. Эта же история повторилась и по поводу Беловежья. Во всех случаях патриоты и националисты исходили из тех соображений, что нужно сбросить с России груз национальных республик СССР. То есть они устали от "советского" интернационализма. Их позиция совпадала с позицией "демократов-рыночников", спешивших устранить союзное правительство, чтобы немедленно "перейти к рынку" и провести радикальную либерализацию экономики. (Патриоты позже упрекали Ельцина в распродаже Родины, но все равно поддерживали его как националиста.) Так было предопределено будущее неразрывное сочетание национальной и социальной ксенофобии в политике новой российской власти. В новой России неизбежно должны были появиться свои многочисленные "отверженные". Тем не менее эта власть быстро получила поддержку Церкви, что стало явным уже во время ГКЧП.
(Рассказывают, что 19 августа 1991 года имел место необычный церковно-политический жест, впрочем, оставшийся как бы незамеченным. На утренней патриаршей службе в Кремле (в праздник Преображения) было демонстративно исключено традиционное возглашение ектеньи - "Еще молимся... о Властех и Воинстве". Кому в тот момент предназначался этот жест, не совсем понятно. Тем более что официальные церковные заявления против ГКЧП появились лишь через два дня...)
Белый дом и Чечня
Когда распадались и государственные структуры, и экономика, и весь прежний уклад жизни, множество людей смотрело на Церковь с доверием и надеждой. Ведь она казалась чуть ли единственным не подверженным потрясениям островом, сохранившим преемственность и с дореволюционным, и с советским временем, этаким хранилищем моральных мер и весов... Старушки ваучеры чубайсовские сдавали, то есть жертвовали, в храмы - хоть здесь, мол, они на доброе дело пойдут... К тому же Церковь заметным образом возрождалась, а значит и все остальное в стране может возродиться... Много тогда пришло в Церковь интеллигенции и - поначалу - молодежи. Энтузиасты - священники и миряне - приходили в тюрьмы, детдома и больницы и еще не враждовали на этом поприще с "иноверцами"... То есть были серьезные условия, чтобы Церковь выступила как независимая общественная моральная сила, как действительный нравственный авторитет...
В 1993 году часть правящей элиты демонстративно нарушила два серьезных общественных "табу" - на применение вооруженного насилия в социально-политической борьбе и на открытую националистическую, расистскую пропаганду. Президентская сторона смело воспользовалась и тем, и другим, отбирая власть у "хасбулатовского" Верховного Совета и подавляя социальный взрыв обнищавших в одночасье бывших советских людей. До тех пор все было иначе - союзное правительство и Горбачева компрометировали как национальные конфликты, так и открытое применение войск на национальных окраинах. ГКЧП заранее был обречен на моральное поражение, поскольку заполонил столичные улицы танками (почти бесполезными в той ситуации). Собственно, разгром ГКЧП рекламировался именно как победа "гражданского общества" над "военщиной", как предотвращение мирным гражданским сопротивлением "большой крови"... Осенью 1993-го все уже было по-другому... Теперь танков и БТРов было немного, но они не стеснялись расходовать боекомплекты по указанным целям и заодно играть для операторов Си-эн-эн римейк тех сцен, что разыгрались на 20 лет раньше у дворца Ла-Монеда в Чили. А населением, которое теперь из граждан превратилось в отщепенцев, профессионально занимались спецслужбы и подразделения МВД. Многие москвичи и гости столицы тогда, наверное, впервые получили возможность узнать, что такое настоящий полицейский террор, тем более что он активно продолжался еще как минимум две недели после победы президентской стороны. Незаконные (даже по пресловутому Указу N 1400, который ГАРАНТИРОВАЛ сохранение гражданам всех прав и свобод) аресты, обыски, избиения вошли в повседневную жизнь именно из тех, пахнущих гарью, дней. С тех пор прижились на наших улицах и автоматчики в милицейской форме, и параноидальные проверки документов... Оттуда же пошла и милицейская охота на "лиц неподходящей национальности", которыми может в нужный момент оказаться любой - независимо от антропометрических данных... Всё это вещи хорошо известные, может быть, даже неудобно о них лишний раз напоминать, да и какое отношение к этому имеет Церковь? А в данном случае интересно, как на фоне тех давних событий формировалось отношение Церкви к очень важным общественным проблемам. Ведь 1993 год оказался во многом определяющим. Именно после него стали возможны последующие нравственные катастрофы и моральные падения российского общества.
Церковь во время конфликта заняла довольно странную позицию: вроде бы демонстрируя свою объективность и предостерегая от кровопролития, она (невольно?) подыгрывала более сильной стороне. Особенно странно выглядело заявление, что будут подвергнуты церковной анафеме те, кто первым откроет огонь. Разве не известно, что в таких конфликтах виноватой всегда объявляется побежденная сторона? К тому же это заявление странным образом предвосхищало сценарий президентской стороны, которую якобы "спровоцировали" на массированное, с применением тяжелого оружия, насилие. По окончании событий и похорон погибших так и осталось неясным: кто же персонально отлучен от Церкви? Ну, а юридический ответ на вопрос "кто первый начал?" победители почему-то предпочли похоронить с помощью той самой взаимной амнистии...
Надо сказать, что президентская сторона пыталась самостоятельно использовать религиозный фактор и делала это весьма своеобразно. Например, помощники мэра Москвы забрали из Третьяковской галереи (несмотря на сопротивление ее сотрудников) икону Богоматери Владимирской (ранее бывшую недоступной для религиозного почитания по музейным условиям) и под охраной автоматчиков доставили ее в Елоховский собор. Конечно, быстро образовалось стихийное паломничество в собор со всей Москвы, причем многие приходили прямо с Краснопресненской и призывали молиться совсем не за победу Ельцина. (Впрочем, возможно, одной из целей этого религиозного мероприятия и было отвлечь какую-то часть людей с улиц. Все это происходило днем 3 октября.) Другой характерный пример: "Радио России" передавало своеобразный прямой репортаж с панихиды по "всем погибшим", и государственный журналист прямо "поверх" торжественных и печальных песнопений громко и назойливо выдавал свой текст, состоявший из строчек Пастернака и объяснений, что панихида, конечно, о всех, но только не о некоторых... которым теперь анафема, потому что они первые начали...)
Говорят, когда уже был отмыт от крови и копоти и отремонтирован Белый дом, власть не постеснялась обратиться к Церкви насчет "освящения" помещений перед новосельем. Церковь отреагировала соответственно - не сам все же патриарх, но один из его викариев просьбу выполнил...
У побежденной стороны были свои националистические мифы. Если президентский лагерь разыгрывал "антикавказские" настроения, то в лагере Верховного Совета была популярна антисемитская тема (что с большой выгодой использовали их противники). После разгрома основательно закрепилась легенда о "вооруженных отрядах "Бейтара", якобы штурмовавших Белый дом. (Можно допустить, что некоторую пищу для этих фантазий могло дать участие в октябрьских событиях охранных служб "Группы Мост" или каких-то еще...) Но, очевидно, главной причиной этого мифа и его живучести являлось шокирующее открытие, что собственная российская милиция и даже армия могут с успехом и "без комплексов" играть роль карателей по отношению к своим соотечественникам. Легенда о "Бейтаре" вытесняла из сознания "патриотов" настоящее понимание совершившейся на их глазах моральной катастрофы.
Что можно было противопоставить националистическим мифам противоборствующих лагерей, если не до взрыва ситуации (когда - теоретически - можно было еще заставить стороны удержаться от насилия), то после? Тогда нужнее всего было нравственное осознание произошедшего, моральное хотя бы (при невозможности юридического) осуждение преступников... И, несомненно, духовное разоблачение с христианской позиции всех ксенофобских, расистских и социал-дарвинистских мифов... Тогда Церкви это было по силам. Но ничего подобного не произошло, общество не получило от Церкви необходимого противоядия. Хотя вправе было ожидать...
После октября 1993 года страна вполне естественно докатилась до первой чеченской войны. Мало кто помнит, что первую чеченскую войну Церковь не поддержала. Это умеренное неодобрение вполне соответствовало тому, хотя и широкому, но пассивному протесту, который война вызвала в народе и значительной части правящей элиты. Война была непопулярна, но и только. Власть сумела "свернуть" войну перед президентскими выборами, организовав "примирение", такое же аморальное, как и сама война...
Ни серьезной нравственной оценки войны и ее причин со стороны Церкви, ни подлинного гражданского протеста со стороны общества так и не было... А вот если бы Церковь решилась виновников предать анафеме? Ну хотя бы кого-нибудь, того, например, кто Дудаеву горы оружия подарил... Увы, нет! А общество осталось незащищенным перед возможностью новой войны и перед огромной дозой ненависти и страха. Все это создавало возможность будущей бесконечной эскалации насилия.
А уже после президентских выборов 1996 года Церковь оказалась слишком тесно связанной с действующей властью...
Украинский фактор
Согласившись с распадом Советского Союза, Церковь, тем не менее, рассчитывала на полное сохранение своих собственных структур на постсоветском пространстве. Но на Украине религиозно-политическая ситуация оказалась весьма сложной. Самостийная украинская власть чрезвычайно нуждалась в собственной, "национальной" украинской Церкви. Наверное, если бы РПЦ решилась предоставить своей украинской части полную самостоятельность - автокефалию, это был бы тот случай, когда "удерживать" означает "потерять", а "отдать" означает "сохранить и приумножить". Родись вовремя новая Украинская Православная Церковь из лона РПЦ, она могла бы стать, говоря современным языком, общенациональным объединяющим проектом Украины. Такая УПЦ, оставаясь "сестрой" и союзницей РПЦ, стала бы полноценной всеукраинской Церковью, воплощающей чаяния одновременно как востока, так и запада страны. Ее пришлось бы поддержать и националистам (кроме разве что самых крайних, которых ждала бы маргинализация), ведь националистам был бы важен сам факт обретения ("восстановления") национальной Церкви. В то же время она была бы своей и для той части населения Украины, которая хотела сохранения связей с Россией, преемственности с советским прошлым и национально-культурного равноправия. Такая Церковь должна была получить солидный международный вес и полную поддержку украинской власти (что, видимо, и вызывало заранее ревность Москвы). В такой Церкви получило бы реальный смысл сохранение церковнославянского языка как символа славянского культурного единства. Такая УПЦ, очевидно, могла бы играть серьезную роль в нормализации межэтнических и межконфессиональных отношений на Украине и способствовать не только снижению уровня ксенофобии, но и формированию Украины как здорового полиэтнического государства. Но, увы, ничего подобного не произошло...
Структуры Московского Патриархата не получили автокефалии и вынуждены были все свои действия в быстро менявшейся обстановке согласовывать с Москвой... В результате Украинская Православная Церковь Московского Патриархата - имевшая и большинство приходов, и серьезный запас доверия населения (вовсе не только восточного) оказалась в роли "имперской" и "промосковской" структуры и мишени для националистов. Борьба с "москальской церквой" раззадоривала националистов, а националисты раздражали восточных украинцев и Россию... Очень скоро в религиозных отношениях на Украине возникли напряженные конфликтные узлы. Конкуренцию РПЦ составили две не признанные Москвой религиозные организации (Украинская Православная Церковь Киевского Патриархата и Украинская Апостольская Православная Церковь), а, кроме того, и греко-католики, "униаты", вышедшие из подполья еще в конце 1990-х годов. Так религиозный фактор, который мог уменьшить ксенофобию и межэтническое напряжение, сыграл прямо противоположную роль. Теперь этноконфессиональное поле Украины привлекает все новых азартных игроков, которым собственно украинские интересы безразличны. Как пишут иногда врачи - прогноз плохой.... А "украинофобия" как явление, похоже, уже существует.
Но московская часть украинской Церкви все равно, думается, для Москвы будет потеряна. Ведь вечно жить в такой сложной обстановке по московской указке невозможно. (Во время визита Папы на Украину "московской" Церкви пришлось протестовать против приезда понтифика только из-за того, что такую линию выбрала для себя и для нее Москва). Позволим себе предположить, что эта бесполезная (визит все равно был неизбежен) борьба не отвечала ни реальным интересам украинской Церкви, ни настроениям большой части населения, для которой визит все-таки был ярким событием, повышающим престиж страны. Церковь антипапские лозунги озвучила и демонстрации, то есть крестные ходы, организовала, но (вполне можно было заметить) таким образом, чтобы никому особенно не досаждать... А в ходе "оранжевой революции" Украинской Церкви Московского Патриархата пришлось вначале до последнего поддерживать Януковича, чтобы потом срочно дружиться с его победителями. Теперь нужно будет выстраивать отношения с новой властью, а для нового украинского режима станет, скорее всего, еще более актуальной идея национальной Церкви - ведь нужно как-то сплачивать страну после противостояния в "оранжевой революции". Москва же, очевидно, опять будет стоять на своем, так что религиозная жизнь на Украине не скоро станет спокойной...
Сильные чувства к Папе
Некоторые современные исследователи полагают, что чисто религиозная ксенофобия - это что-то совершенно естественное и нормальное, что-то, проистекающее непосредственно из искренней готовности отстаивать свою веру, из убежденности в истинности собственного учения... И все-таки кажется, что это не совсем так. Одно дело - критическое восприятие иного вероучения, осознание принципиальных отличий с ним... И совсем другое - агрессивно-боязливое отношение к инако- (или вовсе не-) верующим. Нервная и болезненная боязнь то ли "оскверниться", то ли... разувериться?... Не здесь ли и корень фобии? Действительно верующий человек (и вообще человек с серьезными собственными взглядами) будет готов и спорить, даже очень остро и яростно, и отстаивать свое и узнавать чужое, но никак не бояться его, то есть не испытывать ксено-фобии... В современной религиозной действительности мы все чаще наблюдаем, что соревнование и искренний спор с другими верующими (или неверующими) подменяется активной неприязнью и агрессивным отторжением. Нечто подобное заметно и в отношении российской Церкви к римо-католикам... Настоящая критика католического вероучения и религиозной практики со стороны православных почти отсутствует - то ли образования не хватает, то ли храбрости, но в избытке - "политическая" борьба за "каноническую территорию", за сферы влияния, за... так и хочется написать "рынки сбыта"... А насчет "канонической территории" удобно ли вообще вопрос поднимать? Ведь за жестокий ХХ век католиков (то есть поляков, литовцев, немцев) столько раз ссылали и высылали из их "канонических территорий" в наши бескрайние просторы, что теперь и не угадаешь, где на Руси (и даже в Казахстане) вдруг потомственного католика встретишь... Или на нашей канонической территории и католики обязаны считать себя православными?
Ну назвали католики свои скудные приходы в России "митрополией", так и что с того? Вон патриарх Александрийский, например, называет себя официально "Тринадцатый Апостол и Судья всей вселенной", и никто еще, кажется, на него не обижался, а католики вдруг сразу стали врагами народа...
Но ведь если вдуматься, за громким названием ничего и не стоит - духовенства из местных кадров серьезно не готовят, приходы (в отличие от баптистов) создавать не спешат, от "чистокровных" русских часто держатся особняком... Где он, этот страшный католический прозелитизм? Но, похоже, дело не в "прозелитизме", а в другом. По иному поводу набат... Как бы не попытались латиняне правящие элиты охмурять... Поэтому и наше нервное государство на время подключилось к борьбе с католицизмом, даже священников из России высылало... Это уже понятнее. Наши элиты уже один раз довольно легко "веру меняли" - когда сделались из "коммунистов" и "атеистов" сразу "православными". А ежели им теперь католичество попрестижней покажется? Но тогда надо так прямо и говорить... Да и не рано ли бояться? Ведь пока неясно, решили ли коварные кардиналы серьезно вложиться, а наши элиты дешево Родину не продают.
И все же странная у нас какая-то "борьба с католическим прозелитизмом" получается... С одной стороны - ни пяди земли крестоносцам ХХI века! Но с другой - в самом что ни на есть традиционалистском и патриотическом Сретенском монастыре Москвы проходит выставка, посвященная знаменитой католической святыне - Туринской плащанице.
А ведь в православии католические святыни обычно считались сомнительными... Как и многое из католической практики, что теперь в России в моду входит. Например, целибат для духовенства... Традиционно были у нас духовенство на Руси или "черное", монастырское, и "белое" - женатые приход-ские попы. А теперь посмотришь, так все больше появляется "целибатов", как у католиков, даром что сами католики уже не знают, что со своими "целибатами" делать - то газетные разоблачения, то демонстрации поповских "незаконных" супружниц за признание их гражданских прав...
В российской "латинофобии" есть еще одна скрытая опасность. Дело в том, что носителями католицизма в России являются чаще всего несколько определенных наций. Со временем религиозная "латинофобия" может сама собой перейти в банальную националистическую агрессию по отношению, например, к полякам или литовцам. (Нечто похожее на симптомы "полонофобии" уже демонстрировала одно время газета "Радонеж"...) А с Польшей и Литвой и у нашего непредсказуемого государства складываются иногда напряженные отношения (чеченский вопрос, калининградский транзит, Украина и мало ли что еще...). Да и католических священников высылало из России именно государство, кивая при этом, правда, на Церковь... Так что есть реальная опасность вдобавок к "антикавказскому" расизму подцепить еще какой-нибудь... А кроме того, в костелы ведь ходят и многие иностранцы из "групп риска" по ксенофобии (например, студенты с темным цветом кожи), этак придется вслед за синагогами и костелы от "скинхедов" охранять, вот позор-то будет...
А еще трудно отделаться от ощущения, что отрицательные эмоции по поводу католичества были связаны именно с личностью покойного Папы. И не сразу разберешь, что же именно в нем не нравилось: то, что он был противник "советского коммунизма", или то, что умел показаться критиком капитализма и "общества потребления", и глобализации. То, что был, по сути, католическим консерватором и сторонником "католической экспансии", или то, что при этом не стеснялся публично извинятся за прошлые исторические грехи Рима, включая антисемитизм? Какие именно оттенки последнего понтификата могли вызывать такое сильное раздражение? Или (кто знает?) дело было в некоей личной ревности именно к Каролю Войтыле, священнику из "коммунистической Польши" сумевшему достичь не только такого высокого сана, но и таких высот личной мировой популярности? Может быть, и приезд Папы в Россию (и вообще на "нашу каноническую территорию") был нежелателен как приезд "именно этого" Папы? Во всяком случае, очень странно выглядела и официальная реакция России (Церкви и государства) на смерть Иоанна Павла II (разве что глубокое удовлетворение не выразили), и чрезмерная радость по поводу избрания кардинала Ратцингера (вообще-то одного из сподвижников покойного Папы и противника равноправных отношений с восточными Церквями). Профессор Андрей Кураев в хвалебном порыве даже назвал Ратцингера "действительно великим Инквизитором". Может быть престарелый и суперконсервативный (даже реакционный) Ратцингер мил уж тем, что никак не сможет быть слишком популярным после Войтылы? Или действительно этот гордый германец, радовавшийся войне в Ираке как "новому крестовому походу", противник либерализма, атеизма, экуменизма, марксизма и женатого духовенства, в чем-то может быть близок российскому православию? Тогда грустные наши дела...
Где больше ксенофобии?
Вряд ли Церковь внутренне более подвержена ксенофобии, чем все российское общество. Да и где начинается Церковь и заканчивается общество? Разве что епископат представляет собой некое относительно закрытое и "пожизненное" сообщество, а остальной клир - от певчих и даже до попов - живет, можно сказать, с народом (и приходит из народа - учившегося в советской школе, а то и в институте, служившего в армии, работавшего на производстве...), что же до прихожан, так прихожане в России вообще понятие неопределенное - не крепостные, чай, к "приходу" не приписаны, в любой момент переходят из одного храма в другой, где кому больше нравится. Чаще всего, кто в храм зашел, тот сегодня и прихожанин (особенно если не с пустыми руками...). Да и те прихожане, которые ходят в церковь достаточно регулярно, часто имеют собственные, иногда очень своеобразные мнения по разным вопросам, в том числе и социальным или национальным... Можно, например, заметить, что многие вполне традиционных взглядов православные очень уважительно относятся к А. Меню (хотя бы потому, что "за веру убиенный"). Встречаются и такие, кто одинаково почитает покойных митрополитов Иоанна (Снычева) и Антония (Блюма)... В религиозном мировоззрении есть свои особенности, даже странности, которые не всегда учитывают социологи...
Говорят, что в Церкви слышнее голоса ксенофобов, чем противоположные... Вон, мол, чуть не в каждом храме Нилус продается... Но, во-первых, все же не в каждом. Бывают исключения... Во-вторых, книги того же А. Меня хоть и продаются всего в одном храме Москвы, но надо видеть, какие за ними там выстраиваются иногда очереди, когда приезжают за этими книгами с рюкзаками из глубинки... Да, в Церкви ксенофобы порой чувствуют себя уверенно, впрочем, так же, как и в обществе в целом и в госструктурах. Но не показательнее ли на этом фоне то, что сохраняются и даже подают голос и их идейные антиподы?
Несколько лет назад один достаточно известный и пожилой московский священник в собственной книге воспоминаний (трогательной, безыскусной и в целом вполне "патриархийной") совершенно спокойно написал, и не где-то в примечаниях, а прямо в основном тексте, о своем уважении и сочувствии к Глебу Якунину, к покойному Александру Меню и, кроме того, Георгию Кочеткову и его "кочетковцам"... Причем ни в каких "антипатриархийных" выступлениях автор книги никогда не был замечен, наоборот, о многих иерархах в той же книге отзывался с подчеркнутой теплотой и почтением, а в отношении всяких постов-исповедей-правил, вообще, говорят, строгий традиционалист (что, впрочем, и по его воспоминаниям заметно)... Но вот взял и высказался печатно, как считал нужным... Книга продавалась (а то и до сих пор продается) во многих церковных лавках (в том числе и тех, где книг того же Кочеткова не продают) безо всяких проблем... Может быть, продающие в книгу и не заглядывали, им некогда, главное что автор не "запрещенный", но ведь покупают-то такие книги в первую очередь те, кто знает автора и его воспоминаниями интересуется...
Еще более интересен известный случай, когда Михаил Мень выиграл в Подмосковье депутатские выборы у православного фундаменталиста Евгения Никифорова, председателя общества "Радонеж". Причем выборы происходили в тех районах, где "электорат" как будто должен был быть традиционно-православным и "ксенофобским" (близость Троице-Сергиевой Лавры, которая когда-то вела идейную борьбу с Менем-старшим и т.п.).
Вот и выходит, что народ (и церковный, и околоцерковный) ждал, да и сейчас, может быть, еще ждет от Церкви не возбуждения недобрых чувств к разным другим (этих чувств и так хватает, а жить с такими чувствами тяжко...), а морального и нравственного преображения общества. Только почему-то не выходит преображение...
Впрочем, и с теми, у кого вроде бы явная ксенофобия, не все так просто... Приезжаешь как-нибудь в скромный российский город или поселок далеко от Москвы... Заходишь к какому-нибудь "батюшке" побеседовать... Беседуют охотно, бывает, и чаю предложат, гости-то с морозу... Похвалятся достижениями: "Храм восстановили, крышу покрыли, воскресную школу создали, с подростками в футбол играем..." - "Выходит, все у вас хорошо?" - "Нет, не хорошо! Может, и было б хорошо, кабы не жидомасоны!" - "А они причем?" - "Как причем? В окно выгляньте... То разрушено, это распродано!.." Соглашаемся: не может быть хорошо в одной отдельно взятой воскресной школе, если вокруг плохо... "А точно жидомасоны?" - "А кто же еще?! Больше некому! Хорошо бы в другую область перевестись, но просто так не переведешься, да и там их, жидомасонов, тоже хватает!.."
Вот и понимай, как знаешь - то ли наш собеседник искренне заблуждается и приписывает "жидомасонам" чьи-то еще грехи, то ли гости из Большого Города для него как иностранцы, и это для них такое слово иностранное специально, чтобы не спрашивали, кто в чем виноват... А то скажешь им прямо, сам потом не рад будешь...
Болезненные воспоминания
Разумеется, ксенофобия и расизм - не российское только достижение. Вот и цивилизованная Европа год за годом демонстрирует успехи националистов и на латвийских политических хулиганствах, похоже, проверяет, не настало ли еще время некоторой реабилитации фашизма. Но вот что характерно: с одной стороны, как будто даже власть уже ощущает опасности, связанные с европейским (а то и японским) реваншизмом и ревизией результатов Второй мировой. (А там, глядишь, и Нюрнберга?) С другой же стороны, что мы можем (если серьезно) ответить на топот эсэсовских парадов в Риге? Во-первых, они нам всегда рады напомнить про Чечню и турков-месхетинцев... А во-вторых... Давно ли у нас перестали рекламировать "положительный опыт" Гитлера (вместе с Франко и Муссолини) и делать национального героя из генерала Власова... Конечно, наши мальчики-скинхеды выражаются несколько примитивно - "если бы нас немцы завоевали, были бы мы уже расово-полноценным народом", но разве не похожие вещи говорил, например, и А. Кох, да и другие наши государственные деятели?
Но какое отношение это имеет к теме статьи? А самое прямое... Вот вышла недавно книга о российском коллаборационизме ("Нацистская оккупация и коллаборационизм в России. 1941-1944 гг."). А вскоре именно от Церкви появился и отклик на нее. Преподаватель Санкт-Петербургской духовной семинарии, магистр богословия и священник Георгий Митрофанов в официальной церковной газете ("Церковный Вестник", 2005 N 3, то есть, видимо, это не совсем частное мнение магистра богословия?) строго отчитал ее автора историка Б.Н. Ковалева. Неправильно, мол, хорошо известные факты сотрудничества части духовенства с немецко-фашистскими оккупантами считать коллаборационизмом. Потому что это был не коллаборационизм, а духовное возрождение России, и даже - "второе ее Крещение". Не совсем, правда, понятно, как может быть духовное возрождение при нацизме, который (как признает и сам автор статьи) был по своей сути "враждебен христианству и особенно Русской Православной Церкви". И что это за церковность такая была под гитлеровскими оккупантами, если (как опять же признает магистр богословия Митрофанов) с амвонов церквей звучала немецко-фашистская пропаганда, а нацистские спецслужбы (СД, например) контролировали православное духовенство и использовали его деятельность в своих целях. В чем же здесь заключается церковное возрождение? В открытии храмов? Но чему должны были учить в этих храмах население оккупированных территорий? Очевидно, что, по замыслу гитлеровцев, - послушанию "новому порядку" и господам "арийского происхождения". А для "господ арийцев", как хорошо известно (даже неудобно напоминать), это самое население являлось "расово-неполноценными существами", зря занимающими "германское жизненное пространство" и потому (за исключением некоторого числа особо послушных рабов, палачей и наложниц) обреченными на постепенное истребление. Вот в чем, собственно, и должна была помогать нацистам та часть духовенства, которая, (возможно, по недомыслию - действительно гитлеровцев за "освободителей" приняли) согласилась с ними сотрудничать и открывать под их контролем храмы. (А без этого контроля никаких храмов открыть при немцах нельзя было.) Очевидно, что некоторая часть священников, служивших при немцах, это поняла и, искупая свою вину, сотрудничала (как и некоторые "полицаи" и "бургомистры") с подпольем и партизанами в борьбе с фашистскими оккупантами. Те же, кто с оккупантами не боролись, а сотрудничали (по любым причинам) в любых странах были бы названы точно так же коллаборационистами. (Так, например, было в 1945 году во Франции, где над коллаборационистами даже массовые самосуды происходили.) Это просто констатация факта, даже при наличии смягчающих обстоятельств. Почему же теперь вдруг понадобилось идти против этих давно известных фактов? Тем более что патриотическая позиция именно Московской Патриархии в 1941-1945 годах никогда сомнению не подвергалась. Может быть, слишком злободневными показались эти исторические исследования? Уж очень характерный пример того, что и тысячи храмов можно открыть и религиозное образование наладить, а все без подлинного духовного возрождения... Но ведь тут вопрос серьезный: или мы - народ, победивший фашизм, и пока мы об этом не забудем, у нас, несмотря на сегодняшние серьезные болезни, есть шанс великим народом остаться, но тогда негоже нам стесняться обличать нацистов и любых их пособников, или мы, согласно учению Гитлера, действительно "недочеловеки", и тогда коллаборационисты и просто полицаи - наши национальные герои...
Союз воинствующих законобожников
Кампания по внедрению так называемых Основ Православной Культуры в общеобразовательную школу - это некоторый рубежный момент в отношениях Церкви и современного российского общества. До сих пор отношение большинства к Церкви было как минимум сдержанно-доброжелательным - в церковь ходит гораздо меньше людей, чем называет себя православными, но Церковь все же уважают, и ей продолжают доверять. (Правда, не всегда могут точно объяснить, в чем это доверие заключается.) Пользуясь этим отношением и поддержкой некоторой части государственной власти, Церковь попыталась (руками государства) ввести в школе, по сути, вероучительный учебный курс под видом культурологического (и сделать его обязательным, хотя якобы и факультативным). И вот тут оказалось, что одно дело любить Церковь на расстоянии, когда никто друг другу ничем особенно не обязан, а совсем другое - вернуться к отношениям с религией образца XIX века. Проект ОПК встретил неожиданно сильное и массовое сопротивление со стороны общества, причем громкие выступления правозащитников были, видимо, лишь вершиной айсберга. Тихо, но серьезно сопротивлялись директора и педагоги школ, руководители местных органов власти и просто родители. В высших эшелонах власти, видимо, тоже осознавали все риски этого проекта и не спешили с окончательным решением. Это сопротивление Церковь могла бы и предугадать: за последнее десятилетие все же был накоплен немалый опыт по религиозному образованию детей на факультативной основе и в воскресных школах и гимназиях. И этот опыт уже показывал, что религиозное образование детей - вещь непростая и деликатная, даже в добровольном варианте... В принципе, в первой половине 1990-х Церковь и делала ставку на создание собственных учебных структур, а не на внедрение в государственные. Но, вероятно, слишком соблазнительным оказался опыт некоторых регионов, где удалось явочным порядком ввести религиозное образование. Негативная реакция на расширение этого эксперимента не только не была заранее просчитана, а поначалу как будто даже и не принималась во внимание, и Церковь, по сути, впервые вступила в конфронтацию если не с обществом, то хотя бы с его значительной частью и попыталась во что бы то ни стало продавить свой проект. В пылу этой - то явной, то скрытой - борьбы практически впервые отчетливо проявилась ксенофобия по отношению к неверующим и инаковерующим согражданам. Чего стоили хотя бы заявления, что любой житель России, хочет он этого или не хочет, должен изучать православную религиозную культуру... Это ненужное и вредное противостояние закончилось вничью, поскольку главный на сегодняшний день арбитр - государство - в конце концов отказался от его поддержки. Но следствием противостояния стала заметная убыль гражданского мира и согласия на еще одном направлении, а также и то, что некоторые представители интеллигенции стали более активно, чем раньше? выражать и отстаивать свои материалистические или атеистические взгляды, как, например, академики Гинзбург и Велехов.
Заключение
Итак, в бурных и трагических событиях последнего двадцатилетия Церковь, к сожалению, не смогла стать серьезной преградой на пути ксенофобии, шовинизма и радикального национализма в России. (Как заметил один простой русский монах: "Купола мы позолотили, а души - нет"...) Не смогла, хотя в христианском мировоззрении имеются серьезные основы для братского отношения к людям других национальностей и религий. В то же время Церковь не стала до сих пор и исключительно ксенофобской и шовинистической организацией и обладает еще серьезным положительным социальным потенциалом. Но впереди у нас всех, возможно, не менее серьезные испытания, чем в эпоху крушения Советского Союза. Только теперь, в отличие от 1990-х годов, отступать будет некуда - весь запас прочности истрачен, и дальнейший рост националистических тенденций (в сочетании с социальными противоречиями) способен действительно разрушить Российскую Федерацию. Если общество в целом найдет в себе силы противостоять деструктивным процессам, найдутся такие силы и в Церкви... Если же нет, вполне возможно, что история государства российского на этот раз действительно закончится. Будем надеяться на лучшее?