"Какое нам дело до Чечни? Это же так далеко; наконец-то не мы, не мой народ - главные дурные новости всемирного ТВ; уже не мы - Другой, не мы - угроза для цивилизованного мира". Вот первая реакция подавленного гражданина послевоенной Сербии, неважно - из какого слоя или места.
С другой стороны, плохих на этот раз так много, этнически говоря - много миллионов; миллионы плохих, которые плохо обращаются с намного меньшей группой "хороших". Противоположность нашего случая: мы, плохие сербы, к концу воевали уже со всем миром. И, по-моему, главная разница в ряду мыслей: "Какое нам дело до Чечни?" - это разница пропорций, а не сравнение тех и этих, хороших и плохих, или ситуации с религией, нетерпимостью, насилием или правами человека. Иначе говоря, мы мало того, что были плохими, но еще и сумасшедшими; а плохие русские не такие сумасшедшие и, значит, ведут себя ответственнее, по крайней мере, по отношению к собственному народу. Лучше ли я себя чувствую от этой разницы?
Я уже много лет ничего не чувствую, я потеряла слишком много важного, чтобы сохранить чувства к абстрактным ценностям; я потеряла даже мою мать, последнюю жертву войны: она умерла от удара и, умирая, говорила о Косове, а не обо мне, ее единственной дочери, не о моей дочери, ее единственной внучке. Мы плакали у ее постели, но она строго посмотрела и сказала: не плачьте, сражайтесь за Косово, не вы его отвоевали, не вам его отдавать. Моя мать вступила в партию перед войной, она была сталинисткой и рисковала жизнью в 1948, когда югославская компартия раскололась. Очень женственная, прекрасный детский врач, она была сумасшедшей и умерла за Косово, смотря официальный телеканал и веря до самого конца, что сербы - не агрессоры, а жертвы. И, конечно, она была моей матерью, единственным человеком, всерьез помогавшим мне - и с семьей, и с работой.
Другая разница: недавно, давая интервью иностранным журналистам о моей стране и о том, что натворили плохие, которых, всех скопом, называют сербами, будто сербы - имя самих действий, а мы, люди, можем быть чем-то еще, например, растущими в Сербии цветами, я задумалась о параллелях - которые и не параллельны и не верны, но помогают увидеть трещины в реальности. Иностранные интервьюеры часто сравнивали Сербию с нацистской Германией, а моего президента - с Гитлером. Неважно, конечно, но есть большая разница: а) Сербия сражалась с НАТО, самой крупной военной силой в мире после Гитлера (а Гитлер в свое время был самой крупной военной силой, напавшей на малые страны); б) при президенте Милошевиче сербский народ жил с каждым днем все хуже, пытаясь выжить не только в официально идущей войне, но и в войне невидимой - против естественных причин смерти, вроде болезней, голода... При нацистах, наоборот, немцы жили с каждым днем лучше благодаря военной промышленности и могли не думать о причинах своего процветания и об их последствиях. И last but not least, вроде лакмусовой бумажки: евреев в Сербии не преследовали, ни идеологически, ни практически. Наоборот, у сумасшедших параноидальных сербов была идея, будто их преследуют, как евреев, используя их смерть, словно временное решение. Может, три этих пункта годятся в критерии и для русских?
Возвращаясь к матери, которая не прекращала верить в Россию и ее братство с Сербией (когда она училась на оперную певицу, ее учителем был русский): одним из ее последних слов было (она умерла 22 ноября 1999) - подождите и увидите, Россия в Чечне им отплатит за все наши страдания. Они трусы (весь мир, прежде всего страны НАТО), они не посмеют тронуть Россию, русские - большой народ, большая сила, их никогда не поставят на колени. А мой отец трезво отвечал: но у русских нет денег, у них есть только ядерная кнопка - будем надеяться, они не начнут Третью мировую войну. А почему бы и нет? - с вызовом спрашивала мать со смертного одра, - наши враги это заслужили.
Наверно, моя мать была по-настоящему сумасшедшей, как и большинство сербов, не говоря о тех действительно плохих, кто совершал преступления в Косове, Боснии, Хорватии, - но я не сумасшедшая. Но я все еще рвусь пополам: я - дочь моих родителей, любивших меня, ничему меня не научивших и все мне оставивших; и я - ученица моих врагов из НАТО, научивших меня всему и ничего мне ни разу не давших.
Сегодня в любом фильме, любой передаче, будь то новости из Чечни, будь то голивудский фильм, должна быть хотя бы одна сцена настоящего насилия, иначе они не попадут в эфир. Раньше так не было; в фильмах с Фрэнком Синатрой он пел для Грейс Келли. Значит, это лишь то, что изменились фильмы, а не времена. Война и любовь были всегда, но наш интерес сместился.
Сегодня я видела по ТВ и фильм с Фрэнком Синатрой, и как русские войска входят в Грозный. Я смотрела на руины, даже не думая, остались ли там живые, не пытаясь подсчитать мертвых. У меня - и как у режиссера, и как у пережившей Косовскую войну - наметанный глаз, он сразу все схватывает. Моя жестокая опустошенность - именно от этого бессилия: я потеряла невинность, наивность в том, что касается войны, и все же мне стало невозможнее, чем прежде, хоть что-то сделать: я вижу итог, а мертвые и живые - всего лишь детали. Хорошо тем, кто еще сохранил силы, чтобы спорить, сражаться, оплакивать мертвых.
С этим текстом, с этой темой у меня проблемы. Один приятель сказал: "довольно легкомысленно с твоей стороны взяться писать на тему, о которой ты ничего не знаешь". Другой сказал: "почему бы тебе не съездить в Чечню и самой не посмотреть"; а еще один, которому я не верю, сказал: "замечательно, ты именно тот человек, который может написать о чем угодно". Наверно, когда дело доходит до чужих войн, все мы такие - и легкомысленные, и незнающие, и именно те что надо. Я вспомнила папу Иоанна XXIII и его знаменитую самоутешительную фразу, когда он взошел на престол и боялся править: "Джованни, не относись к себе слишком серьезно, ты всего лишь обычный человек". С папами и писателями легко - они всего лишь обычные люди, делающие вид, что все понимают. Но разве политики не такие же: великие и ужасные Гудвины, обладатели мнимой силы и славы, пугающие инфантильных зрителей? Право на знание есть только у жертв.
Репортажи CNN из Чечни в разных странах действуют по-разному, одна и та же программа выглядит не одинаково. Мне показалось, что в Барселоне они действуют сильнее, чем в Белграде. В Барселоне Чечня - это какие-то чужие люди, которые сражаются за свою жизнь, точно так же, как это было в Косове или в Восточном Тиморе. В глобализации незнания что-то есть, с ней удобно. Политический идиот, где бы он/она ни находился, чувствует себя идиотом, и ему/ей с этой отстраненностью удобно.
Я смотрю на русский Комитет солдатских матерей, они пытаются установить точные цифры потерь. Снова по CNN. У нас было то же самое. Когда меня спросили в Барселоне о Косове, о сербских женщинах, националистки ли они, я ответила: очень часто они кричат громче мужчин, но лишь до тех пор, пока их сыновей не призовут и не пошлют воевать на чьей-то чужой войне. В Каталонии национализм - старый, гордый, прочный, может быть, растущий. Баски им гордятся, как сербы или русские. Их национализм - правого крыла, у сербов - большей частью левого, а у русских? Наверно, у националистов есть ыоба крыла, и в прошлые столетия они даже могли летать; но теперь повсюду летает авиация, и они окончательно устарели.
Я смотрю на Кофи Анана, Сагато Огата и чеченских беженцев, решающих повседневные проблемы выживания: хотя сценарий тот же, что у нас, ситуация мне кажется иной - мы были Европой, чеченцы - нет. Наши бомбы падали недалеко от Вены, загрязнение воздуха, загрязнение воды, убийство как вирус... Национализм сербов защищал ксенофобов всей Европы от Другого, от Востока... Европа имела с этим дело в течение всей истории христианства. Даже святой Франциск не мог справиться с националистическими христианскими войнами в Африке против нехристиан, когда он решил отказаться от руководства своим орденом, а его не отпустили.
И вот мы, изменники и диссиденты Большого Ордена сербов или русских, православия или просто христианства: можем ли мы бросить нашу паству, и остаться иными, живыми и нормальными? Если мы это сделаем, никто нас не примет - ни с той, ни с другой стороны. Я думаю, мы это знаем, все мы, живущие в действительно мультикультурном обществе, а не в подделке под него. То есть в обществе, где конфликты интересов реальны и вызваны реальными различиями; где культурный империализм и колониализм еще не осчастливили людей безразличием; где деньги еще мало что значат, поскольку денег нет. Значит, здесь должен быть какой-то другой язык различий. Единственное имеющееся равенство - это жизнь в общем говне, и все равно можно выстроить различия на основе местного говна, названного местным патриотизмом.
По электронной почте пришел текст от моих феминисток:
"Дорогие феминистки Востока и Запада...
Что вы знаете о войне в Чечне? Как вы получаете информацию о войне в Чечне?
Что вы думаете о чеченском руководстве и о российском правительстве в связи с войной в Чечне?
Мы, две феминистки, Валентина Успенская из Твери, Россия, и Лепа Младенович, Белград, Сербия, хотели бы поделиться своими мыслями по поводу этой ситуации.
Мы обе живем в государствах, чьи правительства участвуют в "решении проблем нацменьшинств". За последние десять лет сербский режим систематически преследовал албанцев из сербской области Косово. Систематические преследования завершились этническими чистками во время натовских бомбардировок этой весной... когда 800 000 албанцев из Косова были принудительно выселены сербской полицией и армией в Македонию и Албанию, сотни сел разрушены и множество женщин изнасиловано.
У нас обеих есть долгий опыт того, как правительство производит и преследует так называемые "нацменьшинства". Мы полагаем, что "нацменьшинство" - продукт государства. Политика национальных государств основана на контроле над "нацменьшинствами", чтобы поддерживать власть "большинства".
В "сербском случае" сербский режим долгое время конструировал из косовских албанцев "меньшинство", а затем "врага". Очень похожее конструирование "меньшинства", а затем "врага" из чеченцев происходит в России. Российское правительство отправляет "миротворческие подразделения", чтобы поддерживать "мир" в Косове, и этот же режим одновременно отправляет своих солдат бомбить чеченских граждан и солдат. <...>
Мы обе убеждены, что протест имеет смысл, если мы протестуем против наших "собственных" режимов / правительств! Поэтому мы объединились, чтобы написать это короткое письмо и заявить, что МЫ ПОЛНОСТЬЮ НЕСОГЛАСНЫ С СЕРБСКИМ И РУССКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВАМИ. Война в Косове, как мы надеемся, завершена, и теперь сербский режим воюет с "сербскими предателями - лидерами оппозиции", поскольку албанцы теперь находятся под защитой KFOR (солдат ООН / НАТО). Российское правительство продолжает воевать с чеченцами, пока не переключится на других "врагов", другое "меньшинство" или так называемых "русских предателей".
Мы убеждены, что это система тоталитарной мужской власти, и дело не в национальностях и не в "крови и почве".
Что вы думаете?
С сестринским приветом,
феминистка-антифашистка и феминистка-пацифистка
Лепа и Валентина"
Наверно, и я могла бы под этим подписаться, но я должна решить за себя: снять с себя ни коллективную, ни личную вину я не могу, поскольку я Писатель, ведущий публичную жизнь; я сербка, терпящая оскорбления и от сограждан и от Других; я женщина, живущая среди мужчин и рожающая их, я принадлежу к меньшинству внутри меньшинства, поскольку я - женщина внутри оппозиции; кто-то в Гааге сказал: ты освободишься от коллективной вины, усвоив ее как твою личную вину. Но я боюсь, что должна освободиться от себя самой, чтобы не чувствовать вины за то, что я - это я.
Дневниковая запись политического идиота о Чечне
4 февр., 2000
Сербский официальный канал среди главных новостей показывает победоносный русский флаг над Грозным; моя умершая мать оказалась права, жаль, ее нет среди нас, чтобы порадоваться. Их победа нас оставляет равнодушными или злит, из-за разницы между их победой и нашим поражением. Нашему флагу никогда, еще многие поколения, не быть победоносным, даже в Белграде, после всего, что случилось: потому что мы виноваты, потому что наказаны. В Австрии, в Вене волнения из-за национализма: санкции международного сообщества, жалкая группка сумасшедших хочет свернуть с общего пути. Снова наш сюжет, снова параллели с Гитлером. Я вспоминаю фильм, который не так давно видела в Лейпциге, о трех черных женщинах, австрийках из Линца. Интересно, могут ли они быть сербками из Белграда и петь в Белграде блюзы. Интересно, могут ли три черные женщины быть русскими в сегодняшней России. Я думаю о Южной Африке, о четком апартеиде, основанном на цвете кожи, с одной стороны, и этих новых этнических чистках и национализме, с другой. Видимо, этот новый национализм - что-то иное, ему уже не нужны три черные женщины, чтобы начать войну.
И напоследок: простите меня за то, что я не говорю о чеченцах и албанцах, не говорю о Другом, - единственная отправная точка, какую я могу придумать и которая не окажется тупиком, - это говорить от своего имени.
