Главная страница Содержание номера

Ариэль Гат

ВЕШАЛКА

     Язык мой - враг мой... особенно если он английский.
     Впервые в жизни я заговорил по-английски на втором этаже знаменитого магазина "Мейсис" на 34-й улице великого города Нью-Йорка. За что чуть не угодил в участок. Вот как это произошло.
     В течении четырех лет у меня не было ни одного дня отпуска. Мой близкий друг переехал из Израиля в США, и звал меня погостить у него. Грех было не воспользоваться возможностью, и так как дела позволяли, я устроил себе полуотпуск, полукомандировку и отправился на месяц в Нью-Йорк.
     Друг встретил меня в аэропорту, накормил в китайском ресторане, а потом (уже глубокой нью-йоркской ночью) отвез в свою квартиру в нижней части Манхэттена, завел в комнату, где стояла кровать, письменный стол и телевизор, и сказал: "Ложись спать. У тебя от перемены времени в голове каша. Спи сколько угодно, пока не придешь в себя. Когда встанешь, в холодильнике - еда, душ - следующая дверь по коридору, затем туалет, затем моя спальня - не перепутай, а чтобы включить телевизор, не надо вставать с постели". И он вручил мне ящик с клавишами, от которого к телевизору шел длинный черный провод. Дело было в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году.
     Я лег. Спать не хотелось. Хотелось смотреть американское коммерческое телевидение, о котором, живя в Израиле, я знал только понаслышке. Знал, что есть куча каналов (некоторые говорили, что их сто), что "крутят" по ним невероятно много кинофильмов, спорта, мультяшек и новостей, а если повезет,то можно найти и голых женщин. Я стал искать.
     На тот момент мои знания английского ограничивались фразами "Меня зовут...", "Сколько стоит?" и "Где остановка автобуса номер пять?". Подумав, я мог конечно составить еще несколько фраз, так как непрерывно, в течении многих лет (хотя безуспешно) меня учили английскому языку в школе. Но понимать что говорят (да еще и по телевизору) выпаливающие сотни слов в минуту аборигены, я не мог совершенно. Поэтому, да еще и по той причине, что не хотел мешать спать семье своего друга, я выключил звук, и стал просматривать, что показывают по ночному американскому телевизору.
     По одной программе группа бритых и лысых людей мыла какой-то автомобиль. По другой более волосатая группа жгла многоэтажное здание. По третьей что-то проповедовали. Опять жгли, опять проповедовали. Наконец я увидел знакомое лицо - Джон Уэйн. Я решил посмотреть на Джона Уэйна, и несколько минут получал удовольствие от его мужественной походки, жестикуляции, поворотов головы и рук, снимающих обязательное ружье. Как вдруг... фильм с Джоном Уэйном прервали!
     Фильм с Джоном Уэйном прервали, и на экране возник диктор! Он смотрел прямо на меня, шевелил губами, совершенно очевидно говорил что-то очень серьезное и очень важное. А за спиной у него развевался государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик...
     И тут меня охватил ужас! Я подумал: "Если фильм с Джоном Уэйном прервали посередине... ночью... значит, произошло что-то очень (чрезвычайно! ) важное. И это важное имеет какое-то отношение к Советскому Союзу, иначе почему бы на экране, за спиной диктора, было изображение советского флага...Что же это может быть?" - лихорадочно соображал я. И тут до меня дошло. Это могло быть только одно! Только из-за "этого" американское правительство приняло бы решение прервать (среди ночи!) фильм с Джоном Уэйном. "Это" абсолютно точно была война! И мне в эту же минуту стало совершенно ясно, что мы доживаем последние минуты, так как на американские города (и Нью-Йорк, естественно, среди них) неслись уже смертоносные ядерные ракеты Варшавского пакта... и с воплем "Война! Скорее! Сейчас мы все умрем!" я влетел сначала в туалет (естественно, перепутав двери), потом к гостившей у друга теще, а затем уже и к нему, моему другу, разбудив его жену и двоих детей.
     Когда же я привел их всех в отведенную мне комнату, на экране телевизора десяток юных и нежных девушек танцевали канкан, высоко и задорно задирая ноги. "Спи спокойно, - сказал мой друг. - Ты просто никогда не видел коммерческого телевидения. Оно еще страшнее, чем атомная бомба, но орать об этом, тем более ночью, не принято." И мы пошли спать.
     После чего я три недели не отходил от экрана телевизора. Я смотрел все ковбойские фильмы, телемосты, ночные новости, сплетни из Голливуда, политические комментарии, но особенно "Миссион Импоссибл" ("Невыполненное задание"), так как многое в этой передаче понимал.
     Сдвоенный ежедневный показ этой серийной программы начинался в моем телевизоре в полночь, и я мог во время рекламы переключаться на голых девушек (на еще одну программу, где мне было почти все ясно).
     Друзья мои после того ночного происшествия опекали меня, и куда бы я ни ходил, кто-то обязательно шел со мной рядом и с улыбкой помогал моему общению с аборигенами. Через некоторое время мне это надоело, и я поставил своей целью хоть раз совершить самостоятельную вылазку и поговорить по-английски без переводчика.
     Я решил, что мой поход должен преследовать какую-то цель, которую я "хоть убей", но должен буду выполнить. После недолгого размышления я нашел такую цель: мне нужны были вешалки (о чем я из врожденной скромности никому не сказал), и они-то и должны были стать первым важным испытанием моего английского, тщательно изучаемого по двум упомянутым выше телепередачам.
     Я выскользнул на улицу и решил, что покупать вешалки пойду на 34-ю улицу в знаменитый на весь мир магазин "Мейсис". Проблема заключалась в том, что я не знал, как по-английски будет "вешалка". Со школьной скамьи я помнил, что если к слову "work" (работа) прибавить окончание "ег", то получится "рабочий". И если к слову "drive" (вести автомобиль) прибавить "ег", то получится "водитель". Из новоприобретенных знаний я выудил слово "hook" (вешать) и понял, что простым добавлением уже упомянутого окончания добьюсь желаемого результата.
     Немного волнуясь, я добрался до "Мейсис", поднялся в поисках вешалок на второй этаж, но не нашел, и решил обратиться к кому-нибудь из работников универмага за помощью. На глаза мне попалась милая, седая, лет под шестьдесят, миниатюрная продавщица, с доброй улыбкой объяснявшая что-то пожилой чете японских туристов. Как только они отошли, я оказался рядом, нагнулся пониже (я не был совершенно уверен в своем английском, и решил его не афишировать) и тихим доверительным шепотом произнес: "Я бы очень хотел найти где-нибудь hook-er. Можешь помочь?"
     Любезное выражение на лице у продавщицы сменилось недоумевающим, и она немного ошарашенно пискнула: "Что?"
     Теперь я должен кое-что объяснить: несмотря на то, что "hook" - это вешать, "hooker" означает не вешалка, а "проститутка". А вешалка строится на основе слова "hang", что тоже означает "вешать" и звучит по-английски как "hanger".
     Все дальнейшее я постараюсь пересказать по-русски, но как можно ближе к оригиналу:
     Я: Мне бы хотелось достать где-нибудь одну или две проститутки.
     Она: Уходите!
     Я: Почему? Мне очень нужны проститутки! Где они?
     Она: Немедленно уходите! Я позову полицию!
     Я: Но я только что видел мужчину выходящего из этого магазина с проституткой. Я тоже хочу. Мне нужны две или три. Я возьму больше, если есть скидка.
     Она: 0! Мне плохо! Как вы смеете!
     Я: В чем дело! В конце концов человек просто хочет проституток! У меня есть деньги. Это не Советский Союз! Если кто-то хочет проститутку, он имеет право за свои деньги получить то что он хочет! Где менеджер?!
     Последние две фразы я произнес на повышенных тонах. Вокруг нас немедленно образовалась небольшая группа из латиноамериканских и африканских мужчин. Один из них показал мне большой палец, а другой показал указательный, скабрезно подмигнул и покачал бедрами вперед-назад, как при половом сношении. Я не понял, какое отношение все это имеет к вешалкам, и решил уйти, но не успел, так как кто-то вызвал охрану.
     Я стал отступать и уперся спиной в стену. Охранники зашли с флангов. Двое пожилых гомосексуалистов предложили свою помощь. На всякий случай я отказался.
      - Хочу проститутку, - уже менее уверенно и очень тихо сказал я.
      - Секундочку, - громко и отчетливо произнес неизвестно откуда появившийся пожилой человек в нарукавниках. Тут же все остановилось. За спиной пожилого замаячила продавщица.
     "Польский?" - строго спросил меня пожилой. "Но", - ответил я неизвестно на каком языке. "Русский?"- опять спросил пожилой. "Си", - сказал я почему-то и громко икнул. "Русский еврейский", - констатировал пожилой, а затем, ткнув себе в грудь, сказал: "Польский еврейский", и строго оглядел затихших присутствующих: "По-русски не говорю. Не люблю", - добавил он, после чего гомосексуалисты одновременно потянули носом воздух и, повернувшись на высоких кованых каблуках, зашагали прочь. Все остальные задумчиво проводили их взглядами.
     "Что хочешь?" - спросил меня по-английски польский-еврейский. Я подумал, решил на этот раз промолчать и опять громко икнул. "Не стесняйся, говори!" Я набрал воздуха в легкие и громко произнес слово, которое, как я понял, было причиной всех моих неприятностей: "Хук-эр". Толпа громко выдохнула.
     Польский-еврейский долго смотрел на меня польско-еврейскими глазами, потом поднял их на потолок и некоторое время смотрел туда. Потом он сделал неизбежный вывод: "Русский хочет вешалка", - сказал он по-русски и повторил на английском для толпы: "Он хочет хэнгер".
     Так закончился мой первый самостоятельный нью-йоркский поход.
     На следующий день в прессе сообщили, что на границе Израиля и Ливана бои. Мой полк подпадал под немедленный призыв, и я вылетел первым же рейсом в Тель-Авив. Вешалок я так и не купил, зато в самолете познакомился с двумя очаровательными проститутками.